Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история») Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Приложение : Б.С.Орлов

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

Germans in search of identity. (A look through the pages of Hagen Schulze's A Short German History)

S с h u I z e H. Kleine deutsche Geschichte. -

München: Beck. -1996.-2695. mit Abb.

B.C. Орлов - доктор исторических наук, главный научный сотрудник ИНИОН

D

поисках собственной идентичности за свою двух-тысячелетнюю историю немцы опробовали всякое. Были у них попытки обосновать свой «особый немецкий путь». Вдохновлялись лозунгом «Германия превыше всего». Существовала точка зрения, что «немецкая суть позволит оздоровить мир» (по-немецки это звучит более складно «Am deutschen Wesen wird die Welt genesen»). В годы нацизма была выдвинута идея «тысячелетнего германского райха», и германский вермахт приступил к ее реализации. А потом, после Второй мировой войны, какотрезало. Немцы, и прежде всего в западной части страны, стали воспринимать свою страну как нормальное демократическое государство без особых претензий к кому-то и на что-то. Более того, западные немцы были активными сторонниками интеграции и с оглашались на передачу части государственных полномочий наднациональным органам Европейского Союза. Как это удалось немцам? И пошло ли им на пользу? Вопросы, которые не могут не волновать российское общество, часть которого все еще помышляет об особом пути и особом предназначении, и все еще надеется на сохранение имперских традиций и возрождение «вели-

230

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

кой России» в ее державном варианте. Ответы могут быть разные. И в качестве типичного подхода я выбрал суждения германского историка, профессора Свободного Берлинского университета Хагена Шульце в его книге «Краткая германская история». В этой книге он исследует историю немцев от истоков до воссоединения двух германских государств в 1990 г. Книга сравнительно небольшая, с многочисленными иллюстрациями -всего 270 стр. Ее вообще было бы неплохо перевести на русский язык, ибо подобной книги у нас в России до сих пор нет. Так что ничего не остается, как вкратце пересказать содержание этой книги, выделяя те моменты, которые и поз воляют осмыслить трудный и многовековой путь поиска немецкой идентичности.

На вопрос, когда началась германская история, у предшествующих поколений немцев на этот счет был ясный ответ - она началась с истории германских племен и их борьбы против Рима, замечает в Предисловии Шульце. Это, прежде всего, битва херусков во главе с их предводителем Херрманом (АрминиемО против римских легионов в Тевто-бургском лесу в X в. после Рождества Христова. От него тянется прямая линия к королю готов Теодориху. Затем наступают времена Карла Великого, который завоевал римскую императорскую корону «и империю римлян превратил в германскую» (с. б). Ему последовали император Фридрих Барбаросса и его племянник Фридрих II. Появляются Мартин Лютер, названный «немецким соловьем»; Карл V, «в империи которого никогда не заходило солнце» (с. 6); Фридрих Великий и Мария Тере-зия, при которой «отсутствие единства германских племен достигло высшей трагической точки». Наконец появляется Бисмарк, «железный канцлер», «кузнец новой империи немцев», выступавшей прямой наследницей Священной Римской империи германской нации.

Это все этапы истории, которой немцы гордились, замечает Шульце. Но наступают времена «Германской катастрофы" - империя

231

Гитлера, мировая война, а затем 1945 г. - «поездка в ад германского национального государства» (с. б).

Затем последовало время пересмотра германской истории. В частности «за золотой легендой о прямолинейном подъеме германо-немецкого райха последовала черная легенда о нехорошем, тотально) ошибочном особом пути, единственно реальньш выражением которого стали преступления «Третьего райха» (с. б).. Стали высказываться) мнения об отказе от представлений об историческом пропилом. В таком внеисторическом комфортабельном состоящий прожили зажиточные немцы в Западной Германии, «с удивлением наблюдав за тем, чтсо в остальном мире принцип национальной идентичности существовал непрерывно и постоянно выдерживал проверку (на действенность в ходсе политического процесса» (с.6-7). Жители ГДР, напротиЕВ, обреталил взгляд на историю, навязанный им партийными идеологами.

Но с падением Берлинской стены и созданием нового германского) национального государства, одно существование которого меняет Европу, это государство поставлено перед необходимостью объяснитгь своим гражданам и всем другим европейцам, каким оно воспринимает самого себя. «Чтобы сохранить шансы на будущее, находясь в середине Европы, мы должны знать, на каком прошлом основывается немецкая современность. Ибо никогда нельзя начинать зансово, а толькоэ отталкиваться оттого, что было» (с.7). А для этоих» нам прихсодится зансово рассказывать о германской истории, завершает вступление Шульце, формулируя тем самым свою исходную позицию как историка.

Уже в первой главе, озаглавленной «Римсксая империя и гермаж-ская земля (deutsche Lande) до 1400», с первой же строки Шульще заостряет вопрос о прошлом немцев: «Не в германских древних леаах начинается немецкая история, но в Риме, btoim исключительно итальянском городе-государстве, господство которого распрюстранялоссь, в конечном счете, на весь средиземноморским бассейн и который влпа-ствовал в Европе до Рейна, до Лимеса («Римский ров») Дуная, цельная и вместе с тем разносторонняя цивилизация которого людям

232

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

Античности представала как мир с четко обозначенными границами, как Ойкумена» (9). Самое высшее, о чем можно было мечтать в то время - это быть гражданином Рима.

Под этим углом зрения, полагает Шульце, следует оценивать «битву вТевтобургскомлесу»(9в.н.э.), в котором римские легионы потерпели сокрушительное поражение от германских племен во главе с князем херусков Арминием (его позже назвали Херрманном). Национально-мыслящие граждане в XIX в. рассматривали эту битву как освобождение от господства Рима, а самого Херрманна как первого немецкого героя-борца за свободу. Между тем другие исследователи - и не только западноевропейские - замечает Шульце, оценивают это событие как ошибочное ответвление от римского процесса внедрения цивилизации в Среднюю Европу, как начало немецкого культурного и политического особого пути, который ведет к сегодняшним дням. О собственно германской истории в то время не могло идти и речи, подчеркивает берлинский историк.

Распад Римской империи в IV в. н.э. и последовавший затем религиозный раскол привели ксозданиюлатино-римской западной империи и греческо-византийской восточной империи. В результате две различные цивилизации возникли на европейской почве. Их взаимодействие на протяжении веков носило различный характер: Рим и Византия, латинское и ортодоксальное христианство, либеральный Запад и славянофильски и Восток, и наконец, культура демократии и прав человека против большевистской советской системы. «Лишь теперь, на наших глазах, - подчеркивает Шульце, - кажется, что эта тысячелетняя по длительности пропасть, которая разделяет Европу, начинает сокращаться - видимо, мы это еще не совсем осознаем» (с. 10).

В то время как восточная Византия еще тысячу лет просуществует в блескесвоего могущества, западноримская империя подвергается вторжениям варваров с севера. Цезарь называл эти племена германцами, а территорию по ту сторону Рейна и Дуная Германией (Germania). Об этнической и языковой однородности германцев историки спорят

235

по сей день. Преторианские гвардии римских цезарей состояли преимущественно из германцев. Германские народы получили разрешение поселяться на границах империи и обладать правами гражданина Рима. Все это приводило кусилению германцев внутри империи. Дело дошло до того, что предводитель германских наемников Одоакр в 476 г. сместил последнего западноримского императора Ромула Авгус-тула и сам при поддержке армии провозгласил себя королем.

Германские народы времен Великого Переселения народов - готы и лангобарды в Италии, вестготы в Испании и Южной Франции, англосаксы в Великобритании, бургундцы и франки в Галлии - все они стремились в Рим, осваивая и одновременно упрощая устоявшиеся формы жизни римской цивилизации. В то же время возрастала роль церкви. Имперская идея и церковь оказались столь живучими, что 300 лет спустя после свержения Ромула Авгуаула в городе Риме появился новый император - Карл, король франков, позднее названный «великим». Карл оказал Папе Римскому целый ряд услуг, которые и легли в основу возникшего позднее церковного государства Ватикана. В ответ на это в 800 г. Папа Лев III короновал Карла как императора в соборе Святого Петра. Карл рассматривал себя преемником Цезаря и Константина. Его печать украшала надпись «Renovatio Imperil Romani» ("Обновление Римской империи"). С тех пор почти непрерывно в течение тысячи лет существовал титул римского императора. Последний -представитель династии Габсбургов Франц II - сложил свои полномочия лишь в 1806 г., что, впрочем, замечает Шульце, почти не было замечено общественностью.

Сравнение империи Карла Великого с Римской империей оправдано, полагает Шульце, если учесть, что Карл объединил под свое господство все германские королевства и герцогства, за исключением скандинавских и британских. Империя простиралась от Лидера до Тиб ра, от Эльбы до Эбро, отЭрмельканала до Платгензее. Шульце подчеркивает просветительскую роль Карла, его усилия по реформированию политического и церковного управления, путей сообщения и календа-

234

_ Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

ря, искусства и литературы с обращением при этом к тому, что осталось от римской цивилизации.

Но империя не смогла просуществовать долго. И не потому, что между сыновьями Карла разгорелась борьба за наследство. Слишком велика была территория, чтобы ею можно было управлять. Письмо императора из Аахена в Рим шло два месяца. Империя разделилась. Восточную часть получил Людвиг, Карл - западную, Лотарь - «страны середины». Тем самым была заложена основа разделения Европы, продолжавшаяся в последующие времена, «родственные империи западных и восточных франков разошлись, из них позднее возникнут Франция и Германия» (с. 13). Из-за территорий, находившихся между ними, в частности Лотарингии, возникли раздоры, превратившие на последующие столетия Францию и Германию во враждующих друг с другом братьев.

XII столетие ознаменовано драматической борьбой между императорством и папством. После продолжительной борьбы, где каждая сторона претендовала на главенство, церковь и государаво разошлись. Тем самым, подчеркивает Шульце, «возникла решающая предпосылка для современной истории европейских государств и для формирования двух принципов свободы, которые легли в основу дальнейшего развития политической культуры Европы: с одной стороны, свобода верования в условиях отсутствия принуждения со стороны государства, а с другой стороны, свободы проведения политики от направляющего давления со стороны церкви» (с. 16).

Взлет и падение средневекового германского имперского могущества приходится на династию Штауфенов (1152-1254). Фридрих I (1112-1190), прозванный итальянцами за свою рыжую бороду Барбароссой, в памяти последующих времен запечатлен как средневековый император с признаками народных повадок.

