CC BY
86
НАУЧНЫЕ СООБЩЕНИЯ
УДК 491.71-2(077)
ББК 1.411.2-0-923
Ю. В. Биктимирова
г. Чита, Россия
Некоторые особенности употребления имен прилагательных в языке памятников деловой письменности Восточного Забайкалья конца XVII-XVIH вв.
Статья посвящена особенностям употребления имен прилагательных в языке памятников деловой письменности Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. Анализ прилагательных разных категорий в памятниках письменности Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. показывает на становление парадигмы этой части речи путём конкуренции равноправных, сосуществующих даже в рамках одного текста вариантов и дальнейшего утверждения какой-либо одной формы в качестве ведущей с закреплением в орфографии.
Ключевые слова: вариативность, падежные формы прилагательных, скорописные памятники делопроизводства.
Yu. V. Biktimirova
Chita, Russia
Some Features of the Use of Adjectives in the Language of Business Writing Monuments in Eastern Transbaikalia at the End of the 17th - 18th Centuries
The article is devoted to the peculiarities of the use of adjectives in the language of monuments of business writing of Eastern Transbaikalia at the end of the 17th-18th centuries. The analysis of various adjectives in monuments of writing of Eastern Transbaikalia at the end of the 17th-18th centuries confirms the formation of a paradigm of this part of speech. It occurs through a competition of equal, coexisting even within a single text variants and further fixing of one leading form by norms of spelling.
Keywords: variability, case forms of adjectives, cursive documents.
Имена прилагательные - один из важнейших стилеобразующих элементов делового письма и значимое синтаксическое средство в организации делового текста документов Восточного Забайкалья конца XVП-XVШ вв. Особенности их употребления обусловливаются жанрово-тематической спецификой документов и формировавшимися в ходе стандартизации деловой письменности шаблонами делопроизводства. Имена прилагательные в языке памятников деловой письменности Забайкалья конца ХУШ вв. как жанровостилистическое средство были исследованы
А. П. Майоровым [12]. А. П. Майоровым были проанализированы также особенности функционирования прилагательных с точки зрения варьирования узуса деловой письменности и определения «закономерности функционирования в нём книжных и некнижных средств на разных языковых уровнях (в орфографии, фонетике и лексике)» [12, с. 5]. Между тем морфологические особенности прилагательных в документах Нерчинской воеводской канцелярии и острогах Восточного
Забайкалья не рассматривались исследователями. В этом плане интересно проследить становление парадигмы прилагательных, проявившееся в сосуществовании стилистически маркированных или немаркированных вариантных форм при постепенном утверждении какой-либо одной, закреплённой в дальнейшем нормами правописания.
Имя прилагательное донационального периода развития русского языка отличается как в морфологическом, так и в функциональносинтаксическом отношении от имен прилагательных в современном русском языке. Падежная система полных прилагательных этого периода наряду с новыми формами содержит много традиционных, архаических, церковнославянских форм. Исторически обусловленное большое число вариантных флексий прилагательных в языке ХУП-ХУШ вв. усугублялось использованием шаблонов и формул, обязательных для различных документов.
Прилагательные в деловых тестах центральных и периферийных канцелярий XVП-XVШ вв.
184
© Ю. В. Биктимирова, 2011
с точки зрения становления нормы и вариативности исследовали такие историки языка, как
В. М. Живов [4], Т. В. Кортава [10], Л. Ф. Копосов [9], Т. С. Инютина [7], О. В. Боярская [2]. Основное внимание в этих исследованиях уделяется вопросам грамматического варьирования флексий прилагательных, особенностям их употребления, соотношения с диалектными особенностями формообразования полных и кратких прилагательных.
Исследуемые памятники деловой письменности Восточного Забайкалья конца XVII-
XVIII вв. также являются информативным источником для исследования вариантных форм прилагательных.
Многочисленные варианты встречаются в форме единственного числа во всех трёх родах качественных и относительных прилагательных. По мнению большинства историков языка, прилагательные мужского рода в именительном и винительном падеже в единственном числе в деловых текстах XVII в. имеют флексии -ый (-ий) и -ой (-ей) [7, с. 129], причём их употребление зависит не от фонетических (как в современном русском языке), а от стилистических условий: -ый имеет книжную окраску, -ой - просторечную или нейтральную [14, с. 10; 7, с. 129]. Среди лингвистов нет однозначного мнения о происхождении и функционировании этих флексий [8, с. 335-336;
5, с. 62; 3, с. 237]. Связано это с обращением к разным по времени создания и локализации памятникам деловой письменности.
