CC BY
11
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Редакторы раздела:
ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЖАТКИН - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой перевода и перевоведения Пензенской государственной технологической академии (г. Пенза) ЛАРИСА МИХАЙЛОВНА ВЛАДИМИРСКАЯ - доктор филологических наук, профессор Алтайской академии экономики и права (г. Барнаул)
УДК 811.352.342
Bidanok M.M., Сand. of Sciences (Philology), Adygeya Republican Institute for Humanitarian Studies n.a. T.M. Kerashev (Maikop,
Russia), Е-mail: [email protected]
INCOMPLETE SENTENCES IN PROSE OF HAZRAT ASHINOV (WITH REFERENCE TO RUSSIAN AND ADYG TEXTS). The
work gives some characteristics of national literature and states that the means of syntactic incompleteness of a sentence contributes to the adequate perception. This problem is poorly understood and requires further research. The task of this work is to determine the number of incomplete syntactic constructions possible in the Adyg literary texts with examples from the texts of H. Ashinov. The article summarizes the new material on the subject, introduced into science. The result is produced by the systematization of this artistic phenomenon, with reduction to factual material in Russian and Adyg; the research confirms both logical and textual validity of the author's progress. The paper substantiates the idea that this syntactic phenomenon is quite common in the Adyg literary text, and this trend continues its activity and in a modern prose that requires further attention.
Key words: literary text, sentence, incompleteness, insubstitution, parts of speech, Adyg, Ashinov, prose.
М.М. Биданок, канд. филол. наук, вед. науч. сотр. отдела языка Адыгейского республиканского института
гуманитарных исследований им. Т.М. Керашева, г. Майкоп, Е-mail: [email protected]
НЕПОЛНОТА ПРЕДЛОЖЕНИЙ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ ХАЗРЕТА АШИНОВА (В ТОМ ЧИСЛЕ В АДЫГОЯЗЫЧНОМ ТЕКСТЕ)
Характерная для национальной литературы технология синтаксической неполноты содействует адекватному восприятию. Данная проблема мало изучена и требует дальнейших исследований. Целью работы является определение ряда неполных синтаксических конструкций, возможных в адыгских художественных текстах с примерами из текстов Х. Ашинова. В статье обобщён новый материал по исследуемой теме, вводятся в научный оборот соответствующие текстовые материалы. Итогом является произведенная систематизация данного художественного явления с приведением фактического (в т.ч. адыгоязычного) материала и подтверждение как логической, так и текстовой обоснованности авторского хода. Обосновывается мысль о том, что данное синтаксическое явление достаточно распространенно в адыгском художественном тексте, и данная тенденция продолжает свою активность и в современной прозе, что требует последующего внимания.
Ключевые слова: художественный текст, предложение, неполнота, незамещенность, части речи, адыг, Ашинов, проза.
Соответствующим собственным целям и адекватно реализующим собственную речевую роль, то есть полным считается в русском языке предложение, содержащее согласованный и полноценный комплекс всех необходимых для восприятия структурных качеств и функций. В официально-деловой сфере деятельности применяются в большинстве полные синтаксические модели. Подлежащее и сказуемое, то есть главные члены предложения, в таких конструкциях согласованы друг с другом, а сказуемое, в свою очередь, имеет возможность править дополнением. В итоге выстраивается логически выверенный ряд, смыслосодержащий и цельный.
Однако возможны в коммуникационном (а с ним и в литературном) поле особые нестандартные синтаксические проявления, которые отнюдь не нарушают традиционные нормативы, устанавливаемые для предложений стандартной грамматической конструкцией.
