CC BY
77
УДК 1:316.37 + 101.1::316
Л.В. Мурейко
НИКЛАС ЛУМАН О ПРОБЛЕМЕ СОХРАНЕНИЯ УНИКАЛЬНОСТИ ИНДИВИДА В УСЛОВИЯХ МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ
В условиях глобализации и социальной мобильности современных обществ, в которых индивиды постоянно сталкиваются с разнообразием систем верований и убеждений, значимость прежних социальных структур как константных, определенных расшатывается. Это способствует изменению положения дел с идентификацией индивидуальных особенностей отдельного человека.
Никлас Луман (1927—1998) — автор множества публикаций по социальной теории, в которой феномен изменчивости и многофакторности современного общества специфически связывается с его системностью. Среди наиболее значимых, фундаментальных его трудов можно выделить «Социологическое просвещение» (1970—1995), «Социальные системы» (1984), «Общественная структура и семантика» (1980—1995), «Общество общества» (1997) и др.
Идеи системной теории Лумана широко обсуждались и продолжают обсуждаться после его смерти такими авторами, как Ю. Хабермас, К. Баралди, Д. Беккер, Т. Бардман, К. Бендель, Ю. Герхардс и др. В России лишь в 1980-е годы появились первые аналитические работы о Лу-мане, написанные А.Ф. Филипповым, после 2002 года вышли в свет переводы монографий Лумана, осуществленные А.Ю. Антоновским, а также исследовательские работы переводчика. Творчество Лумана также анализировали в своих работах О.В. Посконина, В.В. Посконин, Т.В. Зименкова, Д.В. Озирченко, Н.М. Мазан-ник и др.
Труды, посвященные анализу творчества Лумана, в основном носят социологический и политологический характер. Особое место среди отечественных публикаций о теории Лума-на занимают исследования, осуществленные в эпистемологическом плане А.Ю. Антоновским [1, 2], и прежде всего его недавно опубликованная монография [1]. В этой работе анализ социальных предпосылок и методологических
оснований эпистемологических понятий, таких как «знание», «истина», «пропозиции» и «пропозициональные установки», осуществляется с опорой на идеи Лумана о существенной трансформации знания в соответствии с изменениями социальной семантики под влиянием mass-media.
К сожалению, ситуация такова, что пока еще мало работ, в которых предпринимался бы специальный анализ концепции Лумана о соотношении индивидуального и безличного в массовой коммуникации. А между тем оригинальная позиция этого мыслителя содержит множество продуктивных идей о сохранении индивидуальных особенностей человека при самых жестких условиях формализации и унификации его мышления. Вместе с тем, можно ли согласиться с позитивно-оптимистической оценкой Луманом феномена деперсонализации и роста роли масс в обществе в их влиянии на индивидуальность человека? Размышлениям в связи с этим вопросом и посвящена данная статья.
Объектом нашего исследования является положение индивидуальности в массовой коммуникации. Рассмотрим связь процессов деперсонализации и индивидуальных различий прежде всего как фактор формообразования и организации общественных отношений в условиях глобализации и попробуем выявить механизмы трансформации и сохранения индивидуальности человека в условиях массовой коммуникации.
В отличие от структурализма, который рассматривает систему достаточно статично — как упорядоченную связь ее структурных элементов, Луман стремится представить ее как процессуальное и автономное образование. При этом системностью обладает как общество в целом, так и составляющие его социальные институты, а также индивиды. В выявлении качественной особенности системы Луман исходит из различия между системой и тем, что ею не
является, находясь вовне, и определяет ее как противоположность внешнему окружению.
Важнейшие свойства системы — аутопой-езис, редукция комплексности окружения, смыслообразование, самореферентность, оперативная закрытость и процессуальность.
Аутопойезис — способность быть самодостаточным образованием, т. е. способность к самовоспроизводству и отличию себя от окружения.
Комплексность окружения (или его бесконечную сложность, многоплановость возможностей), которую система полностью охватить не может, осваивается путем ее редукции или подгонки под свою особенность через отбор актуального для нее, через упрощения и ограничения. Таким образом, для системы уже проработанная, упрощенная комплексность окружения становится своей комплексностью. Различие систем между собой определяется прежде всего различными формами редукции комплексности окружения.
