CC BY
79
внушение - процесс речевого воздействия, предполагающий некритическое восприятие сообщения, в котором нечто утверждается или отрицается без доказательств, и т.п.
Основу средств выражения концепта речевое воздействие составляют различные лексико-граммати-ческие группы единиц с оценочной и императивной семантикой, различные синтаксические конструкции.
Таким образом, размышления о коммуникативных концептах приводят к следующим выводам:
- во-первых, выделение и изучение коммуникативных концептов представляется перспективным междисциплинарным научным направлением;
- во-вторых, исследование феноменов человеческой коммуникации в рамках когнитивной лингвистики представляется технологически оправданным, потому что до сих пор не разработано сколько-нибудь удовлетворительной модели проектирования коммуникативных актов, хотя известно множество подходов к их изучению в разных разделах лингвистической и психолингвистической теории;
- в-третьих, результаты исследования коммуникативных концептов позволят очертить их грани-
цы в коммуникативном пространстве, что существенно облегчит их выбор и практическое ис-пользование.
ЛИТЕРАТУРА
1. Апресян Ю.Д. О понятиях и методах структурной лексикологии // В кн.: Проблемы структурной лингвистики. М., 1962.
2. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные действия. М.: Наука, 1993.
3. Кубрякова Е.С. В защиту когнитивной лингвистики // Известия РАН. СЛЯ. Т.58. №6. 1999.
4. Маслова В.А. Лингвокулыурология. М., 2000.
5. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Концептуализм Абеляра. М., 1995.
6. Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитив-ной лингвистике. Воронеж, 2001.
7. Слъшкин Г.Г. Концепт чести в американской и русской культурах (на материале толковых словарей) // Языковая личность: культурные концепты. Сб. науч. тр. Волгоград - Архангельск: Перемена, 1996.
8. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. Опыт исследования. М., 2001, С. 43.
Н.В. БЕЛОУСОВА, аспирантка кафедры перевода и информатики Лингвистического института РГПУ
КИНЕСИКА КАК ОСОБЫЙ СПОСОБ РЕАЛИЗАЦИИ КАТЕГОРИИ ЭМОТИВНОСТИ В МЕЖКУЛЬТУРНОЙ
КОММУНИКАЦИИ (на материале произведений В.М. Шукшина)
Проблема репрезентации эмоций в тексте уже многие годы привлекает отечественных и зарубежных лингвистов и не теряет своей актуальности. Этот факт не вызывает удивления, поскольку речевая деятельность человека невозможна без проявления эмоций. Одним из способов реализации категории эмотивности являются жесты, мимика и другие элементы невербальной коммуникации.
Без сомнения, можно согласиться с многими ис -следователями (В.В.Виноградов, Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин, Е.Д. Боева, И.Н. Горелов, АР. Попова), полагающими, что изучение способов передачи эмоционального состояния, равно как и выявление особенностей моторной экспрессии чрезвычайно важно для анализа речи в целом и художественного текста в частности.
Так, И.Н. Горелов, занимающийся исследованиями на стыке различных наук (психологии, нейролин-гвистики, социальной психолингвистики, и т.д.) и ставящий целью объяснить природу соотношения таких категорий, как речь и мышление, язык и сознание, утверждает, что в большинстве случаев «адек-
ватный смысловой анализ ВК (вербального компонента) возможен лишь с учетом НВК (невербального компонента)». Он также добавляет, что невозможно существование лингвистики текста и даже «рассмотрение предложения как «конечной единицы», подлежащей лингвистическому рассмотрению, без привлечения анализа взаимоотношений между ВК и НВК в РА (речевом акте)» [6, с. 173-174].
Е.Д. Боева, автор фундаментального труда по когнитивной паралингвистике, также приходит к выводу, что «в коммуникации и в художественном тексте кинемы не только дополняют и уточняют смысл вербального общения, но и являются источниками когнитивной информации, т.е. информации о субъекте речи, его национальных, культурных, социальных и возрастных чертах, половой принадлежности, свойствах характера» [6, с. 4].
