CC BY
86
Некоторые проблемы реализации советской политики в отношении национальных меньшинств Московского региона в 1920-1930-е гг. Some problems of the Soviet policy implementation towards national minorities in the Moscow region in 1920-1930.
Дмитриева И.В.
I. Dmitrieva
Автор рассматривает проблемы реализации политики РКП (б) в отношении национальных меньшинств на примере Московского региона, основное внимание, уделяя созданию национальных сельсоветов, социальный мерам, развитию культурно-просветительной работы, образования и воспитания детей.
The author considers the problems of RCP (b) policy implementation towards national minorities by the example of the Moscow region. Particular attention is paid to the establishment of national rural councils, social actions, development of cultural and educational work, children's education and upbringing.
Ключевые слова: Советская национальная политика, национальные меньшинства, Московский регион, культура, образование.
Keywords: Soviet national policy, national minorities, the Moscow region, culture, education.
Национальные меньшинства в Московской области, несмотря на малочисленность, занимали определенное место в социально-культурной и экономической политике власти. Основными направлениями реализации прав и равенства народов в СССР, в т.ч. в отношении меньшинств, были политизация этничности, представительство национальностей в органах власти и управления снизу доверху, радикальный подъем культуры во всех ее проявлениях. Применительно к нацменьшинствам Московского региона это выражалось, прежде всего, в создании, как и по всей стране, национальных сельсоветов, ликвидации безграмотности, развитии национальных языков и формировании сети разнообразных культурных учреждений.
На 1920 год в РСФСР насчитывалось 66554011 граждан, принадлежащих к 32 этническим общностям, в т.ч. меньшинства составили 9847215 чел[1]. По данным Мосстатотдела, на 1923 г. в Москве и губернии насчитывались представители 94 национальностей общим числом в 157000 чел., и наиболее крупными являлись евреи, поляки, татары, латыши, немцы и армяне. По переписи 1926 г. в области насчитывалось 529 тыс. представителей нацменьшинств, в 1932 г. - не менее 800 тыс., представлявших до 120 этнических общностей и групп (карелов, в частности, было 160 тыс.)[2].
Изменение удельного веса представителей национальных меньшинств относительно общего числа проживающих на территории Московской области по данным переписей 1897-2012 гг.
К 10-летию революции выяснилось, что в ряде регионов, в т.ч. в Московской области, создать национальные сельсоветы не удавалось, т.к. слишком «рассеянными» были представители меньшинств. Но элементы национально-культурной автономии реализовались через распространение
национальной литературы, обучение детей на родном языке, выделение бюджетных средств на организацию питания в школах для меньшинств.
Отдел национальностей ВЦИК летом 1927 г. составил список губерний и областей, имевших значительное количество представителей меньшинств. Таких оказалось 25, в т.ч. Московская. Совещание уполномоченных по делам национальных меньшинств России в Москве в 1927 г. обратило внимание на учет интересов этих групп во всех направлениях деятельности органов советской власти, особенно в отношении наиболее экономически и культурно отсталых (угро-финские этносы, татары, башкиры, казахи и др.). На первое место выдвигались расширение сети просветительных, медико-санитарных, агрономических, судебных и других учреждений для них, строительство школ, ускорение землеустройства и улучшение сельскохозяйственного кредитования. Была дана директива о завершении создания национальных советов и переводе их делопроизводства на языки меньшинств, об обеспечении подготовки кадров секретарей, счетоводов и т.д., а в исполнительных органах власти - специалистами со знанием национальных языков и освобождении уполномоченных по делам меньшинств от не связанных с их обязанностями поручений[3].
Изучение источников показало, что в 1920-е годы национальные советы в Московской области отсутствовали из-за крайней малочисленности меньшинств (6%). В то же время и эти группы оказались вовлечены в первые советские преобразования - именно в 1920-е гг. в области было создано 11 колхозов из представителей меньшинств [4].Между тем к началу и середине 1930-х гг. произошли определенные изменения в низовой административно-территориальной системе области. В частности, на 1931 год в области было 4 карельских района - Толмачевский, Максатихинский, Лихославльский и Рамешковский, а также 57 национальных сельсоветов - 44 карельских, 11 татарских, по 1 немецкому и эстонскому. В 1943 г. в Алексинском и Высоконическом районах были созданы немецкие сельсоветы, в Ксеновском - эстонский. На юго-востоке области в Касимовском, Ермишенском и
Сасовском районах, занимающихся выращиванием картофеля и животноводством, проживало до 17 тыс. татар [5].
В целом в 1932 г. в области насчитывалось 44 национальных сельсовета и 4 карельских района, созданных по решению МК ВКП(б). Как указывалось проверяющими, профсоюзные организации не оказывали им достаточной помощи в развитии языка и культуры; был построен лишь один клуб в Толмачах и подготовлено 25 профсоюзных работников. Из 40 председателей сельсоветов Максатихинского района была только одна женщина, а в целом женщины-карелки крайне слабо включались в советскую работу. Зато коллективизация в этих районах проводилась гораздо быстрее, чем в традиционно русских[6].
В частности, в трех карельских районах были созданы МТС, сосредоточившие 200 тракторов, в 4 районах с карельским населением было построено 9 льнозаводов. В Максатихинском районе был реконструирован лесопильный завод, построена первая в СССР механизированная машинная станция и Ривицкий химкомбинат. В Лихославльском районе появился Калашниковский стеклозавод, в Рамешковском и Максатихинском районах развернулось кустарное трикотажное производство. Строились молочнотоварные фермы. Все сельсоветы были телефонизированы и радиофицированы. Все эти меры были направлены в т.ч. на демонстрацию преимуществ советского строя для меньшинств[7].
