CC BY
113
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
2013. Вып. 4
Национальная культура. Мифология. Фольклористика
УДК 398.3 (470.51) (045) С.В. Толкачева
СИМВОЛИКА РИТУАЛЬНОГО ПЕРЕХОДА НЕВЕСТЫ В РУССКОМ СВАДЕБНОМ ПЕСЕННОМ ФОЛЬКЛОРЕ УДМУРТИИ*
Рассмотрены способы отражения «ритуального перехода» невесты в вербальном коде русских свадебных песен и причитаний, записанных на территории современной Удмуртии. Выявлена система символов, связанная с образом невесты в «прощальных» обрядах свадебной поэзии региона: обозначена специфика поэтического преломления персонажного, растительного, животного, временного, пространственного кодов; акцентированы приемы отображения переживаний невесты в вербальном коде.
Ключевые слова: русский фольклор Удмуртии, традиционные свадебные песни и причитания, ритуальный переход невесты, поэтический образ.
Одной из осевых фигур русской традиционной свадьбы, вокруг которой сосредоточивается свадебное действо, является невеста. Главенство её личности над всеми остальными участниками оказывает влияние на драматургию обряда, на его содержание, стилистическое оформление, поэтику и т.д. Значительный массив свадебных песен и причитаний также посвящается невесте. Образ невесты в поэтическом преломлении многослоен. Она представлена как воплощение лучших добродетелей крестьянской девушки; её красота, трудолюбие, воспитанность, нравственность безупречны. Эти качества, характеризующие невесту, названы нами «имманентными», в идеале они должны быть присущи каждой девушке, и именно в свадебных песнях они концентрируются с наибольшей силой [17]. Для воссоздания образа невесты в вербальном коде используется и другой семантический ряд. Чтобы подчеркнуть пограничное состояние девушки, связанное преимущественно с обретением ею нового социального статуса, с приобщением к роду жениха, с переездом в новую семью, для усиления драматизма обрядовых ситуаций, при развёртывании свадебного действа её поэтический образ значительно обогащается несколько иной символикой.
Осуществление перевода жениха и невесты в новый для них социальный статус супругов и полноправных членов общины является одной из основных целей традиционного свадебного обряда. Систему ритуалов, направленных на смену человеком социовозрастной группы, ещё в начале XX в. Арнольд ван Геннеп назвал «ритуалами перехода» [7]. При участии в ритуале перехода человек на некоторое время становится существом лиминальным (от англ. «пороговый», «переходный»), как бы представителем иного, пограничного мира, близкого к «природному», «хаотичному», погружается в такое состояние, в котором ход времени становится непривычным. По завершении перехода человек возвращается в привычный мир и «возрождается» в новом качестве, ему присваивается новый социальный статус. Открытие А. ван Геннепа получило дальнейшее развитие в трудах отечественных учёных - А.К. Байбурина [2; 3], Г.А. Левинтона [3], Б.Б. Ефименковой [8].
Целью данной статьи является анализ некоторых возможных поэтических способов отражения ритуального перехода невесты в русских свадебных песнях и причитаниях, записанных на территории современной Удмуртии в конце XIX-XX вв. Г.Е. Верещагиным [5], И.К. Травиной [18], Э.А. Тамаркиной [13], А.Г. Татаринцевым [9], В.Г. Болдыревой [4], студентами Удмуртского государственного университета (далее УдГУ) и Глазовского государственного педагогического института им. В.Г. Короленко (далее ГГПИ), а также автором статьи в фольклорных экспедициях Удмуртского института истории, языка и литературы Уральского отделения Российской академии наук (далее УИИЯЛ УрО РАН) [10-12; 14-17]. Основной акцент сделан на исследовании словесного кода обряда. Другие компоненты традиционной русской свадьбы: персонажный, акциональный, растительный, атрибутивный, временной, пространственный - рассматриваются как призмы для фокусирования вербального кода, необходимые для более точного решения поставленной задачи.
Статья подготовлена при поддержке Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» (2012 - 2014 гг.). Проект № 12-П-6-1011 «Этнокультурное наследие Камско-Вятского региона: источники, материалы, исследования».