Неполными в отечественной лингвистике считаются предложения, лишённые одного или нескольких членов, требуемых для полновесности их структуры и транслируемого смысла. Неполнота грамматического строения подобных предложений отнюдь не препятствует их функциональности. Она позволяет им в полной мере исполнять коммуникативные и информативные цели. Это
обусловлено тем, что опускание каких-либо членов отнюдь не всегда преступает логическую выверенность и ломает вразумительность таких предложений. Вследствие того, что опущенные члены в неполных моделях существенно ускоряют обмен информацией, они более распространены как в разговорном, так и в художественном стилях. Фактически неполное предложение есть синтаксическая структура с незанятыми (в ущерб общему значению) синтаксическими местами. Такую роль исполняют как главные (подлежащее, сказуемое), так и второстепенные (дополнения, определения, обстоятельства) члены. К тому же возможны и слова-предложения, можно сказать, с ещё более «углубленной неполнотой», являющие собой единственное слово. Оно несёт все требуемые функции и потому считается модальным. При этом опущенные члены предложения способны мысленно воспроизводиться из сопровождающего их контекста, что достаточно распространено в диалогах. Такие ответные лексические конструкции не содержат и не могут содержать каких-либо членов предложения, - ни второстепенных, ни главных. В соответствии с данной спецификой модально самостоятельные слова-предложения тем более признаются особым классификационным видом. Это мнение В.В. Виноградова, разделяемое отечественными последователями. Более того, он отмечает: «В субъектив-
но-идеалистических психологических теориях» слова-предложения считаются определенными «эквивалентами предложения» [1, с. 21].
Целью данного исследования представляется выявление и расширение круга неполных синтаксических моделей, допускающихся в текстовых блоках адыгского автора. Х. Ашинова в числе современных национальных писателей можно считать достаточно частым пользователем данного текстового приема. Это потому, что в интенсивно производившемся им прозаическом материале, обладавшем преимущественно лирической тональностью, нередко использовались не эпические, а именно поэтические инструменты. Характерные для поэзии синтаксические урезания, недосказанность, обращения к подсознанию, пунктуационные умолчания и т.д. часты в лирико-прозаическом тексте у Х. Ашинова как явного представителя данной формы прозы. Значимостью в нашей работе выступит намерение определить логическую обоснованность приема синтаксической неполноты, а также подтвердить вероятность обусловленности такой традиции.
Нередко исследовательские определения (А.И. Попова) базируются на таких ключевых понятиях, как «смысловая неполнота». Оно предполагает присутствие частичного фрагмента мысли, не сумевшего выстроиться во взаимосвязанный образно-лексический блок. Причем в подобной языковой ситуации процедура отбора фактора семантической неполноты в достаточной степени свободна, порой не нормируема. Обусловлена она чаще прагматическим, прикладным раскладом (к примеру, коммуникативный акт, диалог, ситуативная мобильность).
В продолжение отечественной логической линии, выстроенной трудами классических языковедов, в частности, В. В. Виноградова, региональные (в том числе и адыгские) лингвисты также считали полноту предложения критерием, в первую очередь обусловленным присутствием определенных частей речи. К примеру, в классической адыгской «Грамматике» Г.В. Рогавы и З.И. Ке-рашевой утверждается, что полнота предложения обязательно определяется сказуемым: «Многие члены предложения в адыгейском языке легко могут быть опущены, так как их морфологические представители в глаголе-сказуемом, указывая на тот или другой член предложения, создают ясность смысла, исключают двусмысленность» [2, с. 353]. Однако при текущем рассмотрении текстового материала из адыгоязычной и русскоязычной повестей адыгского автора Хазрета Ашинова удается немного расширить данную установку (русскоязычные тексты автора цитируются дословно, приводимые примеры из адыгоязычных текстов автора сопровождаются построчным переводом - М.Б.). Можно вести речь о целом ряде синтаксических единиц, теряющих свои позиции в неполном предложении. Это и главные (подлежащее, сказуемое), и второстепенные (дополнение, определение, обстоятельство) члены предложения.
Стержневым отличительным качеством данной синтаксической категории признается ее способность оставаться непонятной в случае обособленного применения, то есть, находясь за рамками конкретного ситуативного языкового поля (реплики, картины, кадра и т. д.) либо вне контекста. Уточним данные признаки.
1. Ситуативность.