Интересно мнение и АР. Поповой, которая обращает внимание на возможность определения некоторых черт характера человека по его движению, походке, жестам, позам и мимике, форме ушей, носа и губ [9].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что важность анализа мимики, жестов поз и телодвижений персонажей художественного произведения заключается, прежде всего, в их частотности, а также в способности подобных невербальных компонентов служить емкой и краткой характеристикой внутреннего мира героев, их эмоционального состояния и намерений.
Необходимо пояснить значение некоторых терминов, введенных для описания невербальных компонентов коммуникации.
Термин, объединивший жесты рук и лица, а также знаковые движения и позы, «кинесика», впервые был употреблен в работе Р. Бирдвистела, которого считают основоположником кинесики как науки [4, с.20; 2]. Кины, по Бирдвистелу, - это элементарные, мельчайшие, далее неделимые движения, кинемы -более крупные единицы, с помощью которых проис -ходит реальное общение, собственно, жесты [2]. Кинемы, передаваемые средствами вербального языка, получили название вербализованных жестов [7]. Г.Е. Крейдлину принадлежит термин жестовые фра-земы и жестовые фразеологизмы, под которыми понимаются устойчивые словосочетания с жестовым компонентом, такие как бросить перчатку, пасть на колени, и т.д. [8, с. 172].
Нас невербальные компоненты художественного текста интересуют, прежде всего, с точки зрения их переводимости. Проблема эта крайне актуальна в настоящее время, так как существует еще очень мало исследований, в которых теория коннотации разрабатывалась бы для практических потребностей перевода. Данный аспект исследования кинесики важен и с точки зрения обусловленности значения жеста многими факторами, в том числе, национальным. Означаемое жеста, позы, выражения лица может быть по-разному интерпретировано и может вызвать различные, несходные ассоциации у носителей разных культур. Данное свойство жеста, иными словами, его способность менять свое значение в географическом и культурном пространстве, уже доказано рядом авторов (Hecaen - 1967, Gresswell - 1968, Pease - 1972, Акишина - 1980, Крейдлин - 2001, Николаева - 2004, Боева - 2006).
Более того, трактовка смыслов, заложенных в жесте или позе (или эмоционально-жестовых эмо-тивных смыслов, в терминах Л.Г. Бабенко и Ю.В. Ка-зарина), во многом зависит от ситуативного контекста, т.е. однотипная кинема может проявлять себя в качестве кинетической переменной [2; 3, с.32].
Говоря о проблеме перевода текстов, содержащих описания кинем, следует также отметить, что невербальные системы могут подвергаться значительным изменениям. Их целью является наиболее точная раскодировка заложенных в данных системах смыслов. Как указывает Е. Д. Боева, это требует от переводчика, помимо мастерства, «высокой степени интуиции, возможно, на эмпатическом уровне, позволяющей почувствовать, насколько правильно происходит имплицирование информации, выраженной невербальными средствами» [4, с.81].
В.Г. Гак показывает, каким образом проявляется национальная специфика перевода словосочетаний с
жестовым компонентом: 1) в значении жестовых фразем; 2) в их грамматических моделях; 3) в их лексическом составе: 4) в особенностях их употребления [5, с.245].
Определившись с некоторыми теоретическими положениями, перейдем к анализу конкретных примеров, иллюстрирующих, что происходит с текстом, В.М. Шукшина, содержащим жестовые фраземы и фразеологизмы, при его трансляции на английский и немецкий языки.
По нашему мнению, этот автор вызывает особый интерес с этой точки зрения, так как каждое его произведение является портретом души человека. В.М. Шукшин - весьма самобытен. Создавая образ, автор прибегает не только к прямым описаниям и речевым характеристикам своих героев, он также анализирует внутреннее эмоциональное состояние персонажа и показывает внешнее проявление его поведения. Писатель стремится индивидуализировать каждый миг его внутренней психической жизни. С этой целью он часто обращается к ключевым словам моторной экс -прессии (термин Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарина), имеющим особую эстетико-стилистическую значимость в контексте всего произведения.
Так, в следующем примере ключевой кинемой, выражающей внутреннее состояние Бабки Маланьи, является трижды повторяемое в рассказе «Сельские жители» описание ее задумчивости. Каждый раз этот процесс сопровождается одной и той же мимической реакцией:
1. Бабка Маланья прочитала это, сложила сухие губы трубочкой, задумалась (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 98).