Вариативность -ый (-ий) и -ой (-ей) проявляется как в документах Московского приказа, что подтверждает исследователь московских деловых памятников XVII в. Т. В. Кортава [10]; так и в сибирских памятниках письменности этого же периода. Таможенные книги сибирских острогов проанализированы Т. С. Инютиной, которая подчёркивает, что в деловом языке этих памятников господствовала местоименная флексия -ой (-ей), которая носила разговорный характер [7, с. 130]. Памятники Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. также фиксируют активное употребление писцами этой флексии в графических вариантах ои, еи, о’, оТ: «...за тот минУвшеи: 752' год...» [ГАЗК. Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 578-578 об., 1753]; «.да сарана" китаичатои новои да тУлУп овчиннои...» [РГАДА. Ф. 1142. Д. 98. Л. 31, 1701]; «... wдин шито“ золотом...» речь идет о кокошнике [РГАДА. Ф. 1142. Д. 98. Л. 31, 1701]; «...безм^нъ жел^зно“... безм^нъ деревяннои...» [РГАДА. Ф. 214. Кн. 473. Л. 275, 1702]; «.два щупа жел^зные болшои да малои...» [РГАДА. Ф. 214. Кн. 473. Л. 275 об., 1702]; «...Город рЦ’бленои' деревяннои’...»1РГАДА. Ф. 214. Кн. 1319. Л. 2, 1701]. Во всех примерах, взятых из таможенных
списков и книг, приходно-расходных книг, сказок; передается разговорный характер перечисления изделий труда, утвари, товаров, строений: писец, вероятно, писал под диктовку человека, осматривающего или описывающего эти предметы.
При этом сохраняется в ряде случаев фактор независимости выбора окончаний -ой и -ей от фонетических условий. Например, прилагательное большой выступает в двух вариантах болшеи -болшои, которые находятся в одинаковом контексте: «.. .им^ющеися в городе Нерчинске для пожарного слУчаю одинъ багор болшеи починять ...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 215-215 об., 1753]; «...стол болшои на точеных ногах...» [РГАДА Ф. 214. Кн. 473. Л. 275 об., 1702]; «,..сундукъ де-ревянои неболшеи...» [РГАДА Ф. 214. Кн. 473. Л. 276 об., 1702]. Подобные примеры свободной вариантности окончаний в московских памятниках деловой письменности фиксирует М. Л. Ремнёва: бывшей /бывшой стряпчш [13, с. 275].
Конкурирующая книжная флексия -ый (-ий) в памятниках Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. встречается редко и обычно в шаблонной части документа, например, при титуловании царей: «.И чтоб велики“ Гдрь пожало-ват их велели тою пустынкою совсяким | 5аводом влад^т и по прежнему...» [РГАДА Ф. 214, Стб. 450. Л. 7, 189-191]; «...Дер’жавне’шш Црь Г*рь мил®тив^’шщ, | Биет челом x теб^ ...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 5. Л. 87, 1707].
Строгая стилистическая дифференциация между вариантными флексиями -ый (-ий) и -ой (-ей) отсутствует. И тот и другой вариант могли употребляться в исследуемых памятниках как в шаблонных частях - начальном и конечном блоке, так и в блоке основного содержания: «...млсрды[ Гдрь | Цръ I велике1 кнзь ^е’одоръ Але^е’вичь ... пожалуи насъ бго | молцовъ своих...» [РГАДА Ф. 214. Стб. 450. Л. 8, 189-191].
Превалирование флексии -ой (-ей) над -ый (-ий) в памятниках Восточного Забайкалья также объясняется диалектными особенностями речи первопроходцев и первопоселенцев Забайкалья, которые пришли из северных районов Московского государства. Севернорусскую основу диалектов Забайкалья подтверждают такие исследователи, как Г. А. Христосенко [16], Т. Ю. Игнатович [6],
О. Л. Абросимова [1].
В родительном падеже у прилагательных мужского и среднего рода единственного числа используются дублетные флексии: -аго (-яго), закрепившиеся в русском языке под влиянием церковнославянского языка, и -ого (-его), исконная, с вариантным произношением -ово (-ево) [8, с. 170, 336; 11. с. 188-196].
