CC BY
8
И. И. Калиганов (Москва)
Не останется ли Россия без Ивана Вазова в XXI веке? *
Глубокоуважаемые коллеги, гости и участники в празднике! Вначале я намеревался подготовить высказывание о некоторых поэтических приемах в творчестве Ивана Вазова и Захария Стоянова, но, обратившись в мыслях к милой Болгарии — страны, которую я давно люблю, и протянув руку к книгам упомянутых классиков, я как-то незаметно для себя погрузился в грустные размышления о том, что сейчас происходит в наших культурах. И Пришел к выводу, что сегодня вряд ли стоит сосредоточивать свое внимание на неких филологических тонкостях — следует затронуть более широкие проблемы и довести до сознания аудитории нечто более важное, следует говорить о том, что можно и должно сделать для повышения статуса болгарской культуры. Надеюсь, что вы поймете меня и не рассердитесь за то, что не я предлагаю вам какое-либо научное откровение о вазовском или стояновском творческом мастерстве. Ведь когда рушится целый дом, разве время для наведения порядка на филологических полках в одной из его комнат?
В своем высказывании я хотел бы остановиться на теме «Иван Вазов и Россия», рассматривая ее в несколько нетрадиционном плане. Не буду повторять хорошо известные, ставшие хрестоматийными свидетельства о горячих русофильских чувствах данного творца. Вазовские поэтические строки из стихотворения «Россия», проникнутые любовью к русской земле и русским, столько раз цитировались болгарскими учителями, вузовскими преподавателями, литературоведами и публицистами, столько раз звучали в болгарском радиоэфире и на телевидении, что начали вызывать эффект прямо противоположный ожидаемому. Сказанное распространяется и на другие русофильские произведения Ивана Вазова и не только этого писателя.
Утрачено было чувство меры. Официальное и официозное насаждение любви к России приобрело в Болгарии такие масштабы, что постепенно начало вызывать у людей чувство раздражения. Оно росло все сильнее еще и потому, что было вынужденно запрятано и подавлялось, не находя внешнего выхода. Чувство раздражения
* Данное выступление прозвучало в августе 2000 г., через несколько дней после награждения автора высшей государственной наградой Болгарии для иностранцев — орденом Стара-Планина I степени. Оно имело место на «круглом столе», посвященном жизни и творчеству классиков Ивана Вазова и Захария Стоянова, на всеболгар-ском соборе, который проводился под патронатом и в присутствии президента Болгарии в г. Рожен. Текст выступления публикуется впервые.
увеличивалось также и благодаря искусному манипулированию народом со стороны болгарского коммунистического руководства, которое вину за экономические неуспехи страны возлагало на СССР и советское давление, которое якобы мешало болгарским властным структурам принимать самые оптимальные решения. Не стану анализировать ряд других причин, усиливавших скрытое русофобство в различных слоях болгарского общества. Результат налицо — после падения коммунистических режимов в Болгарии и СССР обе страны вступили в период взаимного охлаждения, дистанцированное™ и едва ли не неприязни. Впрочем, последнее характерно только для Болгарии и обязано русофобскому джинну, который был выпущен из бутылки, запечатанной ранее печатью тоталитаризма.
Поэтому я не буду вспоминать здесь о восторженных чувствах болгар и их признательности русским в период русско-турецкой войны 1877—1878 гг., приведшей к восстановлению болгарской государственности, о русофильских проявлениях среди большинства болгар в дальнейшем и апофеозе чрезмерно раздутой «вечной болгаро-советской дружбы» в 70-80-е гг. XX в. Подобное напоминание со стороны русских сегодня, по моему мнению, не только неуместно, а попросту неумно. Никто не может заставить другого любить себя насильно. Любовь зарождается, крепнет, достигает своей высшей точки и проходит. Если она ушла, не следует рыться в пепле — он горек и может вконец испортить отношения. Еще опаснее для русских предъявление болгарам какого-либо счета, наподобие «Россия для вас, болгар, столько сделала, а вы...», ибо такого рода доводы завершатся неизбежной ссорой.