Далее следует эпоха ослабления райха при сохранении его составляющих. В школьных учебниках, замечает Шульце, это время характеризуется как эпоха средневекового германского кайзерства. В какой

235

степени немецкими были короли и кайзеры со времен Генриха I и Оттона Великого на самом деле? - задается вопросом ученый. «Слова «Германия» еще не существовало, оно возникло только в XV в. и понадобилось еще несколько веков, чтобы оно закрепилось» (с. 19). Люди, жившие восточнее Рейна в течение столетий, понятия не имели о том, что значитбыть немцем. Причину такого положения Шульце видит в том, что в отличие от франков или англосаксов не существовало «немецкого народа». Со времен распада империи Каролингов в течение девятого столетия возникло множество герцогств - тюрингцев, баварцев, аллеман-цев, саксонцев, которые по своему происхождению - не результат переселения народов, они возникли из административных округов империи Карла Великого. «Не «германские племена», но аристократия франкского происхождения образовала политический костяк территории восточнее Рейна, которая со времен Рима называлась Germania» (с. 19).

Короли восточнофранкской империи избегали какого-либо этнического обозначения их королевского титула. После того, как в 919 г Генрих I приобрел королевскую корону саксонской династии, саксонцы на последующие сто лет оттеснили франков. Но и тогда монах Видукинд, описывая это время, и прежде всего время царствования Оттона I, назвал империю omnis Francia Saxoniaque, о немцах он не имел никакого понятия.

Для Оттона I, коронованного в 962 г. Папой Иоанном XII, Римская империя была универсальной мировой державой, властвование которой исходило от самого Бога. В императорских грамотах, начиная с 1157 г., стала упоминаться Священная Римская империя.

Слово «дойч» (deutsch) происходит от Thiutisk, или от латинского theodiscus, что означает всего-навсего «просторечивый» (volkssprachlich). Имелся ввиду не определенный единый язык, но именно каждый народный язык, отличающийся от ученой латыни церкви, или романских или славянских языков Европы, таких как алеманский, старосаксонский, баварский или остфранкский.

Характеризуемый сегодня как старый немецкий язык «Hochdeutsch» («хохдойч») произошел из рейнфранкскогодиалекта, на котором раз-

236

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская истории»)

говаривали при дворе Каролингов, указывает Шульце. Этот диалект исчез, когда на протяжении X в. власть над Германией перешла к саксонским Отгонам. Но собственно немецкого языка, в смысле языка, связующего регионы, еще не существовало.

Латинское «теодискус» превращается постепенно в «диутч» («diutsch»). В одной из песен того времени упоминается «diutsche tant» - речь не идет еще о единой земле, но о землях швабов, баварцев, саксонцев, франков. Их объединяло то, что в них существовали сходные народные языки. «Дойч» еще очень долго не употреблялось как языковое понятие» (с. 21 ).

Но и употребляемый с середины IX в. латинский перевод «teutonicus» уводит в ошибочном направлении. На самом же деле не было никакой связи с теми германскими тевтонами, которые в 102 г. до Рождества Христова были разбиты римлянами под предводительством Гая Мария при Аквах Секстиевых, после чего вообще исчезли из истории. Между тем страх от нападений первых германцев сохранился в Северной Италии. Тех людей, которые прибывали из Германии и утверждали при этом, что римское императорское достоинство перешло к одному из них, итальянцы назвали тевтонами - за этим скрывалась ироничная, насмешливая оценка. Но таким образом «тиутиск» и «тойтоникус» слились в нечто единое, и новое понятие перемещалось в область политики. Папа Григорий VII в 1076 г. будущего императора Генриха называл «рексТойтоникорум» («rexTeutonicorum»). Первоначально слово «тойтоникус» имело недружественный подтекст. Итальянцы, французы, англичане применяли его, насмешливо или отрицательно относясь к людям из «Германиа».

В течение XI - XII вв. «регнум» («regnum») и «тойтоникум» («teutonicum») постепенно слились. «Однако немецкая нация оставалась неясной величиной, поскольку после падения Штауфенов столетиями ни одной из династий не удалось обеспечить для себя владение германской королевской короной» (с. 22). В отличие от Англии, Франции или Дании, где такие династии послужили в качестве ядра

237

кристаллизации нации, этого не наблюдалось в Германии. Немецкая нация находилась в тени сильной мифологизированной империи. Политические символы также были связаны с империей, а не с королевством: священное копье (Lanze), имперская корона, имперский трон Карла Великого в Аахенском соборе.

Вывод Шульце: «Следовательно, у нас не было истории немецкого Средневековья, немецкой имперскости, также и не было начала истории немцев, ибо они еще не знали о своей немецкости» (с. 22).

Остфранкские короли, которых на протяжении XI - XII вв. все чаще называют немецкими королями, владели пространствами по обе стороны Рейна, жители которых в своем большинстве говорили на романских языках. Распространение с X в. влияния на территории восточнее Эльбы привело к постепенному смешению славянских и немецких элементов. «Современные немцы точно так же, как и современные австрийцы, наряду со своими германскими и кельтскими предками имеют также и славянских предков. В немцах пересекаются Северная и Южная Европа точно так же, как Западная и Восточная Европа: они образуют смесь из большинства европейских народных групп древности и Средневековья, в соответствии со своим жизненным пространством в середине Европы» (с. 23).

Однако Священная Римская империя, опиравшаяся на немецкое, бургундское, лангобардо-итальянское и богемское королевства, была еще далека от того, что можно было бы назвать государством. Внутри этого сообщества отношения развивались на принципах подчинения вассалов сюзеренам в сложной иерархической структуре на правовых, но также личностных основаниях. На принципе сюзеренства основывались в значительной части Европы все виды властвования (господства). Новая государственность развивалась с расширением владений короля, как это имело место во Франции и Англии. Барбаросса в своем властвовании опирался на имперских князей, располагавших соответственно территориальными правами. «Тем самым, - замечает Шульце, - в германской истории была поставлена решающая веха, отли-

238

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

чавшая ее от западноевропейского развития. Король был слишком слаб, чтобы править вопреки воли могущественных лиц в империи» (с. 24). Сами границы этой империи были весьма нечеткими, и в ней не было постоянного города в роли столицы как, например, Париж или Лондон, вплоть до конца ее су ществования в 1806г.

В результате всех этих процессов в середине Европы одновременно существовали два политических уровня: сама империя во главе с кайзером, отправлявшим власть скорее символически и имперские сословия, уже в ранние времена закрепившие самостоятельные позиции: церковные и мирские имперские князья, входящие в империю города, а также графы и рыцари, которые, начиная с XII в., противостояли кайзеру. Они собирались на имперские съезды - хофтаген (Hoftagen), без их согласия кайзер не мог принимать наиболее важные решения. Из хофтэга возник Райхааг (Reichstag), превратившийся к XV столетию в институт, оказывавший значительное влияние на имперскую политику.

CXIII в. стал могущественным союз северогерманских торговых городов во главесЛюбекем, Гамбургом и Кёльном, названный Ганзой. Пика своего могущества Ганза достигла в 1370 г, когда она продиктовала свои условия датскому королю относительно порядка торговли в Балтийском море. По мере развития торговли на европейском материке Ганза стала утрачивать свое влияние и была распущена в период 30-летней войны.

О Германии XIX в. говорили, что это «запоздалая нация». «Собственно говоря, - подчеркивает Шульце, - это относится ко всей германской истории. Уже на пути к Новому времени империя появилась с большим запозданием. Что касается конституционных и правовых порядков, аппарата управления, технологии властвования и прямого отправления власти со стороны короля, то такие страны, как Франция, Англия, Неаполь, Сицилия, Арагон, Кастилия и Португалия значительно продвинулись вперед по сравнению с империей, в то время как страны северной и восточной периферии Европы, Шотландия, Дания, Норвегия, Швеция и Венгрия существенно уступали ей.

239

Европа состояла из двух четко раздельных регионов властвования и культуры - из старейшей части на базе античной Римской империи, а также из более молодой, отсталой части, севернее британской стены Адриана, Рейна, «Римского рва» и Дуная, где "королевская власть не столько опиралась на придворную канцелярию и умение писцов, сколько на седло и меч" (с. 27),

Также и в культурном отношении «середина континента» не шагала в ногу с Западом. Примерно в 1300 г. во Франции было уже пять университетов, в Верхней Италии - три, в Англии и Касталии - по два, в Португалии - один, тогда как во всей империи к этому времени не существовало ни одного университета. Лишь в 1348 г. император Карл IV, будучи одновременно властителем Богемии, учредил в Праге университет. Еще в XIII в. упражнения в письменности, культура и наука были главным образом распространены в романских странах, а также в Англии. «Но это не означает, - пишет Шульце, - что также и в процветающих городах, в княжеских дворах, в школах при соборах и монастырях не наблюдалось подъема науки. В университетах Парижа, Болоньи и Саламанки представители «немецкой нации», к которым принадлежали также и студенты из Англии, Дании или Польши, были наиболее многочисленными. В силу этих обстоятельств духовные немецкие элиты вобрали в себя опыт Италии и Франции (с. 29).

Во второй главе "Взлом и разрыв (1400-1548)" Шульце описывает историю Германии в период, названный Новым временем. Его символом стал Мартин Лютер, чей портрет помещен в самом начале этой главы. Священная Римская империя простиралась на значительных европейских пространствах. На Востоке она заканчивалась в Померании. Далее начинались владения независимого от империи Германского Ордена. На юге она охватывала значительную часть Италии, на западе

- простиралась за пределами Лотарингии, Люксембурга. «Эта империя,

- подчеркивает Шульце, - как и прежде еще была весьма далека от того, чтобы быть национальным государством. Ей не хватало обеих составных частей: национальности и государства» (с. 31 ).

240

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

С кайзером Карлом IV в 1356 г. империя получила фактически свою первую конституцию, так называемую «Золотую буллу». Кайзер был imperator е!есШБ, т. е. избираемый, при этом влияние Папы исключалось. Был определен круг выборщиков - так называемых курфюрстов. Это были епископы Майнца, Кёльна и Трира, король Богемии, герцог Саксонии, маркграф Бранденбурга и пфальцграф Рейна. Сама империя оставалась скопищем имперских территорий и городов. Наряду с богатыми и бедными городами, а также крошечными имперскими деревнями были значительные территории с собственным централизованным управлением и собственными ландтагами, как, например, герцогства Бавария, Вюртемберг, Лотарингия, Люксембург и Савойя, курфюр-ства Саксония и Бранденбург, курпфальц и ландграфшафт Гессен, управляемые церковными лицами курфюрства Кёльн, Майнц и Трир.

