CC BY
77
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
91
Национальная культура, мифология, фольклористика
УДК 398.8 (470.51X045) С.В. Толкачева
НОМИНАЦИИ ЛОКУСА ЖЕНИХА В РУССКОМ СВАДЕБНОМ ФОЛЬКЛОРЕ УДМУРТИИ
Проанализирован песенный пласт вербального кода русского традиционного свадебного обряда Удмуртии. Обозначены ведущие факторы, влияющие на оформление поэтического образа представителей локуса жениха: ориентация свадебного обряда на создание новой семьи, инициационная направленность ритуала. Выявлена специфика номинаций членов М-партии в свадебном песенном фольклоре в сравнении с терминологией, присущей акциональному коду ритуала: усиление доминанты на противопоставлении партий жениха и невесты; подчёркивание агрессивного настроя представителей жениха; расширение лексики социальной сферы; привлечение орнито- и зооморфной символики.
Ключевые слова: русский фольклор Удмуртии, русские традиционные свадебные песни, поэтический образ жениха, номинации М-партии.
В ряде недавних статей, посвященных вербальному коду русского свадебного обряда Удмуртии, был достаточно подробно рассмотрен поэтический образ невесты [15-17]. В данной публикации предлагается новый ракурс изучения песенных текстов русского свадебного обряда современной Удмуртии. Цель настоящей работы - выявить и систематизировать обрядовые лексемы, связанные с номинацией жениха и представителей его локуса - родных, знакомых, близких ему людей. Как было отмечено ранее, поэтические характеристики жениха и невесты в русском песенном фольклоре Удмуртии складываются под влиянием двух факторов [1. С. 89; 17. С. 135; 19. С. 194]. Первый обусловлен ориентацией свадебного обряда на образование новой семьи: коммуникацию семейств жениха и невесты и воссоединение молодых. Второй продиктован инициационной направленностью свадебного обряда - переводом («переходом») юноши и девушки в новую социальную возрастную группу. Инициационное «перерождение» жениха и невесты в молодых - мужа и жену- определено их «отключением» от привычного мира на период свадебного ритуала. В течение этого времени они оказываются «погруженными» в «особое» время и пространство, приближенное к «хаотичному», природному. Ведущая тематика песенного фольклора, связанная с М-партией1, определяется этими двумя факторами. В поэтических текстах изображение взаимодействия жениха и невесты, «захвата» и увоза невесты, «пути-дороги» жениха и его представителей зачастую соотносится с символикой «иного мира».
Для позиционирования представителей партии жениха в русском свадебном песенном фольклоре Удмуртии употребляется терминология акционального кода ритуала [10. С. 44-45; 18. С. 9-10] и оригинальный лексический пласт. Поэтическое преломление традиционной свадьбы в обрядовых песнях предоставляет богатейшие возможности для показа членов М-партии в несколько ином, отличном от реальности, виде. Им присваиваются звания самого высокого общественного положения, они наделяются профессиями, требующими мобильности, смелости, настойчивости, сравниваются с животными и птицами, с природными явлениями.
Поэтическая отстранённость от конкретики обряда, имманентно присущая образному строю свадебных песен, позволяет значительно расширить диапазон выбора социальных дефиниций. Почётное положение, возвеличивание родни жениха в песенном фольклоре акцентируется через увеличение количества терминов из социально-профессиональной сферы, например, бояре, купцы, губернатор, князья, послы, государь, царь2. По социальным и профессиональным номинациям членов М-локуса зачастую достаточно отчётливо прослеживается принадлежность песни к той или иной русской фольклор-
:Опираясь на научные исследования А.К. Байбурина и Г.А. Левинтона, в данной статье локус жениха обозначен как М-партия, локус невесты - F-партия [1. С. 89-90].
2 Курсивом выделены диалектные слова и термины, встречающиеся в аутентичных текстах. Жирным шрифтом обозначены ударения.
2014. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
ной локальной традиции современной Удмуртии3. В северном этнокультурном ареале Удмуртии (далее сев. эка) намного чаще, чем в южном этнокультурном ареале (далее юж. эка), применяются эпитеты для партии жениха, подчёркивающие оппозиционность, иногда антагонизм по отношению к родне невесты, например, чужчуженин, чужи люди. Словосочетание толпа людей (свадебная песня «Досидела же Ольга дева» [18. С. 47-48]) оттеняет и монолитность М-локуса, и его отстранённость от партии невесты. Включение в песни сев.эка терминов безлюдье, супостатнички свидетельствует о возможном враждебном, антигуманном поведении представителей партии жениха. Например, в свадебной плесовой песне «За полем» в нравственном аспекте противопоставляется поведение людей и безлюдья: «...Все люди да сдивовалися, / Безлюдье да россмеялися.. ,»4 [11. С. 47-48].