Среди других систем социальные системы обладают наибольшей комплексностью. Средство воспроизводства себя, характерное для социальных систем, — порождающая и конституирующая смысл коммуникация. Порождение и конституирование смысла возможно благодаря аутопойезису — способности к самодостаточности и тем самым — к самовоспроизводству, само-референтности, отличию себя от окружения.
Смыслоконструирование является существенной характеристикой социальной системы и ее социализированных индивидов, причем не столько потому, что система существует как логическая взаимосвязь структур, а потому, что она сохраняется, дифференцирует себя и внешнее окружение только через процессуальное существование, через изменения во времени. Про-цессуальность включена в систему, ведь для ее саморепродукции необходимы беспрерывность протекания и постоянный поиск наиболее оптимальных, адекватных ей, примыкающих друг к другу операций. Вместе эти операции составляют комплексную, динамичную базу для обеспечения системной самостоятельности.
В видении себя в качестве наилучшего гаранта продуктивных решений, не имея выхода вовне, система все время репродуцирует различие себя и окружения внутри своего собственно-
го мира. Этой внутрисистемной филигранной дифференциации «своего» и «не-своего» способствует тщательный отбор наиболее успешных операций, на которые в будущем можно будет положиться. Различия все время уточняются, они двигатель системы, развивающейся в направлении роста самодостаточности. При этом Луман подчеркивает, что имеет в виду не полную самодостаточность, закрытость системы, а только ее закрытость в функциональном отношении, т. е. в отношении собственных продуктивных операций. Чем более замкнута система, тем больше она должна быть способной к воспроизводству различия окружения в себе самой и тем больше она должна учитывать разные формы собственного существования.
Из положений о редукции комплексности, а также о тщательной многократной дифференциации системой «своего» и «не-своего» (как и различного «своего») вытекают, по меньшей мере, два следствия: 1) благодаря этому система конституирует смысл своих действий; 2) она продуктивно использует «чужое» для усиления себя и уточнения своей особенности.
Связывая специфику общества с его коммуникативной природой, Луман говорит о том, что не видит принципиальной разницы между коммуникацией как таковой и массовой коммуникацией, поскольку социум в целом не может не стремиться к нейтрализации особенностей индивидов для обеспечения их взаимосвязи и взаимопонимания.
Особую актуальность темы «массовая коммуникация» Луман видит, во-первых, в том, что она становится существенной составляющей современного общества хотя бы потому, что экономические предприятия связываются с общественной жизнью уже не только через прямое предложение своей продукции, но и посредством рекламных актов масс-медиа, задействуя эстетику, этику и другие элементы социально-культурных процессов.
Во-вторых, именно сфера масс-медиа особенно ярко демонстрирует рефлексирующему наблюдателю, исследующему вопрос о связи ценности, объективности знания и природы массовой коммуникации, тот факт, что направление мысли, значение ее тем в любых познавательных актах во многом зависит от выбора
способа ее подачи, от его функционально-оперативных эффектов.
Массовая коммуникация, согласно Лума-ну (и в этом с ним можно согласиться), имеет позитивную ценность, состоящую в том, что, продуцируя рост деперсонализации, она тем самым актуализирует и развивает способность человека к нерефлексивной функциональной успешности. Для массовой коммуникации первостепенное значение имеет техника функционирования смысла. Поэтому феномен массовой коммуникации наиболее рельефно демонстрирует тот факт, что особенность познавательно-информационной системы, в которой на первый план выходят ее функциональность и оперативность, состоит в том, что она формальное различие своего и иного может использовать через деперсонализацию для расширения горизонта собственных возможностей.
Луман отмечает, что для понимания массовой коммуникации требуется прежде всего теоретический инструментарий, достаточно абстрактный и пригодный к тому, чтобы теорию mass-media можно было встроить в рамки общей теории современного общества. Для решения этой задачи он предлагает исходить из гипотезы, «по которой масс-медиа являются одной из функциональных систем современного общества, которая, подобно всем остальным, своей усиливающейся производительностью обязана своему системному обособлению, оперативной замкнутости и аутопойетической автономии» [8, с. 18, 19].
Иллюзорность образа действительности, формализация, деперсонализация, продуцируемые масс-медиа, существенно изменяют коммуникативную интеракцию. Сферы опыта, осваиваемые в интеракции, уже не передают общественно необходимых для человека знаний. Скорее, они систематически вводят в заблуждение. Однако интерпретация этого факта Луманом достаточно оптимистична и кардинально отличается от критической позиции Бодрийяра [5].
