CC BY
14лу того, что к настоящему моменту не до конца сложились традиции экспериментальной работы, в частности, в лингвистической семантике.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Белайчук О.С. Гипотетико-дедуктивный метод для описания семантики глаголов отрицания (пошаговое описание методики, применяемой для решения конкретной исследовательской задачи) / Лингвистика на рубеже эпох. Доминанты и маргиналии, Вып. 2.- М.: МГПУ, 2004. □ С.158-176.
2. Ильчук Е.В. Некоторые типы эпистемической модельности в английском языке. Дис ...канд.филол.наук. □ М., 1991
3. Лось А.Л. Концептуализация светлого в языковой картине мира. Дис. канд. филол. наук □ М., 2009.
4. Маляр Т.Н. Концептуализация пространства и семантика английских предлогов и наречий. Дисс.. .докт.филол.наук. □ М., 2000.
5. Парфенова Г.А. Семантические представления, релевантные для описания концепта начинать /начинаться. Дис. канд. филол. наук □ М., 2009.
6. Селиверстова О.Н. Об Объеме лингвистической семантики и адекватности ее описания / Принципы и методы семантических исследований. □ М.: Наука, 1976. □ С. 119146.
7. Селиверстова О.Н. Некоторые типы семантических гипотез и их верификация / Гипотеза в современной лингвистике. □ М.: Наука, 1980, □ С. 262-318.
8. Степанов Ю.С. Проблема общего метода современной лингвистики / Всесоюзная научная конференция по теоретическим вопросам языкознания. Тезисы докладов. М., 1974. с. 118-126.
9. Сулейманова О.А. К обоснованию экспериментальной методики в семантике / Грамматические и семантические исследования языков разных систем. □ Калинин, 1986. □ С. 142-151.
10. Тимберлейк А. Инвариантность и синтаксические свойства вида в русском языке // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 15. □ М., 1985.
11. Фомина М.А. Концептуализация «пустого» в языковой картине мира. Дис. канд. филол. наук □ М., 2009.
12. Шабанова Т.Д. Семантическая модель английских глаголов зрения. Теоретико-экспериментальное исследование. □ Уфа.1998.
13. Advanced Learner's Dictionary of Current English (ALDCE), □ Oxford, 2003.
14. Souleimanova O., Souleimanova L. Strange, Odd, Weird and Queer: Their Semantics and Pragmatics / Sprachwissenshaft auf dem Weg in das dritte Jahrtausend. Peter Lang. □ Frankfurt a/M. 2002. □ pp.547-552.
Е.В. Сундуева
НОМИНАЦИОННЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КОРНЯ *JIR В МОНГОЛЬСКИХ ЯЗЫКАХ
История корневой лексики интересует монголоведов и алтаистов с разных точек зрения: историко-генетической, этимологической, фонетической, семантической, структурно-морфологической и др. Именно в односложных корнях, выступающих в качестве важнейших составных элементов устройства языка, заложена доминанта концептуального ядра языка.
Звукоподражательный корень jir в монгольских языках передает писк цыплят, чириканье, пение, свист птиц: п.-мо. jar jir kikü, мо. жар жир хийх 'щебетать' (ср. рус. чир-икать); п.-мо. jirgikü, мо. жиргэх, калм. щиргх 'щебетать, разливаться'; п.-мо. jirkirekü, мо. жирхрэх
'щебетать, чирикать, стрекотать (о цикаде)', отсюда мо. жирхрээ 'цикады, крикун летний', ойр. Синьцз. щиргерээ 'саранча'. Кроме того, из явлений живой природы рассматриваемый корень может характеризовать журчание ручья (мо. горхи жир жир хоржигнон урсана 'ручей с журчанием бежит') и легкое дуновение ветра (жир жир салхилна 'дует ветер').
Корень jir также воспроизводит звук быстрого, резкого проведения чем-л. по чему-л. (ср. рус. чирк-нуть, черк-нуть) и реконструируется в глаголах: п.-мо. jirayiqu, мо. зурайх 'пролечь, пролегать; виднеться, вырисовываться'; п.-мо. jiruqu, мо. зурах, бур. зураха, калм. зурх, ойр. Синьцз. зураха 'рисовать, чертить', т.е. 'проводить линии жир-жир\
Другая функция корня, обусловленная уже не слуховым, а зрительным восприятием, состоит в подражании блистанию, сверканию, мерцанию: ср. мо. жирэв жарав 'мигание, мерцание', мо. жирэв жирэв татах / жирэв жирэв хийх 'промелькнуть, сверкнуть; проходить быстро', калм. жирвих 'сиять, мерцать'. Вариант основыjer обладает схожей семантикой: п.-мо. jerbeskikü, мо. зэрвэсхийх 'мелькать', калм. зервк 'мимоходом, мельком'. Ср. нан. дерил-дерил 'мельтешить, мелькать', деририу-у 'стремительно несясь' (о мелькании обозреваемых предметов при движении моторной лодки, поезда и т.п.) [1. С.99].