Наиболее многочисленная группа номинаций социального плана связана с присвоением членам М-локуса профессий. Обычно это традиционно «мужские» виды занятий: промыслово-охотничья деятельность (охотники); извоз и перевозка (гребцы, кучера); военное дело (воевода, тысяцкий, генерал, кавалер); уход за лошадьми (коногреи). Необходимо отметить, что с высокими военными чинами - воеводой, генералом, государем, боярами - в свадебном фольклоре могли отождествляться мужчины как из партии жениха, так и из партии невесты. Если лексемы государь, боярин, воевода употребляются повсеместно, то упоминание таких чинов и профессий, как генерал, губернатор, свойственно исключительно песенной лексике юж.эка. Также, только в песнях юж.эка жених, дружка, холостые парни могут называться кавалериком молодым [20. С. 140-142; 21. С. 12]: «Как под яблоней кровать, / Под кудрявой тесова, / Как на этой на кровати кавалер молодой. / Как на стульчике на венском кавалер молодой.» [21. С. 12]. Согласно В.И. Далю, слово «кавалер» (на момент написания его фундаментального труда) имело несколько значений: мужчина, пожалованный орденом; почётное прозвище солдата; вершний (то еть конный) ратник; партнёр в танце [7. С. 70]. В свадебных песнях юж. эка сравнение жениха с кавалером носит «светский», слегка ироничный оттенок.
В русских свадебных песнях сев.эка военная лексика практически не встречается. Вероятно, распространению в песнях сев.экатаких терминов с военной и административной тематикой, как генерал, губернатор, кавалерик, препятствовали мировоззренческие установки старообрядцев, населяющих большую часть этой территории, ориентированные на определённую дистанцированность к политическим событиям, горячую заинтересованность в поддержании и сохранении «своих», «исконных старинных» обычаев.
Другим объяснением данного прецедента может быть то, что русский фольклор на данной территории в значительной степени испытал влияние удмуртской и коми-пермяцкой народной культуры. Напомним, что, согласно новейшим исследованиям А.Г. Иванова, М.Г. Гришкиной, Л.Д. Макарова, на севере современной Удмуртии в ХУ1-ХУИ вв. активно происходили этнические ассимиляционные процессы [5. С. 57-58; 8. С. 210-211]. Опираясь на глубокий анализ наиболее популярных свадебных мотивов в удмуртском фольклоре, выполненный Т.Г. Владыкиной, можно сделать вывод о том, что военная и политическая тематика не свойственна удмуртским свадебным песням [3. С. 114-131].
Итак, в песенных текстах по номинациям чинов М-партии, раскрывающих социальные отношения, можно проследить значительное расширение диапазона как позитивных, так и негативных характеристик родни жениха. Для прорисовки индивидуальных черт чаще применяется возвеличивание, усиление положительных свойств человека. При показе родственников жениха как партии с едиными интересами чаще привлекаются образы с отрицательным психологическим значением .В песнях юж.эка демонстрируется гендерная оппозиционность: все мужчины - и рода жениха, и рода невесты - могут получать одинаковые названия, что нивелирует их принадлежность к конкретному роду. Сравнение лексики, связанной с социальной сферой, свадебных песен юж. и сев. эка выявляет многие исторические и этнические процессы.
3В настоящее время русский фольклор Удмуртии представляет собой достаточно целостное территориально-культурное образование, складывающееся из локальных этнокультурных традиций, тяготеющих к объединению в ареалы [12. С. 10-11]. Наиболее крупные из них - северный этнокультурный ареал (далее сев.эка) и южный этнокультурный ареал далее юж. эка). Сев.эка представлен традициями Балезинского, Глазовского, Дебёс-ского, Красногорского и др. районов, юж. эка - Сарапульского, Воткинского, Граховского, Малопургинского, Шарканского и др. районов. Названия ареалов и причисление к ним определённых районов условны и используются в качестве «рабочей» модели-гипотезы.
4 Здесь и далее фрагменты песен приводятся без учёта музыкально-поэтической формы.