На 1937 год в Московской области имелось 10 татарских сельсоветов и 38 национальных колхозов[8]. Между тем в связи с принятием новой Конституции 1936 г. национальный вопрос стал считаться в основном решенным, что отразилось на судьбе советских органов самоуправления. 17 декабря 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «О ликвидации национальных районов и сельсоветов»[9].
Первостепенной задачей оставалась ликвидация неграмотности среди населения Московского региона. Латыши, поляки, евреи в основном были грамотными, и ликбез нацеливался на более «отсталые» народности[10].Для
взрослых открывались пункты ликбеза на родном и русском языках, что вызвало необходимость решения еще двух проблем - подготовки кадров для преподавания в этих учреждениях и выпуска достаточного количества литературы, в том числе учебной, на родных языках меньшинств. Одновременно требовалась организация школ для детей из числа меньшинств или групп при русских школах с обучением на родном языке и преподаванием также и русского языка для скорейшей аккультурации детей.
Многочисленные группы ликбеза в Московской области охватывали большинство трудящихся-переселенцев в колхозах и на предприятиях. Например, Сталиногорский горсовет констатировал 90%-й охват неграмотных представителей нацменьшинств ликбезом (на 1936 г. из 148 человек училось 126), приблизительно такие же успехи наблюдались и в Касимовском районе (из 128 неграмотных и 97 малограмотных татар учебой было охвачено 158). Подольский горсовет в официальной записке в Президиум ВЦИК отчитывался: «... среди кадровых рабочих в основном ликвидирована неграмотность на 100%, во всех предприятиях, где работают нацмены, организованы компактные школы, имеются специальные педагоги и организаторы, в клубах и бараках, а также и общежитиях среди рабочих татар регулярно проводятся беседы, лекции и доклады на родном языке.В Подольске на цементном и механическом заводах были отведены специальные помещения, подобрана литература»[11]. В Калинине при школах на «Пролетарке» и вагонном заводе были организованы две цыганские группы [12].
В Реутове была открыта временная школа для подростков-узбеков и киргизов, которые приехали из Туркестана для получения профтехобразования. До этого в Реутове существовали ликпункты для татар и башкир. В Орехово-Зуеве действовали татарская школа и ликпункты, где обучались около 900 рабочих[13]. Разбросанность представителей меньшинств приводила к дроблению просветительской работы. Приходилось организовывать отдельные группы при русских учреждениях [14].
Часто ликбезы не имели помещений, занятия велись в общежитиях, где учащиеся занимались, сидя на кроватях или стоя рядом с отдыхающими после смены рабочими, либо в красных уголках на предприятиях, что затрудняло проведение других культурных мероприятий. Бригада Совета Национальностей ЦИК СССР, обследовавшая работу среди татар, отметила весьма неудовлетворительную постановку ликвидации неграмотности и наличие значительного количества неграмотных на шахтах Подмосковного бассейна (Щекинский район) и в татарских колхозах Ермишинского и Сасовского районов. В районах с карельским населением было организовано 5 школ колхозной молодежи, однако этого было явно недостаточно - только 38,8 % сельского карельского населения было охвачено обучением [15].
В то же время практический опыт стимулировал обоснованное желание рабочих - представителей меньшинств - быстрее овладеть русским языком как решающим фактором культурной адаптации и межкультурной интеграции, непременным условием повышения квалификации и успешного продвижения на производстве. В этом плане ликбез, безусловно, играл позитивную роль.
Власть придавала огромное значение культурно-массовой и политико-просветительной работе среди национальных меньшинств. Здесь имелись значительные успехи, особенно в плане постепенного повышения общеобразовательного уровня людей, приобщения их к активной социальной практике во всевозможных общественных организациях.
Однако кампанейщина и формализм в погоне за отчетными показателями приводили часто к тому, что соответствующие доклады, беседы, работа по организации при клубах различных национальных самодеятельных кружков (драматических, хоровых, музыкальных) проводились, в основном, во время массовых, революционных праздников в национальных клубах и селах, охват населения был довольно низким и ориентирован был, в основном, на активистов и молодежь[16].
В сельсоветах или на небольших предприятиях, где количество трудовых мигрантов было незначительным, никакая культурная и просветительная работа не проводилась вообще, либо националы участвовали в общих мероприятиях. Частыми были запреты на издание стенных газет и проведение собраний на национальных языках со стороны русских, т.к. из-за языкового барьера они во всем видели крамолу. Подобное ущемление прав влекло за собой обособление национальных групп и снижение их культурной активности.
Вынужденная замкнутость групп меньшинств, естественное стремление сохранить комфортную культурную среду и многовековые традиции рассматривались властью как следствие слабой культурной, массовой политико-просветительной работы и интернационального воспитания. Как правило, в документах 1930-х гг. указывалось, что среди нацменьшинств продолжали бытовать религиозные пережитки и национально-бытовые обычаи, что они попадали под влияние «кулацких враждебных элементов» и духовенства. Например, в Подольске практиковались религиозные традиции «ураза» (пост), «байрам». В Царицынском татарском колхозе Торбаевского сельсовета (Касимовского района) в 1934 году члены колхоза - татары - не вышли на работу и не пустили детей в школу из-за мусульманского праздника. Об устойчивости традиционной культуры говорит также следующий пример: в Москве в 1934 и 1935 гг. на татарском кладбище представители мусульманского духовенства проводили религиозные «собрания» татар. В 1935 г. на таком «собрании» присутствовало до 7 тысяч человек[17].