С 151 2 г. после имперского съезда в Кёльне стали говорить о «Священной Римской империи германской нации». Это свидетельствовало о том, что империя утрачивала власть и универсальность. «Однако германской нацией, - указывает Шульце, - считалась не совокупность людей, говорящих на немецком языке, проживающих в пределах Священной Римской империи, но политическая общность немецких князей, которые противостояли кайзеру как «империя». «Немецкая нация к началу нового времени рассматривалась как оппозиционное понятие, направленное против универсальной власти кайзера и Папы» (с. 42). Но вместе с тем в этом понятии содержался и культурный подтекст. В этом смысле большую роль сыграл итальянский гуманист Под-жо Браччолини, опубликовавший в 1455 г. текст Тацита «Германия». В этот период историки связывали прошлое племен с тем, что обнаруживалось в классических греческих и итальянских источниках. В этом смысле найденная рукопись Тацита, написанная для императора Трая-на примерно в 100 г. после Р. X., произвела фурор. Из рукописи вытекало, что немцы - это очень древний народ и при этом особенный. Отныне германцы Тацита считались прямыми потомками немцев. Немецкие гуманисты теперь имели возможность противопоставить распростра-

241

ненному представлению о немцах как о грубых, нецивилизованных, крепко выпивающих людях идеальный образ смелых, верных, нетронутых образованием, живущих в простоте германцах. «Отныне немцы фигурировали как носители первоначальной, с неиспорченными нравами нации, которая придет на смену исчерпавшей себя цивилизации итальянцев и французов» (с. 45 ).

Примерно около 1500 г. таким образом возникла основа для немецкого национального самосознания, которое значило больше, чем расплывчатое чувство «мы», но обращалось к немецкому национальному мифу - процесс, который к этому времени протекал в Европе повсюду. Собственно говоря, этому немецкому национальному мифу, замечает Шульце, мешало не только отсутствие политико-государственных рамок. За совсем небольшим исключением немецкие гуманисты писали на латыни. «Немецкие ученые оставались в первую очередь в гуманистическом плане гражданами мира, тесно связанными с европейской Республикой ученых» (с. 46). Свою национальную миссию они видели в том, чтобы вытащить Германию из варварства и опирались при этом на классическую латинскую культуру.

Таким образом, делает вывод Шульце, на рубеже XV - XVI вв. возникли первые устойчивые очертания немецкой нации. «Строго говоря, самое раннее с этого времени мы можем говорить о «немецкой истории», во всяком случае об «истории немцев» - истории, которая с самого начала была укоренена в гуманистической, общеевропейской почве» (с. 47).

Но ни научные усилия немецких гуманистов, ни провалившиеся реформы права не наложили столь большой отпечаток на образ Германии, как реформы Лютера. На Рейхстаге, состоявшемся в 1526г. вШпей-ере (Speyer), было решено, что князья и магистры городов, сторонники Лютера, будут обладать правом самостоятельно на своей территории определять церковные порядки. Тем самым, подчеркивает Шульце, конфессиональная тематика была полностью включена в деятельность государственного аппарата.

242

Иемчь/ в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хэгена Шульце «Краткая германская история»)

Все это способствовало укреплению внутренней государственности земель и их внешней самостоятельности. Тем самым Священная Римская империя ослабевала еще больше, ибо территориальная раздробленность дополнялась конфессиональной (с. 51 ). Габсбургские императоры все больше опирались на унаследованные австрийские земли. «Долгое высвобождение Аварии из немецкой истории началось уже с началом Реформации» (с. 51 ).

Между тем Библия, переведенная Лютером на сочный саксонско-майссеновский немецкий язык, стала настольной книгой немцев. До этого язык представлял смесь различных диалектов.

Однако Реформация не смогла распространиться во всей империи, указывает Шульце. В результате территориальный раскол райха был дополнен и углублен конфессиональным расколом. Тот, кто в это время говорил об отечестве, имел в виду не райх. Он не имел в виду также и Германию, ибо это было скорее культурное, чем политическое понятие. Отечеством было государство, где жили в данный момент, или земля, княжеский дом которой проявлял лояльность и к конфессиональной принадлежности человека.

Не только политические и конфессиональные, но также и культурные пути расходились. Католические части райха, главным образом на западе и на юге, за исключением крупных городов, оказывались в пространстве католической, контрреформаторской культуры Южной Европы. Под итальянским и французским влиянием в католической Германии расцветало изобразительное искусство, театр, живопись, церковные и патрицианские строения, в то время как на евангелической стороне, наряду с поощрением церковной музыки, в центре культуры находились язык и производные от него виды искусства. «Последствия этого культурного раскола, - замечает Шульце, - ощущаются в Германии и по сей день» (с. 54).

В 1555 г. состоялся Райхсгагв Аугсбурге, на котором был заключен мир между католическими и лютеранскими сословиями. До 1618 г. в райхе царил самый длительный мирный период в германской

243

истории. Однако 23 мая 1618 г. началось восстание сословий в Богемии. Императорские чиновники были выброшены из окна Пражского замка. Так было положено начало 30-летней войне, имевшей опустошительные последствия. В 1648 г. немецкое население сократилось с 17 до 10 млн. чел. (с. 57). Мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке, означал «наступление европейского мира после большой европейской войны». Сообщество государств, подписав Вестфальский мирный договор, приняло тем самым своего рода европейский основной закон, который положил начало европейскому международному праву. С этого момента отношения между странами Европы - как мирные, так и военные- регулировались действительными для всех правовыми нормами. Существование и суверенитет каждого европейского государства признавались всеми другими европейскими государствами. С учетом всех обстоятельств Священная Римская империя стала «мягким ядром европейской системы государств».

В самой империи имперские институты были на паритетной основе представлены католиками и протестантами. Само существование империи было гарантировано двумя странами - Францией и Швецией. Позднее, после поражения Швеции в Северной войне, «в качестве восточного гаранта райха стала Россия, которая в союзе с Францией стремилась по возможности помешать любому изменению внутри райха: при этом конституция райха оставалась по-прежнему уделом европейцев».

В третьей главе «Закат райха (1648-1805)» Шульце отмечает, что позднее немцы воспринимали Вестфальский мир скорее как несчастье, а не как поворотный пункт германской истории. Между тем, полагает он, империя представляла собой «малый европейский мирный порядок внутри более крупного по масштабам общеевропейского концерта» (с. 61 ).

Но уже современникам имперская сложная конструкция представлялась старомодной, устаревшей. Самуэльфон Пуфендорф, известный специалист по государственному праву, в 1667 г. сравнил райх с монстром. Это затрагивало и экономическую сторону дела. Купец, вздумав-

244

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

ший провезти свои товары по Рейну от Базеля до Кёльна, через каждые десять километров вынужден был проходить через таможни (с. 62).

Турецкая война 1683-1699 гг., в которой принял участие кайзер Леопольд I и которая закончилась победой, вызвала энтузиазм населения, участники войны прославлялись как герои, в их честь слагались песни. «Волна симпатии к кайзеру и райху прокатилась по Германии» (с. 63). Однако влияние Аварии, где в ее столице Вене и восседал кайзер, не распространялось на Север за пределы территорий, населенных католиками. Здесь, на севере Германии, в условиях, когда одновременно ослабевало влияние Польши и Швеции, стала возвышаться территория Бранденбург-Пруссия. «То, что здесь возникло, - указывает Шульце, -было в значительной степени искусственным территориальным образованием благодаря чистому желанию к господству Гоген-цоллернови их исключительному организационному таланту» (с. 66). Сюда - на крайних восточных границах германского языкового пространства, уже за пределами Священной Римской империи - входили Курб-ранденбургв Средней Германии, Клеве, Марки Равенсбергна Нижнем Рейне и Пруссия, позднее скажут Восточная Пруссия.

Курфюрст Фридрих III самолично короновал себя «королем Пруссии» и с того времени стал называться Фридрихом I. В Вене это восприняли весьма спокойно. Пруссия не была цельной государственной территорией, сравнимой с Францией или Баварией. Всего-навсего одна из разрозненных территорий, которых в райхе существовало предостаточно. Но при этом, подчеркивает Шульце, «Пруссия была большим исключением, ибо она находила успешные ответы на свои проблемы» (с. 67). Суть проблемы заключалась практически в неразрешимом парадоксе. Положение Пруссии в середине Европы требовало проведения такой политики, чтобы никто из соседей не испытывал опасения. Но вместе с тем государство находилось на грани своего существования до тех пор, пока его границы оставались открытыми и подвергались внешнему давлению. Следовательно, перед Пруссией открывались два исторически опробованных пути - или играть роль райха,

245

открытого ДЛ1Я соседей, на этот путь встала Польша с соответствующими лсоследствиягми; или организовать свои внутренние порядки таким об~ раэзом, чтобы можно бьило защитить себя и в военном отношении. Прш эт(ом Прусси!Я была нищей, как церковная крыса. У нее не было естественных ресурсов и на! ее террито!рии проживало мало людей. Примерно в 1 70Ю г. в прусских государствах насчитывалось 3,1 млн. подданных, тог;да как в Польше б мтн., в габсбургских государствах 8„8 млн., в Рюссии примерно 17 млн., во Франции, самой населенной стгране Еврогпы, - 20 мл!Н. (с. 67).

В 1740 г. Пруссия по территории стояла на 13 месте среди европейских государств, но на третьем или четвертом месте по своей военной мющи, что указывало на преобладание военного аспекта в государстве. Этим жсе объясняется пронизывавшая все области жизни бюрократическая (организация, которая могла сделать Пруссию способной мюбилизоваггь все скудные средства. Отсюда подчеркнутая серьезность, отсутствие чувства радости жизни, которые характеризовали суть прусского, а позднее немецкого характера, столь нелюбимого европейскими соседями (с. 67). Граф Мирабо писал в этой связи: «Прусская монархия -это не страна, у которой есть армия, а армия, у которой еспь страна». Однако примечательно, замечает Шульце, Фридрих Вильгельм 1(1713-1740) имел самую большую по отношению к численности населения армию в Европе, но не вел никаких войн.

