CC BY
10
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.И. Пономарев
Несколько замечаний и наблюдений, как «Post Scriptum» к магистерскому коллоквиуму о. протоиерей И.В. Морева при защите им сочинения «Камень веры» м. Стефана Яворского
Опубликовано:
Христианское чтение. 1905. № 6. С. 852-865.
© Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Нѣсколько замѣчаній и наблюденій, какъ— „Post-Scpiptum“
къ магистерскому коллоквіуму о. протоіерея 1. В. Морева при защитѣ имъ сочиненія: „Камень вѣры“ м. Стефана Яворскаго *).
3. При изученіи отдѣльнаго произведенія того или другого писателя необходимо, прежде всего, знать личность автора, по возможности, во всѣхъ отношеніяхъ, насколько ото возможно па основаніи другихъ его сочиненій, если таковыя имѣются, а равно и съ помощію подлежащихъ историческихъ и историко-литературныхъ матеріаловъ и при пособіи наличной литературы изслѣдованій изучаемаго писателя и его произведеній. Это собственно minimum требованій для всякой подобной историко-литературной работы. Личность автора «Камня вѣры» для о. Морева, невидимому, опредѣлялась, съ одной стороны, похвальными дифирамбами и репликами друзей и почитателей Стефана Я—го въ XYIII вѣкѣ, а съ другой—отзывами объ немъ, занимавшихся его изученіемъ, съ разныхъ сторонъ, въ новѣйшее время и. въ числѣ прочихъ его произведеній, касавшихся и «Камня вѣры» (Введеніе, стр. II—XII).
Относительно первыхъ нужно замѣтить, что историческая цѣнность ихъ, какъ извѣстно, очень не велпза, хотя для составленія искусныхъ «хваленій» и «прославленій» составителямъ ихъ приходилось пройти и усвоить довольно трудную и сложную технику, подробно разработанную въ схоластическихъ риторикахъ и иіитикахъ старыхъ кіевскихъ и западно-русскихъ школъ. Правда, подобныя вещи (хвалебныя слова по разнымъ случаямъ, посвященія и подношенія «знатнымъ особамъ», стихами и прозой, надписи подъ портретами и т. под.), достав-
Продолженіе. См. май.
ляли ихъ авторамъ, ораторамъ и піитамъ, хорошее вознагражденіе и разнаго рода милости (бывало, впрочемъ, что и «батоги»). Самъ Стефанъ Яворскій въ достаточной мѣрѣ вкусилъ «сладость» плодовъ изученія риторики и піитики, преподавателемъ которыхъ, по возвращеніи изъ заграничныхъ іезуитскихъ школъ, онъ былъ нѣкоторое время въ Кіевской академіи. Латинскимъ стихотворствомъ онъ владѣлъ въ совершенствѣ, какъ настоящій виртуозъ, и за латинскіе стихи былъ увѣнчанъ въ Кіевской академіи «вѣнкомъ поэта», а за похвальные стихи гетману Мазепѣ, которому затѣмъ онъ посвятилъ еще и одну изъ похвальныхъ рѣчей,—удостоился благорасположенія и милостей этого послѣдняго. Ораторское искусство обратило на него вниманіе и Петра В. и поставило его на высокій постъ мѣстоблюстителя патріаршаго престола, а йотомъ н въ этомъ высокомъ санѣ онъ не разъ получалъ за свои похвальныя и торжественныя рѣчи тысячи червонцевъ, какъ отъ Петра, такъ и отъ другихъ членовъ царскаго дома. Не безъ видовъ на подобнаго же рода милости и самъ Стефанъ Яв—скій былъ осыпаемъ похвалами его почитателями, вообще людьми его партіи. Особенно это нужно сказать о Максимовичѣ, префектѣ Черниговскаго коллегіума. О. Моревъ, приводитъ, безъ всякихъ замѣчаній, его хвалебный отзывъ о Стефанѣ Яв—скомъ,—отзывъ любопытный и характерный, только совсѣмъ не для той цѣли, для какой онъ приведенъ у о. Морева.