В памятниках Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. фиксируется неустойчивость правописания и конкуренция флексий -аго (-яго) и -ого (-его): «Из Нерчинскои воевоцкои канцелярш в Нерчинскъ I дУховного правления заказным де-ламъ...» [ГAЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64 (II). Л. 486, 1726-1753]; «.неявившихся I на смотре колеж-скаго ассесора и города I як^тска воеводы Уара Ерапина...» [ГAЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 172, 1752]; «.дрУгихъ командъ людеи то есть нерчин-ских I посацких и цеховых и Успенского манастыря I вкладчиковъ.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64(I). Л. 22, 1753].
Иногда конкурирующие окончания присутствуют в одном документе: «...взятъ во оное на!чалство и за неимЬниемъ в здешне’ канцелярш I искУснаго перплетчика ... а искУсного де Переплетчика I вздешне’ канцеляриі не имеетца...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64 Л. 630-631, 1753]; «.wi рудоплавного серебренаго промыслу .» [ГAЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 4. Л. 151, 1706]; «.оТда1 Селенгин-ско1 у^зду Трое'цкаго манастыря Aрхимандриту Мисаилу.» [РГAДA Ф. 1142. Д. 450 Л. 31, 1701].
Шаблоны и клише деловых документов не всегда сковывают творческий подход писцов к норме и вариантам. В рамках одного документа в трафаретных блоках можно встретить три варианта записи слова императорского: «по УказУ ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО I ВЕЛИЧЕСТВA . Ея ИМПЕРAТОРСКAГО ВЕЛИЧЕСТВА УказУ »». ЕЯ JМПЕРAТОРСКAГW I ВЕЛИЧЕСТВА УказУ» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 215-215 об., 1753].
Среди вариантов форм на -аго (-яго) и -ого (-его) можно выделить и графическую особенность записи этих слов без последней гласной: «. w1 внезапно-приходу .ручног ружья.» [РГАДА Ф. 142. Д. 26. Л. 52, 1683]; «По иказу де Велико1 I Гдря...» [РГАДА Ф. 214. Стб. 450. Л. 7, 189-191].
Встречается и произносительный вариант флексии -ого - это вариант -ово. Часто вариант -ово в исследуемых памятниках встречается в определениях при нарицательных неодушевленных существительных: «...м^лково ружя...» [РГАДА Ф. 1142. Д. 26. Л. 52, 1683]; «.шелку цветною.» [РГАДА Ф. 1121. Оп. 2. Д. 335. Л.
1, 1701-1704].
В документах Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. можно найти случаи столкновения в одном контексте книжной флексии, исконной русской и произносительного варианта: «.два аршины сукна красного анбурскаго да сверхвышепи-санова одинцц w6явилос.» [15, с.34].
Равноправное употребление вариантов в исследуемых памятниках свидетельствует о том, что процесс становления правописной нормы ещё не завершился: писцы как в трафаретах, так и в
блоке основного содержания используют две формы. Тогда как, например, в вологодских памятниках письменности XVII в. «род. пад. мужского и среднего рода употребляется преимущественно в формах -ово (-ево): от красново котла, на всяко-во члвка, с хмелново погреба, с соляново двора. Гораздо реже встречаются написания -ого, -его , почти полностью отсутствуют формы с конечным
- А» [9, с. 15].
Преобладанию флексии -ого (-его) помешала реформа М. В. Ломоносова [7, с. 135], которая узаконила в правописании окончание -аго (-яго). Этот процесс фиксируют исследуемые документы Нерчинской воеводской канцелярии, перелагающие указы из центра для дальнейших отписок в мелкие инстанции - в остроги и поселения Восточного Забайкалья. Часть форм и оборотов указов из Москвы передаётся копиистами слово в слово. Например, в «Копии с приговору о предупреждении пожаров» цитаты из императорского указа переносятся без изменения, повторяя книжное окончание, а в словотворчестве писца предпочтение отдается варианту -ого: «.при | немъ с сообщенного ис правитпствУ |ющаго сената УказУ копия . для посл^дУющаго | им от пожарного разъзорения краиняго | Убожества .» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 44, 1726-1753].