Думаю, что русским и болгарам сегодня более разумно поддерживать спокойные, ровные, уважительные отношения. Не исключено, что через много лет прошлое вернется, хотя оно уже не будет таким, как прежде. Древний афоризм «Нельзя дважды вступить в одну и ту же врду» будет справедлив и в нашем случае. Подчеркиваю это с самого начала, ибо не хочу быть неправильно понятым. Говоря на тему «Вазов и Россия», я объят не желанием изрекать здесь некие заклинания ради воскрешения русофильства, а руководствуюсь интересами болгарской стороны и своей обеспокоенностью за уменьшающийся международный статус болгарской культуры. Выбор между Иваном Вазовым и Захарием Стояновым в пользу первого был сделан мной не случайно, поскольку этот писатель — знаковая фигура. Она является своеобразной визитной карточкой болгарской культуры в мире, как Уильям Шекспир для Англии, Оноре де Бальзак для Франции или Лев Толстой для России. Поэтому все, что происходит сейчас с творческим наследием Ивана Вазова в России, служит лакмусовой бумажкой для изменений международного статуса болгарской культуры в мире.
Здесь прежде всего следует отметить, что тема «Иван Вазов и Россия» в социалистический период трактовалась в Болгарии и России как-то односторонне, с недомолвками, многоточиями и искажением фактов по идеологическим соображениям. Так, например, при издании вазовских путевых очерков «Вне Болгарии», в которых речь идет о России, и в болгарских, и в советских изданиях 50—80-х гг. XX в. почти всегда опускалось место с похвальными словами «дедушки» Вазова о русском царе (негоже, если классик хвалит проклятое самодержавие!), или наши и ваши критики твердили, что, будучи в России, Иван Вазов не мог не обратить внимание на особые, предназначенные для каторжан вагоны (а писатель, в сущности, отметил, что лица каторжан были злобными и не вызывали никакого сочувствия), и т. д. Список подобных примеров можно легко пополнить, и это приводит к выводу, что упомянутая тема все еще нуждается в более объективном подходе и ожидает своих исследователей.
В связи со сказанным я бы хотел остановиться на одной традиционной недомолвке, допускаемой литературоведами при трактовке тех пассажей вазовских очерков «Вне Болгарии», в которых повествуется о случайной встрече автора с русскими крестьянами, участвовавшими в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. Обычно литературоведы умиленно пересказывают описание этой встречи, повторяя вслед за Вазовым слова русских солдат, которые на вопрос, что такое Болгария, отвечали, что «Болгария — это та же Россия, и народ там крещеный». (Сейчас я думаю, уж не было ли постоянное цитирование данных слов критиками своеобразным отражением ходивших среди болгар в 60- 80-х гг. XX в. слухов о возможном вхождении Болгарии в состав СССР в качестве 16 союзной республики, или же оно было преднамеренно кем-то искажено, послужив источником упомянутых лжепророчеств). После этого литературоведы, однако, неизменно забывали проанализировать дальнейшие строки писателя, описывающие, как эти простые крестьяне его расспрашивали, боятся ли и поныне турки генерала Дондукова, не подозревая, что он уже много лет в Болгарии не у власти и что в стране давно произошли большие изменения.
Фактически Вазов изумлен, сколь мало эти полуграмотные русские крестьяне знают о Болгарии — стране, которую они прошли с винтовками в руках, сражаясь за ее свободу. Этот эпизод очень показателен, и давайте будем держать его в уме, когда речь пойдет об актуальности темы «Вазов и Россия». Ее рассмотрение неизбежно раскроет обстоятельства, при которых словно в результате некоего чуда невиданно быстро рос уровень развития болгарской национальной культуры и повышался ее международный статус. Такое рассмотрение заставляет нас задуматься об истории этого статуса
и о том, каким образом он может эволюционировать в ближайшие десятилетия. Как известно, путевые очерки «Вне Болгарии» были написаны во время второго пребывания писателя в России, когда он покинул Болгарию из-за гонений на русофилов, предпринятых сначала князем Александром Батенбергом, а затем Стефаном Стам-боловым. Оно началось в январе 1887 г. после прибытия Ивана Вазо-ва пароходом из Константинополя в Одессу и продолжалось вплоть до 1889 г., когда писатель возвратился на родину вслед за заверениями Стамболова о том, что беглецу гарантирована защита от преследований.