«На тверди россійской пребывая во главѣ (нужно читать— «въ славѣ»),—пишетъ Максимовичъ о Стефанѣ Яв—скомъ,— онъ сіялъ какъ утренняя звѣзда посреди облаковъ; русская церковь папоялась и орошалась росой благодатною, многоплод-ными трудами, ученіями благоразумными, изливавшимися отъ устъ его» и пр. Прежде всего, нужно, замѣтить, что слова этого отзыва приводятся о. Моревымъ не по книгѣ Максимовича, въ которой они находятся, а по статьѣ «Н. Тихонравова», помѣщенной въ «Русскомъ Вѣстникѣ» 1871 года. О. Моревъ книги Максимовича не видалъ, а относительно автора статьи, вѣроятно, не подозрѣвалъ, что это извѣстный московскій ученый, покойный проф. II. С. Тихонравовъ, сочиненія котораго,—а въ числѣ ихъ и статья изъ «Рус. Вѣсти.»,—нѣсколько лѣтъ тому назадъ (въ 1898 г.), вышли въ отдѣльномъ и прекрасномъ изданіи, съ позднѣйшими дополненіями и примѣчаніями. Книга Максимовича, о которой идетъ рѣчь, носитъ заглавіе: «Богомысліе въ пользу правовѣрнымъ. Трудолюбіемъ архіепи-
скопа Чернѣговскаго, Новгородскаго (Новгородъ-Сѣверскаго)», и пр. (Черниговъ, 1711 г.). По бокамъ заглавія изображены св. ап. Петръ (съ ключемъ въ рукахъ) и св. Алексій (имена которыхъ носили — отецъ Петра В. Алексѣй М. и Петръ В.),— вверху—изображеніе св. Троицы, а внизу представлено роледе-ніе дивнаго младенца, въ обстановкѣ, указывающей на будущее величіе и славу импер. Петра Великаго; на оборотѣ этого перваго выходного листа книги (есть и другой выходной листъ) — рисунокъ государственнаго герба, въ видѣ орла, въ большомъ лавровомъ вѣнкѣ, парящаго надъ поверлшннымъ на землю львомъ, служащимъ символомъ шведскаго короля, побѣ-жденнаго Петромъ Великимъ, и—подпись силлабическими стихами, поясняющая рисунокъ *). Послѣ заглавнаго листа—панегирическое, прозой и стихами, «приношеніе» книги Петру В., восхваляющее и прославляющее его превыше всего на свѣтѣ, затѣмъ—второй выходной листъ съ заглавіемъ книги и рисунки, по композиціи сходные съ помѣщенными на первомъ листѣ, но относящіеся уже къ Стефану Яворскому, потомъ— также прозой н стихами такое же риторически-витійственноо и высокопарно-цвѣтистое «посвященіе» ему этой книги, причемъ, конечно, и Стефанъ Яв. восхваляется до небесъ. Приведенный у о. Морева хвалебный отзывъ объ немъ представляетъ лишь сводъ отдѣльныхъ выраженій, взятыхъ Тихонравовымъ съ разныхъ страницъ этого посвященія (стр. 3, 5 об.у 6 и 6 об.), но подобными выраженіями украшено и преукра-гаено почти все посвященіе, отъ начала до конца. Понятно, для характеристики личности и литературной дѣятельности Стефана Я—го, эти риторически-диѳирамбическія выраженія и фразы Максимовича, не стѣсняющагося въ похвалахъ, напр_ Петру, называть его исполненнымъ «естественныхъ и выгие-естественныхъ дарованій», — ровно никакого значенія имѣть не могутъ. Но книжка Максимовича интересна еще въ томъ отношеніи, что оиа, за исключеніемъ «посвященій» и стихотворнаго обращенія къ читателямъ («слоги къ читателямъ»), представляетъ дословный переводъ назидательной и очень популярной книжки извѣстнѣйшаго лютеранскаго богослова
1) Приводимъ ату „иодиись“ йодъ рисункомъ:
„Орелъ Царскій преславній, лавромъ увѣнчанный,
Во вселенной славимій, Воинъ Преизбранный
Растерза Лва Свѣйскаго, укрѣнленній Богомъ
Царъ Петръ всегда пребудетъ въ торжествѣ иремпогомъ“.
XVII в. Іоганна Герхарда (род. въ 1582 г., ум. въ 1637 г.), йодъ заглавіемъ: «Meditationes Sacrae ad veram excitandam et interioris hominis profectum promovendum accomodatae» (у насъ подъ руками миньятюрнос изд. ея 1759 г.). Къ тексту книжки приложены два рисунка, изъ которыхъ одинъ, по композиціи, сходенъ съ первымъ и вторымъ рисунками у Максимовича и, но всей вѣроятности, послужилъ для послѣднихъ образцомъ; начинается оно также пышнымъ и цвѣтистымъ посвященіемъ— «Dedicatio». Максимовичъ въ своемъ переводѣ опустилъ лишь цитаты изъ отцовъ церкви, средневѣковыхъ мистиковъ, напр., Бернарда Клера, Гюго де Сен-Виктора, Таулера, Ѳомы Кем-пійскаго и др., которые часто приводятся у Герхарда: Максимовичъ сообщаетъ мѣста изъ нихъ, но не выписываетъ цитатъ. Кромѣ того, у Герхарда, послѣ заглавія для каждой отдѣльной главы, кратко, въ формѣ изрѣченія, передается основная мысль содержанія главы. Напр., гл. 1-я: «Объ истинномъ познаніи грѣховъ. Исповѣданіе исцѣляетъ болѣзни»: у Максимовича передается и это изрѣченіе въ буквальномъ переводѣ, и переполненіе его въ двухстрочные силлабическіе стихи: «Благопріятно есть всѣхъ грѣховъ познаніе (1-й ст.). Исцѣляетъ болѣзни исповѣданіе» (2-й ст.)...