В текстах духовных лиц прослеживается чёткое следование книжной традиции. В «Про-мемории «закащика» священника Илии Иоаннова» встречаются только флексии -аго (-яго): «.от заказныхъ дУховнаго Правления д^лъ . по при-сланнымъ ЕЯ ЛМПЕРАТОСКАШ ВЕЛИЧЕСТВА . от небывших во исповеди | всякаго чина . от ствишаго ПравителствУющаго СИНОДА | . без запрещений | отца дховнаго . не были у исповеди и стаж | причастия.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 578-578 об., 1753].
Часто встречаются флексии -аго (-яго) в росписях купцов. Здесь, вероятно, привычка купцов следовать традициям церковнославянского языка: «Роспись 1752 г годУ декабря дня роспись в нерчинскую | таможню иркуцкаго купца Тихона Буянова.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 91,
1752]; «. желаю я Резанцовъ отпустить . явленого своего платежнаго тавару [ГАЗК Ф.10. Оп. 1. Д. 64, Л. 95, 1752]; «. о поставке противъ преж' няго расположения.»[ГАЗК Ф. 10, Оп. 1. Д. 64, Л. 21 Об. 1753].
Прилагательные с основой на твердый согласный мужского и среднего рода в предложном падеже единственном числе встречаются с флексией -ом: «. на подлинномъ пишетъ тако Василеі Гибинъ.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 172-173,
1752]; «.прислат в нерчинскую | воевоцкую канцелярию при немедленномъ | известиі.» [ГАЗК
Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 628-628 об., 1753]. Флексия -ем встречается у прилагательных с основой на мягкий согласный. В исследуемых памятниках эта флексия встречается в единичных случаях и только в клише: «.сочиненного в правителствУющемъ | сенаті. »[ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64(1). Л. 116,
1753].
Такая же борьба вариантов встречается в прилагательных женского рода в родительном падеже единственном числе. Церковнославянская флексия -ыя (-ия) конкурирует с исконным русским окончанием -ые (-ие) и вариантами -ой (-ей), развившимися под влиянием форм местоимения тое, ее [7, с. 136], по другой версии из древнерусских флексий -оЄ, -е^ в «результате редукции до исчезновения гласного [е]» [5, с. 63].
Флексия -ыя (-ия) имеет обычно книжную окраску, поэтому в исследуемых памятниках встречается в документных шаблонах, копируемых писцами с прописи-образца или документа из центральной канцелярии: «.вс’еа великия и малыя и б^лыя росиі.» [РГАДА Ф. 214. Стб. 1282. Л. 54, 1703]; «Се аз даурския службы нерчин' ских острого” служилые люди.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 2. Л. 14, 1670].
Флексии -ые (-ие) и -ой, (-ей) традиционно имеют нейтральную и просторечную окраску: «Із нерчинскои воевоцкои канцеляриі в нерчин' ское | горное началство.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 628-628 об., 1753]; «.краинеи остановки быть не могло.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 22 об., 1753]; «.Да|урские албазинского остроги Спскои пистыни.»[РГАДА Ф. 214, Стб. 450. Л. 8, 189-191]; «.бьют челомъ и пла-чютца бгомолцы Твои ДаЦр|ские украины Спскои п^ст^нки.» [РГАДА Ф. 214. Стб. 450. Л. 7, 189191]. Памятники Восточного Забайкалья подчёркивают параллелизм старых и новых исконных форм при преобладании флексии -ой (-ей), что особенно характерно для памятников XVIII в. Последовательное употребление книжной флексии
-ыя (-ия) в шаблонной части ограничивается рамками середины XVIII в. Это подтверждает предположение лингвистов о фиксации -ой (-ей) как нормы деловой письменности XVIII в.
В исследуемых памятниках Восточного Забайкалья встречается и древнерусская флексия женского рода единственного числа родительного падежа -оЄ в графическом варианте -ое. Необходимо отметить, что большинство писцов Нерчин-ской воеводской канцелярии не различали фонетическое наполнение графем е и Є, что сказалось на данном употреблении формы женского рода единственного числа родительного падежа [17]: «.подле острожное ст^ны плетен.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 26. Д. 49, 1683].
Формы прилагательных женского рода творительного падежа с флексией -ой (-ей), возникшей в результате действия процесса аналогии либо фонетической редукции заударного гласного [7, с. 138], конкурируют со старой флексией -ою (-ею): «.и поб^жал с тунгускою з Галкинои дворовою давкою.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 78. Л. 9, 1699].
