НЕТОЧНЫЕ ПЕРЕВОДЫ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

НЕТОЧНЫЕ ПЕРЕВОДЫ

1. Эпиграф из Кольриджа.

It is a poison-tree, that pierced to the inmost Weeps only tears of poison.

(Ill, 699)

Двустишие из трагедии Кольриджа «Озолио, или Раскаяние», взято Пушкиным в качестве эпиграфа к стихотворению «Анчар» в черновой редакции. В «большом» академическом собрании оно переведено следующим образом:

Есть древо яда, пронизывающее отравой все сокровенное Оно плачет лишь ядовитыми слезами.1

(III, 1315)

В целом русский текст не вызывает ощущения странности, натяжки. Однако перевод неверный. Если принять то понимание грамматической структуры первой строки, которая положена в его основу, т. е. видеть в pierced глагол активного залога, переводить первую строку, ее конец, следовало бы прошедшим временем: пронизывавшее отравой. Но тогда общий смысл двустишия туманится — ведь в следующей строке настоящее время: плачет. Спрашивается, что случилось? Какая связь между его, дерева, прошлым, когда оно пронизывало все сокровенное своим ядовитым дыханием, и плачевным настоящим? Кстати, примечательно, что между двумя сказуемыми — если опять-таки следовать грамматическому чутью переводчика — должна бы быть запятая или союз, однако ничего этого нет в английском тексте (как и в русском).

Неудовлетворительна подобная грамматическая трактовка стихов Кольриджа и с поэтической точки зрения. Совершенно очевидно, что pierced как глагол активного залога плохо сочетается со словом tree, к которому формально относится. Дело в том, что pierced включает в себя значения: 'прокалывать', 'пробираться1, 'пробивать'. Представьте себе русского поэта, который поставил бы в подобной фразе глагол, означающий, что дерево не только пронизывает, что ему нужно, своей отравой, но одновременно прокалывает, пробуравливает, прорывает и пробивается. Дерево не может сверлить. Оно наполняет собой все вокруг, а не пробивает. Итак, Кольридж как поэт выступает с очень неприглядной стороны. Мало того, что он перепутал время, не поставил запятой, он еще и выбрал совершенно неподходящий глагол.

Ничего подобного, конечно, нет. Просто грамматическая структура первой строки иная, чем представлена в академическом переводе. Pierced — это Passive, сокращение от being pierced; дерево является не субъектом, а объектом действия. Его прокалывают, пробивают, пробуравливают и проч. И если так случается, тогда оно плачет ядовитыми слезами. Двустишие Кольриджа должно по-русски звучать примерно так (заодно попробуем уточнить в этом переводе некоторые другие оттенки, менее важные):

Вот древо яда; пронзенное до сердцевины, Оно плачет лишь ядовитыми слезами».2

1 Перевод этот принадлежит Д. П. Якубовичу. См.: Лит. наследство. М.; Д., 1934. Т. 16-18. С. 869.

2 Примерно так переведен этот текст в издании «Рукою Пушкина» (Д., 1935. С. 506):

Это — ядовитое дерево, которое будучи проколото до глубины, Плачет только слезами яда.

(Перевод А. А. Ахматовой или Г. О. Винокура). © В. А. Сайтанов, 1990

i/2 12 временник, в. 24 lib.pushkinskijdom.ru

Как видим, Кольридж точно описывает биологический факт: если глубоко пробить (пробуравить, проколоть) ствол анчара, польется ядовитый сок. И уж затем этот биологический факт (потерянный в прежнем переводе) получает иносказательный смысл: среди людей встречаются иногда такие, что и сраженные смертельным ударом (pierced to the inmost), психологическим или физическим, когда бы надо думать о собственном спасении, продолжают мстить, творить зло и проч.

У Пушкина эти строки обретают иное метафорическое применение. Анчар — образ царской власти, построенный даже на музыкальном созвучии: царь—анчар. Эпиграф добавляет к этой параллели важный оттенок: внутренне сломленный (pierced to the inmost), уже обреченный абсолютизм продолжает источать яд, губя все вокруг. Мысль об «обломках самовластья», о том, что монархический образ правления, согласно исторической закономерности, умирает (не в России только, но во всей Европе), характерна для молодого Пушкина. Новым и до известной степени неожиданным является факт, что он думал так в конце 20-х годов, после разгрома всех европейских восстаний и почти полного торжества абсолютизма. Именно это вытекает из выбранного у Кольриджа эпиграфа.