20 октября 1740 г. умер кайзер Карл IV, не оставив наследников пю мужской ли1нии. На трон вступила его дочь Мария Терезия. В это врем:я Пруссия вела борьбу за завоевание Силезии. В результате двух войн Австрия отказалась от значительной части Силезии, в свою очередь Пруссия признала Марию Терезию как наследницу Габсбургов и ее супруга Франца-Стефана Лотарингского-Тосканского как императора райхса. «Тем самым, - замечает Шульце, - был совершен огромный переворот. Германия по длине Майна была расколота на два лагеря. Императорской власти на юге отныне противостояла почти такая же по мощи власть на сервере. Католическому кайзеру противостоял протестантский

246

Неницы в поисках идентичности. 1'"Ьрелистывая страницы книгги хагена Ш1упьце «Крааткая германская истории»)

контркайзер, отныне евангелическая Германия обрела своего защитника в самой империи и больше не нуждалась в опоре на державы за пределами немецкого пространства» (с. 70)).

Между тем Австрия не могла отказатьсяя от Силезии. Из этой гпро-винции поступало 18% всех доходов империи, играло свою роль и стратегическое значение Силезиш как в наибольшей степени вы/двинутого на север бастиона империи. Началась Семилетняя война ( 1756-1 763). Против Пруссии образовалась коалииция, куда вошли Австрия, Франция, Россия и большинство имперских князей. «Только в этой войне, -пишет Шульце, - Фридрих и в самом деле завоевал право называться Великим. Он выиграл эту войну, разумеется, с помощью английских субсидий, в результате неожиданной смерти царицы Елизаветы в 1762 г., но в первую очередь благодаря свооему гению полководца и сказочной удаче» (с. 72).

После Семилетней войны возросла роль отдельных государств в европейской системе. Австрия, Пруссия, Бавароия, Саксония, Вюртемберг были государствами в том же смысле, как и Франция или Польша. Но что осталось от империи? «Поблекший миф» нежели государствежная действительность, юридическая конструкция, представленная отдельными институтами такими, как имперский двор в Вене,, имперская судебная палата в Ветцларе и «постоянно действующий» Райхстаг в Регенсбурге» (с. 72). Церемонию коронованияя императора Иозефа || в имперском городе Франкфурте в 1764 г. мсолодой Гёте расценил как экзотический спектакль.

Между тем, начиная с 1763 г., стала обсужкдаться тема, связанная с реформированием райха и, в частности, создданием «третьей Германии» наряду со ставшими самостоятельными Австрией и Пруссией. В конце XVIII в. возник своего рода «имперский патриотизм», выразителями которого были небольшие территории, нуждающиеся в защите.

«Что должно в этих условиях означать назввание «Германия», - задается вопросом Шульце. Наряду с реальностями существования империи, оно по-прежнему оставалось туманным» (с. 74). Саксонский

247

чиновник и философ Людвиг фон Зекендорф опубликовал в 1656 г. свою книгу «ТеивсИег Ри^еп^ааЬ, где он признает наличие в политическом смысле «немецкой нации». Но внутри и вне этой нации, полагал он, существуют многие другие. При этом также более 300 немецких княжеств претендуют на свою нацию. Вывод Шульце: «В XVII и XVIII вв. понятие «немецкий» означало язык и ничего больше» (с. 75).

Сама нация вырастала из потребностей множества малых государств и правительств. При этом для осуществления различных функций требовались не происхождение, но способности и знания. Формированию такого рода слуг государства содействовал каждый князь, по возможностям поощряя создание высших школ, университетов, академий. «Таким образом, во второй половине XVIII в. во всей Германии возникла образованная прослойка гражданско-сословного происхождения, состоявшая из чиновников, священнослужителей, профессоров, юристов, учителей, врачей, продавцов книг и лиц других свободных профессий, у которых было одно общее: они отправляли свои должности, не ссылаясь на свое происхождение, а руководствуясь только полученным в ходе образования умением» (с. 75). Наблюдается мощное развитие немецкого театра, немецкой литературы, которые выходили за границы отдельных государств и формировали единые представления и вкус. «Кто во второй половине XVIII в. писал на немецком, - подчеркивает Шульце, - тот поступал так не потому, что этого требовал литературный рынок, но тем самым он демонстрировал свою приверженность единству просветительского гражданского духа, который выходил за пределы границ и сознательно отграничивал себя от французской языковой культуры» (с. 78). И далее: «Именно в своем языковом отличии от распространенной по всей Европе французской культурной гегемонии обрела немецкая просвещенная элита свою национальную идентичность « (с. 78). Немецкая нация возникла, следовательно, в головах образованных людей, иона представляла собой сугубо нацию культуры, без непосредственных политических взаимосвязей. По этой причине для немцев Гёте и Веймар означали центр

248

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шупьце «Краткая германская история»)

нации, точно так же как для англичан это были король и Лондон, а для французов Наполеон и Париж. При этом политическая раздробленность не воспринималась как отягощающее обстоятельство. Как зло воспринималась не территориальная фрагментация империи, но эгоизм правящих на этих территориях.

В этот период, указывает Шульце, развиваются лучшие тенденции эпохи Просвещения. В центр становится человек, способный здесь, на этой земле своими усилиями сотворить себе благо. Первоначальное восхищение Французской революцией 1792г. сменилось ужасом и неприятием. «Революционный террор 1793 и 1794 гг., это массовое убийство в новейшей истории, воспринимались как катастрофа разума» (с. 80).

С этого времени наблюдается уход от политики, сосредоточенность на внутренней жизни. «Блестящие поэты, такие, как Новалис, Людвиг Тик, Людвиг Ахим фон Арним или Клеменс Брентано погрузились в поиск голубого цветка романтики, тогда как Европа погружалась в войны и революции» (с. 80).

С апреля 1792г. началась война между революционной Францией и остальными державами Европы. В 1795 г. Пруссия вышла из коалиции, заключив мир в Базеле. «Десять лет под защитой прусского оружия в Северной и Восточной Германии царил мир - тот самый мир, в котором нуждались Гёте и Шиллер, Новалис и Гумбольдт, чтобы развернуть свои способности» (с. 82).

В это время изменилась структура райха. В 1803 г. под гарантиями Франции и России в Регенсбурге проходил Райхстаг. Он подтвердил сокращение числа субъектов, входящих в империю: с 314 до 30, не считая сохранившихся 300 имперских рыцарских поместий (с. 83).

Годом спустя Наполеон совершил поездку по Рейнланду. Население восторженно встречало его. Несколько недель спустя Наполеон короновал себя императором, и скипетр Карла Великого, о котором в то время не знали, что он фальшивка, играл при этой церемонии большую роль.

б августа 1806 г. Франц II сложил с себя корону римского императора. Событие прошло почти незамеченным. Гёте писал, что спор,

249

затеянный его кучером, интересовал его больше, чем это известие. Но сам Шульце считает нужным подчеркнуть: «Империя, которая просуществовала со времен Юлия Цезаря почти два тысячелетия, все время меняясь, приобретая новые формы, при всей своей слабости в последние столетия обеспечивала длительный мирный порядок. Это было неповторимое событие в истории» (с. 85).

В четвертой главе, названной «Рождение немецкой нации (18061848)», Шульце описывает события, связанные с попыткой Пруссии противостоять войскам Наполеона. 14 октября 1806 г. в битвах под Йеной и Ауэрштедтом Пруссия потерпела столь крупные поражения, что уже не была в состоянии вести боевые действия. Наполеон прибыл в Берлин, с восторгом встреченный населением. На следующий год король Фридрих Вильгельм III подписал договор, больше напоминавший диктат. «Пруссия могла бы совсем исчезнуть с карты, если бы Наполеон и русский царь Александр не находились друг с другом в стратегическом противостоянии» (с. 87).

До этого времени Германия была бы немыслимой без имперской оболочки. Эта оболочка исчезла в 1806 г. и теперь меньше, чем когда-либо можно было говорить о том, что же такое Германия, подчеркивает Шульце, Шок, испытанныйотпоражений.чувствоунижения, финансовыетяготы, которые пришлось теперь нести в связи с пребыванием французских войск, -эти и другие обстоятельства привели к двум прямо противоположным изменениям: реформы в германских государствах по французскому образцу и открытие того обстоятельства, что существует немецкая нация.

Австрия и Пруссия восприняли французские институты и правовые нормы по-разному, в соответствии с их традициями. Были изданы конституции, обновлены органы государственного управления по французскому образцу, был принят кодекс Наполеона, который уже не включал в себя нормы феодальной конституции. Вводились гражданские права, отменялись сословные привилегии, получали освобождение крестьяне. Однако на севере Германия утратила свою независимость. Но внутренне стала куда свободнее, чем остальная ее часть.

250

неицы „ поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

Между тем среди населения постепенно нарастало сопротивление против оккупации. Реформы проводились очень медленно. Такие понятия, как «отечество», «нация», под влиянием наполеоновской оккупации стали лозунгами дня. Философ Иоганн Готлиб Фихте читал в оккупированном французами Берлине в период зимнего семестра 1807-1808 гг. «Речи к немецкой нации». Росло общественное движение, возникали тайные кружки, все чаще раздавались призывы к вооруженному сопротивлению.

Толчком к резкому подъему общественного движения послужили новость о пожаре в Москве и отступлении войск Наполеона. Развернулась борьба против Наполеона, которая, указывает Шульце, превратилась в подлинную народную войну.

Однако собравшиеся в Вене союзнические государственные деятели и дипломаты больше всего опасались становления нового порядка в Европе, который представлялся им революционным и опасным. Итогом Венского конгресса стали реставрация и возвращение к дореволюционной системе государств. Великие державы сохранили свои территории, существовавшие до 1 792 г. Только Пруссия наряду счастью территории Силезии получила также протяженную территорию вдоль Рейна. «Теперь Пруссия заступила на место Габсбургов как немецкий сосед и потенциальный главный противник Франции на Рейне» (с. 910).

Серединная Европа (Mitteleuropa), как и прежде, была раздробленной. В какой-то степени она объединялась через Германский союз, который выступал своего рода наследником Священной Римской империи. В него входили 39 суверенных государств и городов с постоянным конгрессом представителей, названным «бундестагом». При этом короли Дании, Англии и Нидерландов как владельцы в Шлезвиге, Ганновере и Люксембурге также были членами этого союза. «Государственное устройство Германии в результате этого обстоятельства воспринималось только как обоснование европейского порядка: это было решительное отрицание национального принципа, последняя попытка воспринимать Германию не как компактную власть в центре, но как поле выравнивания европейских интересов» (с. 94).

