CC BY
92
P.V. Palekhova, Yu.P. Sviridenko
Higher school’s contemporary education service: History and everyday problems
ИСТОРИЯ
УДК 323.1 (470) «1929/36»
«...ОБСЛУЖИВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ МЕНЬШИНСТВ ОКАЗАЛОСЬ ... НЕВЕРОЯТНО СЛОЖНЫМ».
СОВЕТСКАЯ ЭТНОПОЛИТИКА В ПОИСКАХ БАЛАНСА МЕЖДУ ИДЕОЛОГИЕЙ И РЕАЛЬНОСТЬЮ. КОНЕЦ 1920-х - 1930-е гг.1 Аманжолова Дина Ахметжановна, доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой общественных наук, ada@itig.ru,
Институт туризма и гостеприимства Филиал ФГБОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса»,
г. Москва
Автор на основе архивных источников и редких изданий анализирует этнополитику советской власти в отношении национальных меньшинств в конце 19201930-е гг., обращая внимание на коллизии и противоречия административного встраивания этнокультурного многообразия в унифицированный советский формат. Ключевые слова: этнополитика, СССР, национальные меньшинства.
Basing on archive sources and rare editions, the author analyzes the ethnic policy of the Soviet government in relation to national minorities in late 1920s - 1930s, paying a particular attention to collisions and contradictions of administrative incorporation of ethnic and cultural diversity in the unified Soviet format.
Keywords: ethnic policy, the USSR, national minorities.
В конце 1920-х - 1930-е годы сложный период экспериментов и интенсивных преобразований в этнополитической сфере постепенно заменяется более последовательным и системным встраиванием этнополитики в общую структуру мер по укреплению жестко централизованной власти и унификации всех уровней и звеньев управления. Административно-территориальное деление, государственно-правовой статус, степень экономической самостоятельности, обеспечение культурной и языковой идентификации народов СССР рассматривались властью как составные части политики «развертывания наступления социализма по всему фронту». Однако реализовать на
1 Статья публикуется в рамках выполнения проекта РГНФ «Этнический и религиозный факторы в формировании и эволюции Российского государства» целевого конкурса 2012 г. «1150 лет российской государственности».
практике программу сохранения весьма пестрой этнокультурной мозаики применительно к единообразно выстраиваемой социально-политической системе было достаточно сложно, тем более что ясности по поводу классификации разных этнических общностей, уникально переплетавшихся на территории разных районов огромной страны, так и не было.
Если по поводу крупных этнотерриториальных образований - союзных и автономных республик, автономных областей и округов - в сталинском курсе на стройную иерархию компетенций и предметов ведения споров уже практически не было, дебаты между их лидерами по поводу границ были пресечены, то с «политической крышей» для многочисленных этнических меньшинств было сложнее. Создававшаяся в 1920-е годы и перманентно меняющаяся система национальных сельсоветов объективно далеко не всегда могла функционировать именно как самодостаточная система, да и ограничивать ею инструменты решения всевозможных проблем развития и прогресса меньшинств оказалось невозможно.
В частности, при оценке экономического положения национальных меньшинств отдел национальностей ВЦИК РСФСР в 1928 г. выделил 3 группы: 1) эстонцы, латыши, поляки и некоторые другие; 2) татары, киргизы, казахи, калмыки; 3) мордва, чуваши, удмурты и некоторые народности Сибири. Первую группу считали образцовой для других хозяйств за счет устойчивых традиций эффективной организации трудовой деятельности. К меньшинствам относились «живущие маленькими вкрапленными группами в национальных республиках, а особенно немногих областях РСФСР» свыше 10 млн. чел. Госплан РСФСР в 1930 г. предлагал подотчетным организациям считать национальными меньшинствами «всех, не относящихся к коренной национальности данного края, автономной республики, области» [1].