Ещё один случай употребления древнерусской флексии женского рода родительного падежа
-е^ в графической модификации писца: «.а в горнице вначал^ wбразъ Казанск1е б*цы.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 5. Л. 268, 1707].
В предложном падеже женского рода в исследуемых памятниках встречается исконная старая флексия: -ои: «.в ночи на утреннои зор^.» [РГАДА. Ф. 1142. Д. 78. Л. 1, 1699].
Во множественном числе у прилагательных, также как в единственном числе, развились варианты, утратились некоторые формы, что связано с процессом утраты родовых различий. В этом плане привлекают внимание формы именительного и винительного падежей прилагательных всех трех родов. В деловом языке XVII в. родовые различия в этих формах по существу уже стерлись, эти прилагательные независимо от рода, получали чаще флексию -ые (-ие), реже -ыя (-ия). [14, с. 11]. В памятниках делопроизводства Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. флексия -ыя встречается с существительными женского рода множественного числа: «. заказныя дела .» [ГАЗК Ф.
10. Оп. 1. Д. 64. Л. 486, 1726-1753]; «.плахи на показанныя сроки.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 23, 1753]; «.поставлены бУдУтъ о'явл^нныя плахи. поставит» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 27 об., 1753].
В мужском и среднем -ые: « .два креста серебреные.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 98. Л. 31, 1701]; «.пришли на промышленные урочише.» [РГАДА Ф. 214. Д. 22. Л. 56, 1681]; пять шапокъ wколышелковые [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 101, 1750].
Как видно из примеров забайкальские подьячие старались еще удержать эти родовые различия прилагательных до середины XVIII в., что проявляется в рамках одного контекста: «. разные госУдарственныя и челобитчиковы дела и протоколные реэстры.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 628, 1753].
В дательном падеже как и во многих сибирский памятниках встречается флексия -ым (-им) [7, с. 140]: «. по преждепосланнымъ Указам . сотскому ЛоншаковУ и приказным jзбам | велеть» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64(I). Л. 26 об. 28., 1753]; «.в настоящУю расхо*ную книгУ с роспискою в приемъ | показанным кананерам ШемелинУ с това-
рищемъ...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д.64. Л. 576 об.,
1753].
В творительном падеже в исследуемых памятниках встречается флексия -ыми (-ими): «.о даче посылающимся | ^интересными и другими нужнешими делами | куреером.» [ГАЗК Ф. 10, Оп. 1. Д. 64. Л. 193, 1752]; «...з данны“ им из сената jнстрУкцыями...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64, Л. 208 об., 1726-1753]; «...т^ми вышеписанными отца нашего пожитками sавладhт ...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 5. Л. 116 об., 1707]. Также и предложный падеж множественного числа имеет только флексию -ых (-их) без каких-либо вариантов: «... именно апреля в последних а покра’не1 | мере маия в первых числех ...» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 26
об.-28., 1753]; «.обретающимся в неслужб^ JванU ГУдкова ЯковУ Ше|мелинУ в дитях боярских.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64. Л. 41 об., 1753].
Анализ падежных форм качественных и относительных полных прилагательных всех трех родов показал большое количество вариантных форм, что усугублялось проникновением живой речи с диалектными особенностями, а также привычка писцов следовать традиционным образцовым текстам, между тем «московские и южновеликорусские памятниках XVII века отражают процесс постепенного вытеснения старых форм новыми [9, с. 16].
Памятники Восточного Забайкалья конца XVII-XVПI вв. фиксируют некоторые особенности употребления кратких прилагательных.
Исследователи языка документов Московского приказа говорят о наличии кратких форм во всех трёх разрядах прилагательных: качественные, относительные, притяжательные [13, с. 275]. Краткие прилагательные всех трех разрядов встречаются в памятниках Восточного Забайкалья: «.Нерча река шириною сажен десят неглубока местами омытиста...» [РГАДА Ф. 214. Д. 72. Л. 15, 1681]; «..Рана ножева.» [15, с. 24]; « сспсителев образ.» [РГАДА Ф. 214. Кн. 473. Л. 273, 1702].