Согласно Луману, в современных изменениях социальной семантики просматривается не разрушение смыслообразующей коммуникации, но лишь реакция на возрастающую комплексность и трансформацию общественной структуры интеракции. Это проявляется в
большей легкости и большей скорости смены интеракций для обеспечения в усложняющейся социальной жизни гарантий надежности, менее зависимых от, возможно, односторонних или формальных знаний.
Вместе с тем в области социального действия, «свободной от интеракции и с помощью техник массовой коммуникации XX столетия распространяющейся от письменности на звук и изображение» [9, с. 556], ничего не меняется по отношению к коммуникативной сути общества как такового. Посредством массовой коммуникации через вариативность и упрощения лишь ускоряется открытие и реализация нового за счет, например, массового увлечения чем-то небывалым. И совершенно не правы, полагает Луман, те, кто, объясняя современные общественные процессы по изменениям в формах интерактивности, росту феномена одиночества, трактует общество как «коммерцию», как обмен, как танец, как договор, как цепи, как театр, как дискурс.
«Живое», аутентичное смыслообразование никуда не ушло. Различие общества и интеракции создает возможность избытка и отбора информации. Благодаря этому усиливается внимание к смыслу происходящего, без которого нет общества и коммуникации.
Размышляя о значимости индивидуальности в коммуникации, Луман задается вопросом: кто более прав в понимании роли индивидуальности в современном обществе — те, кто признает невозможность самопознания человеческой уникальности и связывает ато-мизацию общества, актуализацию индивида лишь с ростом патологии социума (шокирование нормального, безответственность, зло), или же те, кто полагает, что индивидуальная самоорганизация — единственный путь к разумному принятию усложнившейся дифференциации социальных систем? Иначе говоря, подтверждает ли современность, что «взлет индивида на самом деле был его падением и что требование к нему описывать себя как индивида приводит к бессмыслице?», или же она свидетельствует о том, что «дифференциация психических и социальных систем заходит столь далеко, что он [индивид. — Л. М.] может использовать для самоописания только свою индивидуальность?» [Там же. С. 351].
Сам Луман отвечает на эти вопросы, придерживаясь второй позиции.
Ядром самоинтерпретации индивидуальной психической системы, полагает он, является для нее возможность продолжения своих операций, т. е. ожидание сохранения себя в новых условиях.
Ожидание психической системы — это форма ориентаций, с помощью которой система как бы прощупывает контингентность окружающей среды в отношении себя самой и включает ее в качестве собственной неопределенности в процесс аутопойетическойрепродукции. На базе ожиданий формируется движение сознания. Индивидуально-психическую основу в виде ожидания, согласно Луману, можно рассматривать как своеобразную иммунную систему, обеспечивающую дальнейшее расширение неосознаваемой самоорганизации необычными средствами и с использованием для этого упрощенных способов распознавания. Система ожиданий усиливает свою активность с учетом возникающих проблем в сознании.
Но как общество, в своей специфике, согласно Луману, ориентированное на деперсонализацию, «снятие» автономии индивидуального для обеспечения коммуникации, входит в связь с автономной психической системой сознания?
В основе неосознаваемой самоорганизации реального индивида, полагает он, лежат процессы деперсонализированной автономной системы адаптации к окружающей среде — адаптации, всегда готовой к новому, иному. Индивид существует в обществе через производство собственных копий, а также через копирование уникальным способом социальных стандартов поведения.
Луман считает, что протестовать против наличия в любом сознательно действующем человеке «человека-копии» бесполезно. Однако при этом надо понимать, что индивидуальные психические системы способны лишь к индивидуальному копированию: никогда не может быть полного воспроизведения индивидуального для его идентификации. Многообразие разных индивидуально переживаемых чувств человека, именно как человека, реализуется лишь посредством когнитивной и языковой интерпретации. Тем самым оно со-
циально обусловлено. Преобразование чувств, необходимое для их понимания, с одной стороны, уже служит социальному контролю над ними, с другой — обременено проблемами достоверности, соответствия их подлинности.
Может ли кто-либо сказать, как он страдает, чтобы это полностью соответствовало аутентичности переживания? Всегда при этом существует некий остаток недосказанности, невыразимости.