П.-мо. jiryaqu, мо. жаргах 'заходить, скрываться за горизонтом (о солнце); гаснуть, угасать (о свече, лампаде)' представляет собой результат лексикализации аналитической конструкции, состоящей из имитативного корня jir и служебного глагола gekü 'делать, произвести'. Здесь видно, что в момент номинации действовало зрительное восприятие отблесков во время угасания светящегося объекта. С этим значением связан глагол п.-мо. iryuqu, мо. яргах, бур. иргаха 'резать, колоть (о боли в глазах)' < ir gekü 'делать ир-ир\
Глагол п.-мо. jiryaqu, мо. жаргах, бур. жаргаха, калм. щирИх, ойр. ж¡uрhехе 'быть счастливым, блаженствовать' (> jir gekü), по предположению Л.С. Левицкой, восходит к имитативной основе *йар ~ жар 'сверкнуть, блеснуть' [2. С.146]. Ср. рус. просиять от радости, сверкнуть улыбкой. Кир. щирга-, каз. жырга-, сюг. йырга-, алт. дырга-, хак., чув. чыргала-, як. сырга- 'наслаждаться, радоваться' Н.Н. Поппе, В.И. Рассадин, Л.С. Левитская относят к монголизмам [2. С.43].
Способность корня отражать световые явления дала возможность для передачи мелькания, мельтешения и пестроты однотипных предметов, как правило, имеющих прямую, узкую, вытянутую форму (ср. отблески света, лучи солнца): п.-мо. jirsjirs kikü, мо. жирс жирс хийх 'мелькать, рябить, пульсировать' (о чем-либо ровном, узком); п.-мо. jirkikü, мо. жирхийх 'пульсировать, мелькнуть'. Возможно, именно признак пульсации стал мотивирующим для лексемы п.-мо. jirüken, мо. ЗYрх, бур. зурхэн, калм. зуркн, ойр. ЗYркен, даг. Jurug/ Jurgu, бао. Jirge, ж.-уйг. Jurgen, мнг. Jerge 'сердце'. Это также подтверждает функционирование фонетически близкого имитативного глагола п.-мо. sirciginekü, мо. ширчигнэх 'биться (о сердце)'. В тюркских языках повсеместно распространена форма *jürek 'сердце', связь которой с jür 'двигаться' имеет, по предположению А.В. Дыбо, народно-этимологический характер [4. С.276].
Формирование образа 'нечто узкое, длинное, ровное' наблюдается на базе п.-мо. jirig-er, мо. жиргэр, бур. жэрэгэр, калм. жuрhр 'расположенный ровными рядами, стоящие рядами; стройный', мо. жирийх 'растянуться лентой; становиться в затылок; мчаться', калм. щирих, ойр. йараах 'стоять в ряд; колыхаться'. Фонетически близкий корень jer стал производящим для п.-мо. jerge, мо. зэрэг, бур. зэргэ, калм. зерг, ойр. зерге 'ряд, уровень; звание', п.-мо. jergelge, мо. зэрэглээ(н), бур. зэрэлгээ 'мираж; марево, дымка', ср. бур. зэрэг 'смутный, неясный (для зрительного восприятия)'. В тюркских языках распространены формы кум., кирг., сюг. щерге, тув. черге, карак., кум. йерге, як. серге 'ряд; черед; степень'. «М.Рэсенен допускал, что järgä может иметь один первоисточник с монгольской параллелью, но не исключал вслед за Г.Рамстедтом заимствованного характера тюрк. слова: < монг. jerge 'звание'. Монгольским заимствованием считает щэргэ ~ йерге и т.д. Г. Дёрфер» [2. С.25].