Поэтические сравнения членов М-локуса с представителями мира природы могут апеллировать к птицам - гусям, соколам (гуси серые, соколы перелётные и т.д.), к животным (конь), к растениям (калина, берёза), к явлениям природы (вихрь, ветер). В используемой терминологии социально-политического и профессионального характера лексический строй, присущий жениху, не отличается от номинаций других членов М-локуса. В привлечении образов из животного, «птичьего», растительного миров, природных явлений, в лексическом составе уже наблюдается дифференциация жениха от представителей его партии [19. С. 196-197].
В отличие от F-партии, где орнитоморфную символику получает преимущественно невеста, характерные образы из «птичьего» мира приобретает вся родня жениха (гуси, соколы). Название поезжан соколами перелётными напоминает о «захватнической» функции М-партии, поскольку сокол -хищная птица, которая к тому же принимает участие и в охоте. Лексема сокол встречается при упоминании предметов, маркирующих «пограничные» зоны избы, например, окно, причелина (резная доска на торце избы), и / или являющихся символом потустороннего мира, например, хрустальное стеколышко: «Как при Аннином девичнике / Солетались ясны соколы, / Да ясны соколы залётные. / Приезжал к ней добрый молодец, / Да свет Николай Григорьевич, / Да он садился на окошечко, / Да ко хрустальному стеколышку...» [21. С. 30]. Семантический ряд данных лексем напоминает об ини-циационной направленности свадебного обряда.
В распространённом орнитоморфном обозначении родни жениха гуси серые наряду с демонстрированием агрессивности и эротичности, связанной с клеванием, щипанием [6. С. 675], маркируется «водная» символика, оттеняющая лиминальную направленность свадебного обряда. Кроме того, выражение гуси серые акцентирует противопоставление F- и М-партий. Оно свойственно только членам М-партии и исключается для жениха. В русских свадебных песнях Удмуртии жених никогда не именуется гусем, вероятно потому, что он - будущий зять, то есть «потенциально свой» для родни невесты.
Конь в русском свадебном песенном фольклоре Удмуртии выступает символом проводника в «иной» мир, помощником в прохождении как инициационных границ между мирами, так и реальных, «физических» преград. Напомним, что основная цель М-локуса - оказание помощи жениху в «добыче» невесты и в её «перемещении» в новое пространство. Поэтому конь как воплощение средства передвижения естественным образом соотносится с поезжанами и в свадебных песнях и причитаниях становится их атрибутом.
В свадебной песне «Досидела же Ольга-дева» сопоставление толпы купцов и толпы коней показывает энергичность родни жениха, готовность к захвату и увозу невесты, что усиливает оппозиционность М- и F-партий: «... - Ух, ты, батюшко, батюшко, / .. .Ишшош то в поле чудица? / Да коней-то толпа стоят, / Да людей-то другая стоят, / Все купцы, все тор(ы)говыё...» [18. С. 47-48].
Итак, использование зоо-и орнитоморфных символов в свадебном песенном фольклоре Удмуртии выявляет оппозиционность партий жениха и невесты, маркирует основную функцию М-партии -перемещение невесты в дом жениха. Соотнесение поезжан с конём в песенном фольклоре обогащает их характеристику такими свойствами, как целеустремлённость, сила, мощь. Привлечение «птичьей» символики акцентирует коллективность, хищность, маневренность М-партии. Апеллирование к «стихийности», «природности» и медиативности (посредничеству), присущей зоо- и орнитоморфной символике, активизирует инициационную нацеленность свадебного обряда, фокусирует внимание на условности «поэтического пространства» обряда.
Для обозначения М-локуса в свадебных песнях встречается символика из мира природных явлений. Для этого обычно выбирается ветер/вихрь. Ярким примером этому может служить популярнейшая песня «Не было ветру». Включение данного образа в свадебные песни может приобретать несколько значений. Во-первых, подчёркивается мобильный, «всепроникающий» характер партии жениха. Во-вторых, такие свойства, присущие образу ветра/вихря, как внезапность, необузданность, первозданность, наделяют также и М-локус чертами судьбоносности и даже «фатальности».
Поэтические названия жениха группируются вокруг нескольких образных сфер. Первая совпадает с обрисовкой членов М-партии. Вторая коррелирует с образом невесты. Третья - оригинальна, и используется только для жениха. Точки соприкосновения поэтического изображения жениха и невесты в основном соотносятся с символикой природных явлений, растительности, «птичьего» мира. Например, общими метафорами и жениха и невесты могут стать солнце, дождь, берёза: «. Как у солнышка - лучи ясные, / как у Васеньки - кудри русые» [21. С. 16].