Искренность сама по себе не вписывается в коммуникацию, и коммуникация все время указывает на эту свою особенность, поскольку предполагает различие информации и сообщения. Сообщать что-либо о себе, о своих состояниях, настроениях можно лишь демонстрируя себя как контекст информаций, которые могли бы быть и другими. Поэтому коммуникация вносит неустранимое подозрение в ином подтексте, а любое настойчивое заверение лишь усиливает сомнение. Неискренность искренности становится проблематичной, как только общество открывает в себе нечто не как естественный порядок, а как свою собственную специфику, проявляющуюся в коммуникации.
Однако без факта проблемы искренности, сомнения в подлинности сообщаемого, без непонимания не было бы самой коммуникации. Акт ожидаемого взаимопонимания не возможен в прямой коммуникации. Всегда имеется широкий горизонт для коммуникации, которая не состоится без того, чтобы индивид не видел в информации моменты ее сомнительности или неправильности и не желал ее корректировки. Все это — возможности продолжения коммуникации, составляющие потенциальные смысловые ориентиры для уточнения особенности индивида, проявляющейся в индивидуальной реакции Ego на сообщение.
Таким образом, согласно Луману, основанием для связи индивида и общества является деперсонализированная, но автономно-дифференцированная система их ожиданий, возникающих на базе неконтролируемой сознанием самоорганизации.
В соответствии с логикой Лумана, массовая коммуникация совпадает с основой коммуникации как таковой именно в феномене деперсонализированного индивида, умножающего
свои копии в отношении различного иного и включенного в открытость коммуникативных процессов.
Именно такой индивид — деперсонализированный, но автономный, не рефлексивно, но избирательно-практически, через множество вариантов осваивающий возможность порядка в невероятном, — не учитывался классической теорией коммуникации.
Функционализм постструктуралистской модели мира, который своеобразно использует Луман в своей теории, выражает экспансию информационно-компьютерных технологий с их особенностями детерриториализации и децентрации мышления. Функционализм во многом адекватен растущей тенденции деперсонализации индивида в условиях глобализации и широкой информатизации общества.
Массовое сознание родственно постструктуралистскому дискурсу деперсонализированного индивида в том плане, что оно выражает многовариантность реализации человеческой природы, а это важное условие снятия антропоморфной субъективной ограниченности знания в его приближении к подлинности вещей, людей и их взаимоотношений.
Подчеркнем: размышления Лумана о деперсонализированном и автономизирован-ном индивиде, благодаря которому возможна коммуникация и социальность, связаны с попыткой понять перспективы современного, так называемого индивидуализированного общества. Эти перспективы многие видные западные философы, социологи, культурологи, в отличие от Лумана, связывают с деструктурализацией и разрушением общества как такового. Кроме Ж. Бодрийяра, этого направления мысли в оценке состояния и перспектив современного общества придерживается Р. Сеннет [13], который, усматривая основную особенность современности в поглощении публичной сферы сферой приватной, характеризует эту особенность как тяжелую болезнь современного Запада. З. Бауман в этой связи отмечает, что новый мировой порядок, прозванный глобализацией, имеет, однако, «один подлинно революционный эффект: обесценение порядка как такового» [3, с. 44]. Рассматривая различные стороны современного общества, Бауман обнаруживает рост индивидуализации, кризис или
распад общественных связей, бессилие социальных институтов в эффективном управлении. Оборотная сторона фрагментации и индивидуализации жизни человека — формализация коммуникативных связей.
Н. Луман, как уже отмечалось, принадлежит противоположной, более оптимистической тенденции в понимании индивидуализированного общества. Примерно в том же духе представляет современное общество Н. Элиас, который, говоря о «совокупном историческом изменении человечества... движимом целями, но без цели» [19, с. 99], отмечает мощную тенденцию самоорганизации социальных систем благодаря актуализации в них индивида. Сходным образом рассматривается индивид в современном обществе представителями «методологического индивидуализма». «Истинный индивидуализм», полагает Ф. Хайек [16, 17], исходит из того, что большая часть порядка, проявляющаяся в людских делах, — это непредвиденный результат индивидуальных действий, определяющихся неосознаваемым деперсонализированным принципом их взаимосвязи. Отсюда утверждение, что «подлинный индивидуализм» — это результат осознания ограниченности индивидуального разума и признание ведущей роли безличных и анонимных процессов, благодаря которым индивиды создают нечто большее, чем доступно их пониманию.