В 1928 г. повсеместно начались переход на новую систему административнотерриториального устройства и создание «новой укрупненной крепкой волости - района». На середину года в РСФСР было 2930 национальных сельсоветов, 110 национальных волостей, 33 национальных района и 2 национальных округа, не считая автономий. «Без выделения национальных административно-территориальных единиц, не приспосабливая низовых советских аппаратов к массам, никакая организационно-массовая работа невозможна», - подчеркивал в 1928 году А. Досов на Совещании уполномоченных по работе среди национальных меньшинств при ЦИКах автономных республик, областных, краевых и губернских исполнительных комитетах. Президиум ВЦИК 28 июня 1929 г. определил условия вхождения автономных республик в состав районных, краевых или
областных объединений. Общие директивы по развитию народного хозяйства надлежало реализовать «силами самой национальной республики, через ее массовые органы, через национальные советы, через трудящиеся массы национальных образований». При этом подчеркивалось: «...нужно ведь прямо признать, что советская федерация мыслится как федерация национальностей, а не областей» [2].
Новое Положение о сельских советах ЦИК СССР принял в 1929 г., положив конец исключениям в законодательстве союзных республик при образовании сельсоветов, когда последние нередко создавались при наличии меньшего, чем устанавливало общесоюзное законодательство, числа представителей меньшинств (менее 300). ЦИКам союзных республик предоставлялось право понижать установленные нормы организации советов для нацменьшинств, что вело к росту их числа. В 1929 г. новые национальные советы были созданы в Приволжском районе, Смоленской губернии, Черноморском и Мурманском округах, в Белоруссии и Узбекистане [3].
Кроме того, с 1928/29 бюджетного года при ЦИКах автономных республик и краевых, областных исполкомах РСФСР вместо уполномоченных создавались специальные комиссии из представителей наиболее крупных меньшинств, а также краевые (областные) отделы. В автономных республиках формировались наркоматы по делам нацменьшинств во главе с членами президиумов ЦИКов, освобожденные от других обязанностей. В этом же году планировалось перевести на родные языки делопроизводство в особых административно-территориальных единицах для меньшинств, а сами эти единицы закончить выделять в 1930 г. В 1929 г. краевые, областные, губернские и окружные исполкомы обязывались организовать более продолжительные и объемные по программе курсы для подготовки кадров из групп меньшинств. Подчеркивалась важность обеспечения нормальных условий для всестороннего развития русского и украинского населения, составлявшего меньшинство в автономиях [4].
Однако, как признавали в отделе национальностей ВЦИК, «обслуживание национальных меньшинств оказалось трудным, невероятно сложным», а основную вину возлагали на местные власти [5]. Президиум ВЦИК и СНК РСФСР 29 апреля 1929 г. приняли «Положение об уполномоченных по делам национальных меньшинств». Так называемые территориально не объединенные меньшинства делились на несколько категорий: 1) диаспоры, имевшие государства «вне советской страны», 2) «оторванные от своих основных компактных групп» и живущие за пределами автономных образований России «(татары в Московской области, казаки в Нижне-Волжском крае, украинцы на
Дальнем Востоке)» и 3) «экстерриториальные национальности (евреи, цыгане, айсоры и др.)». Сами структуры, ведавшие делами этих групп, теперь должны были, судя по разъяснениям к «Положению», работать более эффективно.
Итак, вновь и вновь власть пыталась административными мерами преодолеть созданное под давлением идеологии препятствие, выросшее в бесчисленное количество искусственных барьеров - территориальных, политических, социально-культурных -между различными этническими общностями. Между тем внутри последних сложились и развивались собственные сложные взаимные связи и зависимости, предпочтения и ориентиры, а принадлежавшие к разным этносообществам граждане организовывали собственную жизнь не только на основе культурной идентификации, а, скорее, все больше руководствуясь иными интересами, ценностями и стереотипами - общегражданскими (национальными), профессиональными, демографическими, гендерными и т.д., и т.п. Жесткое социальное структурирование советского общества обусловливало приоритет именно общих установок и ценностей, нежели этнических, которые должны были вписаться в «негомогенное целое» согражданства и в то же время оставаться выделенными. Гарантией «расцвета и сближения» народов, их спонсором и руководителем обязаны были выступать облеченные властью институты.