Отсутствующие в неполном предложении синтаксические единицы способны воспроизводиться из ситуационной субстанции, составляющей текущий эпизод или коммуникативный акт. Фактически они могут быть распознаны и адекватно восприняты лишь в ходе конкретного речевого кадра, доступны лишь его участникам (прямым или косвенным), но непонятны посторонним лицам. В подобных синтаксических конструкциях общетекстовая речевая обстановка в некоторой мере возмещает пробел, а конфигурация представленных синтаксических единиц наводит на грамматическое взаимоотношение с ними. Как следует из определения, приведенного в учебном труде Н.С. Валгиной, Д.Э. Розенталя, М.И. Фоминой «Современный русский язык» (М., 2002), «Ситуативными называются неполные предложения с неназванными членами, которые ясны из ситуации, подсказаны обстановкой» [3, с. 299]. В зависимости от данной классификационной установки неполные предложения бывают ситуативно-неполными: «Ведь их земли, находившиеся на холме Тахо, были отняты канхабльцами. Были отняты...» [4, с. 9]. Здесь содержание реплики приводится в первой фразе, а вторая лишь дублирует смысл многоточием.
Аналогично и здесь: «Зато есть верховая лошадь, видная, красивая, способная посоревноваться с любым скакуном. Вер-
ховая лошадь!» [4, с. 11]. Либо другие примеры ситуативной неполноты: «Э, нет, друг!» [4, с. 109]; «А Анзаур?» [4, с. 114]; «Не меньше двадцати километров» [4, с. 132]; «Не близко» [4, с. 130]; «Расстрел» [4, с. 130]; «Натрыф...» (= «Кукуруза.») [4, с. 12]; «Сыдэу щыт, ы?!» (= Как он, а?!») [4, с. 56]; «Скажет тоже!» [4, с. 10], «Валлахи, не велит!» [4, с. 12], «Пусть знают.» [4, с. 17]; «Говорят, ...» [4, с. 126]; «А не выдаст ли?» [4, с. 130]; «Ведь обидно, ...» [4, с. 130]; «Самэт» [5, с. 47]; «Мухьдин!» [5, с. 49]; «Сыда Мухьдинэ?» (= «Почему Мухдин?») [5, с. 50]; «Сыд мотоцикла?» (= «Что мотоцикл?») [5, с. 59]; «А храбрый был.» [4, с. 24]; «Потому и погиб, а не то.» [4, с. 28]; «А этот.» [4, с. 53]; «Шъыпкъэ, джыри орден къысатыгъэгоп» (= «Действительно, ещё орден мне не дали») [5, с. 6]; «Услышит такое. ох, и обрадуется!» [4, с. 102]; «К войне, как ко всему, привыкают.» [4, с. 139] и т.д. Таким образом. налицо ситуативность применения неполных предложений, когда при исключении сведений о ситуации невозможно постижение значений.
2. Контекстуальность.
Требуемые, но не имеющиеся в неполном члены предложения имеют возможность быть воспроизведенными из окружающего языковое поле контекста. Необходимая для контекстуального восстановления смысловая материя присутствует в ближайших словосочетаниях, предложениях, нередко - в рамках данного абзаца. По определению с сайта «Языкознание. Русский язык», «Контекстуальными называются неполные предложения с неназванными членами предложения, которые были упомянуты в контексте - в ближайших предложениях или в том же предложении (если оно сложное)» [6]. Наиболее распространена данная синтаксическая единица в диалогической речи, когда ответы в разговорной форме оказываются стандартными, шаблонными, иногда поспешными и не всегда логически последовательными, причем предполагают лишь общие знания носителя: «С довоенного времени» [4, с. 131]; «Эй, парень!» [4, с. 120]; «Да, уж, беда так беда!» [4, с. 117]; «Да, хороший парень!» [4, с. 113]; «Эх, пилотка, пилотка!» [4, с. 112]; «Есть!» [4, с. 118, 132]; «Вот это настоящий герой!» [4, с. 100]; «Вот именно» [4, с. 102]. Таким образом, контекст, сопровождающий фразу, настраивает получателя на ожидаемую заданность.
3. Эллиптичность.
