CC BY
133
9. Полубиченко Л.В., Донская М.М. Семиотика вербального и невербального в мультимедийном рекламном дискурсе I Л.В. По-лубиченко, М.М. Донская II Вестник МГУ. Сер.19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. — С. 36- 52.
10. The Economist (апрель— май, 2007)
11. www.job.com [Электронный ресурс]. Режим доступа: http:II www.job.com
12. LDCE— Longman Dictionary of Contemporary English, 1995.
Статья поступила в редакцию 29.02.08
УДК 81.25+803.0
В.М. Проскуркин, доц. БГПУ, г. Барнаул
СТИЛИСТИЧЕСКАЯ КОМПЕНСАЦИЯ И ДРУГИЕ СПОСОБЫ ПЕРЕДАЧИ ПРОСТОРЕЧНОЙ ЛЕКСИКИ (на материале переводов рассказов В.М. Шукшина на немецкий язык)
Рассматриваются способы передачи русской просторечной лексики на немецкий язык на примере переводов рассказов В.М. Шукшина. В результате проведенного анализа сделаны выводы по употреблению стилистической компенсации как основного средства передачи этой лексики, кроме того, рассмотрены и другие способы перевода.
Ключевые слова: стилистическая компенсация, перевод, просторечная лексика, эквивалент, адекватная передача.
Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей.
В.М. Шукшин
Два требования к художественному переводу стоят как бы в оппозиции друг к другу: с одной стороны, язык переводного текста должен по всем параметрам соответствовать языку оригинального текста, в идеале читатель воспринимает переводный текст как текст оригинала, как будто он владеет иностранным языком. С другой стороны, в тексте перевода не должно быть национально-культурных элементов, мешающих читателю воспринимать текст.
Цитируя Л. Венути, А.Д. Швейцер отмечает, что в переводе сталкиваются две стратегии — ориентация на культурные нормы и ценности среды рецептора (доместикация) и ориентация на нормы и ценности среды отправителя (форинизация). «Это уравновешивающие друг друга процессы. Излишняя доместикация приводит к восприятию текста как некой пародии, излишняя форинизация делает текст мало понятным и не отвечает требованиям, предъявляемым к переводу» [6, с. 183].
Мысль об этих двух стратегиях не нова. Ф. Шлей-ермахер писал об этом так: «Либо переводчик оставляет в покое писателя и заставляет читателя двигаться к нему навстречу, либо он оставляет в покое читателя, и тогда идти навстречу приходится писателю» [7, с. 132133]. В переводе взаимодействуют не только два разных языка, но и две разные культуры. Путем перевода невозможно превратить иностранный культурный фон в родной и наоборот. Общественное предназначение перевода - в достижении максимальной близости к обычной, одноязычной коммуникации.
Переводу подлежит язык текста реальный, функционирующий, работающий, живой. «Употребленный язык начинает говорить с читателем на своем пластическом и, прежде всего, акустическом языке. В употребленном вербальном звучащем языке акустический образ — это не материальное звучание, а представление о нем, психический отпечаток звучания» [1, с. 9]. Эмоциональное отношение говорящего к содержанию и адресату создает интонацию, а вместе с нею и ритм, за которыми, в свою очередь, ощущаются субъективно-оценочные содержания. Живой, звучащий язык, который подлежит переводу, — это не изолированный условный словесный знак и не строй языка, а звучащий язык целостного словесного произведения.
Особое место в переводах художественной литературы занимают диалоги героев книги. Переводя авторский текст, переводчик воплощается как автор, перенимает его лексику, говорит его голосом, при переводе же диалога ему приходится говорить за разных героев, различных по характеру, манере речи, словарному запасу. Переводчик входит в каждый образ. Несмотря на то, что диалог — это литературно обработанный текст, он является плодом устной речи и обладает всеми ее характерными чертами.
Читая рассказы В.М. Шукшина, невозможно не заметить абсолютного преобладания в них диалога над авторской речью. В его рассказах доминирует свободное слово героя, герой раскрывается в диалоге, а слово автора иногда похоже на ремарку. Шукшин воссоздает живую разговорную речь с присущей ей образностью, экспрессией и естественностью. Он передает динамику современного языка; фразы, высказывания героев кратки, просты, энергичны. В прозе Шукшина заметно влияние устного народного творчества, его часто упрекали за употребление диалектизмов, просторечных, порой грубых слов, однако ему приходилось использовать их как средство речевой характеристики персонажей.