2013. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Наиболее явно ритуальный переход выражен в тех свадебных текстах, в которых затрагиваются социальные и психологические аспекты взаимоотношений невесты с родителями и с локусом жениха. Наряду с активным использованием персонажного кода в песенных текстах данной группы зачастую отражаются атрибутивные и акциональные компоненты обряда - действия, производимые с невестой, с её косой, с «девьей красотой» и т.д. Поэтически отчуждение девушки от своего рода и приобщение к роду жениха может передаваться:
• упоминанием и иллюстрацией ситуаций реального или символического перехода (разрушение девической причёски, передача ключей от родного дома отцу, вывод невесты к жениху, выкуп невесты женихом);
• выражением чувства тревоги за своих родителей, которые вскоре лишатся её помощи в тяжёлой домашней работе;
• отторжением родителями своей дочери, запрет на её появление в отчем доме (часто в течение семи лет после бракосочетания);
• символическим обыгрыванием ситуаций выбора невесты между родителями и женихом, в которых предпочтение всегда отдаётся жениху;
• через высказывание переживаний и страхов в связи с переездом в семью мужа.
В свадебных песнях и причитаниях широкое распространение получает упоминание действий с ключами, которое наряду со значением «замыкания» пространства становится знаком прекращения человеческих отношений. Мотив символической передачи невестой ключей от родного дома отцу широко представлен в песнях, приуроченных к одному из кульминационных моментов дня свадьбы в южной фольклорной традиции Удмуртии - выводу отцом или женихом невесты «из-за занавесы» к праздничному столу. В песне «Солнышко шло ...» невеста отказывается от роли «ключницы» родного дома в пользу семьи своего жениха [9. С. 39-40].
В одном семантическом ряду с символикой ключа в свадебных песнях используется мотив отчуждения дочери от родной семьи на семь лет после свадьбы, в течение которых молодушке запрещено появляться в отчем доме. Число семь в данном случае используется в символическом значении «весьма отдалённого» от настоящего события времени. В запрете приезжать домой раньше положенного срока воспроизводятся отголоски мифологических представлений о невесте как представителе «иного» мира и возможной её опасности для своих близких. Так, в песне «Выдавал миня батюшко... » отец не разрешает дочери появляться в его доме семь лет. В других «не велит семь годов спобывати» в родительском доме мать невесты (например, в песне «Эхе, не кокуй-ко, кокушка»). В этом тексте мотив запрета на посещение отчего дома в течение семи лет предваряется обращением к кукушке, образ которой традиционно воспринимается как символ одиночества / горя, посредницы между этим и «тем светом». Тексты обоих указанных песен завершаются мотивировкой необходимости возвращения молодушки домой: дочь «позабыла» ключи от родного дома на «лавочке, полочке, столешен-ке» / «спичке на точеной» (то есть на крючке) [16. С. 56-57]. Отец выступает в текстах как главная жизненная опора невесты, символ родного дома и одновременно отождествляется с неизбежностью разлуки, ведь именно он выводит и «отдаёт» её жениху. Когда дочь появляется дома после семи лет разлуки, отец укоряет её, что она приехала «рано». Невозможность взаимодействия родителей с дочерью после её замужества находит воплощение в других мотивах свадебных песен, например, когда она просит родителей «выкупить её» или принять, если «плохоё жить будёт» (свадебная песня «Ой, сосёнка», свадебная «плесковая» песня «Под горою вьюны вьюца» [9. С. 60-61]).