2014. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Приоритетным для жениха и невесты является отождествление их с соловьём, голубем, лебедем, семантика которых имеет преимущественно лирическую направленность. Среди членов М-локуса данные мифологемы типичны только для образа жениха. В свадебном фольклоре зачастую жених и невеста получают «парные» названия одной и той же птицы (или сходных птиц), составляя орнитоморфный облик брачной пары: лебедь - лебёдушка, селезень - селезнюха / уточка/ утушка, соловей - кинарейка, голубь - голубушка.
Среди орнитоморфной символики наиболее распространённые сравнения жениха и невесты в свадебном фольклоре региона - с селезнем и уткой. Прецендент этот обусловлен тем, что водная стихия имманентно присуща образам, воплощающим в традиционных песнях пространственные и временные обрядовые «переходы». Смысловая наполненность образа утки более насыщенна по сравнению с другими орнитоморфными образами, апеллирует к глубочайшим архаическим корням, космогоническому началу. По сравнению с русскими традиционными текстами в удмуртском фольклоре образ утки встречается намного чаще и разработан тщательнее, подробнее. По мнению Т.Г. Владыкиной, семантика утки в финно-угорской мифологии непосредственно корреспондируется с мифологемой рождения / возрождения / перерождения [3. С. 58-59].
Поэтическим образам жениха и невесты оказывается созвучной символика коня. И жених, и конь в свадебном фольклоре наделяются характерными признаками «проводников» - быстротой передвижения и «бойкостью», сравниваются со стихией ветра. Мощь, красота, верность, выдержка, надёжность жениха передаются в свадебных песнях через аналогичные качества его коня: «.Един молодец / Он лучше всех, / Коль у ево / Лошадь добрая. / Грива у коня / Три поля устлала.» [9. С. 66].
Опираясь на анализ текста свадебной песни «Кума к куме выходила», широко бытующей в юж. эка, Э.А. Тамаркина высказывает предположение о связи в свадебной обрядности символики каравая, коня и коровы [13. С. 111-112]. Песня «Кума к куме выходила» исполнялась во время ритуальной пляски при выкупе символа девичества невесты - свадебного каравая курника. Гостям пирог выносила подруга невесты - швея: «.Пирог в печке-то заржал, / В чисто поле убежал, / Пятьдесят кобыл загнал. / Одна сивая кобыла,/ Наперёд хвостом ходила,/ Пирогу цену набила.» [18. С. 51-52]. Опираясь на данный текст, можно продолжить семантический ряд, предложенный Э.А. Тамаркиной: каравай - конь - корова - женщина. Также в некоторых свадебных песнях сев.эка, например, «Лети, калина», образ коня, вероятно, ассоциируется с невестой [11. С. 21-22]. В удмуртском фольклоре наблюдается похожая тенденция. В.Е. Владыкин, исследуя религиозно-мифологическую картину мира удмуртов как систему, приводит блестящие примеры, подтверждающие его гипотезу о том, что мифологические образы коня и женщины находятся «в едином семантическом ряду» и связаны с «потусторонним миром (водой)» [2. С. 91-93].
Сообразно образу невесты, но уже в «укрупнённом», «увеличенном» виде, жених может сравниваться с березняком: «Березничёк невеличёк, вью, вью, невеличёк. / Когда взрос, когды вырос?/ -Вырос, вырос при дождычке. /...Ишшо кто жо да у нас холост? / Холост-молост неженатый.» [18.С.47]. Оригинальный фитоморфный символ жениха в свадебных песнях Удмуртии - калина. Если калиновый мост упоминается в свадебных и хороводно-игровых песнях Камско-Вятского междуречья как атрибут дороги за невестой [11. С. 20; 12. С.190], то специфическая поэтическая параллель «калина - жених» встречается только в составе некоторых свадебных песен сев.эка. Зачин одной из таких песен бытует в двух версиях: «В лете калина / зелена-молода...» и «Лети, калина, / зелена-молода...» [18.С. 52-53]. Если в первом варианте подразумевается, что калина - это дерево, зеленеющее летом, то во втором калина ассоциируется с передвижением, с полётом, что, на наш взгляд, весьма созвучно поэтическому образу жениха.