Цель настоящей статьи — выяснить, каким образом, какими средствами следует передавать живую разговорную русскую речь при переводе на немецкий язык, чтобы немецкий читатель мог понять чувства, эмоции, волнения, радость и горе шукшинских героев. Для ответа на этот вопрос был проведен анализ лексического состава четырех рассказов В.М. Шукшина и их переводов на немецкий язык. Было рассмотрено 28 лексических единиц (фразеологизмы, реалии, просторечная лексика).
Переводчик большей части рассказов В. Шукшина Экгард Тиле отмечает в комментарии к сборнику рассказов, что автор (Шукшин) передает речь своих героев без прикрас, в соответствии с действительностью, из которой они вышли. В переводе пришлось делать много сокращений, свойственных немецкой разговорной речи: nich, hab's, wenn's, inn (вместо in den) и других, для того чтобы немецкий читатель мог представлять себе эти диалоги, как пишет Тиле, «im Slang» (на сленге) [9, с. 406].
Что же касается просторечных языковых единиц, то здесь переводчики натолкнулись, естественно, на
определенные проблемы. В рассказе «Ноль-ноль целых» («Null null Kopeken») некий Синельников нападает на Кольку Скалкина с обвинениями в пьянстве:
«Водку жрать у них денег хватает, а тут, видите ли, мало платят... Глоты. И сосут, и сосут, и сосу-ут эту водку!.. Как не надоест-то? Очуметь же можно. Глоты1 несчастные». — «Das Geld versaufen, und dann uber zu wenig Piepen klagen ... Saufsacke. Schlucken wie die Karpfen ... Kommt's euch nicht bald zu den Ohren raus? 1st doch zum Blodsinnigwerden. Saufsacke, armselige».
Не найдя стилистического эквивалента для довольно грубого выражения «водку жрать» (наиболее близким эквивалентом русского глагола «жрать» в немецком является «fressen», однако в нем нет той экспрессии, негативного оттенка; словарная статья дает следующие значения: 1) есть (о животных), 2) объедать, 3) жрать, лопать, 4) разъедать, коррозировать; проедать насквозь, переводчик пошел путем стилистической компенсации, заменив нейтральное слово «деньги» довольно сниженным словом Piepen. Переведя предложение с повторением глагола «сосут» менее эмоциональным выражением «Schlucken wie die Karpfen», переводчик компенсировал эту потерю в переводе нейтрального «Как не надоест-то?» довольно экспрессивным «Kommt's euch nicht bald zu den Ohren raus?» (Скоро, наверное, у вас из ушей польется?)
Суть стилистической компенсации заключается в следующем. Рассматривая эквиваленцию как один из видов семантических преобразований, Н.К. Горбовский пишет: «Выбор окончательного эквивалента на этапе реконструкции (Р) происходит в обратной последовательности по сравнению с процессом идентификации единицы исходного текста на этапе декодирования (Д)» [2, с. 413].
На этапе декодирования образная и стилистически окрашенная единица исходного текста (ИТ) воспринимается как нейтральная единица ИТ, при этом учитываются ее стилистические и образные коннотации. На этапе реконструкции к эквивалентной нейтральной единице текста перевода (ТП) добавляются эквивалентные стилистические и образные коннотации, и в результате, при переводе появляется эквивалентная образная и стилистически окрашенная единица ТП.
Однако при стилистической компенсации мы наблюдаем иные процессы:
1) образная и стилистически окрашенная единица ИТ теряет при переводе стилистические и образные коннотации и превращается в нейтральную единицу ТП;
2) нейтральная единица ИТ при переводе приобретает эквивалентные стилистические и образные коннотации и в результате появляется эквивалентная образная и стилистически окрашенная единица ТП.
Применение стилистической компенсации можно наблюдать и в переводах других рассказов Шукшина, где переводчику пришлось подыскивать стилистические синонимы для иных лексических единиц текста. Рассказ «Мой зять украл машину дров» («Mein Schwiegersohn hat ’ne Fuhre Holz geklaut») начинается с того, что герой приезжает домой и обнаруживает, «что деньги, которые копились ему на кожаное пальто, жена ухайдакала себе на шубу из искусственного каракуля». — «...hatte entdeckt, dass das ganze Geld, das er fur eine lange Lederjoppe gespart hatte, futsch war; seine Frau Sonja hatte sich dafur einen Mantel aus Kunstpelz gekauft».
Такого колоритного глагола, как «ухайдакать» в значении «потратить» в немецком языке нет, переводчик вводит разговорное слово futsch (das Geld war futsch — плакали денежки), соответствия которому в оригинальном текст нет, и компенсирует этим совер-
шенно нейтральный глагол kaufen (покупать) в переводном тексте.
