CC BY
39
УДК 81'255.2:821.161,1 А.В. КЛОЧКОВ
кандидат филологических наук, доцент, кафедра немецкого языка, Орловский государственный университет
E-mail: klochkov.a_new@ mail.ru
UDC 81'255.2:821.161,1 A.V. KLOCHKOV
Candidate of Philology, Associate Professor, Department of German language, Orel State University E-mail: klochkov.a_new@ mail.ru
НЕПЕРЕВОДИМЫЙ ШУКШИН: ОПЫТ ЛИНГВОСТИЛИСТИЧЕСКОГО СОПОСТАВИТЕЛЬНОГО АНАЛИЗА ОРИГИНАЛА И ПЕРЕВОДА
UNTRANSLATABLE SHUKSHIN: THE EXPERIENCE OF LINGUOSTILYSTIC CONTRASTIVE ANALYSIS OF ORIGINAL AND TRANSLATION
В предлагаемой статье с помощью лингвостилистического сопоставительного анализа выявляются безэквивалентные единицы разных уровней. В качестве основания для сопоставления выбрана прагматическая функция, что связано с понятиями жанра и стиля произведения.
Ключевые слова: Шукшин, рассказчик, перевод, безэквивалентность.
In the given article nonequivalent units of different levels are described with the help of lingual stylistic comparative analysis. As basis for this analysis the pragmatic function is chosen that is connected with such concepts as genre and style of the work.
Keywords: Shukshin, narrator, translation, nonequivalence.
Данная статья написана в русле «критики перевода». «Критика перевода» - это раздел общей теории перевода, который занимается оценкой качества перевода текста с одного языка на другой.[1]
Задача дисциплины «Критика перевода» состоит в выработке объективных критериев и соответствующих категорий научного аппарата анализа языкового текста оригинала и оценки его перевода. Они должны установить границы перевода оригинала, их объективную и субъективную обусловленность и создать тем самым основу критики перевода, т. е. «проверяемости» качества перевода.
Основным методом критики перевода является сопоставительный анализ языковых текстов подлинника и перевода. Он предполагает преобразование разрозненных критериев оценки в целостную норму как средства проверки качества подобия перевода оригиналу, а следовательно, и его положительному или отрицательному оцениванию.
Основная трудность анализа оригинала и перевода состоит в выборе основания сопоставления (т. е. основания эквивалентности), с помощью которого можно оценить текст перевода, установить, в какой степени он соответствует оригиналу.
Основная масса исследований вопроса о текстовой эквивалентности перевода ориентирована на референ-циальную функцию текста, а, следовательно, на его содержательно-мыслительную сторону. Однако тогда возникает вопрос, какой язык текста переводится? Язык текста, оформленный по нормам языковой системы, в том числе и функциональной, или язык текста, срабо-
танный по нормам употребления, т. е. язык реальный, функционирующий, работающий, живой.
Данная статья построена на представлении о языке как реальном феномене, т.е. стилистически оформленном языке, несущем коммуникативную, социальную информацию.
Следовательно, в качестве основания для сопоставления оригинального и переводного текста берется прагматическая функция, т. е. речь пойдет о факторе эмоционально-смыслового воздействия текста или, иными словами, об эффекте воздействия на адресата, что связано с понятием коммуникативной системы и стиля произведения.
В статье принято толкование стиля, восходящее к трудам В.В. Виноградова: «Стиль - это общественно осознанная и функционально обусловленная, внутренне объединенная совокупность приемов употребления, отбора и сочетания средств речевого общения в сфере того или иного общенародного, общенационального языка» [3]. Такая трактовка стиля предполагает его изучение как нормативной категории, выполняющей функцию программы целесообразного употребления языка в художественном произведении.
Коммуникативная система произведения представляет собой способ и форму изложения содержания (способ повествования) - это система отношений, центром которых является «образ автора-повествователя».
«Образ автора-повествователя» - это не только более или менее конкретный образ, присутствующий вообще всегда в каждом литературном произведении, но и некая образная идея, принцип и облик носителя речи.
© А. В. Клочков © A.V. Klochkov
Авторский слой является сложным конструктом, объединяющим в себе функции субъекта речи и механизма выражения художественной идеи произведения.