251

В самой Германии ожидания обещанных реформ выливались в активные действия общественности. Этими настроениями было особенно охвачено студенчество. Представители университетов собрались в Вартбурге в 1817 г. под черно-красно-золотым знаменем - это были цвета формы Свободного корпуса из Лютцова, которую носили многие студенты, протестуя против Наполеона: черный - рок, красный -обшлаги, золотые - пуговицы.

Но, тем не менее, Австрия и Пруссия вернулись ко временам абсолютизма, и силы национального и освободительного движения ушли в подполье. В это время, находясь в эмиграции, Август Хайнрих Хоф-фманн фон Фаллерслебен в августе 1841 г. пишет свою «Песню немцев». Она впервые была исполнена на спортивном празднике в Гамбурге на мелодию из квартета Гайдна. «Первая строка, - замечает Шульце (Германия, Германия превыше всего. Превыше всего в мире! -Б.О.) - была ни в коем случае ни агрессивной, ни шовинистической; она просто единство Германии ставила над многогосударственностью Германского союза... Песня по своей популярности в XIX в. уступала песне «Вахтам Раин» («Стража на Рейне») и только в 1922 г. райхспре-зидент Фридрих Эбертобъявил ее национальным гимном, осознанно связывая еестрадициями революции 1848 г." (с. 99).

В это время развиваются культурные традиции, растет просвещение. Около 1770 г. лишь 15% взрослых немцев могли читать, в 1840г. их стало примерно 50% (с. 101 ). В стране возник огромный рынок книг и газет. «В результате, - подчеркивает Шульце, - возникла критическая, готовая к дискуссиям общественность, которая все чаще навязывала правительству темы и цели. С помощью прессы она была в этом отношении куда успешнее, чем когда-либо раньше» (с. 101 ).

В 1846-1847 гг. разразился экономический кризис, который, в свою очередь, вызвал выступления обездоленных, в том числе ткачей. Эти голодные мятежи подавлялись с применением военной силы. Но одновременно о себе заявил конституционный либерализм. 10 октября 1847 г. в Хеппенхайме ведущие представители этого направления

252

Немцы в порсках идентичности. (Перелистывая страницы книг» Хагена Шульце "Краткая германская история»)

потребовали создания германского федерального государства с действенным, ответственным перед парламентом правительством. В это же время стали давать о себе знать социал-революционные и социалистические объединения.

Пятая глава названа Шульце «Кровь и железо» (1848-1871)».

18 мая 1848 г. 587 представителей немецкого народа собрались в Паульскирхе во Франкфурте, чтобы принять конституцию, действенную для всей Германии, и избрать национальное правительство. Здесь находились известнейшие и образованнейшие представители страны, в том числе вожди политического либерализма всех оттенков. «Еще в середине XIX столетия просвещенное бюргерство было носителем национальной мысли об объединении» (с. 106).

Принятая на заседании Национального собрания конституция учитывала американский, французский, бельгийский образцы. «Но это была конституция без реального воздействия, это было правительство без реальной власти» (с. 107). Однако, полагает Шульце, революцию 1848-1849 гг. не следует рассматривать как потерпевшую поражение. Конфликт между соперничающими сторонами вылился в компромисс. Отныне повсюду в Германии правящие круги были связаны с принятой конституцией и свою законодательную власть разделяли с парламентом. Но в то же время мечта о велико-германском национальном государстве на основе суверенитета народа и прав человека провалилась. Тому причиной было как сопротивление европейских держав, так и разрозненность революционных сил (с.109).

В это время бурно развивалась промышленность, улучшалась жизнь населения, с пауперизмом - этой угрозой первой половины XIX в. было покончено. «С индустриализацией Германии возникло новое общество» (с. 11 3). В 80-е годы XIX в. появился электромотор, благодаря чему ремесленные предприятия получили возможность конкурировать с крупной промышленностью. «Предсказание Карла Маркса о вымирании ремесленничества не сбылось» (с. 113).

253

В общественной жизни наряду с политическим либерализмом, указывает Шулыде, появилась вторая оппозиционная идеология столетия - социализм. Старый мир противопоставил ему консерватизм. Заметную роль стал играть политический католицизм. В стране возникали соответствующие политические организации, среди них «Всегер-манский рабочий союз» Фердинанда Лассаля и одновременно «Объединение германских рабочих союзов» Августа Бебеля и Вильгельма Либкнехта - обе организации - предшественницы современной германской социал-демократии.

10 ноября 1859 г. на всем германоязычном пространстве отмечалось 100-летие со дня рождения Фридриха Шиллера. Национальный подъем достиг наивысшей точки. Но при этом выявилось, что фронты, возникшие в ходе революции 1848 г., сохранились и укрепились в организационном плане. Лозунгами движений были «малогерманская» или «великогерманская» ориентации. Малогерманское национальное движение располагало наиболее сильными позициями в палате депутатов Пруссии и находилось в остром конфликте как раз с той властью, которая и должна была осуществлять малогерманское объединение империи. 24 сентября 1862 г. Вильгельм I назначил премьер-мини-аром Пруссии Отто фон Бисмарка, который был до этого прусским посланником в Париже. Бисмарк олицетворял собой не только антилиберальные, но и антинациональные устремления, поскольку либерализм и национализм представляли собой две стороны одной медали (с. 115). Между тем, полагает Шульце, Бисмарк был неправильно понят как своими противниками, так и своими консервативными друзьями. Пост премьер-министра Пруссии он рассматривал лишь как средство для достижения более высокой цели. «Для него речь шла о расширении власти и консолидации Пруссии в революционной Европе, путь, который, согласно его убеждению, был возможен лишь через создание прусской гегемонии в Германии за счет Аварии, но, по возможности, в согласии с другими европейскими державами, при сопротивлении которых Пруссия не в состоянии изменить среднеевропейскую

254

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шупьце «Краткая германская история»)

территориальную карту, что продемонстрировало крушение национально-государственных мечтаний 1848-1849 гг.» (с. 116). Шульце подчеркивает, что все фракции, стоящие на позициях германского национализма, проявили слепоту, поскольку европейская расстановка сил в их дискуссиях не играла никакой роли. «Иронией истории, - замечает Шульце, - является то обстоятельство, что как раз наполненная ненавистью вражда либерального национального движения против политики Бисмарка способствовала ее успеху» (с. 117).

Реализм Бисмарка проявился в его речи в 1862 г. перед Палатой депутатов: «Большие вопросы времени решаются не речами и не принятием большинством таких решений - в этом была ошибка 1848 и 1849 гг., но путем железа и крови». Тогда эта высказывание привело либеральных политиков в состояние ужаса, теперь оно подтвердилось.

3 июля 1866 г. произошла битва при Кёниггретце. Победу одержали прусские войска благодаря выучке и военной оснащенности, но прежде всего благодаря военному руководству со стороны начальника генерального штаба Хельмута фон Мольтке, который, используя возможности телеграфа и железной дороги, впервые в истории ведения войн мог руководить большими группировками войск, находившихся в различных местах, ставя перед ними решение одной и той же цели. Это была самая большая битва XIX столетия.

Но это уже была война не между Пруссией и Австрией, а между Пруссией и Германией, подчеркивает Шульце. Ибо находившиеся на австрийской стороне южнонемецкие части Союза носили на рукавах черно-красно-золотые повязки, воюя против пруссаков с их черно-белыми повязками.

В результате заключения мирного договора в Праге Австрия была вытеснена из Германии, а Германский союз отошел в прошлое. Осталось лишь федеральное государство с входящими в него 22 малыми и средними государствами, расположенными севернее линии по Майну, в котором в военном и экономическом отношениях абсолютно доминировала Пруссия (с. 119).

255

Затем последовала Прусско-французская война 1870-1871 гг. Благодаря заключенным договорам с южногерманскими государствами это была уже Германо-французская война. Существенным явилось то обстоятельство, что параллельно с военными событиями произошло политическое объединение германских государств, которые участвовали в этой войне. Население южногерманских государств оказывало давление на соответствующие правительства. «Таким образом, - подчеркивает Шульце, - германское объединение состоялось ни в коем случае только «сверху», проводимое князьями и правительствами, но также и «снизу» силами буржуазного (бюргерского) и либерального движений - и результатом происшедшего стала не Великая Пруссия, а Германская империя» (с. 121).

В шестой краткой главе «Немецкие Возможности» Шульце замечает, что современникам Бисмарка и двум последующим поколениям немцев государство Бисмарка представлялось исторической необходимостью без какой-либо альтернативы.

Есть ли в таком случае смысл вообще ставить вопрос об исторической альтернативе. «Этот вопрос стоит ставить, - подчеркивает Шульце, -ибо только реконструкция упущенных возможностей и шансов освобождает нас от фаталистического подхода к истории и позволяет оценить фактическое историческое развитие» (с. 1 23). На самом деле, полагает Шульце, для решений германского вопроса существовало немало возможностей. Германский союз 181 5 г. - был одной из них. То, что этот Союз все же не мог просуществовать долго, было обусловлено сложившейся патовой ситуацией между Австрией и Пруссией. Это обстоятельство препятствовало любой модернизации Союза, также как и любой централизации власти. Сыграла свою роль идеологическая отсталость этого государственного образования, легитимация власти и система сохранения власти которого находились в полном противоречии с влиятельными и массовыми движениями XIX столетия.

Вторая возможность была опробована в 1848-1849 гг. Но и эта модель оказалась нежизнеспособной: ее реализации мешали социальная

256

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

и идеологическая разнородность либеральных и национальных слоев, а также сопротивление европейских держав.

Не было недостатка в возможностях и после 1848 г. В том числе существовала великогерманская идея, предусматривавшая объединение Австрии, Богемии и Верхней Италии. «Среди всех других идей эта идея казалась самой привлекательной, поскольку она открывала широкие перспективы и в эмоциональном отношении воздействовала наиболее сильно» (с. 1 24).

И еще была идея «третьей Германии», выдвигаемая германскими, средними по масштабу, государствами, которых пугали в равной мере и прусская гегемония и прусско-австрийское сдвоенное господство.

Играл свою роль и целый ряд других обстоятельств. «Будь другим руководство прусской политикой, включись Франция в войну 1866 г., Россия и Авария в войну 1870 г. или проиграй Пруссия хоть одну из битв, - и германская история пошла бы совсем по другому пути» (с. 127).