При передаче стилистической окраски в переводе (особенно функционально-стилистической и нормативно-стилистической) нет необходимости соблюдать «симметрию» воспроизведения коннотации. Важно лишь, чтобы была передана общая стилистическая тональность текстов на ИЯ и ПЯ. Здесь в большей мере, чем в других случаях, действует принцип перераспределения значений (применительно к рассматриваемым компонентам значения принцип перераспределения стилистических окрасок) [4, c. 143].
Приставочные русские глаголы, многие из которых даже отсутствуют в словарях (например, отполучать, отлюбить, отжелать), ни понять, ни породить невозможно без обращения к значению соответствующих морфем и словообразовательных операций [3, c. 211]. Взаимодействие приставки с основой строится по образцу уже существующих глаголов (отбегать, отстрадать, отблистать, отлетать) с данной приставкой. Новый глагол реализует общую идею, присущую глаголам с данной приставкой (приставка от- обозначает завершение, конец какого-либо действия, процесса) в специфических контекстных условиях.
В немецком языке нет таких глаголов, в нем другая словообразовательная система; переводчикам приходится искать другие пути передачи подобных неологизмов. В большинстве случаев переводчики пользуются фразеологическими единицами:
«И все. И отполучал ты1 по двести рублей на своих ямах». («Ноль-ноль целых») — «Aus der Traum. Und deine zweihundert Rubel kannst du in den Rauchfang schreiben». (примерно: И поставь крест на своих двухстах рублях).
В этом же рассказе просторечно-грубые слова героя переводчик передает фразеологическими единицами: «...не говори никому, что ... слупил с меня четвертной. А то дойдет до моей... хаю не оберешься» — «Aber sag 's nicht weiter . dass du mir funfundzwanzig Rubel abgeknopft hast. Meine Alte, die keift mir sonst die Ohren voll».
Фразеологизмы исходного текста чаще всего передаются также немецкими фразеологическими единицами: елки-палки — verflickst und zugenaht; в кои-то веки! — das ist ja mal 'ne Leistung! во что быь то ни стало — auf Deiwel komm raus; не чета тебе — denen kannst du nicht das Wasser reichen; подвернуться под горячую руку — j-m zufallig in die Quere kommen; в люди выйти — was Besseres werden; живет на всем готовеньком. — sitzt im gemachten Nest.
Интересны также варианты перевода многих просторечных слов шукшинских героев: фон-барон — feiner Herr; угодить — vor j-m katzbuckeln; по дешевке — fur ein Butterbrot; старая карга — alte Vettel.
Шутник Коля Паратов из рассказа «Жена мужа в Париж провожала» («Sie hat ihren Mann nach Paris geschickt») отвечает на вопрос, какой у него размер обуви, на ломаном немецком: «Фиер цванцих — сорок два». В переводе (прекрасная находка переводчика!) — это ломаный английский: «Fortituh — zweiundvierzig». Контаминированная речь иностранца выступает как характеристика персонажа, неправильности и ошибки напоминают о том, что герой не владеет иностранным языком, и пользуется им для каких-то своих целей (в данном контексте — чтобы развеселить соседей). Эти ошибки становятся средством эстетического воздействия на читателя, создают необходимый стилистический эффект [5, с. 153]. Передавая фонетические ошибки героя рассказа (непроизносимое -е- в слове vier, твердое -х- в слове zwanzig) и грамматическую (пропущен союз und - vierundzwanzig), переводчик намеренно на-
рушает написание английского числительного (forty two). Но все же переводчик не передал еще одну, смысловую, ошибку Паратова (vierundzwanzig = 24, forty two = 42).
Большая часть реалий, предметов русского быта, встречающихся в рассказах В.М. Шукшина, передана путем описательного перевода: трехрядка — die Harmonika mit den drei Knopfreihen (гармоника с тремя рядами клавиш), кутья — Reisspeise zum Leichenschmau (блюдо из риса для поминок).
Адекватной передаче разговорного стиля способствует и грамматический строй предложений, это прежде всего неполные предложения, с глаголами на первом месте, что совершенно не характерно для немецкой литературной нормы: «Schlucken wie die Karpfen», «1st doch zum Blodsinnigwerden».
Из вышесказанного можно сделать вывод: стилистическая компенсация является одним из основных средств выражения просторечной разговорной лексики при переводе, кроме того, переводчики используют сокращения, адекватную передачу фразеологизмов, изменения синтаксического рисунка предложений.
Однако не все лексические проблемы были решены при переводе адекватно. В силу разных причин переводчику приходилось пропускать некоторые фразы в диалогах. Например, в рассказе «Ноль-ноль целых»
Колька Скалкин, отвечая на вопрос, куда он пойдет теперь работать, говорит: «Cчаc-тo? Ямы1 под опорыь пойду рыть. На тридцать cедьмoй километр». — «Ich? Ich gehe schippen», (Я? Пойду ямы1 рыть.) Bряд ли подобные пробелы в переводе искажают общий смысл, сюжет и логику повествования, однако переводчик не имеет право сокращать исходный текст.