В свою очередь, светская культура внедрялась через различные новые социальные институты. Национальные клубы были открыты в Подольске, Касимове, Калинине, 14 национальных клубов работали в Москве, например, Татарский областной дом социалистической культуры и Государственный цыганский театр «Ромен». На многих предприятиях организовывались красные уголки, в колхозах - клубы и избы-читальни для нацменьшинств [18].
В 1925 г. при отделе нацмен МОНО была организована Татарская драматическая труппа, целью которой было определено культурное обслуживание татарских масс Московской губернии с помощью «политико-и художественно выдержанных постановок и концертов на татарском языке не менее двух раз в месяц». Приблизительно в это же время были организованы украинская драмтруппа «Муздрама», еврейский драматический коллектив, драматическая латышская студия «Скатуве»[19].
В Москве с 3 по 10 января 1931 г. прошла «Неделя советской Белоруссии», приуроченная к очередной сессии ЦИК СССР. К началу недели ожидался приезд в Москву свыше 200 белорусских политических деятелей, писателей, научных работников, хозяйственников, рабочих и колхозников-ударников [20]. «В аппаратах центральных ведомств рассматривались и такие внеплановые вопросы, как создание в Москве в «Парке отдыха и культуры» особого «городка национальностей». Театр народного творчества, открытый 18 марта 1936 г., за 2,5 месяца работы показал 10 разнообразных программ с участием до 8000 исполнителей. Два спектакля театра были посвящены искусству народов Советского Союза. Первый - «Московская интернациональная» - был целиком создан силами участников художественной самодеятельности национальных клубов Москвы. На спектакле было показано творчество представителей 20 национальностей и «отражено многонациональное лицо трудящихся всего мира»[21].
Политпросветсектор Мособлоно в официальной сводке указывал, что по 11 районам области в селах, где сосредоточено население их числа нацменьшинств, имеется до 20 изб-читален, колхозных клубов, которые развернули большую политическую, массовую, культурную работу, организовали множество кружков; регулярно и часто проводили лекции, беседы, доклады, постановки и т.д., и т.п.[22]. Темы мероприятий во многом совпадали с тематикой бесед в русских ликпунктах: например, история ленинизма и комсомола, Октябрьской революции, о внутреннем и внешнем
положении СССР, доклады по санитарии и гигиене, беседы по борьбе с пьянством и др.[23].
На деле же при фактической проверке все эти утверждения во многом не соответствовали действительности и говорили о том, что работники, подписавшие такие сводки и сведения, в лучшем случае просто недостаточно знали фактическое положение вещей. Так, не все предприятия и сельсоветы могли дать точную цифру проживающих и работающих нацмен, их охват ликбезом; помещения, выделенные под классы, клубы, читальни, красные уголки, часто использовались не по назначению или были в аварийном состоянии. Неудовлетворительно была поставлена и политпросветработа среди нацменьшинств. То, что организовывалось через клубы и фактически существующие избы-читальни (доклады, лекции), делалось компанейски, по праздникам, и даже эти «праздничные» доклады и беседы проходили неудовлетворительно, охватывая небольшое количество людей, преимущественно активистов и молодежь.
По приблизительным данным политпросветсектора МООНО за 1935 г., в 11 районах в селах, где было сосредоточено население из числа нацменьшинств, 12 избами-читальнями и 4 колхозными клубами политучебой было охвачено в общей сложности 200 человек, антирелигиозный кружок организован только в одном месте, в коллективных читках газет (они бывали не везде) участвовало в среднем до 20 человек. Это все происходило из-за неумелой постановки работы в национальных клубах, неудовлетворительного состояния изб-читален (некоторые вовсе лишь значились на бумаге) и отсутствия надлежащего руководства над национальными клубами и политпросветучреждениями со стороны соответствующих областных и районных учреждений (МОСПС, политпросветсектор, МООНО и т. д.). «Никто отдельно нацполитпросветучреждениями не занимался и не проводил по этой линии особых специальных мероприятий. Руководство ими проводилось в общем порядке», - отмечал политпросветсектор МособлОНО. На заводе «Серп и
молот» рабочих-татар взяли в свою среду рабочие-евреи, которые систематически водят их в Центральный еврейский театр[24].
Основные проблемы в культурно-просветительной работе были связаны с отсутствием или неудобством помещений. Но были и иные причины, например, правление русского клуба могло предоставить комнату для занятий этнических меньшинств на 2 часа, но ввиду разбросанности рабочих и их работы в разных местах люди не могли собраться в определенное время, тем более к 17 часам (чаще всего помещение предоставлялось с 17 до 19 вечера). Поэтому иногда через полчаса приходилось заканчивать занятия, у рабочих создавалось впечатление, что их выгоняют и не дают заниматься. Сильно страдали учреждения культуры для национальных меньшинств и в связи с финансовыми вопросами. Материальная база их была довольно скудной, финансировались они из членских взносов, от МОНО и МГСПС[25].
Сами активисты из числа меньшинств (например, в Касимовском районе, в Моссовете, в Подольске) считали, что вследствие слабой культурной и массовой политпросветительной работы и интернационального воспитания среди нацменьшинств религиозные влияния, пережитки прошлых национально-бытовых обычаев не искоренены и долго еще будут существовать. Среди населения немецких хуторов села Порядино, Смолинской волости, Можайского уезда процветала клерикальная работа в виде разных сект (лютеранской, баптистской, евангелистов и пр.). Почти в каждой избе можно было видеть религиозную литературу, лозунг на немецком и русском языках и пр.) [26]
Культурные мероприятия были направлены на изживание религиозных «пережитков». Так, в Туле в начале 1930-х г. был открыт еврейский дом культуры, в клубе была развернута значительная работа по линии ОЗЕТ. Немалую работу клуб вел по борьбе с бытовыми и религиозными пережитками отсталой части трудящихся евреев[27].