Но образ автора - это не просто субъект речи. Это концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их отношении с повествователем или рассказчиком и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого. Категория «образ автора» связывает различные элементы формы в прозаическом произведении, сплавляя их в единое органическое целое. Эта категория образует внутреннюю целостность формы и обусловливает единство и органичность внешней языковой формы произведения. «Образ автора» является формой экспрессивно-смыслового изложения содержания, а, следовательно, и механизмом перевода естественного языка в язык художественный. Вокруг «образа автора» группируется вся художественно-стилистическая система произведения.
«Образ автора» выступает как цементирующая сила, которая связывает все стилистические средства в цельную словесно-художественную систему. Это также та категория, которая отвечает за передачу и реализацию жанрового единства произведения. Таким образом, выявление адекватности перевода становится возможным на основе сопоставления жанровых характеристик текста оригинала и текста перевода, находящих своё концентрированное выражение в категории «образ автора». Сохранение «образа автора» оригинала в тексте перевода позволяет говорить о сохранении исходного жанра первичного текста и адекватности перевода, и наоборот, изменения в переводе, затрагивающие «образ автора», даже при условии точной передачи содержания текста, приводят к нарушению норм литературного жанра оригинала и лишают перевод адекватности.
Существует три основных типа авторов-повествователей в прозаическом произведении:
1. «аукториальный автор-повестватель» в форме «он» (Er-Erzähler);
2. «персональный автор-повествователь» в форме «я» (Ich-Erzähler) или в форме действующего лица произведения, но говорящего от имени «я»;
3. «персонифицированный автор-повествователь», так называемый «обозначенный (каким-либо именем) повествователь». В границах этих типов авторов-повествователей существуют разнообразные переходные формы. [2]
При этом структурная организация «образа автора-повествователя» может иметь следующие ее разновидности: 1) «образ автора-повествователя» представляет единую точку зрения на протяжении всего произведения; 2) «образ автора-повествователя» в произведении един, но расщепляется в процессе повествования на разные «лики», и 3) «образ автора-повествователя» представляет собой множественность повествователей, где каждый образ выражает свою точку зрения, своё отношение к изображаемому. «В литературном маскараде писатель может свободно на протяжении одного
художественного произведения менять стилистические маски. Для этого ему нужно лишь большое и разнородное языковое хозяйство» [Цит. по 2, 253].
Система авторов-повествователей порождает речевой полифонизм, речевое многоголосие произведения, которое реализуется через систему стилистических типов повествовательной речи: литературно-письменная речь, устно-разговорная, разные виды внутренней речи (несобственно-прямая речь, несобственно-авторская, внутренний монолог, скрытый диалог, полемическая речь, «сказовая» речь и т.д.).
В качестве материала выбран рассказ В .М. Шукшина «Космос, нервная система и шмат сала».
В рассказе особо подчёркивается деревенское происхождение героев, а их диалоги носят характер фамильярно-соседской болтовни. Сохранение типичных характеристик субъекта речи осуществляется разными средствами как на синтаксическом, так и на лексическом уровнях. Синтаксическими средствами создаются сигналы «устности», то есть создается впечатление произнесенной спонтанной, неподготовленной речи, лексическими средствами передается фамильярный характер речи. Такого рода тексты безэквивалентны. В качестве центрального понятия безэквивалентности текста принята категория образа автора-повествователя.
В рассказе «Космос, нервная система и шмат сала» наиболее частым средством организации речи являются диалоги, прерывающиеся короткими вставками авторского текста. Колорит социальной среды героев раскрывается через их собственную речь, к которой близка и речь повествователя.
Преобладающая диалогическая организация речи героев помогает в полной мере передать особый колорит речи сельских жителей. Ощущается, прежде всего, неподготовленность речи, её спонтанный характер. Короткие вставки авторской речи в диалогах часто предназначены лишь для введения реплик персонажей, что делает диалоги более живыми, подчёркивает их драматургичность, придавая образу повествователя характер «наблюдателя». Повествователь не навязывает своё видение ситуации, позволяя читателю составить собственное мнение, он как бы направляет читательское восприятие. Композиционно повествование выглядит как сценка, зарисовка из деревенской жизни.