Однако существует в лингвистике специфический вид предложений, не требующих ни ситуации, ни контекста, которые называются эллиптическими. Причем отсутствующие члены предложения не требуют своего восстановления. Их семантическая полнота достаточна для адекватного восприятия фразы. В большинстве случаев здесь утеряна позиция сказуемого (чаще, - его глагольной формы). При этом преимущественное число научных работ признает такую категорию структурно неполными предложениями. Эллиптироваться способен разновидовой ряд глаголов и глагольных слов, в частности: 1) глаголы присутствия, пребывания в пространстве (кто? что? - где?): «Спутник мой из более отдаленного аула» [4, с. 129]; «Далеко?» [4, с. 130]; 2) глаголы резкого, стремительного нападения: «В атаку!» [4, с. 136]; «Вперед» [4, с. 136]; 3) глаголы перемещения, смены пространства (кто? - куда?) («Захочется пельменей - я к ним» [4, с. 136]); «И куда?» [4, с. 134]; «В Москву!» [4, с. 113]; «В стан врагов.» [4, с. 134]; 4) глаголы течения мысли, раздумий (как?): «Правильно» [4, с. 16], «Хальт!» [4, с. 110], «Мир!» [4, с. 60]. Таким образом, налицо преимущественная эллиптичность именно глагольной категории, с явным меньшинством в числе других.
В целом, таковыми представляются вышерассмотренные качественные признаки неполноты, в частности, ситуативность, контекстуальность и эллиптичность.
Неполные предложения, аналогично полным, членятся на двусоставные и односоставные, а также распространенные и нераспространенные. Весьма нередко неполными оказываются односоставные предложения, например, «Что такого обидного он сказал? Не ругал, не оскорблял.» [4, с. 140]. В неполном предложении примера, расположенном вторым, опущено подлежащее. Они могут включаться и в состав сложных предложений: «А не захочет - как они ее заставят?» [4, с. 140], где неполное предложение расположено первым, но здесь также пропущено подлежащее. Одна страница анализируемого текста содержит несколько подобных конструкций в разных вариациях, и эта тенденция сохраняется на других страницах и в других произведениях Х. Ашинова, что свидетельствует о частоте их использования в авторской прозе адыгского писателя.
Неполнота проявляется и на синтаксическом уровне при выборе частей речи. Не замещёнными могут быть позиции систе-
матизированных ниже членов предложения, рассматриваемые нами на конкретных текстовых примерах.
1. Главных членов:
а) сказуемого, когда не занята позиция действия, вершимого каким-либо лицом, либо отсутствует присущая лицу эмоция: «У меня к нему дело...» [4, с. 63]; «О ком же еще?» [4, с. 102]; «Обо всей армии» [4, с. 102]; «Нурбий!» (2) [4, с. 111, 117]; «Зверь какой-нибудь?» [4, с. 117]; «Опять шаги?» [4, с. 117]; «Что за женщина?» [4, с. 121]; «Горы.» [4, с. 126]; «Зачем в лесу?» [4, с. 129]; «Семь километров» [4, с. 130]; «Ведь когда встретится с ним, все поймет и похвалит» (здесь тройное действие, и ни одного действующего лица) [4, с. 133]; «Красивые туфли на высоком каблуке» [4, с. 133]; «Дуб, на котором <...>» [4, с. 135]; «Бедное дерево!» [4, с. 135]; «Десять» [??:?: 135]; «А его дети!» [4, с. 99] // «Пшъэшъэ дэхагь...» (= «Красивая девушка когда-то.») [5, с. 8]; «Тхьамыпс арык1э!» (= «Бедная капля потому!»); «Делэ ц1ык1ух!» (= «Маленькие дураки!») [5, с. 12]; «Ет1ани ахэр пшъашъэхэмэ, ыы?» (= «Потом они девушки, ыы?») [5, с. 15]; «Щхыухадз» (= «Закваска!») [5, с. 21]; «Ну, ащ нэпэмык1хэри» (= «Ну, то другие») [5, с. 27]; «Тхылъ гьэш1эгьон, ау...» (= «Книга интересная, но.») [5, с. 28]; «Орынк1и мэхъу» (= «Возможно, ты») [5, с. 39]; «Сэры-мырынк1и мэхъу» (= «Возможно, не я») [5, с. 39]; «К1алэ гор.» (= «Какой-то мальчик.») [5, с. 40]; «Занэкъор ара?» (= «Заноко?») [5, с. 42]; «Жъуагьэм еплъых» (= «Пахоту смотрят») [5, с. 17]; [5, с. 28];