Книжка Герхарда—«Meditationes Sacrae»—плодъ обширной начитанности и благочестивыхъ размышленій юнаго автора-богослова (она была написана въ 1606 г.), полюбившаго средневѣковую богословскую мистику и, по самому характеру своему, очень склоннаго къ ней. Опъ излагаетъ, въ популярной формѣ, на основѣ лютеранскаго исповѣданія вѣры, ученіе о внутреннемъ человѣкѣ, о его глубокомъ паденіи и поврежденіи, объ искупленіи и оправданіи, о силахъ и средствахъ, дарованныхъ человѣку для достюкенія истиннаго спасенія, объ исповѣданіи грѣховъ, о силѣ молитвы, и пр., излагаетъ просто, съ чувствомъ глубокой религіозной настроенности. ІІо признанію современныхъ лютеранскихъ богослововъ, «Размышленія» I. Герхарда, имѣвшія множество изданій на латинскомъ и нѣмецкомъ языкахъ, принадлежатъ «къ драгоцѣнностямъ ихъ назидательной литературы (Erbaungs-Litteratur)», при чемъ, уже самое заглавіе книжки («ad veram pietatem excitandam» и пр.), говорятъ они, показываетъ, что «ортодоксія (лютеранская) Герхарда была жизненной»—проводилась имъ въ жизнь (Herzog-Hauck, Реал. Энциклопедія т. VI, стр. 559—560). Ну, а въ нашей литературѣ это произведеніе ученаго и набожнаго
лютеранина, въ переводѣ архіеп. Максимовича, было одной изъ первыхъ по времени «популярно-назидательныхъ» многочисленныхъ переводныхъ, католическихъ и протестантскихъ, книжекъ, съ начала XVIII в. и до нашихъ дней не перестававшихъ появляться у пасъ подъ разными наименованіями, до извѣстныхъ Пашковскихъ изданій и піотистически-штундист-скихъ «побожныхъ» гимнословій включительно!..
И вотъ, издавая такую завѣдомо лютеранскую книжку подъ своимъ собственнымъ именемъ, и ни единымъ словомъ не упоминая въ предисловіи и послѣсловіи о настоящемъ ея авторѣ, напротивъ, стараясь даже скрыть его (пропускъ цитатъ, среди которыхъ есть и изъ Аугсбургскаго исповѣданія вѣры),—православный архіепископъ Максимовичъ съ торжественно-хвалебными посвященіями подноситъ её мѣстоблюстителю православнаго патріаршаго престола—открытому противнику протестантства, и самому Царю, который, напротивъ, благоволитъ къ протестаптамъ-иноземцамъ: какъ же должно понимать ото?.. А потомъ, когда противники Ѳеофана стали обвинять его и Максимовича въ томъ, что сами они печатаютъ и распространяютъ еретическія лютеранскія книги,—они оправдывались будто бы «незнаніемъ», что названная книжка—«лютеранская». Но это же положительная неправда. Во-первыхъ, изъ посвященія названной книжки знатнѣйшимъ представителямъ лютеранскаго Гильберстата, въ которомъ Герхардъ только что былъ назначенъ суперъ-интеидеитомъ (въ 1606 г.), и съ первыхъ же страницъ ея уже со всею ясностію видно, что ото произведеніе лютеранскаго богослова. Во-вторыхъ, имя Герхарда въ тогдашнемъ протестантскомъ мірѣ пользовалось такою же громкой извѣстностію, какъ Беллярмина среди католическихъ богослововъ. Это былъ «ученѣйшій и знаменитѣйшій изъ старонротестантскихъ догматиковъ» (Herzog-Hauck, ibid. 554). Онъ написалъ много богословскихъ сочиненій и былъ извѣстенъ какъ замѣчательный апологетъ протестантизма и полемистъ, главнымъ образомъ, именно противъ Беллярмина. который,—тіо словамъ католическаго историка Дю-Пэна,— «не имѣлъ, можно сказать, болѣе страшнаго противника, какъ Герхардъ» (ibid. 558). Послѣ этого, могли ли не знать его сочиненій наши ученые богословы—Максимовичъ и особенно Стефанъ Яв—скій, который въ своей полемикѣ съ протестантами постоянно опирался на Беллярмина: иначе, съ какими же протестантскими богословами и ихъ заблужденіями онъ велъ
борьбу и откуда могъ знать лучше пхъ ученіе, если не изъ того ;ке Герхарда? Герхардъ и Хемницъ были въ то время первыми авторитетами лютерански-протестантскаго богословія... Но чѣмъ же всетаки можно объяснить это странное появленіе въ славяно-русскомъ переводѣ названной книжки и ея витін-ственныхъ подношеній и посвященій? Намъ думается, тѣмъ религіозно-конфессіональнымъ безразличіемъ, которое, въ сущности, царило въ душѣ обоихъ нашихъ богослововъ и одинаково не дозволяло имъ усмотрѣть что-либо противное православію въ Лютеранскомъ піэтизмѣ Герхарта или въ католическомъ раціонализмѣ Беллярмина.