Итак, в различных исследованиях уникальности человека, граничащей с его безличием, несомненно, имеется много продуктивных достижений. Они содержатся в работах авторов (например, Р. Барта, Ж. Бодрийяра), критически относящихся к происходящему и производящих глубокий анализ социальных технологий по производству иллюзии выбора человеком направления своих действий и мыслей. Также и в трудах с противоположной, оптимистической оценкой потребительской ориентации современного человека (например, в книгах Н. Лумана) находим продуктивные идеи о неизбывности человеческой самобытности, свободы и творчества, содержащихся даже в феномене адаптивной мимикрии.
Современное общество производит такую социальную реальность, в которой благодаря
растущей роли mass-media уникальность каждого человека особенно остро выявляет свою связь с деперсонализацией индивида. В этих условиях все, с чем имеет дело современное человечество, в том числе и эстетика, воспринимаются так, что конкретный образ становится все больше функциональным и, значит, условным, предназначенным для самых разных аудиторий. И здесь без формализации расширяющегося и усложняющегося многообразия не обойтись.
Однако нельзя при этом абсолютизировать относительность ценностей. Так, Луман в работе «Власть» [7] отмечает: моральное требование сегодня, скорее, следует отнести к субъективности сознания с соответствующим автономным обоснованием. В этом контексте полноценное гражданское общество характеризуется как отказывающееся от привнесения в политику коммуникативных средств, легитимизируемых одной общезначимой истиной. И этот отказ гражданского общества от истины в пользу оппортунизма (беспринципности, приспособленчества, соглашательства) рассматривается как симптоматичный для комплексной структуры современного общества.
Однако при таком понимании механизма трансформаций ценностного отношения человека к миру, себе и другой индивидуальности вряд ли можно надеяться на сохранение гуманного, т. е. человечного во взаимосвязях индивидов. Перспективными здесь оказываются разработки школы персонализма, причем во всем его концептуальном разнообразии. В соответствии с типологией персонализма, предложенной Ж. Лакруа, «существует персоналистский идеализм (кантианство), персоналистский реализм (Лабертоньер), персоналистский экзистенциализм (Марсель, Бердяев), персоналистский индивидуализм (Ренувье), существуют коммунистические и анархистские персоналистские интенции» [6; 21, с. 39—40]. Но особого внимания заслуживают идеи русского персонализма в лице Г.П. Федотова, С.Н. Булгакова, К.Н. Леонтьева, А.Ф. Лосева и др. [12]. Работы представителей этого направления в философии индивидуального плохо изучены, и, как справедливо отмечает специалист в этой области — M.A. Прасолов [10], их анализ фигурирует
преимущественно в энциклопедических и словарных статьях.
Особого внимания заслуживают идеи русского персонализма об элементарных формах связи индивидуального сознания и действительности — таких как «энергийность», «чувства усилия и сопротивления», которые не дают сознанию в его бытийных характеристиках полностью перейти в безлично-нейтральное, вне-ценностное и бессознательное существование. Также достойны специального изучения идеи русских персоналистов (прежде всего Г.П. Федотова) о преобразовательной практике в системе образования и воспитания. Ключевым моментом гуманистической ориентации всей образовательной системы, продуцирующей знание общей нормы поведения, должна быть борьба с формализмом, внимание к конкретной истории и ставка на ценность индивидуального. Кроме того, несомненно, перспективными являются идеи русского персонализма в лице Московской философско-математической школы (Н.В. Бугаев, П.А. Некрасов, В.Г. Алексеев и др.). С этой позиции для изучения фундаментальных схем, которыми руководствуются в своем взаимодействии индивиды, необходимо привлекать метафизический ресурс математики. При этом обращается внимание не только на математический анализ с его принципами непрерывности, механизма, детерминизма, но и на аритмологию с ее принципами дискретности, неоднозначности, непредсказуемости.
Кроме предложений русских персоналистов в области метафизического ресурса математики, постструктуралистские исследования феномена формализации человека в условиях роста роли mass-media могут быть дополнены также и разработками представителей других школ. В исследованиях понятий «человек масс», «безличный индивид» зачастую указывается на такую характерную черту феноменов, обозначаемых этими понятиями, как количественный фактор. Формально-количественная характеристика масс выходит на первый план, например в концепции Ж. Бодрийяра. Фактор количества, определяющего специфику масс, утверждается и в теории символического интеракционизма. Так, Т. Шибутани [18] отмечает, что множество именно людей представляет их специ-
фическую унификацию. Универсализация опосредованного общения сопровождается его символизацией и предполагает кажимость как индивидуального, так и универсального.