Одним из самых ярких, «классических» выражений ритуального перехода невесты в свадебном обряде является изменение её девической причёски, манипуляции с волосами и «девьей красотой» (ленточкой, символизирующей девичество). Непосредственное воздействие на волосы невесты -кульминационная точка инициационной линии в свадебной обрядности. Оно символизирует превращение девушки в женщину, отождествляется со сменой её статуса, является наиболее ярким по эмоциональному выражению «прощальным» обрядом, поэтому практически всегда сопровождается слезами и самой невесты, и её близких. Психологический накал данного эпизода настолько велик, что и спустя десятилетия исполнительницы при воспоминании о нём приходят в волнение и начинают плакать. В подавляющем большинстве текстов, связанных с этим действием, невеста просит благословения у отца и матери, что ещё раз подчёркивает решающий, пограничный, «переходный» характер данного момента, указывает на необходимость ритуальной поддержки родителей (и своего рода) в этом символическом акте. «Прощальное» поочерёдное расчёсывание волос невесты её родными и близкими, а в южных локальных традициях и выкуп косы представителями локуса жениха, напрямую
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
запечатлены в текстах песен и причитаний и всегда точно отражают настроение обрядовой ситуации (см., например, свадебные причитания «Я-то сидела у родной-то мамоньки» [11. С. 36], «Ой, да приступись-ка, родимая мамонька» [18. С. 100-101]). В текстах свадебных причитаний, приведённых Г.Е. Верещагиным, при описании причёски невесты подключается временной код. Так, по утрам невеста причитает: «... Я ждала млада, не дождалася - / Я сама горька пробуждалася, / Трубчатой косой утиралася, / Трубчатой косой - девьей красотой.» [5. С. 60]. По указанию Г.Е. Верещагина, по вечерам текст причитания меняется. В нём причёска невесты, в противовес «трубчатым косам» её подружек, «не учёсана», «не уплетана» и «лентой не перевязана» [5. С. 60-61].
В группе песен, где невеста выбирает между «милым» или батюшкой / матушкой, она всегда демонстрирует преданность жениху, тем самым подтверждая непоколебимость своих чувств. Так, в песнях «Челночёчек с-по речушке сплавливаёт» [11. С. 68-70], «Как во поле дым» [9. С. 63] жених пытается выведать у невесты, кто же более всего ей мил - батюшка, матушка или он сам? На ответы невесты о том, что ей милы батюшка и матушка, жених реагирует как на ложь. Он принимает как правду лишь утверждение невесты, что он сам ей и «милёшенек».
В расставании невесты с родным домом активную позицию занимает жених, во многих свадебных песнях выступающий как захватчик. В названиях членов локуса жениха может отображаться как социальный статус, так и акцентироваться нереальность, условность ситуации через обращение к животному миру. Представители жениха - «гости», «бояра», «толпа людей», «гребцы». Восприятие их как агрессивной, нападающей стороны передаётся через термины «охотники», «безлюдье» (где через отрицание человечности подчёркивается враждебность, отсутствие сострадания). Маркирование ло-куса жениха названиями из животного мира - «гуси серые», «соколы перелётные» - созвучно «природному» состоянию невесты в ритуалах перехода. Данные образы обыкновенно переплетаются с переживаниями невесты о будущей разлуке, поэтому они всегда гиперболизированы. Однако в песнях, в которых упоминается и жених, и его локус, отношение к ним невесты различно. К жениху она испытывает тёплые чувства, тогда как члены его локуса вызывают у неё преимущественно отрицательные эмоции - страх, неприязнь (например, свадебные песни «Эхе, на горах-то, на горках» [11. С. 58-59], «Досидела же Ольга-дева» [10. С. 58-59]).
Переходный характер статуса невесты запечатлён в этимологии самого слова «невеста» - «неведомая, неизвестная» [19. С. 54], что напрямую соотносится с обычаями сокрытия невесты от жениха. Так, по сведениям Э.А. Тамаркиной, в Граховском р-не в день свадьбы невесту прятали, а вместо нее приводили старуху, покрытую шалью («подсаженную невесту»). В Сарапульском р-не после того, как жених уже занимал место за столом в доме невесты, он угадывал свою суженую среди выводимых одновременно с ней нескольких девушек-подружек, занавешенных полотенцами или покрывалами. В этот момент исполнялась песня «Ой, да где же мое / Суженое-ряженое?» [18. С. 110]. Сходное явление зафиксировано студентами ГГПИ на ст. Чепца Глазовского р-на. Согласно данным фольклорного фонда ГГПИ, приведённым студенткой И. А. Селиверстовой, в день свадьбы невеста пряталась, в разных же частях дома и даже в бане помещались переодетые «в невесту» подруги и родственницы. Жених с помощью друзей выкупал у подруг ключи от этих помещений и искал суженую до тех пор, пока не находил её1.