В 1929 г. в СССР насчитывалось 7-8 тыс. сельсоветов нацменьшинств, и проблемы их формирования и функционирования были сходными. К ним относились отсутствие подготовленных кадров, владеющих устной и особенно письменной речью на языке меньшинства, что чаще всего наблюдалось на Кавказе и в Средней Азии; формальный характер преобразования обычных советов в национальные; разновременность перевода делопроизводства на новый язык в советских и общественных организациях; дефицит учителей, учебной литературы и пособий для национальных школ и др. Так, в РСФСР из 2930 национальных советов работу на родном языке в конце 1920-х гг. вели 97, из 110 волостей - лишь 8. В Черноморском округе, например, национальные меньшинства составляли более половины населения, а в аппаратах райисполкомов было лишь 3 национала, среди секретарей сельсоветов - ни одного. Поток циркуляров и директив усугублял ситуацию. В результате в угоду отчетности на работу в национальные советы принимались представители «классово чуждых» слоев общества, неизбежными были текучесть кадров и возврат к работе на русском языке, низкое качество образования в школах и т.д. Во время избирательной кампании в Евпаторийском районе специальные участки для меньшинств не выделялись, а доклады для избирателей звучали на русском языке; в Томском, Минусинском и Бийском округах для работы с меньшинствами
направляли русских работников, очевидно, не знавших национальные языки. На отчетное собрание Свияжского рика в Карелии явились 50% мужчин и 25% женщин -представителей нацменьшинств. Развитие гражданской активности происходило очень медленно. Впервые за годы советской власти в Кабардинке в 1929 г. на отчетное собрание советов пришли женщины-гречанки. В Туркмении, Узбекистане, Казахстане, Крыму, Татарстане и Башкирии с учетом традиционных правил гендерного поведения на время выборов для женщин были созданы особые избирательные участки. По отчетам Нарим-Толочинского райисполкома среди тунгусов выступило до 20% присутствовавших [6].
15 июля 1930 г. ЦК ВКП(б) принял постановление до октября ликвидировать созданные вместо губерний округа - образовывались области и районы в них. Мордовский округ, в частности, в 1930 г. был преобразован в Мордовскую АО, которая в 1934 г. получила еще более высокий статус - АССР. Марийская АО и Чувашская АССР (создана в 1925 г.) в 1929-1936 гг. входили в состав Нижегородского (Горьковского) экономического края. Марийская АО была преобразована в АССР в 1936 г. Как считает Е.К. Минеева, «многочисленные территориально-административные деления, районирование и внутреннее размежевание страны, которые мешали стабильному развитию автономий, проводились Республикой Советов в целях поиска оптимальной системы сосуществования национально-территориальных и административнохозяйственных единиц» [7].
В то же время административно-территориальные преобразования - укрупнение областей, перераспределение тех или иных районов между новыми объединениями -порождали новые проблемы и с меньшинствами, вместе с другими социальноэкономическими трансформациями запутывали систему взаимодействия органов самоуправления и управления, побуждали чиновников заботиться не о специфическом подходе к той или иной этнической группе, а о своевременном реагировании на установки вышестоящих структур. Это неизменно приводило к формализации и бюрократизации живого дела. Не случайно упразднение округов породило тенденцию «механически низвести на положение района автономные республики и автономные области». Центральные власти подчеркивали: национальные районы и сельсоветы при этом не должны пострадать, наоборот, следовало «выделять в новые национальные районы те нацменьшинства, которые находятся еще в составе общих районов». То же самое относилось и к национальным советам.
В целом в ходе административно-территориальных реформ численность низовых органов самоуправления сокращалась: если в 1922/23 г. в СССР было более 100 тыс.
сельсоветов, то к 1930 г. осталось 73 тысячи. «Основные положения об организации сельских советов в Союзе ССР» 1930 года рекомендовали учитывать национальный состав населения при их организации, создавать на местах сельсоветы нацменьшинств [8]. Вплоть до 1936 г. наблюдается последовательная централизация системы управления, в рамках которой национальные автономии, районы и советы должны были не только способствовать социально-экономическому подъему малочисленных этнических общностей, но и стать органической частью институтов власти, обеспечивать единство и целостность хозяйственного организма, социальную гомогенизацию общества. Упразднение округов, краевых аппаратов также обеспечивало управляемость мест, большую стройность и прозрачность вертикали власти для нужд командной мобилизационной экономики.