В главе седьмой, посвященной теме «Национальное государство в середине Европы (1871-1890)», Шульце подчеркивает, что основами империи был союз князей, прусское оружие и плебисцитарное согласие народа. Все это отразилось в конституции. Она предусматривала существование первой палаты как органа представительства германских княжеств. В этом смысле Германская империя была не монархией, а олигархией входящих в Союз княжеств. Этому «Бундесрату» противостояла вторая палата - «Райхстаг» как представительница народа. Законы должны были приниматься обеими палатами совместно. «Конституция представляла собой почти совершенный баланс между народным государством и государством начальства» (с. 129). Существовал еще третий элемент - подлинная опора государственной власти. Это армия и администрация.

Между тем, подчеркивает Шульце, «объединение Средней Европы стало новым и необычным элементом в системе европейских государств и стало восприниматься как потенциальная угроза европейскому равновесию» (с. 136).

257

Глава восьмая посвящена теме «Внутреннее основание империи и мечта о мировой державе (1890-1914)».

20 марта 1890 г. был отправлен в отставку Бисмарк. Это ничего общего не имело с его внешней политикой. Вильгельм II, который стал в 1888 г. кайзером, воспринимал могущественного «железного канцлера» как обстоятельство, отягощающее проведение собственной политики. Шульце характеризует Вильгельма II какчеловека с блестящими способностями, великолепной памятью и острым умом. Его вступление на трон знаменовало целую эпоху в истории Германской империи. В самой стране после долгих публицистических и парламентских боев стали пробивать себе дорогу протекционистские интересы и вместе с ними утверждать себя соответствующие политические и общественные силы. Бюргерский (буржуазный) национал-либерализм, бывший в первое десятилетие опорой политики Бисмарка, все больше отступал в оппозицию, на передний план выходили консервативные партии. Возросла роль армии, которая рассматривалась как гарант государства и монархии, способная бороться не только против внешних, но и внутренних врагов, т. е. против социал-демократов, католиков и либералов. При этом армия пользовалась большой поддержкой у населения. «Она была гордостью нации» (с. 142).

Этот период в общественной жизни, в искусстве, архитектуре получил название «эпохи вильгельминизма». Ее отличительная особенность: «Германия внутренне оставалась раздробленной, не было возможности за короткое время преодолеть как старые территориальные, так и конфессиональные расколы. Это касалось также социальной пропасти, которая в результате индустриализации возникла между промышленностью и сельским хозяйством, между знатью и бюргерством, капиталом и трудом» (с. 1440). Политические партии были не в состоянии разрешить эти противоречия. Германская партийная система состояла из непримиримых антагонистов.

Шульце отмечает, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс, а также их последователи предсказывали социальную революцию еще при жиз-

258

Ненцы в поис1свк идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

ни существующего поколения. Фридрих Ницше ставил вопрос о «переоценке всех ценностей». Артур Шопенгауэр проповедовал бессмысленность мировой истории. Происходил разрыв поколений. «Родители были консервативными, национально-либеральными или свободомыслящими, дочери и сыновья становились сторонниками народнических традиций (Volkische), социалистами или нигилистами...» (с. 149).

Одновременно все чаще стали говорить о германской политике, направленной на достижение позиций мировой державы. «Стремление к роли мировой державы рассматривалось как завершение и выполнение задач германского единства» (с. 151). Тем самым подчеркивает Шульце, был осуществлен решающий разрыв с политикой Бисмарка, которая была нацелена на строгое самоограничение в Средней Европе. Однако, подчеркивает Шульце, «за прорывом в сторону империалистической авантюры ни в коем случае не стояло старое знатное верхнее прусское сословие, которое зарубежным наблюдателям представлялось столь нецивилизованным и отпугивающим. На самом же деле это сословие было сосредоточено на защите их утрачиваемой социальной и внутриполитической позиции и совершенно не имело никаких амбиций во внешней политике» (с. 151).

Подобную внешнюю политику поощряло либеральное и владетельное бюргерство, наследники германского национального движения, которые теперь, по мере роста своей экономической власти, сделали ставку на экспансию и на обеспечение соответствующей роли в мире.

При этом, замечает Шульце, трудно различить между тем, что представляли собой экономико-политические соображения и что являлось компенсацией за национальную фрустрацию перед империалистическим расширением соседних государств - Франции, Англии и России.

Была развернута кампания в поддержку строительства морского флота. «То, что в результате были затронуты самым чувствительным образом английские интересы и тем самым Англия выталкивалась на сторону европейских фланговых держав России и Франции, в общественной дискуссии не играло никакой роли» (с. 153). Как в свое

259

время перед, германским объединением, в империи существовало всеобщее настроение, насыщенное эмоциями и примитивными массовыми чувствами, направленными против ratio европейского равновесия. На этот раз это движение имело своих представителей также в политическом руководстве, шрежде всего в лице кайзера.

После того какв 1905 г. не удалась попытка Вильгельма II заключить союз с Россией, а спустя два года был заключен британо-русский договор, Германия стала воспринимать себя окруженной противниками и политически изолированной. Это привело к возникновению невротического по своему характеру массового национализма. В этой атмосфере с восторгом было воспринято начало войны 1914г., что затронуло также и социал-демократию.

В главе девятой Шульце рассматривает тему «Большая война и ее последствия (1914-1923)»

Война затянулась, и первоначальное воодушевление быстро спало. Но, тем не менее, настроение подъема в кругах просвещенного бюргерства сохранялось. Немецкие писатели и мыслители такие, как Томас Манн или Альфред Керр, прославляли войну как очистительный огонь нации (с. 158).

В ходе войны Райхстаг проявил себя как самостоятельная политическая сила и именно под руководством тех самых партий, которые позднее составляли опору Ваймарской республики. «Час рождения первой германской демократии пробил в середине мировой войны, а не после нее»(с. 159), - подчеркивает Шульце.

Поражение в мировой войне привело к массовым выступлениям. 29 октября 1918 г. началось восстание матросов в Киле, которые создавали революционные комитеты. Самое удивительное, подчеркивает Шульце, это проявление полной пассивности по отношению к правящим властям. Ни один гвардейский лейтенант не выступил в их защиту. С равнодушием общественность отнеслась к бегству Вильгельма II 9 ноября 1918г. в Голландию. Первая мировая война закончилась, унеся с собой 10 млн. убитых, среди них 2 млн. немцев (с. 163).

260

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история')

Но в самой Германии, указывает Шульце, война продолжилась, на сей раз гражданская. Описывая подробности, связанные с возникновением и становлением Ваймарской республики, берлинский историк, в частности, отмечает: «Республика пережила 16 имперских правительств, в среднем каждые восемь с половиной месяцев новое. Тем самым возник заколдованный круг, ибо чем слабее казалось новое правительство, тем более склонялись избиратели к выбору правой или левой альтернативы, представители которой обещали им более авторитарное отправление власти. То, что Ваймарская республика в конце концов рухнула, не может удивить. Куда более удивительным кажется тот факт, что при всех этих трудных обстоятельствах она, тем не менее, просуществовала 14лет»(с. 170). При этом, указывает Шульце, именно Пруссия казалась демократам оплотом республики.

«Блеск и конец Ваймара (1924-1933)» - так озаглавил Шульце свою десятую главу. Он отмечает, что после Русской революции Восток и Запад Европы были глубоко разобщены. И в середине находилась Германия как дитя мира. «Это был и шанс, и возможность искушения для германской политики» (с. 176).

Традиции прусской континентальной политики основывались на балансировании между Санкт-Петербургом/Москвой и Лондоном/ Парижем. Но обербургомистр Кёльна Конрад Аденауэр, в то время президент прусского Государственного совета, полагал, что длительный мир в Европе зависит от отношений между Германией и Францией.

В период Ваймарской республики наблюдался подъем культуры. Шульце называет имена Томаса Манна, Освальда Шпенглера, Эриха Марии Ремарка и других - «сверкающий калейдоскоп немыслимых форм, красок и тем». И все же «Ваймарская культура» представляла собой миф. Подлинные корни Ваймарской культуры лежали в авангарде вильгельмовской Германии. Культурный подъем Ваймара это «чисто элитный феномен», нечто среднее между образованным бюргерством и богемой. Это была глубоко бюргергская культура, но подаваемая как ангибюргерская. При этом «экстремистски настроенные

261

левые и экстремистски настроенные правые образовывали значительное большинство на Ваймарской культурной сцене» (с. 179).

В особом положении находилось чиновничество, в своем большинстве настроенное промонархически и консервативно. «Нечиновничество подорвало фундамент германского государственного строя -да и подрывать было мало чего. Но оно не пошевелило пальцем, чтобы поддержать его и спасти» (с. 180).

Анализируя причины национал-социалистического переворота Шульце начинает с того, что избранный райхспрезидентом прусский военный, генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург вовсе не собирался осуществлять монархический переворот, как на это рассчитывали люди, стоявшие за его спиной. Но в политическом плане он был совершенно несведущ, он нуждался в советниках. К тому же он был стар, подвергался умственному разрушению и тем самым был зависим от помощников.

В условиях политической нестабильности возникла и Национал-социалистическая партия. Она была полностью творением ее «вождя» Адольфа Гитлера, зависимой от его харизматического и демагогического таланта. По существу Гитлер был основателем секты, он один возвещал правду. То, что он говорил, представляло собой смесь воздействующих на массы идей и идеологий. Его лозунг «национального социализма» возник еще до войны в борьбе против «интернационального» социализма. Этот лозунг был нацелен на рабочих, но одновременно стал средством привлечения на свою сторону социально-романтических течений, распространенных среди молодежи, принадлежавшей к среднему сословию. Его «народное сообщество» первоначально было производным от католическо-романтического учения о сословиях. Антисемитская расовая доктрина представляла собой преувеличенное толкование немецкой национальной мечты о велико-германской империи в сердце Европы.

Но прежде всего, подчеркивает Шульце, воздействие Гитлера на массы объяснялось его ораторским искусством, способным пробуждать

262

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

в слушателях надежды. «Он вызволил на свет страхи и предрассудки людей из подсознательной иррациональной глубины коллективного сознания и сформулировал их в духе своего мировоззрения...» (с. 186). Гитлер модернизировал партию как организацию, учитывая при этом, что у членов партии существует дефицит в эмоциональном восприятии происходящего. В результате «НСРПГ была куда больше народной партией, чем другие»(с. 186). При этом она была также массовым молодежным движением.