Отголоски вышеупомянутых обрядов, демонстрирующих отношения к невесте отчасти как к существу из «иного» мира, нашли преломление в широко распространённых песнях, исполняемых в свадебный день при подъезде жениха к воротам дома невесты - «Вьюн над водой» (в южных р-нах Удмуртии), «Кама-река» (в северных р-нах). Сюжеты песен сводятся к тому, что зять просит вывести невесту, а вместо этого ему выводят «быка за рога», «коня на узде», «вороного коня мелкоступчатого», выносят «золото на блюде», «лисью шубу». Лишь в конце песен зять получает «запорученную» и «за-просватанную добрыми людьми» невесту. Эти тексты иллюстрируют потенциальные мифопоэтические параллели невесты с животными и предметами, служащими её выкупом. Включение животных в один семантический ряд с невестой добавляет к её образу дополнительные черты, подчёркивающие «при-родность», «хаотичность» состояния девушки в данный момент. При этом следует иметь в виду, что в русских свадебных песнях и причитаниях Удмуртии невеста никогда не сравнивается с животными напрямую, её непосредственное отождествление с представителями животного мира возможно лишь в случае с птицами. «Лисья шуба», «золото на блюде», «конь мелкоступчатый» (т.е. породистой масти,
1 Фольклорный фонд ГГПИ. Селиверстова И. А. Русские свадебные песни Кезского района (по материалам фольклорного фонда ГГПИ). Выпускн. квалиф. работа / науч. рук-ль: канд.филол. наук, доцент Т.А. Шуклина. ГГПИ им. В.Г. Короленко. Глазов, 2005. Приложение, № 2.
2013. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
дорогой) одновременно служат как иллюстрацией богатства, зажиточности рода невесты, так и указывают на лиминальный характер ситуации. Упоминание золота (=золотистого цвета лисьей шкуры) может иметь несколько смыслов. В славянской мифологии оно соотносится с красотой, долговечностью, со сферой божественного, с представлениями о «верхнем» мире, с высшими ценностями, с «тем светом», «в свадебном фольклоре эпитет «золотой» прилагается ко всему, что имеет отношение к невесте... и молодоженам вообще» [1. С. 190-191]. Не останавливаясь подробно на символике перечисленных в песнях животных и предметов, укажем лишь на то, что для жениха весьма важным оказывается социальный статус девушки, её принадлежность к определённому кругу «людей добрых». Настойчивость жениха в требовании вывести неизвестную ему, но «запорученную, запросватанную добрыми людьми» девушку, неоднократно подчёркиваемое в текстах, предвосхищает удачное завершение перехода невесты и обретение ею нового социального статуса.
Подобный показ доминирования одной из важнейших человеческих ценностей - надёжных, крепких семейных отношений - над материальным достатком, богатством, встречается в контексте характеристики невесты и в других свадебных песнях. Например, в песне «Из гор, гор ключи бегут.» [9. С. 62], наряду с лисьей шубой, к богатству причисляется даже сам двор отчего дома. Невеста преподносит отцу и матери вино в золотом ковше на «подностичике», угощает их и сожалеет о своей доле:
... - Тятинька, пей, да меня не пропей! Пей-пропивай свой широкий двор: Ты его пропьешь, ты его выручишь, А меня пропьешь - и не выкупишь, И не выручишь.
- Мамонька, пей, да меня не пропей! Пей-пропивай свою лисью шубу: Ты ее пропьешь, ты ее и выручишь. А меня пропьешь - не выкупишь, Не выручишь.
Итак, тематика расставания с отчим домом и благополучного перемещения в пространство жениха в новом статусе последовательно разрабатывается в текстах, в которых описываются взаимодействие невесты с родителями и родными, с женихом и его локусом. Данным событиям посвящена значительная часть от общего корпуса свадебных песен и причитаний. Это даёт возможность невесте «выплакаться» при их исполнении, сгладить психологический дискомфорт от предстоящей разлуки, утвердиться в своих чувствах к жениху, ощутить его как опору для будущей жизни, достойную «замену» родителям.