При этом, как и в других случаях, причины неудач советские попечители меньшинств видели в отсутствии плановости и учета специфики «многонациональных условий», неприспособленности аппаратных структур, языковом барьере между ними и населением, недостаточном привлечении самих националов к организации дела, недооценке «вообще важности работы среди национальных меньшинств». Вывод тоже был довольно стандартным как по существу предложений, так и по стилистике: «раскачаться» местам, «поставить» руководство органов кооперации и «вопрос во весь рост и ребром» [5. С. 122-123]. Такие инструкции давали весьма большой простор для административного произвола, особенно если учесть объективный дефицит квалифицированных управленцев, специалистов сельского хозяйства и т.д.
По мере развития и укрепления государства общая линия на унификацию административно-территориального устройства страны и гомогенизацию социальной жизни при объективно огромном этнокультурном разнообразии населения СССР должна была привести к необходимости отказа от этнического принципа территориальной и управленческой организации регионов. Например, в Вятской губернии 6,6% (142126 чел.) представителей меньшинств жили вместе с русскими, а также выделялись 46 национальных сельсоветов. В Нижегородской губернии при 7,4% (190114 чел.) меньшинств было 2 национальных волисполкома, 40 советов и 96 селений. В Дагестане число сельсоветов к 1929 г. сократилось с 608 до 594, при этом было создано по 2 сельсовета для горских евреев-переселенцев и немецких колонистов. При всех исполнительных органах власти автономных республик, краев, областей и округов из их президиумов по решению Президиума ВЦИК выделялись уполномоченные по делам
нацменьшинств. Они должны были защищать интересы данных групп при составлении бюджетов, проводить различные мероприятия в хозяйственном и культурном плане [9].
Дисперсность расселения этнических групп во многих регионах страны предопределила наличие т.н. смешанных сельсоветов, учет интересов меньшинств в работе которых вызывал дополнительные сложности. К примеру, оказавшиеся в меньшинстве русские, украинцы и другие группы в северных областях Казахстана приписывались к аульным советам и кочевали вместе с казахами почти две трети каждого года. Соответственно, уполномоченные по их делам оставались в районных и городских центрах без объекта попечения. Как правило, считалось, что именно в таких случаях особо сильное влияние на население оказывало духовенство, а уполномоченные по делам нацменьшинств или специально выделенные работники ограничивались мобилизацией сил на очередную ударную кампанию по этническому признаку [10]. Акцент на работу с отдельными группами сельских жителей по такому принципу не мог быть реализован -объективно интересы и проблемы сельчан были общими, подготовленных кадров не хватало, а выделение приоритетов на основе этничности могло породить новые проблемы, что, очевидно, чувствовали и понимали местные работники.
Решение кадровой проблемы осуществлялось через подготовку советских работников на краткосрочных курсах, ежегодно охватывавших около 3 тыс. чел., а также путем выдвижения и подготовки на практической работе. Это направление вызывало острую критику на местах: «Идея выдвижения представителей национальных меньшинств в некоторых местах дискредитирована и дискредитирована она только потому, что с выдвижением ...после того, как они попали в советский аппарат, не ведется никакой работы. Их предоставляют самим себе, бросают на произвол судьбы и, не будучи подготовленными к работе, они выявляют свою несостоятельность чаще, чем выдвиженцы русские. В конце концов, складывается представление, что националы в советском аппарате работать не могут».
Со скрипом разворачивалась и организационная структура: при ЦИКах республик создавались комиссии или отделы по делам нацменьшинств, во всех исполкомах, иногда вплоть до районных, выделялись уполномоченные. Наряду с последними выделялись уполномоченные в отделах исполкомов - земельных, просвещения и др. Однако общесоюзная вертикаль органов исполнительной власти, подчинявшихся определенным отраслевым ведомствам, по существу исключала из реальной деятельности эти должности. Правда, в этом пытались усмотреть внутреннее преимущество советской системы и советской общественности: «.даже бездействие уполномоченного исполкома
не может испортить положения вещей. Даже без его содействия работа все же идет» [10. С. 102-104].