Не обошлось и без ошибок и искажений оригинального текста. При переводе, например, рассказа «Обида» («Die Krankung») переводчик не понял значения глагола «oтnуcкать» в данном контексте (отпускать товар покупателям) и перевел эту часть спора в магазине следующим образом:
«И cтали pаздаватьcя гoлocа: — Да хватит вам: бы1л, не бы1л! — Oтnуcкайте!» — «Stimmen wurden lauter: «Nu horen Sie endlich auf!» — «Lassen Sie ihn doch laufen!« («Отпустите его, пусть он уйдет»).
Анализируя перевод рассказов B. Шукшина на немецкий язык, не обращая внимания на некоторые погрешности, можно прийти к выводу, что немецкие переводчики сделали если не все, то почти все возможное, чтобы познакомить своих соотечественников с героями шукшинской прозы. Они смогли пересказать им правду о жизни, проблемах, радостях и печалях простых русских людей, передавая это их же речью, самобытной и так трудно переводимой.
Библиографический список
1. Брандес М.П. Критика перевода. — М.: КДУ, 2006.
2. Гарбовский Н.К. Теория перевода. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004.
3. Кронгауз М.А. Семантика. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2001.
4. Латышев Л.К. Курс перевода (Эквивалентность перевода и способы ее достижения). — М.: Международные отношения, 1981.
5. Савенко Е.Н. Контаминированная речь иностранца в художественной литературе и способы ее перевода на другой язык. // Актуальные проблемы межкультурной коммуникации. Сборник научных трудов. Выпуск 444. — М., 1999.
6. Швейцер А.Д. Перевод как акт межкультурной коммуникации. // Актуальные проблемы межкультурной коммуникации. Сборник научных трудов. Выпуск 444. М., 1999.
7. Шлейермахер Фр. О различных методах перевода // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2000. №2.
8. Шукшин В.М. Рассказы. Барнаул: Алтайское книжное издательство, 1989.
9. Schukschin W. Null null Kopeken. Erzohlungen. Leipzig: Verlag Volk und Welt, 1981.
Статья поступила в редакцию 14.02.08
УДК 801.8
М.В. Финадеева. аспирант АлтГТУ, г. Барнаул
МЕДИА-ЖАНР: ПРЕДПОСЫЛКИ КОГНИТИВНОГО ПОДХОДА
В статье рассматриваются предпосылки когнитивного подхода к медиа-жанру. Обосновывается необходимость рассмотрения медиа-жанра в качестве гетерогенной вербально-авербальной когнитивной структуры, определяю-
щей способ продуцирования и интериоризации медиа-текста.
Ключевые слова: СМИ, медиа-жанр, когнитивная структура.
Начиная с 80-90х годов прошлого века проблема речевых жанров вызывает огромный интерес лингвистов как в нашей стране, так и за рубежом. В современной лингвистике речевые жанры рассматриваются в различных аспектах: стилистическом (Кожина, 1999; Салимовский, 2002; Матвеева, 1997), психолингвистическом (Седов, 2002; Стернин, 1999; Демьянков,1994), социопрагматическом (Дементьев, Седов, 1998; Федо-сюк, 1997; Тарасенко, 2002; Дементьев, 2002; Долинин, 1999), прагмалингвистическом (Борисова, 2001; Гольдин, 1997; Орлова, 1993), когнитивном (Бердникова, 2005; Рогалева, 2005), текстосимметрическом (Корбут, 2005).Таким образом, в настоящее время имеется целый корпус работ, рассматривающих вопросы, связанные с сущностью и функционированием речевых жанров. В то же время наблюдается дефицит ис-
следований медиа-жанров. Между тем, изучение именно жанров СМИ представляется особенно актуальным в силу того, что социально значимые тексты, продуцируемые современными масс-медиа, доминируют над всеми другими видами текстов, что подтверждается выявленными мировыми тенденциями замещения чтения художественной и поэтической литературы текстами, транслируемыми различными медиа, в том числе и электронными [1, с. 151]. При этом, по мнению исследователей, деятельность СМИ не соответствует структуре обычной коммуникации в том виде, в каком она описана к настоящему времени, а является совершенно особым видом дискурсивной деятельности [2], и в силу этого, безусловно, заслуживает тщательного и всестороннего изучения. Современный медиа-текст в силу ряда особенностей является принципиально новым ком-