Grandma Malanya read this, pursed her with-leered lips and lapsed into deep thought (Shukshin V., 1973; CD, 33).
Großmutter las das genau durch, schob die trockenen Lippen nach vorn und dachte nach (Schukschin W., 1980; LVD, 31).
2. Бабка опять сделала губы трубочкой, задумалась (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 98).
Grandma again pursed her lips and became thoughtful (Shukshin V., 1973; CD, 33).
Die Großmutter schob wieder die Lippen vor, sie dachte (Schukschin W., 1980; LVD, 31).
3. Бабка сделала губы трубочкой, подумала (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 99).
Grandma pursed her lips, and thought (Shukshin V., 1973; CD, 35).
Die Großmutter schob die Lippen vor und dachte nach (Schukschin W., 1980; LVD, 33).
Взятая в изоляции от текста, кинема сложить губы трубочкой может квалифицироваться по-разному, нести разную смысловую нагрузку. В тексте эта мимическая реакция - следствие совершенно определенного эмоционального состояния, внешнее проявление мыслительной деятельности. Она обладают эмотивной целенаправленностью. За счет наведенных контекстом эмотивных смыслов меняется и семантический ранг предиката, начинающего обслуживать сферу психической и умственной деятельности персонажа. Таким образом, прием косвенной символизации чувств персонажа базируется на текстовых
связях слов, учитывает смысловые наращения и ассоциации.
В повествовании В.М. Шукшина мотивация жес-тов эмоциями передается либо включенными предикатами — зависимыми конкретизирующими словами с эмотивной семантикой, либо содержанием всего текстового фрагмента. В итоге обнаруживаются три варианта эмотивно-моторной экспрессии. В первом примере - это окказиональные жестовые номинации (термин Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарина), эмоционально заряжаемые окружающим контекстом и только в контексте осмысляемые как средство эмоционально-изобразительной моторики.
Приведем еще несколько примеров, когда автор обращается к приему использования ключевых слов. В примерах 4 и 5 в качестве средств эмотивно-моторной экспрессии применяются конкретные по семантике предикаты с включенной семой эмотивно-сти.
4. Шурка делал уроки за столом. На слова бабки пожал плечами - поезжай, раз зовет (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 98).
Shurka was doing his homework at the table. In response to his grandmother's statement he merely shrugged—go if you've been invited (Shukshin V., 1973; CD, 33). Schurka saß am Tisch und machte Hausaufgaben. Zu den Worten der Großmutter zuckte er die Achseln: Fahr doch wenn sie dich einladen (Schukschin W., 1980; LVD, 31).
5. Шурка пожал плечами. Он не знал, что пассажирам не даются парашюты (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 103).
Shurka shrugged. He had not been aware that passengers were not given parachutes (Shukshin V., 1973; CD, 41). Schurka hob die Achseln. Er hatte nicht gewußt, dass sie den Passagieren keine Fallschirme geben (Schukschin W., 1980; LVD, 38).
Жест пожимание плечами (shrugging - англ., Achselzücken - нем.) во всех трех представленных культурах и языках может означать незнание чего-либо, неспособность ответить на вопрос или равнодушие к чему-либо (Cambridge Advanced Learners' Dictionary, 1186; Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 24). Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что выделенная жестовая фразема является многозначной, и в разном языковом окружении реализуются разные ее значения (в примере 4 - равнодушие, а в примере 5 - незнание).
6. Егор покачал головой, засмеялся (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 103).
Yegor shook his head and chuckled (Shukshin V., 1973; CD, 42).
Jegor schüttelte den Kopf, lachte auf... (Schukschin W., 1980; LVD, 39).
7. Егор покачал головой и выпил (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 103).
Yegor shook his head and drank (Shukshin V., 1973; CD, 41).
Jegor schüttelte den Kopf und trank aus (Schukschin W., 1980; LVD, 38).
В указанных выше двух примерах реализуется окказиональное значение кинемы покачать головой в английском и немецком языках. К этому заключению
мы приходим, также проанализировав контекст. В обоих случаях реакция персонажа сопровождает его восхищенные высказывания по поводу пива бабки Маланьи. Значит, указанная жестовая фразема репрезентирует отсутствие у персонажа слов, чтобы выразить свое удовольствие. В русском языке выражение покачать головой имеет достаточно широкое значение и может вызывать у носителей языка подобную ассоциацию. Толковые словари английского и немецкого языков дают достаточно узкое толкование данного жеста - отрицание чего-либо, отвергание или непонимание fGroßwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 603), отрицание чего-либо, нежелание верить, грусть (Cambridge Advanced Learners' Dictionary, 1168).