Примечательно в этой связи, что убийственное изображение царизма как древа яда соседствует по времени написания со стансами «Друзьям» («Нет, я не льстец. . .»). Очевидно, здесь мы сталкиваемся с противоречивой парой, подобной «Стансам» («В надежде славы и добра. . .») и посланию в Сибирь («Во глубине сибирских руд...»). Там противоречие мнимое.3 Пушкин просто уравновешивал вторым стихотворением одностороннюю истину первого. Так же и здесь. Нет никаких оснований сомневаться в искренности пушкинского признания: «Его я просто полюбил. . .». Он действительно находился в это время под обаянием личности Николая I, но при этом не был удовлетворен царской властью как институтом. О личности царя — стансы «Друзьям», а о царской власти — «Анчар».

Можно догадаться теперь, отчего Пушкин, решившись на публикацию, снял эпиграф: он еще более усиливал смысл стихотворения, резкая направленность которого против монархии и без того была очевидна.4

2. Эпиграф из Катулла к стихотворению «Мальчику».

Minister vetuli, puer.

(III, 283)

Перевод «большого» академического собрания: «Мальчик, прислужник пира» (III, 1310). Однако в эпиграфе нет слова «пир»; напротив, есть непереведенное прилагательное vetuli. В издании «Художественной литературы» читаем: «Старого фалернского, мальчик».5 «Пир» исчез, «прислужник» тоже, но появилось «фалерн-ское». Напрасно, однако, искать это слово в латинском тексте эпиграфа. Его нет.

3 См. об этом: Непомнящий В. С. Поэзия и судьба: Над страницами духовной биографии Пушкина. 2-е изд. М., 1987. С. 88—127.

4 Почему Пушкин решился вдруг опубликовать стихотворение, продержав его в столе три года; отчего выбрал именно осень—зиму 1831/32, когда его отношения с царем были наилучшими? Может быть, именно для уравновешения своей позиции в глазах общественного мнения?

5 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1974. Т. 2. С. 280.

В чем же дело? Minister значит 'слуга', 'прислужник', 'служитель' (ср. minister (англ.) — священнослужитель); vetuli — прилагательное одного происхождения с русским «ветхий», означает 'старый, старенький', стоит в родительном падеже, так что надо без всякого сомнения переводить: «старого» puer — 'мальчик', 'отрок'. Итак, получается: «Служитель старого, мальчик. . .». Пушкин сократил строку Катулла: «Minister vetuli puer Falerni» (carmen XXVII).

В Древнем Риме на пирах у каждого сорта вина был свой служитель, так что это обращение, зов: эй, мальчик, служитель старого фалернского. . . Далее Катулл продолжает (2-я строка) :

Inger mi calices amariores. . . (Наполни мне горькую чашу. . .).

Грамматически перевод «большого» академического собрания точнее других: слово minister передано существительным. Но поскольку читатель не знает, что эта фраза — обращение, то воспринимается она как законченная: мальчик — прислужник пира, — и всякий намек на Фалерн, на приказание наполнить чашу — а оно скрыто присутствует в отрывке Пушкина — исчезает. Очень важно понять, почему поэт обрывает строку. Стихотворение «Мальчику» (1832) посвящено памяти Дельвига. Это первое после долгого перерыва (по меньшей мере семь лет — предшествующее сочинение в этом роде «Вакхическая песнь» публиковалось им под 1825 г.) вакхическое стихотворение Пушкина. У Дельвига тоже было стихотворение «К мальчику» и тоже подражание Катуллу, написанное не позднее 1819 г. (несколько строк его исправлены Пушкиным в этом году). И этот образ, и вообще эпикурейские мотивы характерны для ранней поэзии Дельвига. Ограничимся напоминанием одной знаменитой строки:

Мальчик, наполни фиал фалернским вином искрометным!