Другой круг образов, поэтически отражающий ритуальный переход невесты, акцентируется взаимодействием акционального, предметного, растительного, пространственного кодов - через обращение к символике одежды, предметов, пространства (приближенного и удалённого от человека), природных явлений, стихий. Амбивалентность образа невесты чётко прослеживается в описании одежды и направленных на неё действий. Целомудрие, ритуальная чистота акцентируются новизной и нарядностью её платья. Трудолюбие и благополучие её социального окружения (родителей, родственников, подруг) презентуются иллюстрацией пошива одежды [17. С. 88-90]. Однако в большинстве текстов после описания новизны платья / сарафана невесты повествуется о том, как жених его «марает», «сминает», иногда разрывает, то есть разрушает целостность. Агрессия, направленная на платье, проецируется и на саму невесты, символизируя дефлорацию.
Изменение статуса невесты в свадебной поэзии отображается не только через загрязнение / сми-нание / разрыв платья. В вербальном коде часто показываются нарушения целостности других предметов и объектов, окружающих или символизирующих невесту: обламывание верхушки берёзы, сосны, разбрасывание по дороге прутьев чёрной смородины, высыхание рябины, раскатывание брёвен бани, раскрытие окон, дверей, разламывание новых сеней. Растения и связанные с миром растений предметы, участвующие в показе переходных ситуаций, практически всегда оказываются разрушенными: «Во бору была смородина, / В зеленом была чёрная. / Она прутьями наломана, / По дорожке набросана, / По-лозничушкой укатана.» (свадебная песня «Во бору была смородина» [11. С. 62-63]).
Метаморфоза невесты подчёркивается и при помощи упоминания в текстах свадебных песен и причитаний тех частей дома и придомовых построек, символика которых связана с контактированием с
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
внешним и с потусторонним мирами - окном, дверью, сенями, баней, которые чаще всего распахиваются / отворяются / разламываются ветром или женихом / представителями партии жениха (см. свадебные песни «Стой-ко, стой-ко, белая берёзонька!» [5. С. 78], «Ой, не было ветру» [18. С. 102-104], свадебное причитание «Ой, не ветром двери отворялися») [18. С. 105-106]).
Посещение невестой бани накануне свадебного дня олицетворяет её глубокую погружённость в пограничное пространство между тем и этим миром. Поэтому в свадебном причитании баня может «раскатиться по брёвнышку», что резонирует с экспрессивным психологическим настроением невесты: «Роскатися, баня-матушка, / Не достанься родному батюшку. / По единому бревёшечку да, / По единому камешочику...»(свадебное причитание «Роскатися, баня-матушка»)2.
В текстах свадебных песен и причитаний невеста достаточно часто находится около окна. Чаще всего через окно невеста видит приближающихся к ней возможных «разлучителей» с родными (представителей локуса жениха): бояр, толпу людей; «промеж двумя окошечками» происходит переплетение её волос (см. свадебную песню «Досидела жо Ольга-дева» [15. С. 58-59], свадебное причитание «Я-то сидела у родной-то мамоньки» [18. С. 100-101]).
В Воткинском р-не студентами Республиканского музыкального училища (г. Ижевск) зафиксирована свадебная песня «Эишо первы-те росстани», трижды исполняющаяся в церемонии выхода невесты с женихом из отчего дома: в избе, в ограде, в момент отъезда. При каждом исполнении в песне меняется название «росстаней»3, что передаёт постепенное удаление невесты от дома: первые росстани - «посреди горенки», вторые росстани - «посреди двора», третьи росстани - «посреди поля». Таким образом, посредством троекратного видоизменённого повтора создаётся эффект постепенного расширения пространства, перемещение невесты из обжитой обстановки в неизвестное место. Показательно, что в качестве представителей локуса жениха в песне используется образ гребцов: «Эишо первы-те росстани, / Посреди горенки новые. / Уж вы, гребцы, не гребите, / Дайте с мамонькой про-стица да, / Со родименькой бласловица.»4.