Мы остановились на отзывѣ Максимовича о Стефанѣ Яв—омъ, чтобы показать, какъ опасно пользоваться подобными отзывами безъ всякаго критическаго отношенія къ тѣмъ, кому они принадлежатъ. Тоже нужно сказать и о другихъ изъ современниковъ Стефана Яв—го, восхвалявшихъ его или защищавшихъ противъ обвиненій и нападеній враговъ: ихъ отзывы почти ничего пе даютъ для настоящаго, историческою знакомства съ личностію автора «Камня вѣры». Приложенное къ первому изданію «Камня вѣры» (М. 1728 г.): «Сказаніе о творцѣ книги сея», составленное въ житійно-панегирическомъ стилѣ «житій» Димитрія Ростовскаго,—Ѳеофилактомъ Лопа-тинскимъ, другомъ и пламеннымъ почитателемъ Стефана,— за устраненіемъ «общихъ мѣстъ (въ родѣ, иапр.: «и вдапъ бысть въ наученіе книжное отъ юности своея..., въ немъ же преуспѣваніе добрѣ»,— «и нрошедъ вся ученія, грамматическая, стихо-творская»..., и пр.. и ир.),-— относительно жизни и личности автора сообщаетъ такія лишь фактическія свѣдѣнія, какія обыкновенно имѣютъ мѣсто въ послужныхъ спискахъ или curriculum vitae авторовъ книгъ, и сообщаетъ, конечно, въ освѣщеніи панегирическомъ. О. Моревъ и этимъ «сказаніемъ» такъ же пользуется, какъ и «диоирамбикой» Максимовича...
Бообще, личностію Стефана Я—аго о. Моревъ совсѣмъ не занимался и едва ли даже интересовался. Ему казалось, что она достаточно уже выяснена въ изслѣдованіяхъ другихъ, занимавшихся его изученіемъ. Но такъ ли?—Послѣдняя, но времени, попытка представить личность и дѣятельность Стефана Яв—аго, съ разныхъ сторонъ, въ историческомъ освѣщеніи, была сдѣлана г. С. Рункевичемъ въ его книгѣ: «Исторія Русской Церкви подъ управленіемъ Св. Синода» (Т. I. Спб. 1900 г., стр. 62 и слѣд.). И что же получилось подъ перомъ этого
«новѣйшаго историка»? Личность Стефана Яв—го, съ самыхъ первыхъ ;ке шаговъ выступленія его въ общественіюй дѣятельности. является у него исполненной необъяснимыхъ противорѣчій, если не относить послѣднихъ всецѣло на счетъ латино-польскаго іезуитскаго воспитанія и образованія, наложившихъ свою неизгладимую печать на характеръ и общій складъ его нравственныхъ убѣжденій...
Какъ малороссъ и либералъ.—пишетъ объ немъ г. Рункевичъ,—Стефанъ не могъ сочувствовать старому московскому церковному строю,—въ этомъ трудно сомнѣваться; по какъ поставленный во главу этого строя, онъ считалъ долгомъ своей чести возмущаться новыми вѣяніями и идти противъ молодыхъ работниковъ новаго (Петровскаго) дѣла» (стр. 83). Но въ чемъ же обнаружилъ Стефанъ свой либерализмъ: развѣ въ «Догмапггь о наказаніи еретиковъ», составляющемъ заключительный трактатъ въ «Камнѣ вѣры»? Но и этотъ трактатъ, какъ и многое другое въ «Камнѣ вѣры», почти цѣликомъ заимствованъ изъ латинскихъ «Disputationes» Беллярмина,—Стефанъ лишь поусердствовалъ въ усиленіи аргументаціи католическаго богослова относительно жестокостей и неминуемости казней еретиковъ, такъ что даже о. Моревъ, при всей увѣренности въ «православіи» Стефана Яв—аго и расположеніи къ нему, нашелся вынужденнымъ вступиться за Православную Церковь въ ея ученіи о еретикахъ и ихъ наказаніи (стр. 244 и слѣд.). Несомнѣнно, Стефанъ Яв—скій принадлежалъ къ числу «ученыхъ малороссовъ» и выдѣлялся среди нихъ особенной даровитостію и обширной ученостію, но каковы они были въ дѣйствительности и съ какими «либеральными» воззрѣніями являлись въ Москвѣ,—это всего лучше можно видѣть изъ писемъ Ѳеофана Прокоповича, который жилъ среди нихъ и отличію зналъ—что они такое. «Что сказать о попахъ и о монахахъ, и нашихъ латыніцикахъ?—писалъ онъ въ одномъ изъ своихъ писемъ къ друзьямъ. Если по милости Боллей найдется въ ихъ головахъ нѣсколько трактатовъ и отдѣловъ, выхваченныхъ когда-то какимъ-нибудь извѣстнымъ іезуитомъ изъ какихъ-нибудь твореній схоластическихъ, отеческихъ, языческихъ,—отдѣловъ и трактатовъ, плохо сшитыхъ, попавшихъ въ ихъ кладовую быть можетъ изъ сотаго источника, неудовлетворительныхъ и плохихъ, а хулю того—-искаженныхъ, то паши латынщики воображаютъ себя такими мудрецами, что для ихъ знанія ничего уже не осталось. Какъ будто они па самомъ дѣлѣ все