Однако, несмотря на различное семантическое наполнение некоторых лексем, все варианты перевода можно признать адекватными благодаря контексту, во всех случаях конкретизирующему значение использованных предикатов.
Трансляция названных жестовых фразем на анг-лийский и немецкий языки не вызвала у переводчиков особых трудностей еще и потому, что в оригинальном русском тексте присутствуют авторские пояснения: «сделала губы трубочкой, задумалась»; «пожал плечами. Он не знал, что...». Такой прием называется имплицитное присутствие автора (термин Е.Д. Боевой). В этом случае переводчик, а вслед за ним и читатель не нуждаются в дополнительных комментариях [4, с.85].
Примеры 4 - 7 интересны и тем, что включают элементы языковой игры.
Таким образом, анализируемые кинемы можно отнести к жестовым фразеологизмам. Так, выражения пожать плечами и покачать головой могут в русском языке употребляться в переносном смысле (см. анализ примеров) и в прямом: пожать плечами - приподнять плечи вверх и снова опустить их, покачать головой - наклонить голову в одну, а затем другую сторону. В проанализированных примерах были задействованы оба смысла, что и составляет языковую игру. Это обстоятельство не явилось преградой на пути к адекватному переводу, однако во всех подобных случаях особое значение имеет понимание коннотаций, что, по определению Р.Д. Потаповой, означает «суммы эмоционально-оценочных компонентов, сопровождающих денотативное значение в речевом акте и влияющих на конечный смысл воспринимаемого высказывания» [10, с .27].
Использование жестовых и мимических фразеологизмов вообще характерно для В.М. Шукшина. Они придают повествованию и описанию дополнительную выразительность. Проанализируем еще несколько примеров перевода фрагментов произведений, содержащих подобные фраземы. 8. Старик долго косится на Юрку, когда тот ест хлеб в сухомятку (Шукшин В.М., 1992; КНШ, 198). The old man would cast many a sidelong glance at the boy eating his dry bread... (Shukshin V., 1973; ONS, 162).
Wenn der Junge dann trocken Brot isst, schielt der Alte lange zu ihm hin (Schukschin W., 1980; KNS, 138).
Мимическая фразема коситься на кого-то в русском языке имеет два смысла - прямой - смотреть сбоку, переносный - смотреть недоброжелательно, тайно наблюдать за кем-то. В оригинале мы снова сталкиваемся с одновременной реализацией обоих значений. Старик лежит на печи и смотрит на мальчика сбоку и сверху; однако очевидно, что автор имеет в виду и дополнительную коннотацию, передаваемую фразеологическим значением жестовой фра-земы - старик наблюдает за парнем тайно, не подавая виду. Такая трактовка вытекает и из макроконтекста - мы знаем, что старик хитер и осторожен.
Перевод данного фрагмента сложности не представляет, так как кинетический элемент, использованный в нем, имеет одинаковое значение (как прямое, так и переносное) в трех языках (Cambridge Advanced Learners' Dictionary, 1190; Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 882-883).
Удачным также можно назвать перевод следующей фразеологичесой фраземы:
9. Шурка навострил уши (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 98).
Shurka pricked up his ears (Shukshin V., 1973; CD, 33).
Schurka spitzte die Ohren (Schukschin W., 1980; LVD, 31).
В обоих вариантах перевода авторы применили калькирование исходной идиомы. Совпадение кон-нотативного значения данных фразеологических единиц в русском, английском и немецком языках (слушать очень внимательно) обеспечило возможность трансляции всех компонентов значения исходной фраземы (Cambridge Advanced Learners' Dictionary, 1000; Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 754).
Интересно посмотреть, как один и тот же фразеологизм, содержащий кинетический элемент, реализует разные значения в разном контексте.
10. Шурка даже рот приоткрыл - слушал (Шукшин В.М., 1992; СЖ, 102).
Shurka was listening open-mouthed (Shukshin V., 1973; CD, 40).