б) подлежащего, когда отсутствует лицо, о котором идет повествование и которое совершает действие либо испытывает чувство: «А какой наивный!» [4, с. 113]; «А как внимательно, разинув рот, слушал легенду!» [4, с. 114]; «Испугался смерти?» [4, с. 114]; «Жив ли?» [4, с. 117]; «Значит, жив!» [4, с. 117]; «И шел по твоему следу» [4, с. 118]; «Шел-шел, пока не догнал тебя» [4, с. 118]; «Из Дорошенкова» [4, с. 120]; «Что сказали?» [4, с. 120]; «И ускакали.» [4, с. 120]; «Резвятся, как дети.» [4, с. 121]; «Понадеялись.» [4, с. 124]; «Конечно, можно было бы и к деду» [4, с. 131]; «Семь километров протащить на плечах мешок муки!» [4, с. 133]; «Так и сидели молча» [4, с. 134]; о дожде - «Валлахи, сильно льет, не знаю только <.>» [4, с. 134]; «Хорошо, что мочит фрицев, <.>» [4, с. 134]; «Когда началась война, меня, как ты знаешь, призвали в армию» [4, с. 136]; «Может, в партизанах.» [4, с. 137]; «Сразу уселся на своего любимого конька» [4, с. 138]; «А если совсем не встретятся, что тогда?» [4, с. 99]; «А как же, обрадуются!» [4, с. 100]; «Должно быть, в ауле Багехабль» [4, с. 101]; «Идут по дорожной колее» [4, с. 101]; «В сражениях всегда рвался вперед» [4, с. 148]; «Сыд халъхьагьэр?» (= «Что вложили?») [5, с. 61] «Кьэщхыпц1ыгь.» (= «Усмехнулся.» [5, с. 64]; «Кьэщхы» (= «Смеется») [5, с. 64].
Возможны и частично неполные предложения. Так, в предложении «Думаешь, донесет?» [4, с. 134] первое сказуемое определенно-личное, т.к. обращено к конкретному лицу, а второе -неполное, т.к. из самого предложения неясно, кто это сделает и о ком идет речь. Либо в сложном предложении «Знаю: штаны могут украсть» [4, с. 135] первое - от первого лица, второе - с пропущенным подлежащим. Аналогична и схема в находящемся по соседству предложении (определенно- и неопределенно-личное): «Ничего, не украдут, рассказывай» [4, с. 135]. Либо в других фрагментах - идентичная модель: «Нет, думаю, так не пойдет» [4, с. 137]. Или напротив, схема в обратной последовательности тоже имеет место, когда первое предложение - неполное, второе - определенно личное: «Получили, будь уверен!» [4, с. 101].
Имеют место быть и сложные, состоящие из двух неполных предложений: «Сыдми згьэзэщыгьэхэп» (= «Как бы ни было, не дал заскучать») [5, с. 14]; «Адэ джарыба зэрэхьурэр» (= «Конечно, вот так случилось») [5, с. 18]; «Говорят, отнимают все - скотину, птицу» [4, с. 131]; «Потом повернулся и посмотрел на своего спутника» [4, с. 133]; «Сам подумай - бросил бы гостей и пошел бы менять муку на туфли для жены?» [4, с. 134]; «Смешно, правда?» [4, с. 135]; «Ловко, да?» [4, с. 137]; «Разве возьмут в партизаны, если в армию не взяли?» [4, с. 138]; «Что верно, то верно» [4, с. 100]; «Говорят, живет в простой <.> избе» [4, с. 14].
Сложные, состоящие из трех неполных: «И вот команда: «Вперед! За Родину!» [4, с. 137]; «Африкэр. Америкэр. Пор-тугалиер.» [4, с. 51]; «Вот и сейчас - набросил свой тулупчик и вышел на улицу» [4, с. 35]. Либо ряд неполных предложений, образующих целый абзац: «Какого-то угрюмого старика, - ., -назначили старостой. Наверное, будет командовать нашим лесничеством. Пока еще не наведывался к нам» [4, с. 130-131].