(«К Диону». 1814) 6

Пушкинский перевод из Катулла сделан вскоре после того как поэту пришлось уничтожить (в связи с политическими неприятностями, вызванными стихотворением «Анчар») тираж сборника «Стихотворения Александра Пушкина из „Северных цветов на 1832 год"»,7 задуманного как памятник Дельвигу. Пушкин поминал этим стихотворением Дельвига, лицейские уроки и лицейские пиры — там звучала и эта строка из Катулла, — общую юность, единое чувство поэзии и жизни. Мальчик был служителем прошлого, вечным и неизменным символом молодости. В его руках — сосуд, полный горьких и сладостных воспоминаний, «вина минувших дней». 18 февраля, когда написано стихотворение «Мальчику», был днем годовщины свадьбы, а также мальчишника накануне свадьбы,8 который — во всяком случае официально — был последним пиром, где пили «чашей молодости» (Дельвиг, «К мальчику»), иначе говоря, в духе страстного и безудержного Катулла.

6 Дельвиг А. А. Полн. собр. стихотв. Л., 1959. С. 153.

7 Стихотворение «Мальчику» написано одновременно с черновым письмом Бенкендорфу с объяснениями по поводу «Анчара».

8 Первым указал на это совпадение В. М. Файбисович в своей статье «К источнику перевода Пушкина „Из Катулла"» (Временник Пушкинской комиссии. 1977. Л., 1980. С. 71, прим.).

'А 12*

179

Итак, сокращение строки, сделанное Пушкиным, вполне значимо; здесь не нужно продолжения. Мальчик олицетворял лицейское прошлое (puer значит мальчик-отрок, не дитя). Таким образом, надо оставить это сокращение, сделав перевод буквальным, во всяком случае в Академическом издании:

Minister vetuli puer.

(Служитель старого, мальчик. . .).

Правда, переход от такого эпиграфа к стихотворению не совсем ясен, необходим комментарий. Чтобы сделать эпиграф понятным без пояснения, вероятно, стоит в популярных изданиях пойти по старому пути:

Налей старого, мальчик. . .

Хотя такой вариант формально неточен, он передает и общий смысл фразы Катулла, из которой вырван эпиграф, и пушкинскую мысль.

В. А. Сайтанов

НУЖНА ЛИ ПОПРАВКА?

Изучая материалы о Булавинском восстании 1707 — 1709 гг., я заглянул в «Историю Петра» Пушкина и прочел следующее: «Гвардии майор кн. Долгорукий везде одерживал верх над мятежниками; наконец 7 июля войск(овой) атам(ан) Илья Зернов напал на Булавина в Курске; и Булавин после отчаянной обороны застрелился. Труп его привезли в Азов» (X, 117).

Но ведь доподлинно известно, что Булавин погиб в Черкасске (ныне Старо-черкасск). Это далеко от Курска. Может быть, ошибка издания? Однако и в шестнадцатитомном академическом собрании сочинений Пушкина, где впервые увидел свет дошедший до нас текст «Истории Петра», напечатано то же самое. Выходит, ошибся Пушкин? Если же нет, то как попала ошибка в текст? «Историю Петра», как известно, Пушкину при жизни выпустить не удалось. Только в 1855 г. русский литературный критик и мемуарист П. В. Анненков опубликовал незначительную часть из «Истории Петра». После революции отыскались 22 тетради оригинала и писарские копии некоторых утраченных тетрадей. Отыскались в таком состоянии, что прочесть их было трудно. К тому же Пушкин писал эти материалы для себя, сокращенно, начерно, наскоро. Попробуй расшифруй все правильно, прочитай то, что стерто или не понято переписчиком!

Тогда я обратился к материалам, которыми пользовался Пушкин.

Основным источником поэту служил многотомный труд по истории Петра, написанный И. И. Голиковым, под заглавием «Деяния Петра Великого, мудрого Преобразователя России». Во втором томе второго издания этого сочинения читаем: «. . .а наконец июля 7 войсковой атаман Илья Зернов, с войском Донским напал на самого злодея в курене, и сей изверг, обороняясь отчаянно, но видя бессилие свое, застрелил себя сам, а труп его привезли в Азов».

Можно с большой степенью вероятности предположить, что при расшифровке

180

© Б. Рябухин, 1990