знаютъ, они готовы отвѣчать на всякій вопросъ, и отвѣчаютъ такъ самоувѣренно, такъ безстыдно, какъ будто ни на волосъ не хотятъ подумать о томъ, что говорятъ. При знакомствѣ съ этими личностями приходится сознаться, что есть люди глупѣе папы (который воображаетъ, что не можетъ погрѣшать, уча съ каѳедры)» *). Какъ живо эти строки письма Ѳеофана Прокоповича напоминаютъ соотвѣтственную главу о католическихъ ученыхъ монахахъ и проповѣдникахъ временъ реформаціи въ знаменитой сатирѣ Эразма Роттердамскаго «Похвала глупости»: точь-въ-точь такихъ же «ученыхъ латынщиковъ» изображалъ и предавалъ осмѣянію и Эразмъ!..2). Но, вотъ, являясь въ тогдашнюю сѣрую и неграмотную Москву съ своими «знаніями», такіе малорусскіе «мудрецы», понятно, не могли «сочувственно относиться» къ началамъ и порядкамъ старой церковной и общественной московской жизни, и въ этомъ смыслѣ могли считаться «либералами», хотя въ существѣ такого ихъ «либерализма» таилось, можетъ быть, несравненно больше изветшавшей рухляди «средневѣковья», чѣмъ сколько можно было бы найти во всемъ древне-русскомъ обиходѣ и строѣ жизни, а что касается, въ частности, нетерпимости въ разныхъ отношеніяхъ, то ею-то они были уже пропитаны до мозга костей. Намъ непонятно только, какъ это—«поставленный во главѣ строя московской старой церковной жизни», которому . не сочувствовалъ,—«Стефанъ Яворскій считалъ долгомъ своей чести возмущаться новыми вѣяніями», какъ утверждаетъ г. Рункевичъ,— которымъ, дѣйствительно, уже и явно не сочувствовалъ, насколько они касались церкви?! При чемъ тутъ «долгъ чести» и кто могъ налагать на него этотъ «долгъ»: Православная Церковь, ея благо?! Но къ ней онъ относился свысока—«ие сочувственно»!.. Не вѣрнѣе ли думать, что его дѣйствіями на той и другой сторонѣ заправлялъ личный интересъ и въ нихъ онъ имѣлъ въ виду исключительно личныя цѣли, всячески стремился къ ихъ достиженію, но старался, насколько возможно, скрывать ихъ. Нельзя, конечно, во всемъ довѣрять русскимъ и заграничнымъ пасквилямъ, распространявшимъ обвиненія его въ латинствѣ: но не все же въ нихъ одна лишь ложь, клевета и извѣты, и съ этихъ сторонъ они во всякомъ случаѣ
') См. Письма Ѳеофана II—ча въ „Трудахъ Кіев. дух. акад.“ 1865 г., т. I; Чистовикъ, Ѳеофанъ Прокоповичъ и его время, стр. 38—39.
2) Stultit.iao laudatio, Cap. 53—54 (bond. 1765, p. 132 et squ.).
заслуживаютъ гораздо большаго вниманія, чѣмъ какое удѣлялось имъ разными изслѣдователями. Тѣмъ не менѣе, латинство, воспринятое имъ еще съ молокомъ матери (его родители были уніаты), вскормленное и взрощенное воспитаніемъ и образованіемъ въ заграничныхъ іезуитскихъ школахъ (въ Вильнѣ, Львовѣ, Люблинѣ, Познани), прочно держалось въ немъ. По-атому, едва ли можно сомнѣваться, что и въ его пренебрежительномъ отношеніи къ московской церковной старинѣ, и во враждебности къ Петровскимъ новшествамъ сказывалось его латинство, тщательно сокрытое отъ внѣшняго наблюденія. То II другое одинаково было ему не но душѣ, а къ чему онъ внутренно тяготѣлъ и стремился, вѣроятно, пеприкровенно показалось бы тогда, когда имѣлъ бы онъ успѣхъ въ достиженіи своихъ цѣлей.