Упоминание небесных светил в свадебных песнях и причитаниях подчёркивает эксклюзивную роль свадебной церемонии в жизни человека, отождествляется с красотой невесты [17. С. 89]. Процессы отчуждения невесты от своей семьи, состояние её временной незакреплённости, непривязанности к социуму могут маркироваться через уподобление движению небесных светил («солнышко шло» и др.), посредством использования символики природных «изменчивых» стихий - ветра (вихря, дыма) и воды (дождя, снега, рек, родников) в динамичном состоянии: «дым ветром раздувает» (свадебная песня «Как во поле дым») [9. С. 63]; «Перекатно-то солнышко, / Перехожой светёл мисец, / Перелётная звездочка.» (свадебная песня «Перекатно-то солнышко»)5. Показывает нестабильность, «переходность» состояния невесты и включение в поэтические тексты образов водного транспорта -челнока, лодки, корабля: «Вдоль по реченьке, по Казанке / Плывёт лодочка корпусная, / Корпусная да, всё новая.» (свадебная песня «Вдоль по реченьке, по Казанке»)6.
Интересное сочетание мотивов выбора женихом своей суженой (упомянутого ранее) и сна молодого кавалера с образом «корабля с водой», встречается в величании жениха «Как под яблонью кровать». Жених - «молодой кавалер» - не может пробудиться, когда проплывает корабль с чистым серебром, но поднимает буйну голову, услышав про корабль «с водой, с красной девицей-душой». Молодой кавалер встаёт и берёт девушку за «белу рученьку» [18. С. 140-142].
Итак, усиление событийности и акцентирование перемещений в акциональном, предметном, растительном, пространственном кодах придаёт образу невесты в свадебных песнях и причитаниях динамику, резонирующую с инициационными обрядами. В показе переходных ситуаций солнце, звёзды, луна также «перемещаются». Временная хаотичность, ирреальность обстановки перехода проявляется в частом обращении к природным стихиям, явлениям - ветру, вихрю, дыму, воде, реке. Их движение может дополняться соответствующими предметами, например, водным транспортом.
2 Фонограммархив УИИЯЛ УрО РАН, магнитофонная кассета 129 / 3 А № 41. Далее ФА УИИЯЛ.
3 Росстани - перекрёсток дорог, в данной песне - символическое обозначение места, целиком и полностью открытого для любого внешнего воздействия.
4 Архив кафедры музыкального искусства УдГУ. Никитина Л. Г. Традиционный музыкальный фольклор бассейна реки Сива (материалы для специальности «Народное художественное творчество»)». Выпуски. квалиф. работа / науч. рук-ль В.Г. Болдырева. УдГУ. Ижевск, 2007. Приложение, № 15.
5 ФА УИИЯЛ., магнитофонная кассета 129 / 3 А № 43.
6 ФА УИИЯЛ., магнитофонная кассета 129 / 8 А № 130.
2013. Вып. 4 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
Выбор окружающих невесту предметов и строений в свадебной поэзии зачастую связан с пространством, дающим возможность контактирования с иным миром: окно, печь, баня, дверь и т.д. При изображении образа невесты как воплощённого образца женской красоты, её лучших женских черт характера, активен растительный код. В описании ситуаций перехода те же самые образы из растительного мира подвергаются разрушению или уничтожению.
Группа поэтических песенных образов из животного мира, описывающая ритуальный переход невесты, связана с её перевоплощением в птицу. Чаще она сравнивается с водоплавающей птицей - с уточкой / лебедью, реже - с перепёлкой, которые или «снаряжаются» в путь-дорогу, или встречаются со своей парой (селезнем / лебедем), или оказываются подстреленными охотниками, или летают за море в поисках новой родни. Аналогично невесте, как уже упоминалось, жених и представители его локуса также могут отождествляться с птицами. Жених - «селезень», «лебедь», «сокол». Его локус -«серые гуси», «перелётные соколы». К «птичьей» тематике в вербальном коде относится и включение образа кукушки в свадебные песни, более присущего хороводно-игровым, лирическим, солдатским песням [11. С. 18-20]. «Птичий» код в русских свадебных текстах Камско-Вятского междуречья находит непосредственные атрибутивные и вербальные параллели в удмуртском свадебном и календарном фольклоре, выявленные и подробно исследованные Т.Г. Владыкиной [6].