Schurka blieb vor lauter Zuhören der Mund offen stehen (Schukschin W., 1980; LVD, 31).
11. У продавщицы даже ротик сам собой открылся... Такого она не ждала (Шукшин В.М., 1993; С, 40).
The girl's small mouth opened in surprise (Shukshin V., 1973; B, 250).
Die Verkäuferin sperrte den Mund auf. So was hatte sie nicht erwartet (Schukschin W., 1980; S, 210).
Из контекста ясно, что мальчик слушает с открытым ртом потому, что рассказ соседа кажется ему волнительным и невероятным. Сочетая в себе прямой и переносный смыслы, данная мимическая фразема переведена на английский и немецкий языки с помо-щью сходных устойчивых выражений. Единственное различие заключается в использовании других конструкций, что обусловлено особенностями структуры языков. Несмотря на это, выбранные переводческие соответствия передают все элементы значения ис-ходной идиомы.
Этого нельзя сказать о следующем примере. В оригинале словосочетание «сам собой» придает фрагменту дополнительную смысловую и эмотивную нагрузку. Здесь автор демонстрирует сильнейшее удивление, изумление, вызванное неожиданным для продавщицы поведением мужчины - главного героя рассказа. Однако английский переводчик не передает коннотацию. Автор немецкого перевода применяет глагол aufsperren, что означает очень широко открыть fGroßwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 90). В этой связи перевод можно считать адекватным, хотя и здесь переводчику не удалось избежать потери - отсутствует шукшинское ироническое ротик. Писатель намеренно использует уменьшительно-ласкательный суффикс, чтобы показать контраст между деликатной внешностью женщины и ее вызывающим поведением.
Следующие примеры также свидетельствуют о некоторых переводческих неудачах. 12. Юрка махнул рукой. - Тебе не втолковать (Шукшин В.М., 1992; КНЩ 203). Yurka decided to drop the argument. "It's no use talking to you (Shukshin V., 1973; ONS, 162). Jurka winkt ab. "Du kapierst auch gar nichts" (Schukschin W., 1980; KNS, 146).
Кинема махнуть рукой имеет два значения - прямое и переносное - оставить попытки, перестать заниматься чем-либо. Мы уже рассматривали подобные случаи, и переводчикам обычно удавалось адекватно передать заложенную во фраземе игру. Однако в следующем примере автор английского перевода транслировал переносное значение исходной идиомы описательным путем. Это, безусловно, привело к потере образности: фрагмент вообще лишился кинетического элемента. Немецкий аналог abwinken здесь более удачен. Глагол abwinken, передающий образное значение исходной кинемы, содержит основу winken, которая совпадает по денотативному значению с выражением махнуть рукой. fGroßwörterbuch Deutsch als Fremdsprache, 22, 1186).
Проанализировав некоторые примеры перевода кинем с русского на английский и немецкий языки, мы приходим выводу, что совпадение образов, отмеченное нами в большинстве случаев, свидетельствует об общности оценок и фоновых знаний представителей различных культур. Однако ряд выявленных нами переводческих неудач доказывает, что кинетические средства в разных культурах могут иметь различную степень распространенности и нередко различную интерпретацию. А это значит, что для достижения адекватного перевода необходимо провести тщательный анализ исходного концепта.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник. М.: Флинта, Наука, 2004.
2. Бирдвистел Р. Введение в кинесику: аннотированная система записи движений рук и тела. М., 1952.
3. Боева Е.Д. Кинесика в художественном тексте: герменевтический, когнитивный, прагматический,
лингвокультурогический аспекты // Автореф. дис. ... д-ра филол наук. Краснодар, 2006.
4. Боева Е.Д. Когнитивная паралингвистика: Монография / АФ МГОПУ. Анапа, 2005.
5. ГакВ.Г. Языковые преобразования. М., 1998.
6. Горелое И.Н. Избранные труды по психолингвистике. М.: Лабиринт, 2003.
7. Горелое И.Н. Кинесика // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой. М.: 1990.
8. Крейдлин Г.Е. Словарь языка русских жестов. М., Вена, 2001.
9. Попова А.Р. Фразеологические единицы русского языка с соматизмами в своей структуре (о человеческом факторе в языке) // Роль языка и литературы в мировом сообществе: Материалы Между-
нар. научно-практич. конф. 12-13 апреля 2000 г. Тула, 2000.