Встреча Вазова с бывшими русскими солдатами, малообразованными русскими крестьянами иллюстрирует объем знаний обыкновенных русских людей о болгарской истории и культуре в конце 80-х гг. XIX столетия. Не умаляя значения трудов русских ученых (ранга К. Ф. Калайдовича, В. И. Григоровича, И. И. Срезневского и др.), произведений болгарских писателей, публиковавших свои произведения на русском языке в 50—80-е гг. XIX в. (включая и JI. Каравелова с его «Памятниками народного быта болгар», 1861 и «Болгарами старого времени», 1867), или пламенных статей прогрессивных русских общественных деятелей в поддержку праведной русско-турецкой войны, объявленной ради освобождения единоплеменных и единоверных братьев-болгар от чужеземного ига, я полагаю, что истинное знакомство русских народных масс с Болгарией началось только после публикации у нас вазовского романа «Под игом». Это произведение появилось впервые не в Болгарии, а в России в 1896 г. и печаталось сначала в №№ 1-10 журнала «Мир Божий», а затем в том же году вышло в виде отдельной книги, т. е. фактически во второй раз.
До начала Первой мировой войны роман выдержал в России шесть изданий, которые выходили через очень небольшие интервалы: 1896, 1896,4898, 1899, 1904 и 1906 гг. При этом нужно отметить не только тот факт, что произведение публиковалось достаточно большими тиражами, но и способ их распространения. Последние два из указанных изданий, тиражом 10 тысяч каждое, рассылались по распоряжению российского Министерства Народного просвещения по книжным складам земств, откуда они поступали в народные библиотеки. Это распоряжение превратило вазовский роман «Под игом» поистине в народное чтение, доступное практически любому русскому читателю-бедняку. Триумфальное шествие данного произведения по русской земле продолжалось и позднее вместе с другими переведенными на русский язык сочинениями писателя. Можно с полным основанием утверждать, что нигде за пределами Болгарии Вазов не был столь популярен, как в России. Здесь переводятся и выходят из печати романы, повести, стихи и пьесы
писателя, создаются варианты новых переводов, осуществляются переиздания старых. У меня нет исчерпывающей информации о всем XX в., но хочу напомнить некоторые данные из «Биобиблиографического указателя об Иване Вазове», составленного Л. П. Лихачевой и опубликованного в СССР в 1962 г. Список изданных на русском языке вазовских произведений занимает в нем 60 страниц и насчитывает около 600 позиций.
Россия превратилась для Ивана Вазова в настоящую вторую родину, которой, по словам писателя, принадлежала половина его сердца и которая отвечала ему ответной любовью. Не следует, разумеется, упускать из вида и некоторые факторы политического свойства, влиявшие на российскую книгоиздательскую .политику, особенно в советский период. Роман «Под игом», например, до Второй мировой войны был издан в СССР только один раз в 1928 г., но как только Болгария попала после разгрома фашизма в сферу советского влияния и двинулась по пути строительства социализма, названный роман тотчас же в продолжение одного лишь десятилетия был переиздан трижды: в 1950, 1954 и 1956 гг. Для меня, однако, в данном случае важны не причины вазовской популярности в России, а ее масштабы, т. е. непосредственный результат. И здесь я не могу не сказать об огромном значении русского языка для Вазова и судьбы его творческого наследия. Вазов не был бы тем Вазовым, каким мы его знаем, не только без России, но и без посредничества русского языка.
Из биографии и творчества писателя явствует, что он испытывал пиетет к русской и французской литературам, восхищаясь как Пушкиным, Лермонтовым, Некрасовым, Гоголем и Шевченко, так и Гюго, Мольером, Дидро, Эженом Сю и др. Хорошо известно также, что Вазову, по его собственному признанию, не давались иностранные языки. В молодости он так и не сумел выучить турецкий и греческий языки, чтобы стать преуспевающим торговцем, о чем мечтал опекавший его дядя. Позднее писатель пытался овладеть немецким, румынским и французским, однако факты хорошего знания им этих языков отсутствуют. Это обстоятельство ничуть не умаляет величие вазовского гения, ибо блеск литературного таланта того или иного творца не зависит от степени его лингвистической предрасположенности к иностранным языкам. Пейо Яворов с каким-то упоением говорил на своем безупречном турецком, а Теодор Трая-нов свободно писал на немецком, однако можем ли мы поставить их выше Вазова? Впрочем, я хотел бы провести здесь иную мысль: литературная образованность Ивана Вазова была обязана прежде всего посредничеству русского языка — наиболее близкого тогдашнему болгарскому литературному языку и понятного для болгар даже без специального лингвистического обучения.