Речь героев носит устно-разговорный, фамильярный характер, ей присуще большое количество разговорных и просторечных элементов, обилие средств субъективной оценки, неполноструктность языковых единиц, фразеологизмы. Эта речь эмоционально насыщена, и это проявляется особенно в эмоциональной оценочно-окрашенной лексике и фразеологии, междометиях, восклицаниях и т.д.
Что касается автора-повествователя в переводе этого рассказа на немецкий язык, то в нём не удается воспроизвести вышеперечисленные особенности. Речь героев и рассказчика олитературивается и становится литературно-разговорной.
Рассмотрим это на примерах:
Разговорная и просторечная лексика. Десятилетка - Zehnklassenschule Чо эт вас так шибко в город-то тянет? - Was zieht euch bloß so mächtig in die Stadt?
Мне даже больше глянется в деревне. - Mich reizt das sogar mehr - auf dem Dorf.
Што, они много шибко получают, што ль? - Die werden sicher unheimlich gut bezahlt, nicht? Робить надо - Arbeiten muss man шмат сала - Stück Speck Апосля - Spaeter И помер - Und gestorben
В указанных примерах, как и во многих других в тексте, единицы, имеющие разговорный или просторечный характер, приобретают в переводе нейтральную окраску. Несмотря на единичные удачные соответствия, все же в языке перевода часто просто невозможно найти единицу с соответствующей пометой.
Фразеологизмы, носящие разговорный характер, в переводе также олитературиваются: Знамо дело - Kennen wir
худо-бедно - доеду - ich komm ans Ziel - egal wie в сердцах - erbost
В рассказе присутствуют также восклицания, которые служат для усиления эмоционального воздействия, но для которых в немецком языке нет эквивалентов, хотя переводчику в отдельных случаях удалось найти адекватные приёмы перевода.
Кончаюсь, Юрка, в крестителя, в бога душу мать!
- Mit mir geht's zu Ende, Jurka, ach herrje, verdammich!
Все, мать-перемать... - Schluss, aus...
Не приведи Господи! - Gott schuetze uns!
Это ж надо так!
Das hat mit grade noch gefehlt.
Ох, здорово! Спасибо.
Mann, das ist Klasse! Danke.
Речь рассказчика приближена к речи героев и содержит много элементов разговорного характера, например: хворал с похмелья - hat Katzenjammer Матерился в Бога - Flucht gottserbärmlich Старику охота поговорить - все малость полегче. -Der Alte möchte reden. Das erleichtert.
полтора куля доброй муки - anderthalb Sack mit gutem Mehl
хотя старики в его годы еще колупаются помаленьку
- obwohl andre in seinem Alter sich noch nützlich machen.
В переводе лишь в редких случаях удается сохранить разговорный характер, в большинстве случаев они также олитературиваются.
Переходя на синтаксический уровень, особое внимание привлекают конструкции, призванные отразить спонтанный, неподготовленный характер речи. К такого рода конструкциям относятся эллипсы. Например:
Не надо было напиваться. - Hätteste dich nicht so vollaufen lassen.
Доучились. - Da habt ihr ja was gelernt. Надоест - Man bekommt satt
«Черти драные. Тут ли счас не жить!» - Lumpenpack. Als ließe es sich hier nicht leben.
Все вышло? - Hast du nichts mehr?
Проживем. - Wir kommen schon zurecht.
Нужно мне! - Als ob ich das nötig hätte!
Сбесился бы.
Da wär ich auch tollwütig geworden.
Как видно из приведенных примеров, эллиптические конструкции редко удаётся сохранить при переводе. Для их воспроизведения переводчик прибегает к использованию коротких предложений.
В тексте рассказа присутствуют различные виды повторов, что характерно для разговорного языка. Это средство смыслового и эмоционального выделения какой-либо части высказывания. Следует особо отметить простой контактный повтор, так как такой повтор свойственен естественной эмоциональной речи.
Все же охота доучиться? - Haste das Lernen nicht satt?
- Охота. Хирургом буду. - Wieso denn? Ich wird doch Chirurg.