В ряде свадебных песен деревья и орнитоморфный облик жениха связаны с брачной тематикой. Например, песня «Верба, верба, вербочка»: «.Вербу ветром не берёт, / Кинарейка гнездо вьет. / Соловейка развивает, / Кинарейкой называет. / Кинарейка-то у нас Машенька, / А соловейко-то у нас Лешенька» [9.С. 65]. Необходимо отметить, что в поэтической характеристике юношей и из рода невесты, и из рода жениха, весьма распространена фитонимическая символика, которая не встречается в обрисовке женатых членов М-партии.
Таким образом, анализ лексем, номинирующих членов М-локуса в песенных текстах русской свадьбы Удмуртии, выявляет определённую специфику. Значительная часть лексики, присущая М-локусу, отражает взаимодействие жениха и невесты, увоз невесты в дом жениха, «путь-дорогу» родни жениха. В текстах наиболее чётко прослеживается основная цель М-локуса - захват и увоз невес-
ты - путём сравнения представителей жениха с наиболее активными, деятельными, влиятельными, могущественными образами из человеческого мира и мира природного. В песенных текстах усиливается доминанта на противопоставлении М- и F-партий, оттеняется агрессивный, «захватнический» настрой родни жениха. Взаимодействие жениха и невесты представлено через общие, сходные или парные номинации, привлечение орнито-, зоо- и фитоморфной символики с лирической направленностью. Обрядовый инициационный «переход» жениха в песенном фольклоре преимущественно подчёркивается образами, связанными с водной стихией (конь, селезень).
В сравнении с поэтическим образом невесты, для прорисовки членов М-локуса присуща большая разработанность социальной сферы, апеллирующей к профессиональному, общественному статусу. Именно в названиях родни жениха наиболее полно и цельно раскрывается социальное мироустройство, общественные идеалы. Если в поэтическом образе невесты презентация коммуникационных связей более сводится к резко полярным внутри- и междусемейным взаимодействиям, то в номинациях родни жениха панорамно отражается государственное устройство. Большой диапазон привлекаемых образов из животного и растительного миров, природных явлений, общественных чинов, званий, профессий, делает возможным в рамках строго регламентированного обряда воссоздание самых разнообразных обликов-ролей для родни жениха, учитывая индивидуальность каждого члена сообщества. Использование одинаковых лексем по гендерному признаку для характеристики представителей жениха и невесты - мужчин и юношей - способствует преодолению психологического барьера между представителями прежде чуждых родов. Мужчинам придаются образы, связанные с военной и профессиональной тематикой, холостым парням - фитонимические.
Таким образом, по номинациям чинов М-локуса можно проследить сосуществование двух тенденций. Первая раскрывает оппозицию М-партии и F-партии, с градациями от незначительных различий до антагонизма. Вторая показывает процессы воссоединения и ассимиляции родни жениха и невесты.
Широкий охват большого корпуса обрядовых свадебных текстов, бытующего по всей территории современной Удмуртии, позволяет проследить значительное влияние исторического и конфессионального факторов на формирование и бытование русской народной традиции в данном регионе.
Множественность образных параллелей в русском и удмуртском фольклоре демонстрирует значительное влияние на акциональный и вербальный коды русского свадебного обряда финно-угорской культуры. По мнению многих исследователей, традиционный уклад русского населения Камско-Чепецкого междуречья испытал сильное воздействие коми-пермяков и удмуртов [5. С. 57-58; 8. С. 210-211]. Таким образом, подчёркнутое противопоставление М- и F-локусов в текстах свадебных песен может являться следствием процессов взаимовлияния и смешения этнически разнородных традиций, формировавшихся и бытовавших на одной территории.
Рассмотрение русских свадебных песен, распространённых по всей территории современной Удмуртии, подтверждает существование двух крупных этнокультурных ареалов - северного и южного, сформированных уникальным сочетанием различных исторических, политических, конфессиональных факторов, этнических взаимодействий. Тем не менее, приведённые в статье примеры показывают неоднородность, сложность, многосоставность локальных традиций, входящих в этнокультурные ареалы современной Удмуртии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Рус-
ский народный свадебный обряд: исследования и материалы / под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам.
Л.: Наука, 1978. С. 89-106.
2. Владыкин В.Е. Религиозно-мифологическая картина мира удмуртов. Ижевск: Удмуртия, 1994. 384 с.
3. Владыкина Т.Г. Удмуртский фольклор: проблемы жанровой эволюции и систематики. Ижевск: УИИЯЛ УрО
РАН, 1998. 356 с.