Однако всего этого не поняли ортодоксальные марксисты, - указывает Шульце. Они не могли себе представить революционного массового движения и при этом антимарксистского. Поэтому они утверждали, что за спиной Гитлера стоит капитал. «На самом деле «капитал» Гитлера скрывался не на биржах, а в головах людей» (с. 192).

В главе одиннадцатой «Великогермайское безумие» (19331942 )» Шульце прослеживает взлет национализма в Германии, победы Гитлера в войнах, но завершает эту часть рассуждений именно 42-м годом, когда обозначился поворот в результате поражения на фронтах в далекой России.

Никто не сомневался в том, указывает Шульце, что после 30 января 1933 г. Ваймарской республике пришел конец. Но на то, каким сложится будущее, существовали различные представления. Сторонники Гитлера праздновали этот день как явление мессии. Но общественность реагировала спокойно. Британский посол сообщал из Берлина: «Назначение господина Гитлера райхсканцлером пресса восприняла почти с философским спокойствием». В ведущих кругах СДПГ происшедшее сравнивали с введением Бисмарком Закона против социалистов. Консервативные помощники Гитлера с удовлетворением воспринимали будущее. «Вторая мировая война и Освенцим еще пребывали в тумане будущего» (с. 197).

Шульце отмечает, что общественность Германии абсолютно ошибочно воспринимала Гитлера. «Ибо последний не был политиком, но идеологом и революционером, для которого сложившиеся категории

263

европейской политики были чужды и который, в конечном счете, руководствовался одной целью - созданием мирового господства превосходящей расы на костях порабощенных» (с. 198).

Для того чтобы продвигаться к этой цели, ставилась задача, чтобы вся Германия была «пронизана» партией. То, что имеют в виду как «захват власти», на самом деле продолжалось полтора года как непрерывный процесс. При этом предусматривалось тотально влиять на сознание общества. Ибо «тоталитарная диктатура только тогда воспринимает себя прочной, когда она покоряет сознание людей» (с. 200).

В этой связи Шульце отмечает: «В этом, собственно, и заключалась суть национал-социалистического успеха внутри самой страны. В отличие от здравомыслящей рационалистической демократии диктатура отвечала чувствам, эмоциям людей» (с.204). И далее: «Инсценирование политики, перевод ключевых лозунгов в пышную театральность, смешение повседневности с глубокими символами: ни один режим не преуспел в этом деле так, как национал-социалистический» (с.205). При этом выявлялся двойственный характер апеллирования национал-социалистов к чувствам людей: внешняя модерновость в паре с глубоким архаизмом (с.20б).

1 2 марта 1938г. германский вермахт вступил в Аварию. Это вызвало ликование у немецкого населения и значительной части австрийского: было отменено отделение Аварии, происшедшее в 1866 г. Великая Германия наконец-то аала дейавительноаью - кошмарной дейави-тельноаью, - добавляет Шульце, что в первую очередь почувавовало на себе меньшинство - аварийские евреи, либералы, католики и социали-аы, которые подвергались арестам, если не успевали эмигрировать.

22 июня 1941 г. началась операция «Барбаросса» - война против Советского Союза. «Хотя Красная Армия со своей стороны маршировала в наступательном порядке, она была подавлена, сдавались целые армейские корпуса» (с.21 2).

Шульце подчеркивает при этом, что «война Гитлера не была войной на установление гегемонии, что уже давно было практикой в Европе.

264

Немцы в поисках идентичности. {Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

Это была расовая война. Лишь расистски однородные и полноценные народы, по мнению Гитлера, в состоянии длительное время господствовать в мире. Этой цели препятствует всемирно-исторический противник арийской расы - еврейство. И его следует по этой причине полностью искоренить»(с. 216).

Отсюда - начатая с октября 1939 г. программа этназии, по которой были отравлены газом или расстреляны примерно 80 тыс. больных. Предположительно летом 1941 г. Гитлер отдал приказ об «окончательном решении» еврейского вопроса. Когда это произошло точно, замечает Шульце, не совсем ясно, поскольку Гитлер отдавал распоряжения криминального характера устно, не оставляя следов в документах (с. 218).

То, что совершалось, население смутно предполагало. И все же, отмечает Шульце, механизмы вытеснения происходящего из сознания и псевдооправдания проявлялись сильнее, чем сознание вины и ощущение ужаса от совершенного (с. 219).

В двенадцатой главе Шульце обращается к событиям 1942-1949 гг.. Он назвал ее «Finis Germaniae и новое начало».

Время с 1933 г. по 1942 г. большинство немцев воспринимало как прямолинейное восхождение германского райха под руководством Гитлера. Но поворот в сознании обозначился уже в 1941 г., когда немецкие армии были остановлены под Москвой.

Шульце описывает события в годы войны в Германии, тактику союзнических держав, сопротивление нацистскому режиму со стороны коммунистов и социал-демократов. «И все же, -замечает он, - природа тоталитарного режима такова, что он может быть потрясен не усилиями населения, но только действиями самого аппарата власти» (с. 225). В этой связи Шульце указывает на подпольную деятельность ведущих чиновников райха, военных, описывает известное покушение 20 июля 1944 г.

7 мая 1945 г. в Реймсе был подписан акт о безоговорочной капитуляции Германии. Он вступил в силу 8 мая. Одновременно, замечает Шульце, «это был закат немецкого национального государства» (с. 227).

265

Потери людей в три раза превышали потери в Первой мировой войне - 5,5 млн. чел. Но еще больше потерь было у противников Германии. В одной только Польше погибло б млн. человек в СССР -20 млн., из 5,7 млн. русских военнопленных в живых осталось меньше 2 млн. (с.227). К этому следует добавить 1 2 млн. немецких беженцев и изгнанных.

Существует ли Германия вообще как государство - этот вопрос ктому времени был открытым, - отмечает Шульце и добавляет: «Большинству немцев это было все равно» (с. 227).

С неизбежностью встала проблема вины. Конфронтация с собственной ответственностью затрагивала личную жизнь каждого. Согласно Потсдамским соглашениям «денацификация» касалась каждого взрослого немца, в различных зонах, разумеется, по-разному. Самыми педантичными были американцы. Их опросный лист на проверку образа мыслей включал 131 вопрос, что приводило к многочисленным ошибочным приговорам (с. 230).

Раскол Германии, образование двух германских государств - все это не воспринималось как процесс на многие десятилетия. На западе страны говорили об ФРГ как о временном явлении - провизориуме - на пути к германскому национальному государству. Также и провозглашенная 7 октября 1949 г. ГДР в качестве ближайшей цели рассматривала создание германского национального государства.

Между тем раздел страны продолжался с 1949 по 1990 гг. и об этом пишет Шульце в главе тринадцатой, названной «Разделенная нация». Он подчеркивает, что разделение Европы стало предпосылкой мира на планете как результат Второй мировой войны. Только при признании существующих границ и сфер влияния мог продолжаться гибкий баланс двух сверхдержав. В этом смысле «двойная Германия стала несущей основой, Берлин - замковым камнем во всемирной архитектуре безопасности» (с. 237).

Уинстон Черчилль в своей речи в Цюрихе 1 б декабря 1946 г. потребовал создания «Соединенных штатов Европы». В то время эта идея

266

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хягена Шульце •Краткая германская история»)

произвела впечатление шока. Но события показали, что время европейского мирового господства завершено навсегда и свою роль Европа может сохранить лишь сплоченно в союзе с США.

Затем последовали события именно в этом направлении. Прежде всего произошло франко-германское сближение после многих столетий вражды. «Это значительное событие европейской истории» (с. 244). Изменилось отношение к демократии в самой ФРГ при активной поддержке США. Впервые в германской истории «быть демократом означало иметь успех» (с. 244), - подчеркивает Шульце.

Сыграл свою роль экономический подъем. «После самого крупного поражения в своей истории немцы достигли наибольшего экономического процветания» (с. 245). Шульце обращает внимание на то, что в вопросах распределительной политики федеральное правительство поступало почти революционным способом. В 1950 г. принятием соответствующего закона оно помогло 3 млн.человек, понесшим ущерб от войны. Оно приняло далее закон о перемещенных лицах, закон об уставе на предприятиях, оплате труда в случае болезни, о пособиях на воспитание детей, провело пенсионную реформу. «Социальное государство таким, каким мы его сегодня имеем, - подчеркивает Шульце, -происходит из эры Аденауэра» (с. 245).

Он пишет далее: « Внутренняя стабильность германской демократии во многом связана с «экономическим чудом» и социальной политикой 50-х годов. Западногерманское население составляло 47 млн. человек, 10 млн. изгнанных из германских восточных областей, Чехословакии и Венгрии, а позднее еще и 3 млн. беженцев из ГДР. Выражение «Бонн -это не Ваймар» стало формулой успеха для почти необъяснимого преобразования страны в течение полстолетия. Страсти, фанатизм, эпилептические судороги Ваймарской республики, 22 млн. голосов, которые собрали коммунисты и национал-социалисты на выборах в марте 1933 г., все это, кажется, ушло в песок. Вместо этого Боннская республика: без страстей, разумно, трезво, довольно скучновато и при этом чудо стабильности» (с. 245).

267

Своеобразным звездным часом в парламентской истории Германии стали дебаты в Бундестаге вокруг «восточных договоров» 2 2 марта 197 2 г. В дискуссии ставился вопрос о нескольких вариантах германского будущего и нескольких вариантах оценок германского прошлого.

Представитель оппозиции Рихард фон Вайцзеккер полагал, что усилия политиков должны быть направлены на то, чтобы воссоздать германское национальное государство, каким его основал Бисмарк в 1871 г. Последовали возражения. Представитель СДПГ обратил внимание на различие между государством и нацией. Кто хочет опереться на германскую историю, подчеркнул он, тому следует опираться на свободные традиции крестьянских войн, эпохи Просвещения, рабочего движения и Сопротивления против Гитлера. Несколько выступающих из Южной Германии обращали внимание на то, что Германия - это нечто иное, как союз многих государств, регионов, народов, которые слишком поздно и слишком на короткое время были объединены в национальное государство.

Социал-демократ Карло Шмид назвал германское национальное государство исторически данной, но уже почти преодоленной формой общности, это - предварительная ступень на пути к Нации Европы.