По характеристикѣ г. Рункевича, м. Стефанъ, какъ человѣкъ, представлялъ что-то, въ своемъ родѣ, необыкновенное: онъ—«человѣкъ благородный и искренній» (стр. 78), и въ то же время, въ перепискѣ, напр. съ Петромъ — «рѣдко бралъ искренній тонъ, а большею частію скрывалъ свое настроеніе въ витіеватомъ наборѣ каламбуровъ и разныхъ цвѣтистыхъ фразъ» (стр. 80); «нравственная его личность была выше всякихъ подозрѣній» (стр. 171), н—онъ принимаетъ дѣятельное участіе въ подпольной интригѣ при назначеніи Ѳеофана Прокоповича во епископа, а когда интрига не удалась, публично проситъ у нею прощенія, оправдываясь тѣмъ, что поступилъ «сгоряча, будучи въ разладѣ съ нимъ» (стр. 105—110). Все ото какъ-то не мирится одно съ другимъ. Относительно главныхъ участниковъ указанной интриги противъ Ѳеофана (Гедеона Вишневскаго и Ѳеофилакта Лоиатинскаго—людей, близкихъ къ Стефану) г. Рункевичъ полагаетъ, что ихъ недостойными дѣйствіями противъ него руководила «зависть и злоба» — «самая язвительная», добавляетъ онъ,—потому что «была прикрыта докторскимъ дипломомъ» (стр. 10G). Но, очевидно, тѣми же чувствами глубоко былъ проникнутъ и Стефанъ, скрѣпившій своей подписью обвиненіе - доносъ царю на Ѳеофана въ томъ, что онъ зараженъ «язвой кальвинской», и отмѣтившій въ его академическихъ лекціяхъ, читанныхъ въ Кіевской академіи —39 мѣстъ кальвинскихъ, еретическихъ. Между нимъ и Ѳеофаномъ, давно уже обнаружился не просто «разладъ», но и глубокая, непримиримая вражда по самымъ основнымъ принципіальнымъ вопросамъ, какъ между двумя противоположными
міровоззрѣніями, и вражда эта, по мѣрѣ служебнаго возвышенія Ѳеофана и сближенія его съ Петромъ, переходила въ открытую и жгучую ненависть, которую трудно было скрывать. Въ вышеуказанномъ и другихъ подобныхъ же отзывахъ Ѳеофана о «нашихъ латынщикахъ»,— отзывахъ, доходившихъ и до Стефана, — послѣдній, конечно, долженъ былъ усматривать прямые оскорбительные намеки и на себя, и въ свою очередь отплачивалъ ему рѣзкими оскорбительными выходками противъ него даже въ проповѣдяхъ... Вопросъ о взаимныхъ отношеніяхъ между Стефаномъ Яв. и Ѳеофаномъ Прокоповичемъ, при историко-литературномъ разсмотрѣніи ихъ бого-словски-полемнческихъ сочиненій, имѣетъ большое значеніе потому, что самое появленіе этихъ сочинопій и направленіе ихъ полемики находилось въ зависимости отъ этихъ отношеній. Можно сказать, что — если Стефанъ Яв. для Ѳеофана былъ типичнымъ представителемъ кіевской «латышципы», то и м. Стефанъ не иначе смотрѣлъ на своего противника, какъ па человѣка зараженнаго западными противу-латинскими ересями, рѣшительно во всемъ ему враждебнаго, и торжественное отреченіе его отъ указанныхъ формальныхъ обвиненій Ѳеофана въ ереси,—вовсе не дѣлало ему чести и не подходило подъ рубрику «безупречности» въ нравственномъ отношеніи.—Но о. Моревъ въ своемъ сочиненіи совсѣмъ и не касался личныхъ взаимныхъ отношеній между Стефаномъ Яв. и Прокоповичемъ...
Еще два—три слова о личности Стефана Я—го, какимъ онъ выступаетъ въ характеристикѣ г. Рункевича...