А вот предложение, состоящее из четырех неполных, в каждом из которых отсутствует подлежащее: «Проводил в лесу
больше времени, чем дома, слушая пение птиц, голоса лесных зверей, ночи напролет, просиживал у костра, а на утренней заре вставал и шел охотиться.» [4, с. 104]. Следовательно, неполнота предложений путем урезания их главных членов (подлежащего, сказуемого) имеет место быть и в рассматриваемом текстовом материале Х. Ашинова. Причем представлена она здесь достаточно вариативно и разнообразно.
2. Распространяющих членов, когда отсутствие дополнения, определения или обстоятельства обязательно способствует утрате полноты предложения. В связи с этим имеющийся здесь один из главных членов (в примерах чаще - сказуемое) предполагает условное уточнение предмета, места или признака:
- дополнения: «Сигъунэгъумэ къыса1уагъ» (= «Соседи (мои) сказали (мне)») [5, с. 11]; «Хьау, сик1ас, къысэнэсы» (= «Нет, люблю, трогает») [5, с. 36]; «Захотелось покурить» [4, с. 115]; «Надо быть начеку» [4, с. 133]; «Вот бы знать сейчас, <.>» [4, с. 135]; «Жди!» [4, с. 100];
- обстоятельства: а) (места) «Только глянуть!» [4, с. 12]; «С утра не был» [4, с. 29]; «И Бислан вышел» [4, с. 125]; б) (образа действия) «Ары нахь, нэпэмык1эп!» (= «Только так, не иначе!») [5, с. 9];
- определения: «Сэ сигупшысэхэри джащ фэдэх, ...» (= «Мои мысли такие, .») [5, с. 5].
В большинстве текстовых обстоятельств неполные предложения присутствуют в диалогах, выступая как в роли вопросов, так и в роли ответов. Нередко благодаря им происходит подтверждение некой последующей реплики и ответной фразы собеседника. Как отмечает по этому поводу В.В. Виноградов, «Они могут, как отголоски внутреннего диалога, употребляться и в монологической речи, при подтверждении уже высказанного, при возражении самому себе и в других подобных случаях» [1, с. 15]. В качестве примера к определению отечественного языковеда приведем диалог из текста повести «Вооруженные люди» анализируемого Хазрета Ашинова. Здесь первая и третья реплики являют собой неполные предложения: «- Ну как тут у вас дела? / - А разве командир роты тебе не доложил? - пошутил Анзаур. / - Нет, не доложил, - невозмутимо ответил парень» [4, с. 98]. Либо пример из текста повести «Сочинители песен»: «- Теперь второй вопрос: кого на свете больше всех ненавидишь? / - Гитлера. Этого негодяя, эту нечисть» [4, с. 148]. Во втором примере неполными являются вторая и третья реплики, причем третью уверенно можно считать выделяемым В.В. Виноградовым в вышеприведенной цитате «подтверждением уже высказанного».
Одновременно отечественная лингвистика придает значение рассмотрению беглых, кратких, но общепринятых и стандартных фраз, таких как да, нет, конечно и др. Являясь достаточно эмоциональными, они отражают локальную и срочную типизацию реплики, порой несут призывной сигнал и сообщают конкретные сведения в определенной ситуации. Однако, как считает В.В. Виноградов, «К этим предложениям, синтаксически не-расчлененным, совершенно неприменима психологистическая схема подстановки сочетающихся представлений в роли субъекта и предиката» [1, с. 7]. Подобные модальные слова-предложения могут быть:
- самостоятельными: «Понятно» [4, с. 120]; «Правда?» [4, с. 127]; «Вовремя.» [4, с. 134]; «Хорошо, что мочит фрицев» [4, с. 134]; «Но плохо, что и наши не остаются сухими» [4, с. 134]; «Шъыпкъэуи?!» (= «Правда?!») [5, с. 20]; «Неправильно?» [5, с. 102]; «Дэгъу» (= «Хорошо») [5, с. 25]; «Дэгъуба?» (= «Пойдет?»); «Фит» (= «Может») [5, с. 44]; «Адэ!» (= «Конечно!» [5, с. 49];
- состоять из двух и более слов: «Ну и ну!» [4, с. 124]; «Ох-ох!» [4, с. 125]; «А как же!» [4, с. 126]; «Должно быть, в ауле Багет-хабль» [4, с. 101]; «Не надо!» [4, с. 101]; «Вот именно» [4, с. 134]; «А почему бы и нет?» [4, с. 134]; «Не может быть!» [4, с. 134]; «Ничего себе!» [4, с. 133]; «Ни за что!» [4, с. 136]; «Ну и что?» [4, с. 101]; «Нет, неправильно!» [4, с. 102]; «Олахьэ ар бэм!» (= «Боже, как много!») [5, с. 11]; «Бо дэгъу» (= «Очень хорошо») [5, с. 32]; «Дэгъу, олахьэ дэгъук1э!» (= «Хорошо, правда хорошо!») [5, с. 56]; «Ары ны1эп.» (= «Только-то.») [5, с. 56]; и т.д.