Мельтешение, сверкание, блистание однотипных узких, тонких предметов, воссоздаваемое корнем жир, заложено в слове п.-мо. jirayaqai, мо. жараахай, бур. жараахай 'мальки; мелкая рыбёшка'. В п.-мо. jiramayai, мо. жарамгай, калм. щирмэхэ, ойр. щирмээхээ 'мо-
лодь, малёк' восстанавливаются производящая основа *jirm 'нечто узкое, тонкое' и демину-тивный суффикс -yai! -qai. П.-мо. jiry-a, мо. жарга 'нельма, сиг сибирский' (ср. п.-мо. iry-a, мо. ярга 'нельма', п.-мо. iryai, мо. яргай 'горбуша') обусловлено тем, что тело нельмы удлиненное, несколько сжато с боков, с крупной серебристой чешуей. Кроме того, мотивирующим может выступать именно последний признак - серебристая чешуя, благодаря которой рыба переливается и сверкает на солнце. То же можно сказать о горбуше, а также о мальках, мелькание которых, как правило, вызывает рябь в глазах. Название кустарника п.-мо. iryai, мо. яргай, бур. яргай, калм. ярhа, ойр. üaphaa 'кизил', возможно, связано с тем, что он обладает блестящими листьями и плодами.
Следует отметить, что В.И. Рассадин рассматривает *jirya (мо. жарга 'нельма, сибирский лосось') в качестве гипотетической основы для п.-мо. jiyasun 'рыба', относя последнюю к словам с затемнённой внутренней морфологической формой. Опираясь на знание того, что аффикс -sun иногда придавал новым словам обобщающее абстрагирующее значение, как например, aduyun 'табунная лошадь; табун' > aduyusun 'животное'; на то, что перед другими сонорными сонорные часто выпадают и, наконец, на наличие старомонгольских письменных формjiyad 'рыбы', jiyacin 'рыбак' наряду с jiyasucin позволяет исследователю предположить, что форма jiyasun представляет собой слово, образованное от некого слова с конкретным значением, а именно от *jirya 'нельма'. Эту же основу автор выделяет в мо. жараахай 'малёк' [5. С.11-12].
В терминах п.-мо. jirim, мо. жирэм, бур. жэрэм 'джирим, подпруга', ойр. щирем, калм. щирм 'короткий ремень', щирмсн 'шнур, тонкая верёвка' ведущим выступает образ 'нечто растянутое лентой, длинное, ровное'. Кир. щырым, тув. чирим, як. дирим, баш. ырым 'короткая ременная тесьма плоского плетения' заимствовано из монгольских языков [2. С.43]. С.А. Гурулёв связывает с данной лексемой гидроним Жиримка, название правого притока р. Селенга [6. С.74], хотя правильнее было возвести его к образу 'нечто, переливаясь и сверкая (на солнце), бегущее (о воде)'. Ср. мо. загадку о реке: Дэлгэр зуны улиралд ! Хурдан XYлэг шиг жирийнэ. ! Тэсгим ввлийн цагт ! Дардан зам шиг толийно 'В благодатное летнее время, / Как быстрый скакун, [она] мчится. / В трескучее зимнее время, / Как торная дорога, [она] сияет'.
В п.-мо. jiruy-a, мо. жороо, бур. жороо, калм. жора, ойр. жораа 'иноходь' корень jir передает мелькающий образ тонких и длинных ног коня-иноходца, переставляемых не по диагонали, а односторонне, т.е. рядами (ср. зэрэг 'ряд'): сначала правую заднюю и правую переднюю, потом левую заднюю и левую переднюю. Часть исследователей считает тюрк. йорга 'иноходь' производным глагола йоры- 'идти, двигаться', т.е. < йорыга. Другая группа ученых склонна возводить йорга к глагольной основе йор- 'идти рысью'. Л.Левицкая отмечает, что характер отношения тюрк. йорга к монг. jiruga 'иноходец' пока окончательно не выяснен. Эвенк. jир; 'иноходец' и т.д. трактуются как генетически близкие монгольским [2. С.225].
Растения п.-мо. jirgen-e, мо. жиргэн 'ревень', п.-мо. jiruu, мо. жируу 'бороздоплодник уклоняющийся', вероятно, названы так благодаря прямым, толстым, полым, бороздчатым стеблям. Название животного п.-мо. jirke, мо. жирх, бур. жэрхи, калм. щирх 'бурундук', скорее всего, обусловлено наличием пяти тёмных полосок вдоль спины грызунов, являющихся отличительным признаком всех видов. Ср. п.-мо. jirege, мо. жирээ 'полоса; рейка': гахайн жирээ 'полоса у кабана'.
П.-мо. jirad, мо. жард 'телохранители, лейбгвардия', по всей вероятности, образовано от основы jir с помощью форманта множественности -d. Учитывая семантику лексемы, можно предположить, что основа jir здесь выступает в значении 'стоящий в ряд, шеренгу' (ср. жирийх).