С позиции неорационализма Г. Башляр [4] подчеркивает, что термин «массы» в социальной теории производен от термина «масса» в физической теории. Более того, история изменения физического понятия «масса» похожим образом отражается в соответствующем социальном понятии — от вещественной монолитной глыбы (натурализм) к переменным одной меры-закона (теория относительности, функционализм). Но в любом случае масса — количественная норма-предел, указывающая на границы вещественной определенности. Причем именно из-за смыслового упора на количественную масштабность (греч. massa — слиток, ком, глыба, некая первичная неоформленная материя; лат. massalis—всеохватывающий, всеобъемлющий) понятия «масса» как в физике, так и в социальной теории содержат намек на проблематичность определения ее составляющих.
Действительно, понятия «человек масс», «безличный индивид» чаще всего используются как выражение чистой формы индивидуального, как формальное его представление. Важно искать основание связи формального и неформального (т. е. единственного в своем роде), безличного и личного. Г. Башляр справедливо указывает на методологический путь решения этой задачи: поиск смысловой связи методов математики и естествознания, с одной стороны, и социальной антропологии, с другой, при объяснении природы единичного. Попытки исследовательского движения в этом направлении предпринимались и П.Ф. Стро-соном [15]. Но наиболее фундаментальное и продуктивное исследование этой проблемы находим у Г. Риккерта [11]. Согласно Риккер-ту (см. раздел «Количественная индивидуальность»), проблематичность научного познания единичного объекта связана с неправомерным, слепым заимствованием методологии естествознания и математики методологией социально-гуманитарных наук. В свою очередь, естествознание, как он справедливо отмечает, игнорируя ценностно-культурную составляющую своего знания, лишь наивно, на веру полагает объективность своих представ-
лений об объекте, включая его качественную особенность.
Подведем некоторые итоги вышесказанного.
Нельзя не согласиться с Н. Луманом в том, что эволюция индивидуализации человека имеет направленность к изменению реакций на усиление многоплановости и динамики межчеловеческих контактов. Это требует учета большего количества зависимостей от разных людей, бесстрастной индифферентности, что обостряет проблему гуманности, но вместе с тем заставляет индивида учиться преодолевать свою одномерную субъективность.
К заслугам Лумана следует также отнести и его тонкий анализ тех механизмов массовой коммуникации, которые соединяют рафинированную элитарность с китчем. В отличие от Ж. Бодрийяра, делающего акцент на различии элитарной и массовой деперсонализаций, Лу-ман выявляет и их сходство. Действительно, представитель современных масс не может быть уподоблен исключительно одномерному человеку, понимаемому в духе Г. Маркузе или имеющему только нейтральную позицию и абсолютно обезличенному.
В другой работе [14] мы в развернутом виде обсуждаем тезис о несводимости действий и сознания человека масс к существованию в режиме простого автомата. Если признать в массах полное отсутствие рационального и индивидуального, то в этом случае невозможно объяснить, как человек переходит из неосознанного состояния в осознанное. О сохранении представителями масс, хотя бы и в трансформированном виде, своей индивидуальности, что сказывается на отсутствии полного совпадения процессов масс-медийного кодирования и индивидуального декодирования, свидетельствуют также исследования С. Холла [20].
«Серединность» «среднего» человека в повседневной жизни не тождественна унифицированности и не исключает значимости индивидуального. «Серединность» как множество самых разных проявлений и толкований человеческого, обеспечивая переплетение «я» и «не-я», создает условие для невинно-искренней реализации «своего» без оглядки на устоявшиеся номенклатурные оценки.
Отметим также, что в идеях Лумана присутствует чрезмерная формализация социальных процессов и рискованная ставка на адекватную автономную самоорганизацию индивида.
Итак, можно сделать следующие выводы:
1. Н. Луман связывает формообразование множественно проявляющего себя индивидуального, находящегося в переплетении с безличным и выходящего за рамки управляющих возможностей самосознания, с аутопойезисом: динамичной автономной самоорганизацией нерефлексивного характера. Необходимо дополнить этот механизм сохранения индивидуального в социальном формообразовании механизмом непрестанной, вариативной, осуществляемой в неожиданных формах пропаганды ценности усилий каждого индивида по повышению своего этического, эстетического, общекультурного уровня.