Многократное обращение к «птичьему» коду в свадебных песнях, причём не только в связи с прорисовкой образа невесты, но и в показе локуса жениха, придаёт песням особую выразительность, пластичность. Невеста уподобляется птицам, поскольку и она, и птицы обладают функцией медиации - посредничества между мирами. Это качество созвучно и всему свадебному обряду.
Итак, проведённый анализ некоторых способов отражения ритуального перехода невесты в текстах русских свадебных песен и причитаний Удмуртии продемонстрировал большую роль изменчивости, процессуальности в привлекаемых образах по сравнению с воссозданием имманентных качеств невесты. В песнях и причитаниях «прощальных» ситуаций часто изображаются чувства и переживания невесты, акцентируется её готовность к «пространственным» перемещениям на «территорию» жениха. Мобильность образа невесты маркируется использованием символики из животного мира: её перевоплощение в птицу, упоминание птиц (кукушки), домашних и диких животных (коня, быка, лисы). Природные стихии, «близкое» пространство и предметы домашнего обихода, окружающие невесту, приобретают заметную подвижность.
Для более выпуклого показа переходных ситуаций наряду с изменениями качественного характера увеличивается и количественный состав подключаемых кодов (в отличие от презентации имманентных черт поэтического образа невесты): животный код (преимущественно с «птичьей» тематикой), пространственный (с доминантой на кинетику в привлекаемых символах), временной. Образы растительного и персонажного кодов становятся более действенными. Практически во всех свадебных песнях, раскрывающих образ невесты, описывается так называемый горизонтальный переход, то есть постепенное приобщение невесты к роду жениха - территориальное, психологическое и т.д. Вероятно, это обусловлено тем, что в результате горизонтального перехода невеста появляется в доме избранника всегда в новом для неё качестве - «молодой», «невестки». Вертикальный же переход, то есть качественное, личностное изменение невесты, связанное с «восхождением» на следующую ступень социальной лестницы, преимущественно представлен в текстах, демонстрирующих изменение её причёски (иногда с подключением временного кода).
Таким образом, через активное взаимодействие в свадебных поэтических текстах предметного, растительного, пространственного, акционального, персонажного, временного кодов создаётся эффект погружения невесты в изменчивый, «природный» мир переходных свадебных ритуалов. В то же время нарочитое уподобление невесты персонажам из животного, растительного миров выставляет по отношению к природному миру социальную, психологическую дистанцию и подчёркивает приоритетность человеческих отношений. Периодическое маркирование в свадебной обрядовой поэзии её девичества и замужества является своеобразным «маяком», помогает преодолеть временную хаотичность ритуалов перехода. Акцентирование предстоящего закрепления невесты в новом статусе системы общественной иерархии способствует её благоприятному «социальному возрождению».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ И ИСТОЧНИКОВ
1. Агапкина Т.А. Золото // Славянская мифология: энцикл. словарь. 2-е изд. М.: Междунар. отношения, 2011.
2. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука, 1993. 240 с.
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
3. Байбурин А.К., Левинтон Г.А. К описанию организации пространства в восточнославянской свадьбе // Русский народный свадебный обряд: исследования и материалы / под ред. К.В. Чистова и Т.А. Бернштам. Л.: Наука, 1978. С. 89-106.
4. Болдырева В.Г. Русская свадьба Сарапульского уезда Вятской губернии (опыт ареального исследования) // Вятский родник: сб. материалов девятой Научно-практической конференции. Киров: ОДНТ, 2008. Вып. 9. С. 73-87.