В основах типа СГСС *jirm, *jirb и *jirt реализуется признак 'узкий', который, как правило, характеризует глаза, усы, брови: п.-мо. jirmayar, мо. жармагар 'безусый; с суженными глазами', п.-мо. jirmeger, мо. жирмэгэр, ойр. щирмегер 'сощуренный, узкоглазый'; п.-мо. jirbigir, мо. жирвэгэр 'слегка изогнутый, тонкий, узкий, ровный (о бровях, бороде)', бур.
жэрбэгэр 'ровный, стройный, аккуратный', калм. жирвhр 'узкий, тонкий (об усах, бровях)'; п.-мо. jirtayar, мо. жартгар, бур. жартагар, калм. щиртhр, ойр. щиртегер 'с вывернутым веком; с узкими глазами'. Относительно кир. щыртац 'трахома; слезящийся, слезоточащий', тув. чыртац 'гноящийся, больной' Л.С. Левитская считает вероятным монгольское происхождение форм, так как «при трахоме во время рубцевания хрящ века искривляется, вызывая заворот краев век. Совокупность всех значений, приведенных в перечне тюркских и монгольских форм, отражает различные признаки заболевания глаз: нагноение, слезотечение, вывернутые веки» [2. С.43].
Чередование в основах согласных m/ b/ t можно объяснить утверждением Э.Кассирера, согласно которому «язык еще так тесно примыкает к конкретному отдельному событию и его чувственному образу, что пытается словно исчерпать его звуком, и, не удовлетворяясь общим обозначением, сопровождает каждый особый нюанс события особым, предназначенным специально для этого случая звуковым нюансом» [7. С.121].
Очевидно, что с корнем *jiry/jirq (< *jir) неким образом связано числительное п.-мо. jiry-u-ya, мо. зургаа, бур. зургаан, бао. dzirg<uan, даг. dzirg<ö(q), мнг. diryön, дун. dzirg<uan 'шесть'. По мнению Д. Тумэртогоо, морфологическая структура данного числительного по сравнению с остальными достаточна прозрачна. Она состоит из корняjir(in) в значении 'два', встречающегося еще в «Сокровенном сказании монголов», а суффикс -уп является корнем в слове yu-r-ban 'три'. Таким образом, в каждом компоненте лексемы заложено числовое значение: 2X3. С ним согласны и другие монгольские исследователи [цит. по 8. С.100-102].
В контексте нашего исследования особую ценность представляет замечание Г. Рам-стедта, считающего, что имена числительные, которые вообще поддаются этимологизации, в большинстве случаев ведут своё происхождение от счёта по пальцам [9. С.84]. Опираясь на это положение, можно с достаточной долей осторожности предположить, что корень *jiry / jir 'нечто прямое, узкое' сопоставим с большим пальцем правой (или левой) руки. Он, как правило, идет шестым по счёту, если начать отсчет с большого пальца другой руки. Так, лексема п.-мо. erekei, мо. эрхий, бур. эрхы 'большой палец' образована от корня *er 'нечто торчащее'. Дрожащий сонант р также присутствует в образных корнях числительных мо. арв-а-н 'десять', гурв-а-н 'три', дврв-в-н 'четыре'.
Рассмотренные выше производные от корня jir представляют собой результат слухового и зрительного восприятия действительности. Однако максимально «отрицательным» значением с позиции фоносемантики отличаются глаголы, передающие «внутреннее», чувственное восприятие, связанное с раздражением < дрожанием: п.-мо. jirskikü, мо. [дотор] жирсхийх 'мурашки пробежали по спине', досл. 'внутри вдруг сделалось жир'. Бур. жэрхэхэ 'чувствовать отвращение, брезговать' имеет тюркские параллели: йер— йери- 'иметь/ питать отвращение; чувствовать брезгливость'. Из производных йер- распространено имя с афф. -к со специализированным значением 'изменение вкусовых ощущений у беременной женщины': турк. диал. иерк бол- 'быть привередливым в еде (о беременной женщине)' [2. С.193]. Фонетические варианты *jar / ir также передают «мурашки», вызванные психическими (страх) или физическими (холод) испытаниями: п.-мо. jarayiqu, мо. зарайх 'чувствовать себя нездоровым; мороз по коже дерет'; мо. зарс хийх 'мгновенно чувствовать неприязненность'. Бур. заригар 'трепещущий, дрожащий', зарииха 'трепетать, содрогаться' (зариидаhам хурэнэ 'дрожь пробирает меня'), калм. заратрх 'трепетать, дрожать'. П.-мо. irbeyikü/ irbegenekü, мо. ирвийх/ ирвэгнэх 'ощущать прикосновение к телу насекомых, меха, волос; зудеть', калм. ирвэтрх 'знобить', ирц-дарц, ойр. ирец-дарац 'чувство недомогания'.