Но «кулацкие элементы» и духовенство, являющиеся в те времена основными врагами власти в стране, сохраняли свое влияние и вели свою работу. Например, кузнец крекинг электрозавода (Подольск) татарин Хусудтинов (из Саратовского края, где был в колхозе, он уехал в 1929-1930 гг., очевидно, в связи с известными эксцессами коллективизации) организовал в бараке коллективную читку старой религиозной книги «История и учение пророков». Властями он квалифицировался как кулацкий элемент, раскулаченный и бежавший из своего села в 1930 г.[27]. И это, вероятно, не единичный случай.
Столица и область совместно решали проблемы трудоустройства цыган, проживавших в Москве. Была организована значительная работа по их устройству в промартели «Первая пятилетка» в селе Крупино Павлово-Посадского района. Из 250 чел. (50 семейств), переселенных в Крупино, более 100 было устроено на производство, в том числе 40 женщин, которые в Москве занимались гаданием. До 60 детей дошкольного возраста были взяты в детсад и 35 детей школьного возраста поступили в школу. Семьи были расселены в отремонтированных, теплых комнатах. Однако, спустя несколько месяцев, вся проделанная работа уже находилась на грани полного развала: около 20 семейств цыган бежали обратно в Москву. Из 104 цыган в артели «Первая пятилетка» полный рабочий месяц отработали 45 человек; от 10 до 18 дней - 59; 6-8 дней - остальные. Выясняя причины такого состояния трудовой дисциплины, председатель Метизсоюза отметил, что «цыгане на производстве предоставлены сами себе, их не учат, не повышают их квалификацию и т. д.». Не было и культурно-бытового обслуживания цыган. «Есть пьянки, пляски, прогулы, драки, доходившие порой до избиения женщин...»[27].
О культурно-просветительской работе среди цыган имеются весьма скудные сведения, относящиеся, главным образом, к Москве. Здесь действовал цыганский клуб, но работа его находилась на весьма низком уровне. При клубе существовали кружки: хоровой, кройки и шитья,
драматический, ликбез и политический. Клуб посещали исключительно русские цыгане. Цыгане-иностранцы находились вне сферы обслуживания клубом. Работа в таборах клубом не велась[28].
При подборе материалов к данной теме были обнаружены архивные документы, дополняющие данные о положении карелов на территории Московской области. В частности, в них отмечалось: «Московская область добилась в развертывании работы среди нацменьшинств значительных успехов:
а) образованы (Постановлением Президиума МОИКа от 21 марта 1931 г.) 4 национальных района с карельским населением: Толмачевский, Максатихинский, Рамешковский и Лихославльский;
б) выделены 58 национальных сельсоветов (44 карельских, 11 татарских, 1 эстонский, 1 немецкий), в большинстве которых работа проводится на родном языке населения;
в) вновь создана карельская письменность;
г) введено ...всеобщее обязательное семилетнее обучение в районах с карельским населением;
д) развертывается сеть национальных техникумов по подготовке школьных, колхозных и др. работников;
е) проводится постройка 2-х больниц в национальных районах;
ж) проводится постройка в карельских районах 6-ти льнозаводов».
По данным Президиума Мособлисполкома № 23 от 17 апреля 1932 г., на 1931 г. о составе нацменнаселения вышеуказанных районов указано: в Толмачевском районе из 29169 человек населения - 27469 карелов, в Максатихинском районе на 67055 человек населения приходится 33500 карелов, в Лихославльском районе насчитывается 23036 карелов из 46175 основного населения, в Рамешковском районе в 55657 человек населения входят 24550 карелов[29].
Максатихинский район был одним из самых больших по территории. В него входило 40 сельсоветов, в т.ч. 13 карельских, остальные - смешанные.
Население составляло 67 тыс. чел., карельского населения - 44 %. В промышленности было занято более 1 тыс. рабочих, карельского населения -45%. В начале 1930-х гг. было начато большое строительство: 2 льнозавода, один из которых предназначался для карельских колхозов; 6 школ первой ступени, 5 из которых строили в карельских сельсоветах; 1 амбулатория в Тресне, которая должна была обслуживать 2 района карельского населения -Максатихинский и Толмачевский [29]. Еще в начале 1920-х гг. было организовано 11 колхозов национальных меньшинств, а в начале 1930-х гг. -уже 44[30]. Были организованы 5 карельских ШКМ, по Максатихинскому району было выявлено 400 человек неграмотных. Среди карельского населения 38,3% карельского населения было охвачено обучением, делались неоднократные попытки перевести все школы на родной карельский язык, но с педагогическими кадрами дело обстояло плохо.
Огромное значение имела национальная печать. Еще в 1923 г. при ЦИК Союза ССР было создано Центральное издательство народов Союза ССР. К середине 1930-х гг. оно выпустило 1805 названий на 54 языках и наречиях общим тиражом 8711000 экземпляров. Первоначально отсутствовали авторы - представители отдельных народов, не было работников, знакомых с национальными языками, большое затруднение вызвали подбор и подготовка наборщиков. Непосредственная издательская деятельность была в основном направлена на обслуживание отсталых народов, а по содержанию выпускаемых изданий основное место занимали начальные учебные книги и книги по политграмоте. Дальнейшее расширение деятельности с одновременным улучшением и качества изданий: техники печати, брошюровки, бумаги и т.д. - позволило выпускать специальные издания: учебники политической экономии, экономической политики, истории ВКП(б) и т.д., частично издавались и наглядные пособия. Так, были выпущены глобусы на татарском, казахском, узбекском, тюркском, еврейском, польском и немецком языках. Тот факт, что «в библиотеке при культбазе в Калинине среди 327 читателей разных национальностей имелось
10 цыган и что некоторые из них, помимо брошюр на своем родном языке, читали еще Толстого, Гоголя, Синклера, Джека Лондона, Шекспира», указывал на рост культурных запросов. Эти запросы надо было удовлетворять и всячески развивать. Отмечено, что «русские газеты как областные, так и районные, не в достаточной мере освещали жизнь нацмен рабочих предприятий Московской области»[31].