В январе 1930 г. Президиум ВЦИК в соответствии с решением XIV съезда Советов РСФСР предписал местным органам власти провести повсеместное выделение компактно живущих национальных меньшинств в особые административно-территориальные единицы, установив при этом их численность, размеры территории проживания, количественное соотношение с населением других национальностей [11]. Если не менее 66% населения принадлежало к одной этнической группе и проживало компактно, выделялись особые административно-территориальные единицы - районы или сельсоветы. Это должно было способствовать ускорению внутриэтнической консолидации и становлению новой социальной структуры каждой группы, снять возможную напряженность в межэтнических отношениях. Кроме того, такой подход давал возможность сконцентрировать средства для решения многочисленных социальнополитических, экономических и культурных проблем меньшинств, а регулярные меры по возвышению статуса этнополитических образований должны были подтверждать последовательное и непрерывное улучшение состояния дел в политизации этничности.
10 февраля 1930 г. было принято постановление ВЦИК и СНК РСФСР «Об установлении единой системы подготовки и переподготовки работников по советскому строительству». В нем предусматривались меры и в отношении сельсоветов. Тогда же Президиум ВЦИК рассмотрел проблемы просвещения нацменьшинств республики. Особое отставание отмечалось в просвещении казахов, киргизов, таранчей, дунган, якутов, народностей Кавказа и Севера и др. Для них устанавливался 5-летний срок начального всеобуча. К 1 января 1931 г. надлежало закончить составление пятилетки просвещения меньшинств России, в 3-хмесячный срок - внести в правительство план ликбеза среди них. В 1929/30 г. около 700 тыс. представителей нацменьшинств были охвачены ликбезом. В национальных районах, без учета автономных республик, число школ 1-й ступени с 1926/27 по 1929/30 гг. выросло с 4710 до 5850, учащихся - с 391,6 тыс. до 458 тыс. [12].
Создание системы эффективного местного самоуправления остается одной из самых трудных и в то же время востребованных задач современного общества. Мы по-прежнему остро нуждаемся в сознательной и хорошо работающей гражданской инициативе «снизу», направленной на обеспечение демократических норм организации повседневной жизни «рядового обывателя», а также в прозрачности и контролируемости действий многочисленного чиновничества, объективно призванного содействовать такой
организации, но в своем большинстве явно все еще мало озабоченного «большими» и «маленькими» заботами российских граждан.
В начале XX века, особенно после краха имперской государственности, в разных регионах многонародной России разнообразный опыт самодеятельной организации местной жизни на основе достаточно гибкого учета этнокультурных традиций получил существенное развитие. Большевистская партия, руководствуясь принципами классовой организации власти и политического самоопределения народов, пыталась, не имея четкой и ясной программы конкретных преобразований, внедрить и сделать устойчивой новую модель управления. Национальные советы представлялись хорошим способом совмещения исторической инициативы граждан и основополагающих принципов формирования новой системы политического и административно-территориального устройства. В них должны были наиболее зримо воплощаться принципы социальной справедливости, реального участия каждого «простого» человека во всех сферах общественной жизни - экономике, управлении, культуре и т.д., а также преимущества этнополитического равенства «больших» и «малых» народов. Грандиозный замысел требовал ювелирного мастерства от его исполнителей как в центре, так и особенно на местах. Однако создавать советы приходилось, на ходу рассчитывая и подправляя лекала, втискивая в наспех скроенный советский костюм крайне мозаичное и «непослушное» этносоциальное полотно. Ошибки и многочисленные перекройки были неизбежны.
Власть в 1920-1930-е гг. пыталась административными мерами преодолеть созданное под давлением идеологии препятствие - бесчисленные искусственные барьеры (территориальные, политические, социально-культурные) между различными социальноэтническими общностями. Колоссальные организационные усилия, разнообразные ресурсы, в т.ч. человеческие, целенаправленно и методично направлялись на форматирование нового социального пространства и новой - советской - реальности. Бескорыстные романтики и циничные карьеристы в центре и в самой глухой глубинке, по-разному воспринимая идеальные ценности планового строительства общества равных возможностей и социальной справедливости, а также предложенные в директивах центральной власти механизмы такого строительства, с разными конечными целями реализовали задуманное.