Посредством этого языка Вазов знакомился в России не только с произведениями русских творцов — он фактически получил доступ к сокровищам западноевропейской классической и современной литературы, накопленным благодаря их русским переводам. Это, несомненно, сыграло огромную роль в творческом росте и обогащении художественной палитры писателя. Переводная западноевропейская литература способствовала расширению вазовского литературного горизонта и придавала его творчеству больше международных художественных измерений. И все же даже один быстрый взгляд на творческое наследие Вазова позволяет понять, что более всего на писателя влияла не столько западноевропейская литература, сколько литература русская. Здесь очень красноречивы упреки Захари Стоянова, который обвинял Вазова чуть ли не в плагиате, указывая на явное сходство вазовской повести «Митрофан и Дормидольский» с гоголевскими произведениями «Ревизор» и «Как поссорились Иван Иванович и Иван Никифорович». Подобных параллелей между вазовскими сочинениями и произведениями каких бы то ни было западноевропейских писателей не обнаружено, хотя сам Вазов утверждал, что, задумывая роман «Под игом», он намеревался создать нечто похожее на «Отверженных» Виктора Гюго, а свои стихотворения «Эпопея забытых» самолично характеризовал как «реминисценции Виктора Гюго».
Посредничество русского языка сыграло первостепенную роль и в судьбе вазовского наследия после смерти писателя. Во второй половине XX в. сочинения Ивана Вазова издавались в России еще более часто и еще большими тиражами, чем в первой половине столетия. Переводом вазовских произведений занимались одни из самых лучших переводчиков и поэтов, среди которых находятся имена Н. Тихонова, Н. Асеева, С. Городецкого, М. Зенкевича и др. Русские переводы служили в Советском Союзе подстрочниками при переводе вазовских романов, повестей и стихов на армянский, грузинский, белорусский, молдавский, литовский, латышский и казахский языки. И здесь я особо хочу подчеркнуть посредническую роль русского языка в качестве языка международного. Он дает возможность многим владеющим им народам знакомиться с сочинениями, написанными на болгарском, польском, сербском, чешском и других славянских языках, благодаря русским переводам этих сочинений.
При этом речь идет не только о малых народах, живших в огромном Советском Союзе, и часть которых и сейчас продолжает находиться в составе в Российской Федерации. Я имею в виду и нечто иное. Зарубежных славистов, хорошо говорящих по-болгарски, в мире очень немного — в Китае или Японии, например, болгарский язык никогда не изучался и, скорее всего, никогда не будет
изучаться и впредь. Очень хорошо помню, что во время международных конференций в Болгарии болгаристами считались японские преподаватели старославянского (сиречь староболгарского) языка, которые мучительно морщились, когда им говорилось что-то по-болгарски, и сразу оживлялись, как только собеседники переходили на язык русский. Такие ситуации легко объяснимы: «болгаристами», в сущности, оказывались чистые русисты, занимающиеся преимущественно современной русской филологией и наряду с этим — старославянским языком, фольклором, историей, страноведением и еще кучей предметов, которые у нас обычно преподаются более обстоятельно гораздо большим числом профессоров, доцентов и ассистентов, специализирующихся в своих областях славистики. Подобное положение характерно не только для Востока, но и для Запада. Не является секретом, что шире всего богатства болгарской литературы и культуры открывались перед глазами «внеболгарского мира» благодаря русскому переводному посредству.