В 11 районах области в селах со значительным количеством представителей национальных меньшинств для них были открыты более 20 изб-читален. В библиотеках имелась литература на русском, карельском, татарском, латышском, польском, цыганском, еврейском и др. языках. Они организовывали передвижки для бараков, подписывались на многие издания. Так, для читальни при библиотеке в калининском Доме культуры выписывалось 13 названий разных журналов и газеты на нескольких языках.
Марийцы
Однако во многих колхозах и совхозах отсутствовали избы-читальни или был скудный набор литературы. Часто национальные клубы лишались
помещений или получали непригодные: например, Подольский национальный клуб был переведен из большого помещения в одну небольшую комнату при центральном клубе. А в Касимове из-за задержки финансирования небольшой ремонт почти лишил татар учреждения культуры. Нередко отпущенные на работу культсектора деньги не доходили до адресата, либо вовсе не были запланированы. Такой случай имел место в Сталиногорске в начале 1930-х гг.[32]. Подобный прецедент лишал национальное население не просто избы-читальни, а средоточия культуры, т.к. в избах-читальнях, кроме основных задач, проводились собрания, доклады и беседы, театральные и концертные представления и т.д.
В местной и центральной прессе отмечались достижения калининской культбазы, где были организованы секции: карельская, татарская, цыганская и латышская от 20 до 50 человек. Культбаза имела небольшой зал на 120 человек со сценой, комнату для читальни, кружковых занятий, буфет. База являлась своего рода штабом обслуживания этнокультурных групп, начиная от культурных нужд рабочих и кончая посылкой их на работу, заботами о квартирах и детсадах и т.д. До конца 1936 г. детсад пользовался помещением культбазы. Калининской культпросветбазой организовывались выездные мероприятия с докладами, постановками, которые охватывали и дальние районы Московской области[33]. Однако и в данном случае сохранялись типичные проблемы - неполный охват трудящихся, лишь частичная их вовлеченность в культурно-просветительную деятельность, игнорирование ударнического движения.
Политика в отношении национальных меньшинств оказывала огромное влияние на их жизнь, на межкультурные отношения. В 1930-е гг. она реализовалась в двух направлениях - создание местного национального самоуправления в виде советов и расширение разнообразных форм национально-культурной автономии (государственная поддержка областей применения национальных языков, национальные школа, просвещение, печать, самодеятельное творчество и пр.).
Среди различных документов переписки Наркомнаца с Наркомпросом обнаружены тезисы доклада «Национальные школы» от 24 июля 1918 г., которые наглядно демонстрируют новый подход к организации и содержанию обучения, в т.ч. с учетом задач обеспечения равноправия народов в доступе к образованию. В частности, подчеркивалось, что согласно принципу единой школы, все учебные заведения, находящиеся в пределах Советской власти, чужды каждого националистического направления и всецело проникнуты духом интернациональных идей. В школах не должно иметь место культивирование так называемых национальных особенностей, а наоборот - должно развиваться классовое самосознание, основанное на товарищеской солидарности между различными народностями; общее направление школьной политики и основные принципы педагогики и методов обучения и воспитания во всей Советской Республике проникнуты духом единства, а потому все школы, в том числе и школы окраин, содержатся на средства государства, пользуются всеми правами и несут все обязанности на общих основаниях.
Было учтено тяжелое положение детей - переселенцев: попадая в совершенно чуждую им обстановку, «к которой они даже не имеют доступа вследствие незнания местного языка, не могут безболезненно продолжать образование и получить полного развития сил и способностей, что отзывается вредно на все молодое поколение переселившихся масс, а так как эти массы обыкновенно принадлежат к рабочему классу, то и на весь рабочий класс». В связи с этим был признано «весьма желательным» создавать школы-коммуны с различным национальным составом детей и школьных работников. Создание подобных интернациональных школ считалось необходимым в тех местах, где состав населения в национальном отношении пестрый. «Интернациональная школа первой ступени должна носить характер соединительных инородческих школ, а к концу второй ступени группы детей отдельных национальностей более сплотятся в одну общую интернациональную семью». Указывалось также, что необходимо
открывать школы на родном языке, создавать литературу для групп этноменьшинств, подготавливать для работы с ними культурных работников[34].
Важную роль в воспитании детей, их физическом и нравственном формировании играли дошкольные учреждения. В стране была создана широкая сеть детских яслей и садов. Например, в районах с карельским населением Московской области в конце 1931 г. имелось 39 яслей, 40 детплощадок[35]. Дошкольное воспитание среди нацмен имело исключительное общекультурное значение из-за большой отсталости женщин нацмен, тяжелых бытовых условий правового положения в семье (многоженство, калым), сильного влияния духовенства среди детей нацмен (организация хедеров, медресе и т.д.), большого количества вредных для ребенка суеверий, предрассудков (грех мыть детей, стричь волосы, ходить мальчикам без шапки) и т.д. и тяжелого физического состояния детей. У большинства представителей восточных национальностей дети страдали малокровием, увеличенными лимфатическими железами, наблюдался большой процент чесоточных, больных трахомой, туберкулезом, малярией, и даже сифилисом.