Также они нередко, являя собой отдельные предложения, входят в состав сложных предложений: «Адэ <.>» (= «Конечно, <.>») [5, с. 18]; «Плохо, что и говорить» [4, с. 99]; «Э, нет, .» и «Но нет, Анзаур, который так спешит соединиться со своими, сейчас даже позабыл о них, он смотрит, как зачарованный, <.>» [4, с. 122]; «Валлахи, как сегодня жарко! - и провел широкой ладонью по лбу, <.>» либо «Валлахи, сильно льет, не знаю только, кому он нужен, этот дождь» либо [4, с. 126-134]; «Ну да ладно,
...» [4, с. 128]; «Да, ...» [4, с. 130]; «Нет, нет, уверен, что этот парень станет предателем» [4, с. 134]; «Нет, думаю, так не пойдет» либо «Нет, хоть родной аул совсем близко, он даже не глянет в его сторону» [4, с. 137+99]; «В самом деле, этот простачок Нур-бий временами мог так серьезно размышлять, <.>, что Анзаур диву давался» [4, с. 138].
Следовательно, достаточно частыми можно считать такую синтаксическую конструкцию, как неполное предложение во всех его проявлениях и применительно к тексту анализируемого нами адыгского прозаика Хазрета Ашинова. Две его распространенные повести на русском языке «Сочинители песен», «Вооруженные люди» и одна повесть на адыгском языке «Тэ ук1уагъэми сы-къэк1ощт» (= «Куда бы ты ни пошел - я пойду»), изученные нами на предмет присутствия здесь неполных предложений, продемонстрировали уверенную закономерность. В частности, сС. 91181, т. е. девяносто страниц текста второй из названных содержат в своем синтаксическом пространстве сто двадцать восемь неполных предложений. Это свидетельствует о верности тезиса.
Имеет место практически обязательное и даже двойное присутствие на каждой из страниц текста Х. Ашинова неполного предложения. Налицо его различные видовые проявления, сопровождаемые определенными вышерассмотренными качествами, как то ситуативность, контекстуальность, эллиптичность. Не замещёнными могут быть позиции традиционных членов предложения (и главных, - подлежащего, сказуемого, и второстепенных, - дополнения, обстоятельства, определения). Они выявляются на конкретных текстовых примерах Х. Ашинова с учётом их
Библиографический список
структуры. И в случае подобного разнообразия и вариативности можно согласиться с тезисом, утверждавшимся ещё В.В. Виноградовым.
В общем, неполное предложение в художественном тексте являет собой действие, распространенное практически в каждом произведении и, более того, практически на каждой странице (и даже - в абзаце). Однако, судя по рассмотренному материалу, можно утверждать, что неполное предложение исследовано еще не в полной мере. В частности, адыгские лингвисты и языковеды (за исключением упоминавшихся нами Г.В. Рогавы и З.И. Керашевой) минимально затрагивают данную проблематику и в современных исследованиях. Так, в частности, в докторской диссертации современного доктора филологии, профессора Б.М. Берсирова, посвященной рассмотрению глагольных формообразований в адыгских языках, неполнота привязывается преимущественно к морфологии, и никак не упоминается такая тенденция применительно к синтаксису и предложению. При этом в целом по стране отечественные языковеды, лингвисты не способны еще представить согласованного и цельного определения. Это обусловлено тем, что в научной лингвистической терминологии, отданной синтаксису, не существует единых точек зрения, нередки и возможны расхождения. Поиск и разрешение проблем происходят и в современном социуме. Итак, данная синтаксическая категория достаточно активна, но все еще нуждается в последовательном и обстоятельном изучении, что применимо и к современному адыгскому литературному языку.