2. Рост роли масс оценивается Луманом позитивно, поскольку сопутствующая депер-
сонализации формальная функциональность оперативно, действенно расширяет границы индивидуального и вместе с тем способствует осуществлению формообразующего фактора в обществе как сложной, динамично меняющейся и многоплановой системе. Позиция автора этой статьи такова: деперсонализированный индивид может быть оценен как с негативной, так и с позитивной стороны. Первая оценка связана с возможностью антигуманной манипуляции сознанием индивида, вторая по своим характеристикам во многом совпадает с ее определением Луманом.
3. Массовое сознание, рассматриваемое в качестве «пустой формы» или открытой возможности вариативного смыслообразования, а также как воплощение техники функционирования смысла, — одна из наиболее выразительных и продуктивных моделей для исследовательского уточнения достоверности наших идей и чувств о реальности.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Антоновский, А.Ю. Социоэпистемоло-гия: о пространственно-временных и личностно-коллективных измерениях общества [Текст] / А.Ю. Антоновский. - М.: Канон+, 2011. - 400 с.
2. Он же. Эпистемологические основания и источники конструктивизма Н. Лумана [Текст] / А.Ю. Антоновский // Луман Н. Общество как социальная система. — М.: Логос, 2004.
3. Бауман, З. Индивидуализированное общество [Текст] / З. Бауман. — М.: Логос, 2002. — 390 с.
4. Башляр, Г. Новый рационализм [Текст] / Г. Башляр. — М.: Прогресс, 1987. — 348 с.
5. Бодрийяр, Ж. Реквием по масс-медиа [Текст] / Ж. Бодрийяр // Поэтика и политика. — М.: Ин-т эксперимент. социологии; СПб.: Алетейя, 1999. — С. 193—226.
6. Лакруа, Ж. Избранное: Персонализм [Текст] / Ж. Лакруа. — М.: Росспэн, 2004. — 384 с.
7. Луман, Н. Власть [Текст] / Н. Луман. — М.: Праксис, 2001. — 256 с.
8. Он же. Реальность масс-медиа [Текст] / Н. Луман. — Там же, 2005. — 256 с.
9. Он же. Социальные системы [Текст] / Н. Луман. — СПб.: Наука, 2007.
10. Прасолов, М.А. Субъект и сущее в русском метафизическом персонализме [Текст] / М.А. Прасолов. — СПб.: Астерион, 2007. — 354 с.
11. Риккерт, Г. Науки о природе и науки о культуре [Текст] / Г. Риккерт. — М.: Директ-Медиа , 2007 — 998 с.
12. Русский индивидуализм [Текст]: сб. работ русских философов Х1Х—ХХ веков. — М.: Алгоритм, 2007. - 288 с.
13. Сеннет, Р. Падение публичного человека [Текст] / Р. Сеннет. М.: Логос, 2003. - 424 с.
14. Стрельченко, В.И. Деперсонализация человека и функциональность сознания: к проблеме массового общества [Текст] / В.И. Стрельченко, Л.В. Мурейко // Философия права. — Ростов н/Д. — 2009. — № 5 (36). — С. 45-52.
15. Стросон, П.Ф. Индивиды. Опыт дескриптивной метафизики [Текст] / П.Ф. Стросон. — Калининград: Изд-во Рос. гос. ун-та им. И. Канта, 2009. — 328 с.
16. Хайек, Ф.А. Индивидуализм и экономический порядок [Текст] / Ф.А. Хайек. — М.: Изограф, 2001. — 256 с.
17. Он же. Дорога к рабству [Текст] / Ф.А. Хайек. — М.: Новое изд-во, 2005. — 264 с.
18. Шибутани, Т. Социальная психология [Текст] / Т. Шибутани. — Ростов н/Д: Феникс, 1998. — 544 с.
19. Элиас, Н. Общество индивидов [Текст] / Н. Элиас. — М.: Праксис, 2001. — 336 с.
20. Hall, S. Encoding / Decoding [Text] / S. Hall // Durham M. & Keller D. Media and Cultural Studies: Key Works. — Malden, MA: Blackwell Publishers, 2006. — P. 177—197.
21. Lacroix, J. Le personnalisme comme anti-ideologie. P., 1972.