При первых же шагах дошкольного строительства приходилось сталкиваться и с целым рядом затруднений, вытекающих из экономической слабости, специфических условий жизни, быта, косности и общественной отсталости, в почти полном отсутствии для целого ряда национальностей работников, знающих их быт и условия, способных вести работу на родном языке. Также сказывались отсутствие литературы как детской, так и методической и агитационной для населения на родном языке, недостаточное внимание со стороны местных органов народного образования и советской общественности к делу строительства дошкольных учреждений среди меньшинств на родном языке, отсутствие помещений для дошкольных учреждений из-за особой бедности населения[36].
Сеть школьных учреждений меж тем вносила огромный вклад в просвещение народных масс всех национальностей. По Московской губернии на 1923 год имелось для нацменьшинств школ I и II ступени 17, школьных групп 24[37], из них татарская школа I ступени на 140 детей и еврейская детская колония на 70 детей [38]. Уже в середине 1920-х гг. в докладной записке инспектора отдела нацменьшинств Насырова были отмечены ненормальные явления в татаро-башкирских школах: превышение учащимися школьного возраста, неуспеваемость среди детей «нормального» возраста. Для устранения этих явлений предлагалось открыть дополнительные школьные учреждения для отстающих и превышающих школьный возраст, чтобы после определенного курса занятий успешно «влить» их в общеобразовательные школьные учреждения[39]. Следует отметить, что подобные «ненормальные» явления не были редкостью.
Школы создавались для представителей всех национальностей, в том числе и для тех народностей, которые не считались отсталыми. Но все школы сталкивались с определенными трудностями. Типичной трудностью был финансовый вопрос.
Так, открытая в 1925 г. в Воскресенском уезде Ново-Петровской волости латышско-эстонская школа добилась от УОНО оплаты двух учителей и одного технического служащего, а также снабжения топливом и учебными пособиями, но от оборудования школы УОНО отказался за неимением соответствующих средств в смете [39. Л.21]. В 1926 г. школа получила новое здание - летнюю дачу бывшего помещика Хаминова (Московско-Виндовская железная дорога, станция Румянцево, Воскресенский уезд). Занятия велись на родном языке, русский язык преподавался как отдельный предмет [40].
Для татарских детей Подольского уезда была организована трудовая коммуна №7. Место, отведенное под коммуну, совершенно не подходило под детское учреждение, до этого она находилась в Сокольниках. Татарская коммуна № 7 занималась воспитанием социально запущенных татарских
детей. «С таким составом в высшей степени трудно было наладить нормальную работу, но постепенно часть из них была направлена на разные производства, на родину и т.д., и тем самым постепенно изживался разбойничий дух. Пополнение же производилось за счет отправленных разношерстных ребят, как по возрасту, так и по своим знаниям. Были таковые, которые не знали своего родного языка или не знали русского, ясно, что воспитание таких детей весьма трудно». На протяжении длительного времени коммуна не только приспосабливалась к жизни на месте, но и находилась в состоянии постоянной интолерантности со стороны местного населения [41].
В 1920-е гг. сеть школ для нацменьшинств охватила все Подмосковье. Для татар были открыты школы в Подольске, Звенигороде, Богородске, Орехово-Зуеве, на станциях Тарасовская Северной железной дороги, Голутвино Коломенского уезда. Для мордвы и чувашей действовал детский дом в селе Жохово Подольского уезда[42].На рубеже 1920 - 1930-х гг. сеть культурных учреждений меньшинств по области представляла следующую картину: школ первой ступени - 63, школ - семилеток - 14, детские дома - 3, дошкольные группы - 4, детские сады - 10, детские площадки - 20[43].
1930-е гг. ознаменовались открытием новых национальных школ. Ликвидация безграмотности, реализация всеобщего начального обучения, затем семилетнего стала одним из центральных направлений политики государства в сфере культуры и просвещения, что вписывалось в общий курс на ускоренную модернизацию страны и подготовку кадров для народного хозяйства. Президиум Моссовета один за другим издавал постановления «по вопросу охвата детей нацменьшинств Всеобучем» (в т.ч. постановление от 8 июля 1933 г.), об организации национальных школ и групп при русских школах в Московской области. Так, в Пролетарском районе Московской области при школе № 28 была организована цыганская группа, где преподавание велось на родном языке.
Дети ассирийцев, например, учились на родном языке, но по желанию их родителей преподавание проходило на русском языке. Подобная ситуация обнаруживалась и в других этнических группах, что объясняется разумным желанием родителей обеспечить своим детям скорейшую социализацию и успешную интеграцию в общероссийскую культуру, социальное благополучие и карьерный рост. В целом прослеживалась тенденция отдавать детей в русские школы, за исключением татар.
В Московской области в начале 1930-х гг. насчитывалось около 50 татарских школ, одна из них - в Мытищах - могла принять 30-50 человек; 17 немецких, около 3 казахских школ. В Весьегонском районе было создано 13 чисто карельских школ, переведенных на карельский язык, в Рамешковском таких школ было 34. Кроме того, функционировало 5 немецких школ, около 3 казахских школ. Всего же в области насчитывалось национальных школ 194, в том числе 40 смешанных. В соответствии с директивой правительства о введении всеобщего обязательного начального обучения охват детей школой в национальных районах составил до 98,5%, хотя неоднократно фиксировались различные недостатки в организации обучения представителей меньшинств [44]. Были организованы многочисленные национальные группы и классы при русских школах, например, в Подольске при школах № 4 и № 8, в Касимове при начальной школе. В Сталиногорске при русских школах обучались каждый год приблизительно по 200 представителей различных меньшинств. В 1932 г. в карельских районах области было введено всеобщее семилетнее образование [45].