Культурная модернизация была одной из самых важных целей советской власти, но ее осуществление оказалось неразрывно связано со всеми другими, не менее запущенными, проблемами развития народов СССР. Источники свидетельствуют о повсеместном острейшем дефиците специалистов и просто грамотных людей среди
многочисленных этнических групп. Огромные масштабы преобразований и колоссальное напряжение ведомств, местных властей и конкретных людей на всех уровнях не всегда достигали намеченной цели. Трудности были связаны с исключительной сложностью, объемом и одновременным выполнением большого числа непростых задач политического, социально-экономического и культурного свойства в условиях многочисленных изменений административно-территориальной карты; с перманентной реорганизацией структур и органов власти; острым дефицитом финансовых, организационных, кадровых, материальных ресурсов; с бюрократическим подавлением инициативы и значительной формализацией процесса и существа комплексных трансформаций в жизни народов СССР.
Проживание и переживание одного и того же времени радикальных преобразований происходили далеко не одинаково в центре и на местах, в разных этнокультурных или гетерогенных по этому признаку общностях и регионах, для разных социально-культурных страт (Ч. Айтматов в «Буранном полустанке» тонко и точно живописал подобные коллизии на примере другого исторического периода). Управленческая и политико-правовая культура, практическая деятельность чиновников и активистов разных уровней взаимодействовали, пересекались с многообразной, подвижной, устойчивой и пластичной одновременно тканью живой социальности, внутри которой сложились и развивались, возникали под влиянием политики собственные сложные взаимные связи и зависимости, предпочтения и ориентиры. Принадлежавшие к разным этносообществам граждане организовывали собственную жизнь не только на основе культурной идентификации, а все больше руководствуясь общегражданскими (национальными), профессиональными, демографическими, гендерными и т.д., и т.п. интересами, ценностями и стереотипами.
Жесткое социальное структурирование советского общества обусловливало приоритет именно общих установок и ценностей, нежели этнических, которые должны были вписаться в «негомогенное целое» согражданства и в то же время оставаться выделенными. Гарантией «расцвета и сближения» народов, их спонсором и руководителем обязаны были выступать облеченные властью институты. Но многообразная действительность в каждом конкретном случае модифицировала и адаптировала общую схему, изменяя первоначальный замысел. Инерция прошлого, укрепленная традицией и здравым смыслом организации жизни, заставляла подстраивать к реальности и модифицировать задуманные по идеальной схеме форматы.
Советы, в т.ч. низовые, созданные по этническому принципу конструирования политического ландшафта СССР, в общественном мнении представали не в классовом облике, предназначенном для них изначально, а начинали функционировать в соответствии с традиционной культурой организации общественных взаимоотношений. Дисперсность расселения этнических групп во многих регионах предопределила наличие т.н. смешанных сельсоветов, учет интересов меньшинств в работе которых вызывал дополнительные сложности. Сами национальные советы фактически нередко играли роль национально-культурной автономии.
Национальные советы были дополнительным рычагом политики административного регулирования этнических процессов и межэтнических отношений. Не случайно во второй половине 1930-х гг., когда основные параметры сталинской системы единовластия и декларативной демократии были созданы, потребность в таких органах самоуправления фактически отпала. Да и реальная жизнь быстро расставила приоритеты - для каждого было очевидно, что решение любого мало-мальски значимого вопроса на всех этажах социальной иерархии от советов зависит в минимальной степени (традиция нигилистического отношения к органам самоуправления, выгодная бюрократии всех периодов нашей истории, сегодня играет крайне негативную роль).
Между тем именно на «микроуровне» административно-территориального устройства страны представители власти - главы сельсоветов - были чаще всего неотъемлемой частью местного общества, обладали практически той же организационнополитической культурой и психологией, что и их подопечное население. Случаи высокого карьерного взлета для этой категории советских работников были малочисленны. Имея минимальные «административные ресурсы», финансовые и правовые инструменты, при отсутствии каких-либо преференций и льгот, столь привлекательных для чиновного братства, начиная с районного масштаба, они, как правило, разделяли все тяготы и достижения в жизни конкретных людей на конкретной территории. К тому же именно эта часть советских управленцев находилась под постоянным прицелом всех вышестоящих начальников, оперативно переносивших на «низы» иерархической лестницы максимально жесткую ответственность за неудачи и провалы в реализации «линии партии». В то же время нельзя не признавать историческое значение колоссального роста гражданской активности (направленной в заданные идейные рамки), формирования эффективной системы социализации масс через институты образования, здравоохранения, всепроникающие общественные сети.