Краткие прилагательные в именительном падеже множественного числа различались в древнерусском языке по родам: мужской род чаще всего имел флексию -и, женский род - флексию -ы, средний —а. Деловой язык XVII в. эти родовые различия полностью устранил, но в исследуемых памятниках находим немногочисленные случаи различия авторами родовых форм: «.правая и лЬвая рука с синю багровы .бок впухъ багров ... а спина вся красна з багрова ледвеи обе вспухли и багровы.кости целы» [15, с. 29]. В этом примере интересна форма родительного падежа двойственного числа женского рода с синю, которая возможно употреблена в контексте как наречие, но при
существительном женского рода с семантикой двойственного числа - правая и л'квая рука.
Основной синтаксической функцией кратких прилагательных в древнерусском языке являлась атрибутивная. В исследуемых памятниках Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. встречаются подобные примеры: «.взяла тунгусска д^вка.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 78. Л. 1, 1699]; «. новокрещен братцкои породы Егорко Василевъ ро-спрашиван.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 78. Л. 7, 1699]; «.шесть м^хов черевихъ б^лы.» [РГАДА Ф. 214. Оп. 1. Кн. 1142. Л. 5, 1696].
Краткие прилагательные в предикативной функции встречаются не так часто: «.а показанные плахи необходимо | потребны на крышУ оного города и башенъ.» [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 64(I). Л. 27, 1753].
Исследователи кратких прилагательных памятниках в XVIII в. сталкиваются с проблемой отличия их от усечённых прилагательных, «распространённых в поэтическом языке XVIII - начала
XIX вв.» [5, с. 60]. Некоторые ученые выдвигают версию о стяжении форм полных прилагательных [5, с. 60]. Способ разграничения усечённых и кратких прилагательных в памятниках деловой письменности XVII-XVIII вв. с помощью ударения невозможен, но опираясь на функцию усечённых прилагательных - искусственного создания «кратких» прилагательных, не восходящих к древнерусской эпохе, - можно сказать, что как такого стилистического усечения не могло быть. Другое дело, что в ряде примеров присутствует диалектная особенность забайкальских говоров -усечение окончаний за счёт утраты интервокального [j]. Диалектологи, исследующие говоры Забайкалья, отмечают формы: брава дефка, холодна изба, руску печку, ручна кабарошка [6, с. 175].
Притяжательные прилагательные требуют отдельного рассмотрения. Они традиционно выражают признак предмета путём называния принадлежности предмета владельцу (лицу или животному).
Притяжательные прилагательные с суффиксами -ов (- ев-), -ин, так называемые краткие, употреблялись как определения только по отношению к известному лицу или предмету и сохранились в роли определений: «.наши порутчи-ковы головы въ его Дмитреевы головы м^сто. »[РГАДА Ф. 1142. Д. 2. Л. 10, 1670]; «.Оринка била челом.на ево фирсова сна Васку.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 98. Л. 33, 1701]; « По указу великого Гдря И понасл^дию которою | пашенною землею и сонными покосы влад^л отцъ ево челобитчиков Григоре’ Микитиновъ и тою [ГАЗК Ф. 10. Оп. 1. Д. 5. Л. 117 об., 1707], « . ево Егоркова лошад.» [РГАДА Ф. 1142. Д. 78. Л. 7, 1699]; «.ясачныи
тунгус Канкаров сын.» [РГАДА Ф. 214. Д. 23.
Л. 62, 1684].
Вторая группа притяжательных, образованная при помощи суффикса -й, обозначает признак предмета путём называния принадлежности к лицу или животному и акцентируется на родовой принадлежности: «.поручились есми .по казачек сыне по Лерке.»[РГАДА Ф. 1142. Д. 2. Л. 14.
1670]; «.восмь м^ховъ ушканих.» [РГАДА Ф.
1121. Оп. 2. Д. 335. Л. 6, 1702-1704].
Полные притяжательные с суффиксами -ск-,
-овск- (-евск-), -инск- по своей форме близки к прилагательным относительным. Только в контексте проявляется семантика принадлежности:
«.живемъ с нимъ вотчимомъ своимъ с Ываном Богомоловы1" | и с матерю своею вместе в отцов-скомъ нашемъ двор^.»[ГАЗК. Ф. 10. Оп. 1. Д. 5.
Л. 116., 1707].
Анализ прилагательных разных категорий в памятниках письменности Восточного Забайкалья конца XVII-XVIII вв. показывает на становление парадигмы этой части речи путём конкуренции равноправных, сосуществующих даже в пределах одного текста вариантов и дальнейшего утверждения какой-либо одной из них в качестве ведущей с закреплением нормами правописания.