В 1936 г. в Москве имелось 11 нерусских школ (5 татарских, средняя немецкая, неполные средние еврейская, мордовская, латышская, английская, польская), из которых 8 были самостоятельными, а 3 - отделениями при русских школах. Кроме того, имелось 9 отдельных классов при русских школах: ассирийские, цыганский, татарские. Всего в национальных школах обучалось 2987 человек (101 класс): в т.ч. 1518 татар, 771 немец, 134 латыша, 140 англо-американцев, 80 поляков, 60 евреев, 50 ассирийцев, 30 цыган. В то
же время в русских школах училось 5,2 тыс. татар, 3,1 тыс. поляков, 32,4 евреев[46].
Национальные школы в основном были удовлетворительно укомплектованы педкадрами, за незначительным исключением - обеспечены учебниками на родном языке, учебными пособиями. Однако дело с обучением детей нацменьшинств, организация учебы в школах были поставлены весьма неудовлетворительно: много детей школьного возраста (особенно татар, казахов, цыган) не училось; районные, городские отделы народного образования часто не имели точных данных о количестве таких детей и фактическом охвате их школой; во время проверок по классам обнаруживалась большая разница в числе записавшихся в начале учебного года и выпускников[47].Неудовлетворительно была поставлена работа и в самих национальных школах: почти во всех школах несколько классов (два или даже все четыре класса) вели занятия вместе, одновременно под руководством одного педагога. Правда, в большинстве случаев это явление имело место из-за малого числа учеников в каждом классе.
Но были случаи, когда это происходило из-за недостатка педагогов или помещений, отсюда - низкое качество учебы школьников, невысокая успеваемость [47. Л.1-13].
Плохая посещаемость занятий и вытекающая из них слабая успеваемость были вызваны подчас плохими бытовыми условиями в семьях переселенцев - перенаселенностью бараков, отсутствием места для подготовки домашних заданий, нехваткой одежды. На малый охват детей из групп меньшинств школой влияло и периодическое отсутствие помещений для занятий, так как эти помещения часто отбирались у национальных групп в пользу русских школ. Иногда национальной группе разрешалось заниматься в классе после уроков для русских детей, т.е. вечером, либо несколько классов занимались одновременно в одном помещении под руководством одного педагога[48]. Еще одной причиной была нехватка педагогических кадров. Для решения этой проблемы в 1931-1932 гг. были
открыты Татарский и Карельский педтехникумы в Лихославле. Дефицит учебников на национальных языках в начале 1930-х гг. объяснялся малым количеством переводчиков, недостаточным финансированием и задержками в выполнении плана выпуска стабильных учебников для школы со стороны издательств [49]. Как следствие, в национальных группах и школах было много второгодников, возраст многих из обучающихся превышал школьный, часто встречались подростки, не окончившие даже начальной школы, и все это увеличивало долю неграмотных среди взрослого населения[50].
Согласно протоколу первого областного совещания уполномоченных по работе среди нацменьшинств при райисполкомах, горсоветах и областных советах Московской области, которое проходило 14 октября 1931 г., учитывая особое значение, которое приобретала работа среди них, совещание постановило бронировать места для представителей меньшинств в московских вузах и техникумах. Многие вузы Москвы и Московской области закрепляли от 0,5 до 40% мест на дневном и вечернем отделениях за представителями различных национальностей[51].
Практика бронирования мест для представителей национальных меньшинств распространялась и на рабфаки и профтехучилища. Предполагалось ввести в приемные комиссии отдельных учебных заведений представителей нацменьшинств, обеспечить бронирование мест для них, т.к. уровень местного образования мог быть недостаточным для самостоятельного поступления в профтехучреждения. Отдел нацмен МОНО, имея большое количество заявлений от подростков о желании учиться в ФЗУ и профшколах, хлопотал о бронировании для отдела на 1925/26 год 600 мест, что составляло 2% от общего числа учебных мест. Однако 31 декабря 1934 г. по докладу Отдела национальностей Президиум ВЦИКа постановил отменить специальное бронирование мест в учебных заведениях для коренных народов автономных республик и областей, а также для нацменьшинств. ЦИКам автономий и центральным ведомствам одновременно было поручено комплектовать учебные заведения по плановой
потребности, с улучшением предварительной подготовки выпускников в школах, на рабфаках и подготовительных отделениях[52].
Было открыто карельское отделение при Вышне-Волоцком педтехникуме, проводились краткосрочные курсы по подготовке учителей и ликвидаторов безграмотности. Проводились курсы по повышению квалификации педагогов. В 1931 и 1932 гг. были открыты Лихославльский педагогический и сельскохозяйственный техникум в Рамешках. В педтехникуме училось 187 карелов, 128 учились в Рамешковском сельскохозяйственном техникуме. Лесное хозяйство карельских районов требовало специалистов - националов. 41 карел был послан учиться в Калашниковском лесном техникуме Лихославльского района. Сотни работников сельскохозяйственной отрасли готовил Лихославльский колхозный университет[53]. Карельские отделения были созданы при Калининском педтехникуме, Калининской совпартшколе, медицинском техникуме.
Однако естественный процесс развития этнокультурного обучения был прерван с конца 1930-х гг., когда курс на унификацию полиэтничного советского общества стал доминировать. В 1937 г. вышло постановление Совнаркома СССР, признавшее вредительской деятельность национальных обществ, после чего многие национальные библиотеки, клубы, школы были закрыты[50].
Приведенные данные свидетельствуют о сложностях реализации советской политики в отношении национальных меньшинств, которые были обусловлены прежде всего отсутствием в предыдущий, досоветский период, серьезных мер по развитию культуры, языков, образования подготовленных кадров многочисленных этнических меньшинств и дисперсно-расселенных национальных групп населения России. В то же время широко известно, что именно советская политика «положительной деятельности» [54] обеспечила невиданный ранее прогресс в модернизации поликультурного российского общества.