Примечательно, что значение 'мурашки' контаминирует со значением 'муравей', манифестируемым в монгольских языках лексемой, образованной от корня *sirq/ sir - варианта *jir: п-мо. siryulji, мо. шоргоолж, бур. шоргоолжон, калм. шорЫщн, ойр. шор^лщин 'муравей' < *sir / *ir 'нечто кишмя кишащее, мелькающее (во множестве)'. Бур. ира-ира 'кишмя кишеть, во множестве (мелькать)', ирагар 'в ряд, шеренгой; пестрящий; мелькающий'.
Типологическое сходство наблюдается в греческом языке. Так, Н.В. Брагинская в качестве потенциально родственных для греч. Mvp^iööveq - именования воинов-спутников
Ахилла в «Илиаде» Гомера - приводит /лирю; 'огромный, несчетный', /лЬр/ог и /лЬр/ще; в двух значениях 'муравьи' и 'подводные скалы, кипящие бурунами'. Кроме того, /лЬр/щке; обозначает 'психическое и физическое беспокойство', 'дрожь, зуд, обмирание, обморок от холода и испуга' и 'вообще всякого рода мурашки'. В качестве общего дифференциального признака для 'муравьев' к 'мурашек' автор выделяет 'несчетное кишащее, самодвижущееся множество' [10. С.242].
Примечательно, что в монгольских языках корень *mir, так же как и способен передавать мелькание, сверкание: п.-мо. miriyen, мо. мирээн 'пестрый, разноцветный' от *mir-mir 'пестреть, мелькать; сверкать; мерцать'; п.-мо. miraljaqu, мо. миралзах 'сверкать улыбкой; сверкать, блестеть; течь сверкая (о реке)', бур. миралзаха, ойр. миралзаха 'переливаться, рябить'. В.Л. Цымбурский приводит показательный ряд индоевропейских соответствий, воплощающий примерно тот же смысловой комплекс, который Н.В. Брагинская восстанавливает для греческого: лит. те^и 'мигать', mirclis 'взгляд', др.-инд. mdrka 'солнечное затмение', др.-исл. шугЬг 'темный'. На славянском же уровне эти имена соотносятся рядом глаголов, несущих семантику 'темноты как неустойчивого переменного признака': слав. *mьrcati 'мигать, мерцать, терять сознание', *тьгт^ 'меркнуть', *merkati 'мерещиться, бредить, мечтать', *твгМШ 'мерещиться' [10. С.3].
Базисная семантика слав. (и и.-е.) основы mer-k-, выражающей 'прерывистое движение, осложняющее или нарушающее восприятие', по справедливому замечанию В.Л. Цым-бурского, близка к и.-е. *dhr(e)ugh-, в качестве «празначений» указывающей на 'трясение, дрожь', 'колебание звука в воздухе', 'лихорадочное состояние организма' (ср. рус. дрожать, дрогнуть, дрыгнуть) [10. С.12]. В монгольских языках корень *dar активно участвует в образовании звукоподражательных глаголов: п.-мо. dargiqu, мо. даргих 'трещать, шуметь, бурлить, клокотать (о быстротекущей воде)' < 'издавать звук д-р-р/ дар-дар'; п.-мо. darjigmaqu, мо. даржигнах, бур. даржаганаха, калм. дарщцнх, ойр. дарщицнаха 'дребезжать, дрожать; звенеть, трещать, хрустеть'. Кроме того, с помощью корня *dar передается вкусовое восприятие: дарвигнах 'ощущать пряный, острый вкус': гич хэл дарвигнуулна 'горчица щиплет язык', т.е. 'горчица заставляет язык дрожать'.
Наконец, физическое ощущение пронзительной, резкой боли, отдающейся звуком яр, заложено в п.-мо. yar-a, мо. яр, бур. яра 'язва, болячка', калм. хар-яр 'натуральная оспа'. Следует отметить, что тюрк. йа:ра ~ йара ~ щара ~ жара 'рана, болячка' все исследователи, начиная с Вамбери, считают производным от глагола йар 'резать, раскалывать' [2. С.140]. Мо. глагол ярах 'разрезать, резать ножом; раздвигать' восходит именно к звукоподражанию (ср. мо. яр хийх 'трескаться, лопаться', где корень яр передает резкий звук, издаваемый при рассекании, разрыве).