Этот процесс выдвижения ведущей нормы можно отнести ко второй половине XVIII в. Локальные особенности употребления прилагательных в деловой письменности Восточного Забайкалья с
Список литературы
1. Абросимова О. Л. Лингвистическое краеведение Забайкалья: учебно-метод. пособие. Чита: Изд-во ЗабГГПУ, 2009. 86 с.
2. Боярская О. В. Имя прилагательное в южноуральской и зауральской деловой письменности конца XVIII века в аспекте лингвистического источниковедения: дис. ... канд. фил. наук. Челябинск, 2007. 230 с.
3. Горшкова К. В., Хабургаев Г. А. Историческая грамматика русского языка. М.: Высшая школа,1981. 359 с.
4. Живов В. М. Очерки исторической морфологии русского языка XVII-XVIII веков / Рос. акад. наук, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. М.: Яз. слав. культуры : А. Кошелев, 2004. 655 с.
5. Иванов В. В. Развитие исторического строя русского языка. М.: Учпедгиз, 1960. 128 с.
6. Игнатович Т. Ю. Современное состояние русских говоров севернорусского происхождения на территории Восточного Забайкалья: фонетические особенности. Чита, 2011. 230 с.
7. Инютина Т. С. Вариантность языковых средств в деловом письме Сибири XVII века: дис. ... канд. филол. наук. Томск, 2009. 197 с.
8. Колесов В. В. История русского языка: учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. СПб.: филологический факультет СПбГУ М.: Академия, 2005. 672 с.
9. Копосов Л. Ф. Вологодские говоры XVI-XVII вв. по данным деловой письменности автор): автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1971. 21 с.
10. Кортава Т. В. Московский приказный язык XVII века как особый тип письменного языка. М.: Изд-во МГУ, 1998. 110 с.
11. Котков С. И. Южновеликорусское наречие в XVII столетии (фонетика и морфология). Москва: Изд-во Академии наук СССР, 1963. 235 с.
конца XVII-XVIII вв. сводятся к более позднему становлению вариантов, по сравнению с данными памятников деловой письменности этого же периода [7; 9; 11; 12]; к некоторым стилистическим размежеваниям вариантов, что зависело от характера документа, жанра, назначения, уровня приказной выучки автора и заказчика; диалектным особенностям речи первопоселенцев. «Необходимо заметить следующее: деловая письменность местного происхождения в значительной массе случаев выдаёт свою диалектную принадлежность» [11, с. 192]. Все эти процессы усугублялись удалённостью Забайкалья, вследствие чего влияние языка Московского приказа мало отражалась на языке делопроизводства Нерчинской воеводской канцелярии и канцелярий острогов Восточного Забайкалья, из-за чего авторам документов приходилось ориентироваться на старые образцы-прописи или церковные тексты. В целом же памятники Восточного Забайкалья с некоторым опозданием фиксируют результат формирования имени прилагательного, который был описан В. В. Колесовым: «Третий этап начинается в XVII в., его результат представлен современным литературным языком с характерной для его системы привативной оппозицией атрибутивность/неатрибутивность и полными формами имени прилагательного как морфологически самостоятельной частью речи» [8, с. 345].
12. Майоров А. П. Региональный узус деловой письменности XVIII века (по памятникам Забайкалья: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2006. 45 с.
13. Ремнёва М. Л. Пути развития русского литературного языка ХЕ—ХУП вв.: учеб. пособие по курсу «История Русского литературного языка». М.: Изд-во Моск.ун-та, 2003. 336 с.
14. Фоменко Ю. В. Язык Сибирских летописей 17 века (наблюдения на морфологическим строем): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 1963. 16 с.
15. Христосенко Г. А. Нерчинская деловая письменность XVII-XVIII вв.: учеб. пособие.
Чита, 1994. 86 с.
16. Христосенко Г. А. Фонетическая система Нерчинского делового письма второй половины XVII - первой половины XVIII в.: дис. ... канд. фил. наук. Красноярск, 1975. 228 с.
Примечания
РГАДА - Российский государственный архив Древних актов.
ГАЗК - Государственный архив Забайкальского края.
Рукопись поступила в редакцию 03. 06. 2011.