Примечания
1 ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 216. Л. 155.
2 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 102. Л. 35-36 об.; Сабирзяков М. Нацменработа профсоюзов Москвы // Революция и национальности. 1932. № 9 (30). Сентябрь. С. 69; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 125. Д. 94. Л. 3.
3 Советское строительство. 1927. № 7. С. 143.
4 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 95. Л. 1.
5 Шульман М. Большевистскими темпами осуществить ленинскую национальную политику в карельских районах // Революция и национальности. 1931. № 9. Сентябрь. С. 109; Сабирзяков М. Нацменработа профсоюзов Москвы // Там же. 1932. № 9 (30). Сентябрь. С. 69; Кочанов А. О карельских районах Московской области // Там же. 1933. № 11 (45). Ноябрь. С. 56; Его же. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Там же. 1934. № 3 (49). Март. С. 86.
6 Сабирзяков М. Нацменработа профсоюзов Москвы // Революция и национальности. 1932. № 9 (30). Сентябрь. С. 74; Кочанов А. Указ.соч. С. 56.
7 Кочанов А. Указ.соч. С. 56-57.
8 Богданов А. Внимание обслуживанию нацменьшинств // Революция и национальности. 1937. № 1 (83). Январь. С. 61-62.
9РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 994. Л. 15; Лоткин И.В. Прибалтийские диаспоры в Сибири (1920-1930-е годы). Омск, 2006. С. 260-261.
10Там же. Д. 1085. Л. 1-2; Д. 1069. Л. 23.
11 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л.4-5.
12 Кочанов А. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Революция и национальности. 1934. Март. № 3 (49). С. 88.
13 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 334. Л. 79-79 об.
14 Там же. Оп. 4. Д. 1069. Л. 2-б
15 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л. 5; Оп. 123. Д. 94. Л. 160.
16 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л. 1-8.
17 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л.6.
18 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л.115; Оп. 131. Д. 6. Л.6; Д.23. Л.124; Ф. 3316. Оп. 13. Д. 27. Л.96; ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1069. Л. 2-а.
19 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 2361. Л. 7-7 об.
20 Хроника. Белорусская неделя // Революция и национальности. 1930. Декабрь. № 8-9. С. 149.
21 Островский З. К итогам работы Отдела Национальностей ВЦИК // Там же. 1932. Май. № 5 (26). С. 82;Берлин А. Театр Народного Творчества // Там же. 1936. Июль. № 7 (77). С. 71-72.
22 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л. 1-13.
23 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 334. Л. 267-268 об.; ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 334. Л. 233-234.
24Там же; Богданов А. Усилить работу среди нацмен // Революция и национальности. 1935. Февраль. № 2 (60). С. 81.
25 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 334. Л. 235, 150-157.
26 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л. 1-13; ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1811. Л. 21-21 об.
27 Кочанов А. Культурное обслуживание рабочих нацмен Московской области // Революция и национальности. 1932. Июль. № 6 (27). С. 55.
28 Бриль М. Цыгане в Союзе ССР // Советское строительство. 1932. Февраль. № 2 (67). С. 135.
29 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л. 96-171.
30 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 95. Л. 1; СабирзяковМ. Нацменработа профсоюзов Москвы // Революция и национальности. 1932. Сентябрь. № 9 (30). С. 74.
31 О работе Центрального издательства народов Союза ССР // Советское строительство. 1928. Февраль. № 2 (19). С.89-90; Кочанов А. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Революция и национальности. 1934. Март. № 3 (49). С. 88; Сабирзяков М. Нацменработа профсоюзов Москвы // Там же. 1932. Сентябрь. № 9 (30). С. 73.
32 ГА РФ. Ф. 1235. Оп 131. Д. 6. Л.5; Кочанов А. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Революция и национальности. 1934. Март. № 3 (49). С. 87.
33 Кочанов А. Указ. соч. С. 88.
34 ГА РФ. Ф. 1318. Оп. 1. Д. 883. Л. 38-39;Ф. 1235. Оп. 122. Д. 21. Л. 8-12.
35 Дети в СССР. Статистический сборник. Москва: Статистика, 1979. С. 34; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л. 159.
36 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 2350. Л. 8.
37 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 95. Л. 1.
38 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 102. Л. 35-36 об.
39 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1081. Л. 1-2.
40 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 341. Л. 3-6.
41 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1073. Л. 33-36 об.
42 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 4. Д. 1069. Л. 1-2.
43 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л. 65 об.
44 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л. 115-116.
45 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6.Л.3; Кочанов А. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Революция и национальности. 1934. Март. № 3 (49). С.89; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л.154-155, 165.
46 Гаврилова И.Н. Население Москвы: исторический ракурс. М., 2001.С. 337.
47 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л.3.
48 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 125. Д. 45. Л. 303; Оп. 131. Д. 6. Л. 3.
49 Кочанов А. Обслуживание рабочих и трудящихся нацмен Московской области // Революция и национальности. 1934. Март. № 3 (49). С. 87.
50 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 131. Д. 6. Л.4.
51 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 123. Д. 94. Л. 163; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 24. Д. 854. Л.28.
52 ЦГАМО. Ф. 966. Оп. 3. Д. 334. Л. 48; 54; 11, 52об., 54об-58.
53 ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 125. Д. 94. Л. 3; Кочанов А. О карельских районах Московской области // Революция и национальности. 1933. Ноябрь. № 11 (45). С. 57.
54 См.: Мартин Т. Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923-1939. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2011. 666 с.