Самолюбіе, повидимому, было главной пружиной, управлявшей всѣми его дѣйствіями и направлявшей ихъ въ одну опредѣленную сторону... Сдѣлавшись мѣстоблюстителемъ патріаршаго престола, Стефанъ, «съ крайнимъ прилежаніемъ трудился, какъ говоритъ объ немъ авторъ «Молотка» на «Камень вѣры»,—чтобы чинъ и власть патріаршія иолучити». И это была правда, по крайней мѣрѣ, всѣ усилія, можно сказать, «весь трудъ» его жизни пошелъ на то, чтобы занять при Петрѣ властное и возможно независимое положеніе. Какъ извѣстно, все было напрасно: для Петра онъ не годился, а потому еще при жизни былъ сданъ и мт, въ архивъ, вступить же въ борьбу съ Петромъ за патріаршій престолъ у него не только не было силъ, но и недоставало того вліянія, какимъ онъ долженъ былъ бы располагать, какъ замѣститель каѳедры русскихъ патріар-
ховъ. Г. Рункевичъ полагаетъ, однако, что Стефанъ налъ исключительно «жертвою своего характера или темперамента». «Физическій колоссъ съ громовымъ голосомъ, пишетъ онъ, сильный на каѳедрѣ и на бумагѣ, Стефанъ является дитятею при соприкосновеніи съ жизнью и людьми, всюду видѣлъ враговъ, вѣчно нылъ отъ болѣзней, плакался на обидчиковъ и— жаловался на «нищету»! Не будь этого, зависящаго исключительно отъ темперамента митрополита, исторія могла бы быть свидѣтельницей борьбы, способной напомнить не очень давнія времена Никона» (стр. 83—84). Конечно, Стефану Яв. далеко до Никона, но едва ли онъ былъ и такимъ «дитятею въ соприкосновеніи съ жизнью», какимъ представляетъ его г. Рункевичъ. Его неудачи, а изъ за нихъ постоянное нытье, жалобы и раздраженіе, кромѣ личныхъ особенностей его характера и темперамента, имѣли свою особую глубокую причину. Вгь Москвѣ онъ былъ человѣкомъ, совершенно чуждымъ всему укладу старинно-русскаго народно-церковнаго развитія, завершившемуся учрежденіемъ патріаршества. Ни по воспитанію п образованію, ни по направленію своего ума и сердечнымъ наклонностямъ, идеаламъ и стремленіямъ онъ не былъ связанъ съ древне-рѵсской и тогдашней старой еще Москвою. Да онъ не могъ и знать ее хорошо, а тѣмъ болѣе понимать и проникнуться ея исторически-лшзненными началами и нуждами. Конечно, опъ зналъ православіе и стоялъ за его чистоту и неповрежденность: но онъ зналъ и защищалъ его какъ доктрину, построенную йа твердомъ и прочномъ фундаментѣ всякаго рода доказательствъ за и противъ, а не какъ жизненное начало, вѣками воспитавшее цѣлый народъ и проникавшее все существо русскаго человѣка. Пониманіе русскаго православія, какъ оно дано было въ исторіи и ставилось условіями того времени, не могло находить для себя мѣста въ логическихъ и діалектическихъ построеніяхъ и комбинаціяхъ его мышленія, тщательно обработаннаго схоластической дисциплиной и практикой: чего нельзя было подвести подъ извѣстныя формулы и провести цѣпью длинной аргументаціи, то необходимо должно было оставаться внѣ его умственнаго кругозора и запросовъ мысли. Для него движеніе среди тогдашняго старовѣрія было лишь выраженіемъ темнаго невѣжества и непробудной косности мысли (для пробужденія которой имъ, однако же, ровно ничего не было сдѣлано), а расколъ, выходившій изъ старовѣрія и имѣвшій съ нимъ тѣсныя связи, былъ такой же
формальной ересью, какъ лютеранство или кальвинизмъ, и противъ его лжеученій онъ вооружался и дѣйствовалъ тѣмъ же готовымъ оружіемъ, какимъ пользовался въ «Камнѣ вѣры» для борьбы съ протестантами — пособіемъ католическихъ богослововъ: сочиненіе ученаго испанца Маль-венды (ум. въ 1629 г.)—«De Antichristo», появившееся въ Римѣ (1604 г.) въ защиту папы, онъ заимствовалъ и переработалъ въ защиту царя Петра Б. противъ раскольниковъ и издалъ въ 1703 г. подъ заглавіемъ: «Знаменія пришествія антихриста». Послѣ этого, въ виду указаннаго, могъ ли имѣть Стефанъ Яв—ій опору для себя въ старорусской московской партіи, враждебно относившейся къ преобразованіямъ Петра В., сдѣлаться ея представителемъ, выступить ея борцомъ? О послѣ,днемъ онъ и не думалъ, стараясь искусно лавировать между нею и представителями Петровскихъ началъ. Если Ѳеофанъ Пр—чъ былъ также чуждъ тогдашнему московскому «старо-вѣрію» (понимая это слово въ широкомъ смыслѣ) и также исиовѣдывалъ. въ нѣкоторомъ родѣ, свой «православный катихизисъ»; то онъ и дѣйствовалъ какъ «чужой», не скрываясь и не прячась за цвѣтистыми фразами въ проявленіи и выраженіи своихъ истинныхъ симпатій и антипатій, стремленій и видовъ. Стефанъ былъ не то, не такъ поступалъ и дѣйствовалъ: истинныхъ плановъ и намѣреній его приходится искать и доискиваться. Онъ страстно желалъ, напр., назначенія и поставленія настоящаго