5. Верещагин Г.Е. Свадебные обряды // Собр. соч.: в 6 т. / под ред. В.М. Ванюшева. Т. 3: Очерки русских Вят-ско-Прикамского края. Кн. 2. Вып. 2 / отв. за выпуск Г.К. Шкляев; предисл. В.М. Ванюшева; предм.-темат. указ. Г.К. Шкляева и Т.Г. Владыкиной. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001.
6. Владыкина Т.Г. Атрибутивные и вербальные параллели в удмуртском и русском свадебном ритуалах // Русский Север и восточные финно-угры: проблемы пространственно-временного фольклорного диалога: Материалы I Межрегиональной конференции и VII Международной школы молодого фольклориста. Ижевск, 23-26 октября 2005 г. / отв. ред. В.М. Гацак, Т.Г. Владыкина. Ижевск: АНК, 2006. С. 50-57.
7. Геннеп А. ван. Обряды перехода: Систематическое изучение обрядов / пер. с фр. Ю.В. Ивановой, Л.В. Покровской; послесл. Ю.В. Ивановой. М: Восточная литература, 2002. 198 с.
8. Ефименкова Б.Б. Восточнославянская свадьба и ее музыкальное наполнение: введение в проблематику. М.: РАМ им. Гнесиных, 2008. 64 с.
9. Русский фольклор Удмуртии / сост., предисл., вступ. ст. к разделам, примеч. А.Г. Татаринцева. Ижевск: Удмуртия, 1990.
10. Стародубцева С.В. Русские свадебные обряды // Вестн. Удм. ун-та, 1999. Вып. 3.
11. Стародубцева С.В. Ох, роспечальное моё сердечко (песни из репертуара Н.Е. Власовой). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1999. Русский фольклор Удмуртии. Вып.1. 226 с.: ил. (Русский фольклор Удмуртии).
12. Стародубцева С.В. Русская хороводная традиция Камско-Вятского междуречья: монография. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2001. 421 с.
13. Тамаркина Э.А. Реконструкция русского свадебного обряда южной части Удмуртии по современным записям // Вестн. Удм. ун-та. 1995. Вып. 5. С. 103-114.
14. Толкачева С.В. Организация пространства в русских свадебных обрядах северных районов Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2010. Вып. 4. С. 119-123.
15. Толкачева С.В. Гендерная специфика обычаев одаривания в русских свадебных обрядах Удмуртии // Ежегодник финно-угорских исследований. Ижевск, 2011. Вып. 4.
16. Толкачева С.В. Традиция одаривания в русских свадебных обрядах Удмуртии // Труды конференции «Покровские дни»: в 3 т. Нижний Новгород, 2011. Т. 1.
17. Толкачева С.В. Имманентные черты поэтического образа невесты в русских свадебных песнях и причитаниях Удмуртии // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2012. Вып. 4.
18. Травина И.К. Русские народные песни родины П.И. Чайковского. М.: Всесоюзное изд-во «Советский композитор», 1978. 191 с.
19. Фасмер М.Р. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. М.: Прогресс, 1971. Т. 3. 832 с.
Поступила в редакцию 15.10.13
S.V. Tolkacheva
The symbolism of the bride's ritual transition in the Russian wedding folklore of Udmurtia
The present article covers some ways of recreation of the bride's "ritual transition" in the verbal code of the Russian wedding songs and lamentations, recorded on the territory of the modern Udmurtia. The system of symbols connected with the bride's image in "farewell" ceremonies in the wedding poetry of the region is revealed. Different kinds of codes are analyzed, they are the code of personage, the vegetable code, the animal code, code of time and space. The emphasis is made on the ways of representation of the bride's feelings in the verbal code.
Keywords: Russian folklore of Udmurtia, traditional wedding songs and lamentations, bride's ritual transition, poetic image.
Толкачева Светлана Викторовна,
кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН 426004, Россия, г. Ижевск, ул. Ломоносова, 4 E-mail: [email protected]
Tolkacheva S.V.,
candidate of philology, senior researcher
Udmurt institute of History, Language and Literature in the Ural Branch of RAS 426004, Russia, Izhevsk, Lomonosov st., 4 E-mail: [email protected]