Шульце анализирует внешнеполитические аспекты отношений ФРГ с другими странами, обстановку в ГДР, процессы перестроечного характера сначала в СССР, а затем и в других восточноевропейских странах. Он высказывает следующее соображение: «Скорость, с которой все это происходило, совпадала с деятельностью средств массовой информации, в которых показывался этот процесс в Восточной Европе... Впервые революция происходила прежде всего не на улицах, а на экранах телевизоров» (с. 258).

В Западной Германии за процессами в ГДР наблюдали скорее с озабоченностью, нежели с надеждой. Населению и политикам этой страны казалось, что Советский Союз свой западный форпост просто так не отдаст. Но советская держава не препятствовала развитию событий в ГДР. Вечером 9 ноября 1989 г. открылся переход на границе в Берлине. Берлинская стена пала.

268

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

Свою книгу Шульце завершает эпилогом «Что означает отечество немца?».

В течение 40 последних лет во всех диспутах о германском прошлом существовало единодушие в одном вопросе: национальное государство немцев было проверенным историей проектом и в качестве неподходящего отклонен (с. 262).

Однако все быстро изменилось, подчеркивает Шульце, причем произошло радикально, неожиданно и до сих пор вряд ли осознано. Исключительно немцы, в процессе изменения Европы, обрели шанс свое национальное государство создать во второй раз. И поскольку в ходе дискуссий об объединении новая германская государственность никогда всерьез не обдумывалась, да и особого желания в этом вопросе не проявлялось, немцы ощущают себя в свободном пространстве как «прогуливающиеся люди над бункером фюрера в центре Берлина».

Шульце полагает, что в четырех аспектах немецкая современность отличается от немецкого прошлого.

1. До сих пор казалось соответствующим действительности высказывание Ницше: «Немцы - это люди вчерашние и будущие, но у них нет сегодня». И вот в первый раз в германской истории германское национальное государство стало «реальностью современности».

Государственная оболочка всегда была лишь провизориумом -переходной стадией на пути к утопии, которую можно осуществить лишь насильственно, либо вообще нельзя. С 3 октября 1990 г. Федеративная Республика Германия - это единственная мыслимая государственная оболочка германской нации без какой-либо легитимной конкуренции в головах граждан (с. 264).

2. В первый раз в своей истории немцы имеют и то и другое: единство и свободу.

3. В первый раз в своей истории немцы соединились не против своих соседей, но с их одобрения. Ныне Германия связана со многими субъектами международного права, экономическими, военными и политическими системами договоров и эту включенность уже не отменить.

269

4. В первый раз в своей истории германское национальное государство связано бесповоротно с Западом. Это новое обстоятельство. До этого политическая культура Германии характеризовалась тем, что страна располагалась по обеим сторонам «Римского вала», Майнца и по границе вдоль Эльбы. Она принадлежала к латинскому Западу вместе сего Ренессансом и Просвещением, точно также, как к более молодому германо-славянскому Востоку. После интеграции в западный союз Германия вобрала в себя до мелочей североатлантическую культуру. Те, кто сегодня в Германии мечтает об особых политических, культурных или экономических путях, представляют собой политически бесперспективное меньшинство.

Однако, подчеркивает Шульце, «петь прощальные песни национальному государству преждевременно». До тех пор, пока на европейском уровне не появятся демократически легитимные институты, национальному государству нет альтернативы (с. 265). Национальное государство стало чуть менее важным по значению, но оно вовсе не изжило себя.

Шульце заканчивает свое исследование следующими словами: «Германский вопрос», который столь долго так беспокоил и немцев и европейцев, получил ответ: «теперь мы знаем, что такое Германия, чем она может быть и чем она должна быть» (с. 266).

Признаться, мне пришлось столкнуться с большими трудностями, выявляя из книги Хагена Шульца сюжеты, непосредственно связанные с проблемами германской идентичности и пытаясь при этом сохранить логику исторического повествования автора. Уж очень насыщена эта история событиями, проходящими через всю 2000-летнюю судьбу поколений, утвердивших в конечном счете свое национальное германское государство и заявив о своей готовности включиться в европейский интеграционный процесс. У каждого народа в ходе государственного становления свои особенности, свои сложности. Читатель мог

270

Немцы а поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

убедиться, что их в более чем достаточной мере выпало на долю немцев. Они испытали на себе практически все возможные социальные эксперименты, прожили в условиях почти всех вариантов политических режимов. И задаваясь вопросом, как немцам все же удалось добраться до относительно благополучного финала - национальное единое государство в условиях демократии и в окружении благожелательных соседей, лично я прихожу к выводу, что это объясняется совокупностью трагических событий, в результате которых немцы испили до дна чашу падения, и прежде всего нравственного, что выразилось в двух мировых войнах, принесших им поражение и в массовом уничтожении людей иной национальности, и прежде всего евреев. Проблема коллективной вины за содеянное - это тоже результат германской истории. Отсюда еще один вывод: народ, который мог допустить безнаказанные преступления, в том числе и по отношению к самому себе, какими бы они идеологическими доводами при этом не оправдывались, не может просто так «проскочить» мимо этого трагического сюжета, постараться его забыть, и, что еще хуже, представить преступные деяния в качестве необходимой исторической меры. Разумеется, я думаю при этом о собственной стране, о России. Нравственное здоровье нации - это невидимый, но, как показывает жизнь, самый прочный фундамент для выстраивания ясной, убедительной и благополучной идентичности, позволяющей создавать вокруг себя благоприятное окружение. И это доказывает со всей убедительностью исторический пример тех же немцев. Только тогда, когда они отказались от «особых путей», от особой державной миссии, со всей откровенностью расска-зываюто своем недавнем тоталитарном прошлом и осознанно привозят в сохранившиеся «лагеря смерти» молодые поколения немцев, показывают им, что и как было, они смогли относительно легко осуществить процесс демократического самоутверждения.

В этом же ключе написана и книга X. Шульце. Берлинский ученый объективно освещает страницы истории, не боится подвергнуть взвешенной критике некогда сложившиеся национальные мифы, наглядно

271

показывает, при каких непростых обстоятельствах складывалась немецкая нация, и приходит к выводу, что лишь в XIX в. и, главным образом во второй его половине, сложилась германская государственность.

Читая книгу X. Шульце, лишний раз убеждаешься в том, что без знания германской истории трудно в полной мере осмыслить общеевропейские процессы, их истоки, стоящие за ними культурные и духовные основания. Замечание Шульце, что история немцев началась с борьбы германских племен против Рима с последующим погружением этих племен в римскую цивилизацию, позволяет уяснить сегодняшним поколениям немцев, как глубока преемственность в европейской культуре, что отразилось также и в германской истории. Найдутся ли среди российских историков такие, которые по аналогии могли бы столь критично отнестись к отечественной истории, и заявить, к примеру, о том, что в историческом прошлом славянских племен были сильно развиты вечевые традиции, и что лишь затем Московская Русь погрузилась в традиции византийской цивилизации с ее особым характером отношений между светской и религиозной властью и с ее крайне пренебрежительным отношением к человеческой личности.

В книге X. Шульце несколько раз приводится определение немцев как «запоздалой нации». Историки, как правило, обращают внимание на чрезвычайную раздробленность германского пространства, на всевозможные княжества, свободные города и даже рыцарские поместья с самостоятельным статусом. Но одновременно выясняется, что как раз при таких обстоятельствах благоприятно развиваются культура, наука, искусство во всех его проявлениях, формируются правовые основания государственности. Достаточно стойко сложившееся у многих в России убеждение, что только в едином централизованном государстве открывается возможность для налаживания достойной жизни граждан и для реализации проектов крупных масштабов историческим примером Германии как раз не подтверждается. Более того, именно в условиях чрезвычайного разнообразия, Германия могла подарить человечеству выдающихся философов, ученых, музыкантов, литераторов. Нынешний

272

Немцы в поисках идентичности. (Перелистывая страницы книги Хагена Шульце «Краткая германская история»)

федерализм в ФРГ позволяет сохранять эти традиции многообразия в условиях последовательно демократического образа жизни и способов правления. В этом залог прочности, а не слабости германского государства. Призывы, исходящие от некоторых российских губернаторов к возрождению института губернаторов, назначаемых из Центра, игнорируют эту историческую практику с ее положительными последствиями. Шульце в своей книге обращает внимание на «эгоизм правящих» на местах как на один из главных факторов, мешающих осуществлению полнокровного федерализма. Но при этом важно иметь ясное представление, как влиять на такого рода «эгоизм», каким способом держать его под контролем населения. Способ, не раз применявшийся на Руси, - закрыть баню, поскольку в ней однажды случился пожар, для решения этой проблемы не подходит. Более того, можно с полным правом утверждать, что целостность России в ее нынешнем составе в первую очередь зависит от того, как ей удастся создать здоровый, полнокровно действующий федерализм. Для России эта проблема даже еще более важна, ибо в отличие от Германии речь идет о многонациональном государстве.

Некоторое время назад я предпринял попытку сопоставить политическую культуру России и Германии в историческом контексте*. После прочтения книги X. Шульце, я кое-что изменил бы в своих умозаключениях. В частности, заслуживает осмысления один из главных выводов берлинского историка о том, что современная Германия полностью повернулась в сторону западной культуры в ее североатлантическом варианте, как бы утрачивая при этом роль связующего звена с политическими культурами стран Восточной Европы. Тех, кто живет в этой части Европы, в том числе и в России, такой вывод не может не наводить на мысль, что это как-то скажется на процессе сближения в рамках «Большой Европы». Хочется надеяться, что культурные, духовные связи

* Борис Орлов. Политическая культура России и Германии. Попытка сравнительного анализа. МАО. - М.: ИНИОН. - 1995. - 80 с.

273

Е.С.Орлов —

между нашими народами, проявляемые порой даже на подсознательном уровне, имеют более глубокие основания в историческом прошлом, о чем, кстати, свидетельствует и книга X. Шульце, в частности, то место, где он говорит о тесном сближении прогерманских и восточнославянских племен.

О книге X. Шульце можно говорить много, получше всего прочитать ее в подлиннике или, как я уже писал выше, в переводе на русский язык. Это было бы отличным подарком для российского читателя, помогая ему лучше осмыслить то обстоятельство, что путь к идентичности не столько усыпан розами, сколько усеян шипами. Каждый урок поучителен. В том числе и урок немцев. Но это для тех, кто намерен учиться, а не поучать.

Май2 000г.

274

— граница между Западной и Восточной Германией