патріарха, увѣренный, что его и сдѣлаютъ патріархомъ, хотя онъ и не высказывался объ этомъ прямо. Но какъ смотрѣлъ онъ на права и положеніе патріарха въ Россіи? Самаринъ усматриваетъ его взглядъ по этому капитальнѣйшему вопросу въ одномъ «замѣчательномъ» мѣстѣ «Отвѣта русскихъ епископовъ ученымъ богословамъ Сорбонны по вопросу о соединеніи Восточной и Западной церквей». Отвѣтъ былъ составленъ, по порученію Петра В., Стефаномъ Я—мъ, и вотъ что отъ имени русскихъ епископовъ, между прочимъ, читаемъ въ немъ: «Но аще бы мы и восхотѣли сему злу (раздѣленію церквей) коимъ-либо образомъ забѣжати, возбраняетъ намъ канонъ апостольскій, который епископу безъ своего старѣйшины (въ Россіи тогда патріарха замѣнялъ мѣстоблюститель) ничто же, а наипаче въ толь великомъ дѣлѣ церковномъ творити попускаетъ: престолъ же святѣйшаго патріаршества Россійскаго праззненъ и вдовствующій быти мнимъ, яко извѣстно есть иностраннымъ: и
сего ради епископамъ, безъ своего патріарха хотѣти что-либо замышляти тожде было бы, аки бы членамъ безъ своея главы хотѣти движнтися, или безъ первыя вины или движенія въ звѣздахъ свое теченіе совершите. Сей есть предѣлъ крайній, который въ настоящемъ дѣлѣ намъ не нопущастъ глаголати что-либо или творити». Отсюда видно, говоритъ Самаринъ, какъ глубоко былъ убѣжденъ Стефанъ въ необходимости патріаршества, какъ такого условія, безъ котораго церковь не можетъ двигаться и жить. До такой степени онъ былъ проникнутъ католическою теоріею о церковномъ едпновласти-тельствѣ (Сочиненія, т. V, стр. 278—279). Іерусалимскій патріархъ Досиѳеп не ошибался, когда предостерегалъ Петра противъ избранія русскимъ патріархомъ кого-либо изъ уроженцевъ Малой пли Бѣлой Россіи, «которые вскормились и учатся въ странахъ латинскихъ и польскихъ», хотя бы онъ былъ и православнѣйшій, опасаясь отъ нихъ «новшествъ»— именно, латинскихъ (Кантеревъ, Характеръ отношеній Россіи къ Правосл. Востоку въ XYI — XVII стол., М. 1885 г., прилож. стр. 28).
Книга г. Рункевича, какъ учено-богословское сочиненіе, появившееся недавно (въ 1900 г.), сама по себѣ уже можетъ служить прекраснымъ подтвержденіемъ того печальнаго положенія нашей новѣйшей богословской литературы, на которое мы указали выше (см. академическіе отзывы объ ней въ журналахъ Совѣта С.-ІІетерб. духов, академіи, изд. при «Христ. Чтсн.» 1901 г.). Изъ нашихъ замѣчаній на нѣкоторыя мѣста его характеристики Стефана Яв—го, которому отведено у него значительное мѣсто, можно видѣть, что личность и дѣятельность автора «Камня вѣры» далеко еще нельзя считать вполнѣ разъясненной п опредѣлившейся въ разныхъ ученыхъ изслѣдованіяхъ объ немъ, какъ полагалъ о. Моревъ, пренебрегшій самостоятельнымъ изученіемъ. Ему представлялся прекрасный случай заняться этимъ, да это требовалось и задачей его работы, если онъ хотѣлъ сообщить своему сочиненію характеръ историко-литературнаго изслѣдованія и вмѣстѣ съ тѣмъ, въ богословской ея части, дѣйствительно, доказать, что «блаженный» Стефанъ Яв. (какъ называетъ автора «Камня вѣры» составитель «Сказанія» объ немъ, а съ его словъ и архіеп. Филаретъ Чернигов. въ «Обзорѣ рус. духов, литер.» 3 изд. 1881 г., стр. 272),—доказать, что онъ «всетаки»... самостоятельный «православный богословъ». Не сдѣлавъ этого, онъ не
выполнилъ ни одной изъ своихъ задачъ. А между тѣмъ, для изученія личности Стефана Яв—го, по всѣмъ его произведеніямъ, въ распоряженіи о. Морева могло быть много «матеріала, печатнаго и рукописнаго, представляющаго живѣйшій интересъ. Конечно, трудъ и работа должны были бы раздвинуться, но вмѣстѣ съ тѣмъ расширился бы и кругозоръ автора, и сочиненіе, вѣроятно, получило бы нной характеръ, болѣе отвѣчающій научнымъ требованіямъ *).
А. Пономаревъ.
О Продолженіе слѣдуетъ.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная ака-демия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, целью которого является подготовка священнослужителей, преподавателей духовных учеб-ных заведений и специалистов в области богословских и церковных наук. Подразделениями академии являются: собственно академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет ино-странных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках процесса компьютеризации Санкт-Петербургской православной духовной академии. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий. Куратор проекта - проректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Матери-алы журнала подготавливаются в формате pdf, распространяются на компакт-диске и размещаются на сайте академии.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