1. Виноградов В.В. Основные вопросы синтаксиса предложения (на материале русского языка). Избранные труды, исследования по русской грамматике. Москва: Наука, 1975.
2. Рогава Г.В., Керашева З.И. Грамматика адыгейского языка. Майкоп: Краснодарское кн. изд-во, I966.
3. Валгина Н.С., Розенталь Д.Э., Фомина М.И. Современный русский язык. Москва: Логос, 2002.
4. Ашинов Х. Сочинители песен. Москва: Советский писатель, 1976.
5. Ашъын Х. Тэ ук1уагъми сыкък1ощт. Мыекъуапэ: Адыгэ тхылъ тедзап1, 1962.
6. http://scicenter.online/russkiy-yazyik/nepolnyie-ellipticheskie-predlojeniya-70899.html
References
1. Vinogradov V.V. Osnovnye voprosy sintaksisa predlozheniya (na materiale russkogo yazyka). Izbrannye trudy, issledovaniya po russkoj grammatike. Moskva: Nauka, 1975.
2. Rogava G.V., Kerasheva Z.I. Grammatika adygejskogo yazyka. Majkop: Krasnodarskoe kn. izd-vo, I966.
3. Valgina N.S., Rozental' D.'E., Fomina M.I. Sovremennyjrusskijyazyk. Moskva: Logos, 2002.
4. Ashinov H. Sochinitelipesen. Moskva: Sovetskij pisatel', 1976.
5. Ash'yn H. T'e ukluag'misyk'kloscht. Myek'uap'e: Adyg'e thyl' tedzapI, 1962.
6. http://scicenter.online/russkiy-yazyik/nepolnyie-ellipticheskie-predlojeniya-70899.html
Статья поступила в редакцию 27.02.17
УДК 811
Dzhambekova T.B., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Head of Department of Literature and Teaching Methods,
Chechen State Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]
Inarkaeva S.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Department of Literature and Teaching Methods, Chechen State
Pedagogical University (Grozny, Russia), E-mail: [email protected]
CATEGORY OF FATE AND ITS ACTUALIZATION IN THE LITERARY TEXT SPACE OF MUSA BEKSULTANOV' BOOK "THE ROAD, RETURNING TO THE START". The article presents the first attempt to study a concept of a person in the art space of a Chechen writer Musa Beksultanov. The article includes only one aspect of the manifestation of personality in the fiction writer - the category of fate. In the book of the Chechen writer this category is connected with human nature and is very close to ideas of Russian and world culture. The category of fate in the interpretation of the writer's text is realized in the space of the literary text and coincides with historically deterministic themes, motifs and themes, emerging in the works of the writer, that have been influenced by different cultures, traditions, history, and philosophy. The material of the research doesn't present an overall data, and the work on the world of the modern Chechen writer Musa Beksultanov will be continued.
Key words: concept, fate, identity, image, character, art space.
Т.Б. Джамбекова, д-р филол. наук, проф., зав. каф. литературы и методики её преподавания, Чеченский
государственный педагогический университет, г. Грозный, E-mail: [email protected]
С.И. Инаркаева, канд. филол. наук, доц. каф. литературы и методики её преподавания, Чеченский государственный
педагогический университет, г. Грозный, E-mail: [email protected]
КАТЕГОРИЯ СУДЬБЫ И ЕЁ ПРОЯВЛЕНИЯ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ПРОСТРАНСТВЕ ПОВЕСТИ МУСЫ БЕКСУЛТАНОВА «ДОРОГА, ВОЗВРАЩАЮЩАЯСЯ К НАЧАЛУ»
В статье впервые предпринята попытка исследования концепции личности в художественном пространстве чеченского писателя Мусы Бексултанова. Статья включает в себя лишь один из аспектов проявления личности в художественном тексте писателя - категорию судьбы. Категория судьбы в трактовке писателя, реализованная в художественном пространстве пове-