Таким образом, можно прийти к выводу, что семантическая система первичных звукоподражательных значений рассматриваемого корня, несомненно, зависит от артикуляционного признака, символически положенного в основу номинации производных. В данном случае аффриката], находящаяся в анлауте корня, и дрожащий сонант г в ауслауте передают сияние, сверкание, мелькание, мельтешение, дрожание, трепетание, обусловленные самим качественным своеобразием звуков и в большинстве случаев ведущие к внутреннему дискомфорту. На примере одного корня *//> мы убедились, что односложные корни обладают способностью отражать глубокую семантическую эволюцию и позволяют с достаточной долей последовательности реконструировать прамонгольскую картину языкового состояния.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Киле Н.Б. Образные слова нанайского языка. Л. : Наука, 1973. 189 с.
2. Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские лексические основы на «Д», «Ж», «Й» / Авт. сл. статей Э.В. Севортян, Л.С. Левитская. М. : Наука, 1989. 292 с.
3. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика: 2-е изд., доп. М. : Наука, 2001. 822 с.
4. Рассадин В.И. Сложение группы непроизводных субстантивов в бурятском языке // История развития бурятского языка: сб. ст. Улан-Удэ : изд-во БНЦ СО РАН, 2006. С. 3-16.
5. Гурулев С.А. Реки Байкала: происхождение названий. Иркутск : Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1989. 112 с.
6. Кассирер Э. Философия символических форм. Том 1. Язык. М.; СПб. : Университетская книга, 2002. 272 с.
7. Болд Л. ТYрэг-монгол хэлний Yндсэн тооны нэрийн гарлын болон бYтцийн харьцуулсан судалгаа // Nomadic Studies. Bulletin №8. Улаанбаатар, 2004. Х. 94-116.
8. Рамстедт Г. Введение в алтайское языкознание. Морфология. М. : Изд-во ин. лит-ры, 1957. 254 с.
9. Брагинская Н.В. Кто такие мирмидонцы? // От мифа к литературе: сб. в честь 75-летия Е. М. Мелетинского. М. : Изд-во РГГУ, 1993. С. 231-256.
10. Цымбурский В.Л. «Друг» и «дрожь»: к этимологии нескольких слов с затемненной внутренней формой // Режим доступа: http://russ.ru/academ (дата обращения -22.02.2010 г.)
С.А. Тигина
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ОСНОВЫ ФОРМИРОВАНИЯ ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ ШКОЛЬНИКОВ
Современное языковое образование закономерно мыслится как психолингвистическое в своей основе и рассматривает язык как достояние индивида, или живое знание, акцентирует специфику функционирования языковых знаний в индивидуальном сознании человека (А. А. Леонтьев, А. А. Залевская и др.).
Современный этап развития требует качественно новых подходов к языковому образованию, направленных и на овладение определённой суммой знаний о том, как устроен язык, как он функционирует: как мы воплощаем смыслы в слова (говорим и пишем), как переходим от прочитанного или услышанного к смыслу (понимаем прочитанное или услышанное) (А.А. Леонтьев), и на формирование и развитие психолингвистической компетенции.
Уточнение сущности психолингвистической компетенции делает необходимым определение её структуры и содержания, а также механизмов реализации.
Анализ структуры языковой личности (лингводидактическая модель Ю. Н. Караулова [4. С. 48-68]) в психолингводидактической проекции позволяет выделить в структуре психолингвистической компетенции три компонента: когнитивный, мыслеречедеятельностный и личностно-смысловой (модифицированный вариант концепции [8. С. 2-13]).
Когнитивный компонент психолингвистической компетенции, участвующий в репрезентации (кодировании) и в трансформации информации, включает совокупность следующих элементов:
- лингвистических (в том числе речеведческих) понятий и формируемых на их основе знаний о системе языка;
- языковых операций в качестве средств для выполнения речевых действий, в том числе текстовых (инвентивных - отбор содержания, диспозитивных - выстраивание композиции, элокутивных - языковое оформление текстов различных типов, стилей речи, речевых жанров);
- коммуникативной деятельности (использование языковых средств и функциональных разновидностей текстов в типовых речевых ситуациях: в продуктивном и рецептивном регистрах, монологическом и диалогическом режимах, устной и письменной формах речевой деятельности).