10. Потапова Р.К. Коннотативная паралингвистика. М., 1998.
11. Шукшин В.М. Собрание сочинений: В 6 т. М.: Мол. гвардия, 1992. Т.2.
12. Шукшин В.М. Собрание сочинений: В 6 т. М.: Мол. гвардия, 1993. T.3.
13. Schukschin W. Stiefelchen. Kleine Arbeiterbibliothek. M.: VerlagProgress, 1980.
14. Shukshin V. I Want to Live. Soviet Short Story Writers. Progress Publishers, 1973.
15. Cambridge Advanced Learner's Dictionary. Cambridge University Press, 2005.
16. Großwörterbuch Deutsch als Fremdsprache. Langenscheidt, 2003.
М. В. ИВЧЕНКО, аспирант кафедры перевода и информатики Лингвистического института РГПУ
ЭТНОКУЛЬТУРНАЯ СВЯЗЬ СКАЗКИ И МИФА
Взаимосвязь сказки и мифа проявляется многогранно и неординарно во многих работах современных лингвистов. При изучении сказки, как лингвистического явления, большинство исследователей (В.Я. Пропп, ИМ.Тронский и др.) рассматривают миф в качестве «одного из возможных источников сказки» [1, с. 19]. Однако подобное утверждение не следует понимать буквально, так как миф - это сложное социолингвистическое явление, которое включает в свою структуру религиозные воззрения народа, его историю и др. элементы, среди которых можно выделить сказку, т.е. вымысел, основанный на реалиях окружающего мира.
Отметим, что вопрос происхождения сказки тесно связан с мифологией и определением самого термина «миф». Так, ИМ.Тронский в книге «Античный миф и современная сказка» даёт следующее определение понятия «миф»: «Под мифом здесь (в контексте лингвистики - прим. авт.) будет пониматься рассказ о божествах или божественных существах, в действительность которых народ вериг» [2, с. 17].
Данное утверждение чётко разграничивает «природу» мифа и сказки, так как миф можно рассматривать в качестве элемента религии народа, а сказку как элемент социолингвистической культуры, который обладает своими, особыми признаками. По словам В.Я. Проппа, «основным признаком сказки является то, что в действительность рассказываемого ни ис-полнитель (автор), ни слушатель (читатель) не верят». Этот вывод относится как к фольклорной сказке, так и к авторской, литературной [1, с.47].
В контексте разграничения природы мифа и сказ -ки можно привести некоторые выводы по исследованиям взаимосвязи сказки и мифа так называемой «мифологической школы», у истоков которой стояли
знаменитые собиратели немецкого фольклора братья Гримм (Якоб, 1785-1863, и Вильгельм, 1786-1859); в России теорию взаимосвязи сказки и мифа разрабатывали АН. Афанасьев (1826-1871), известный собиратель русских сказок, и Ф.И. Буслаев (1818-1897).
«Мифологическая школа» занималась разработкой многих проблем литературоведения того времени, но основной задачей фольклористов была идея реконструкции «прамифа», общего истока мифологии всех индоевропейских народов.
Сегодня подобная теория кажется «наивной» и её легко можно оспорить, но следует отметить, что в XIX веке языковеды ставили перед собой задачу вое -становить доисторический «праязык», который являлся бы «матерью всех индоевропейских языков» и, следовательно, теория «прамифа» базировалась бы именно на теории «праязыка».
Основные идеи «мифологической школы» можно выразить в следующих положениях:
1) «прамиф» - общий источник мифологии всех индоевропейских народов;
2) «прамиф», как полагали учёные того времени, поможет объяснить также и сходство сказок разных народов мира;
3) миф и фольклор тесно взаимосвязаны друг с другом древнейшими религиозными и культурными представлениями того или иного народа.
Данные положения и, соответственно, выводы, которые можно сделать из них, оказались спорными в лингвистической науке XX в. Многие идеи «мифологической школы» оказались ложными, но, несомненно, данная теория оказала сильное влияние на последующих исследователей мифа и сказки.
В конце XIX - начале XX в. появилось множество теорий происхождения сказки и мифа. Хотелось бы