Форматирование советскости на низовом уровне администрирования территорий и культур - пример грандиозной по замыслу, масштабам, усилиям и сохраняющимся до сего дня разнообразным последствиям технологии создания единой поликультурной системы консолидации социальных страт и политических акторов, внедрения рациональных инструментов этнокультурного развития, взаимодействия общества и власти в соответствии с вызовами времени, понятыми и интерпретированными в рамках заданной идеологической догматики. Однако сегодняшний идейно-политический плюрализм отнюдь не отменяет жесткой необходимости учитывать неразрывную, хотя и не всегда очевидную для новых социально-политических технологов и менеджеров, связь времен и поколений. Идейная и социальная мимикрия, декларативная лояльность вышестоящей власти и ее персональным носителям при тотальном неверии людей в возможность реально влиять на кадровый состав, действительную ответственность управленцев и качество их деятельности, правовая незащищенность и безграмотность населения сочетались с упорным стремлением определенной части этих же граждан «прорваться» в вожделенный мир столоначальников. Для готовых проявлять бесконечную «гибкость» в этом мире, пренебречь базовыми моральными устоями ради попадания в номенклатуру и пребывания в ней это означало возможность обеспечить себе и своей семье качественно иной (в зависимости от ступени власти) уровень жизни, престижное потребление, правовую неприкосновенность с одновременным риском по столь же неправедным основаниям в одночасье потерять все, вплоть до самой жизни, высокую (но ущербную по изначальной сути) самооценку, «возвыситься» над массой, причислив себя к «касте» избранных. Такой социальный опыт, увы, имеет более долгую, чем советская эпоха, историю и сохраняет свое влияние по ей день.
Осознание катастрофических последствий дискриминации непреходящих для отечественной культуры ценностей Знания, в т.ч. исторического, и Честного Труда каждого НА ОБЩЕЕ БЛАГО - от политика и бизнесмена (неважно, в экономике или шоу) до врача, учителя, журналиста, официанта и дворника - может и должно служить мощным стимулом нашего продвижения вперед с достойным великой многонародной нации уважением к минувшему. Столь чаемые инновации и модернизация России могут реализоваться лишь на основе высоких нравственных императивов, диктуемых трудным опытом истории, и неразрывно связанными с ним перспективами.
Литература
1. Совещание уполномоченных по работе среди национальных меньшинств при ЦИКах автономных республик, областных, краевых и губернских исполнительных комитетах. 1928 г. Стенографич. отчет. М.: ВЦИК, 1928. С. 10; О националах и нацменах // Советское строительство. 1929. № 10. С. 120; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 122. Д. 42. Л. 88.
2. Линевский А. Роль этнографа в советском строительстве Севера // Советское строительство. 1929. № 8. С. 114; Игнатьев В. Национальный момент в районировании // Там же. № 10. С. 62, 67, 65.
3. Аликари. Отчетная кампания советов // Советское строительство. 1929. № 2.
С. 111.
4. Акимов И. Сельские советы национальных меньшинств // Советское строительство. 1929. № 12. С. 94-96; ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 121. Д. 2. Л. 1-5.
5. О националах и нацменах // Советское строительство. 1929. № 10. С. 120.
6. Акимов И. Указ. соч. С. 95-103; Аликари. Отчетная кампания советов // Советское строительство. 1929. № 2. С. 111-113.
7. Минеева Е.К. Становление Марийской, Мордовской и Чувашской автономий в 20-30-е годы XX века: автореф. дисс. .д-ра ист. наук. Чебоксары, 2008. С. 25-26.
8. О ликвидации округов // Советское строительство. 1930. № 8. С. 4; Зайцев П. Почему упраздняется окружное звено в системе советского аппарата // Там же. С. 8, 16; Акимов И. Новый закон о сельсоветах // Там же. 1930. № 4. С. 5, 9.
9. Илларионов В. Характеристика Нижегородского края // Советское строительство. 1929. № 10. С. 103; Гассанов-Алкадарский А. Районирование Дагестана // Там же. С. 117; 143.
10. Акимов И. Новый закон о сельсоветах // Советское строительство. 1930. № 4. С. 100-101.
11. РГАСПИ. Ф.17. Оп. 86. Д.77. Л.229; Советское строительство. 1929. № 10.
С. 100.
12. ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 121. Д. 161. Л. 25, 29-32, 7.