4. Владыкина Т.Г. Фольклорный текст в мифологическом контексте // Удмуртская мифология / под ред.
В.Е. Владыкина. Ижевск, 2003. С. 54-66.
5. Гришкина М.В. Удмуртия в XVI - XVII веках // История Удмуртии: Конец XV - начало XX века / под ред.
К.И. Куликова; введение М.В. Гришкиной, Н.П. Лигенко. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004. 552 с. Глава
вторая.
6. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. - М.: Индрик, 1997. 912 с. (Традиционная
духовная культура славян / Современные исследования).
7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 2. И-О. М.: ТЕРРА, 1994. 784 с.
8. Макаров Л.Д., Иванов А.Г. Из истории Карсовайского края // Стародубцева С.В. Ох, роспечальное моё сердечко (песни из репертуара Н.Е. Власовой). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1999. Вып. 1. (Русский фольклор Удмуртии). С. 206-223.
9. Русский фольклор Удмуртии / сост., предисл., вступ. ст. к разделам, примеч. А.Г. Татаринцева. Ижевск: Уд-
муртия, 1990. 368 с.
10. Стародубцева С.В. Русские свадебные обряды // Вестник Удмуртского университета, 1999. Вып. 3. С. 42-62.
11. Стародубцева С.В. Ох, роспечальное моё сердечко (песни из репертуара Н.Е. Власовой). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1999. Вып. 1. (Русский фольклор Удмуртии). 226 с.
12. Стародубцева С.В. Русская хороводная традиция Камско-Вятского междуречья. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. 421 с.
13. Тамаркина Э.А. Реконструкция русского свадебного обряда южной части Удмуртии по современным записям // Вестн. Удм. ун-та. 1995. Вып. 5. С. 103-114.
14. Толкачева С.В. Организация пространства в русских свадебных обрядах северных районов Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2010. Вып. 4. С. 119-123.
15. Толкачева С.В. Гендерная специфика обычаев одаривания в русских свадебных обрядах Удмуртии // Ежегодник финно-угорских исследований. Ижевск, 2011. Вып. 4. С. 99-112.
16. Толкачева С.В. Имманентные черты поэтического образа невесты в русских свадебных песнях и причитаниях Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2012. Вып. 4. С. 87-94.
17. Толкачева С.В. Символика ритуального перехода невесты в русском свадебном песенном фольклоре Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2013. Вып. 4. С. 135-141.
18. Толкачева С.В. Русский музыкальный свадебный фольклор Удмуртии: учебно-методическое пособие. Ижевск: Удмуртский университет, 2013. 60 с.
19. Толкачева С.В. Зоо- и орнитоморфная символика в русском свадебном песенном фольклоре Удмуртии на примере поэтического образа жениха и его партии // Наука, просвещение, искусство провинции в социокультурном пространстве: материалы Девятых короленковских чтений Международной науч.-практ. конф., по-свящ. 160-летнему юбилею В. Г. Короленко. Глазов: Глазов. гос. пед. ин-т, 2013. С. 193-199.
20. Травина И.К. Русские народные песни родины П.И. Чайковского. - М.: Сов. композитор, 1978. 191 с.
21. Шуклина Т.А. Свадьба: учебное издание / науч. ред. Т.А. Шуклина. - Глазов: Глазов. гос. пед. ин-т, 2012. 96 с.
Поступила в редакцию 18.07.14
S.V. Tolkacheva
THE NOMINATION OF BRIDEGROOM'S LOCUS ON THE EXAMPLE OF THE RUSSIAN WEDDING FOLKLORE OF UDMURTIA
The song layer of the verbal code of the Russian traditional wedding rite is analyzed. The main factors influencing on formation of the poetic image of representatives of groom's locus are indicated: orientation of wedding ceremony on the creation of a new family, initiation focus of the ritual. Specifics of nomination of M-party members in comparison with terminology of action code is revealed: strengthening of dominant on the opposition of bride and groom's parties; shading aggressive mood of groom's representatives; large lexical development of social sphere; involvement of ornito- and zoomorphic symbols.
Keywords: Russian folklore of Udmurtia, Russian traditional wedding songs, poetic image of groom, nominations of M-party.
Толкачева Светлана Викторовна, кандидат филологических наук, доцент
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 3) E-mail: [email protected]
Tolkacheva S.V.,
Candidate of Philology, Associate Professor Udmurt State University
426034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/3 E-mail: [email protected]