Или:
А начнет человек помирать, чо ты ему сделаешь? -Und was machst du, wenn ein Mensch stirbt?
- Вырежу чего-нибудь. - Ich operiere ihn.
- Дак если ему срок подошел помирать, чо ты ему вырежешь? - Wenn aber seine Zeit um ist, was schneidest du ihm dann raus.
Как следует из данных примеров, в тексте перевода не всегда возможно сохранить повторы.
Можно привести пример и дистантного повтора.
В тексте рассказа один из героев, обращаясь к своему собеседнику и подтрунивая над ним, говорит: «А тебе больше глянется на телеге? Или на печке лежать?»
В первом случае фраза «Или на печке лежать?» опускается в переводе, и таким образом весьма странно звучит в переводе продолжение:
- А что они, будут лучше на печке лежать? - Mann solln die vielleicht auf dem Offen liegen?
- Что ты привязался с этой печкой? - Was hast du bloß dauernd mit dem Ofen?
Передача синтаксиса спонтанной разговорной речи в немецком переводе связана с преобразованием формы предложения.
Ну похмелись тогда, чего так мучиться-то? - Na, dann kipp doch ein Gläschen zum Ausnüchtern, was quälst du dich so?
Частенько возвращались к теме о Боге - Immer wieder kommen sie auf Gott zu sprechen.
А бабка, бывало, пошепчет — и как рукой сымет. -Damals hat eine weise Frau die Wunde besprochen, und im Nu war alles wie weggeblasen.
В переводе предложения приобретают книжный характер, в то время как в оригинале повествование носит устно-разговорный оттенок.
Проанализированные примеры подтверждают мысль о том, что, чем более четкой оказывается установка текста на его устно-разговорный характер и, сле-
довательно, на противопоставление распространенным представлениям о нормах письменной речи в отношении синтаксиса, лексики и морфологии, тем сильнее будут расхождения текстов оригинала и перевода.
Безэквивалентнтные элементы, передающие «народный», «разговорный» характер речи героев, в переводе олитературиваются или имитируются языковыми средствами языка перевода. Синтаксис спонтанный разговорной речи также олитературивается и адаптируется
к структурам литературно-устной речи немецкого языка. Всё это приводит к изменениям на коммуникативном уровне текста. Это уже не «подсмотренная» сценка из реальной жизни простых жителей сибирской глубинки, а стилизованный рассказ. Такого рода изменения, затрагивающие категорию образа автора-повествователя, неминуемо отражаются на художественно-стилистической целостности произведения, что снижает адекватность предложенного перевода.
Библиографический список
1. Брандес М.П. Критика перевода. Практикум по стилистико-сопоставительному анализу переводов немецких и русских художественных текстов: учеб. пособие. М.: КДУ, 2006. 240 с.
2. Брандес М.П. Стилистика текста: Теоретический курс: Учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Прогресс-Традиция; ИНФРА-М, 2004. 416 с.
3. Виноградов В. В. Итоги обсуждения вопросов стилистики. // Вопросы языкознания. №1. 1955. М. С. 73.
4. Шукшин В.М. Повести и рассказы. М.: Эксмо, 2007. 800 с.
5. Schukschin W. Gespraeche bei hellem Mondschein / Wassili Schukschin. Berlin: Verlag Volk und Welt, 1981. Bd. 1. 482 p. (перевод: Шарлотте Косут)
References
1. BrandesM.P. Critique of translation. Manual on stylistic-comparative analysis of German and Russian translations of literary texts. M.: 2006. 240 p.
2. Brandes M.P. The stylistics of the text. Theoretical course: textbook. 3rd ed. M.: 2004. 416 p.
3. Vinogradov V.V. Resume of discussion of stylistic questions // Voprosy Yasykoznaniya. № 1. M.: 1955. P. 73
4. Shukshin V. M. Novels and short stories. М.: Eksmo, 2007. 800 p.
5. Schukschin W. Gespraeche bei hellem Mondschein / Wassili Schukschin. Berlin: Verlag Volk und Welt, 1981. Bd. 1. 482 p. (translation: Charlotte Kosuth).