А теперь уместно возвратиться к вопросу, вынесенному в заглавие выступления. Кульминация интереса к Вазову в России пришлась на первую половину 80-х гг. XX в., когда роман «Под игом» был издан трижды в продолжение пяти лет: 1981, 1984, 1985. Начало пиковой линии, ведущей к высшей точке этого издательского «бума», совпадает с 1300-летним юбилеем основания болгарского государства и последующими несколькими годами. С началом перестройки в России, особенно с конца 80-х гг. и по настоящее время, сочинения Вазова не издаются и не появляются на прилавках букинистических магазинов. Если положение не улучшится, то в XXI в. Россия останется без Ивана Вазова, также как и без болгарской культуры вообще, потому что для нее этот писатель является знаковой фигурой. Справедливость утверждения о «знаковости» подкрепляется элементарной проверкой каталога в Библиотеке Иностранной литературы в Москве и поисками каталожных карточек с данными о болгарских литературных произведениях, переведенных и изданных в России за последнее десятилетие. Таких карточек там, за редким исключением, почти не обнаруживается. То же самое происходит с российскими телевидением, театром, кино, общественно-ли-тературными журналами и газетами, которые ничего не сообщают ни о Болгарии, ни о болгарской культуре. Это не преувеличение, а печальная констатация: Болгария и болгарская культура почти полностью исчезли из культурно-информационного поля России. В этом нет ни малейшей вины Болгарского культурного института в Москве, который с чисто символическим штатом сотрудников работает буквально сверх своих возможностей. Он, однако, не в состоянии заменить всю прежнюю внушительную болгаро-советскую машину по пропаганде болгарских культурных достижений со времен Кирилла
и Мефодия до современности. Да и Россия переживает сейчас нелегкие времена и не располагает средствами, достаточными хотя бы для развития собственной культуры. Кроме того, в условиях рыночной экономики она уже не может быть донором для Болгарии и для болгарской культуры даже в случае своего экономического преуспевания. Думаю, что меры об улучшении положения должны приниматься в первую очередь самой болгарской стороной. Это могут быть такие, например, шаги, как включение в договора о взаимном культурном сотрудничестве пунктов об отделении определенного эфирного времени на информацию о Болгарии в теле- и радиовещании, возобновление деятельности болгарского издательства «София-пресс», которое публиковало переводы произведений болгарских авторов на русский и другие иностранные языки, и прочие — вплоть до вручения российским туристам бесплатных буклетов со стихами болгарских поэтов (налог размером в один доллар, взимаемый на эти цели за каждого иностранного туриста с владельцев отелей, мог бы освободить болгарскую госказну от каких-либо расходов в этом отношении) и т. д. Можно не сомневаться, что собственник отеля всегда сумеет взять со своих гостей на один доллар больше, и все будут довольны: и турист, получивший бесплатный красивый буклет, и болгарское государство, госрасходы которого на популяризацию национальной культуры среди иностранцев не увеличатся, и собственник отеля, для которого ровным счетом ничего не изменится.
Чувствую, впрочем, что незаметно для себя я начинаю вторгаться в сферу культурной политики и поэтому опасаюсь быть неправильно понятым. Поэтому должен оговориться — это не идеологическое навязывание каких-либо идей и не некие наказы болгарским государственным деятелям. Это крик души зарубежного болгариста, ужасающегося из рук вон скверным состоянием дел с представлением болгарской, культуры в России, чье присутствие у нас, подобно шагреневой коже, сжалось до размеров едва различимого пятнышка. При этом я глубоко убежден, что искусственное сращение военной, торговой и культурной составляющих в некий однородный уродливый сплав, именуемый «внешней политикой», является характерной чертой тоталитаризма. В условиях демократии, как у вас, так и у нас имеется больше возможностей для использования гибкости и лучшего дифференцированного применения трех составляющих. Китай, например, который никто в мире не называет демократическим, ведет выгоднейшую торговлю с США — государством, обычно фигурирующим в китайской печати с ярлыком «империалистов».
Остается только сожалеть, что Болгария не проявила своевременной расторопности и потеряла в лице России огромный рынок
для своих сигарет и вина. Полагаю, что табачное производство в стране не отличается сегодня былым процветанием и Болгария теперь не входит в число крупнейших экспортеров пакетированных сигарет. Утратила она и свое высокое место в рейтинге стран-экспор-теров бутылированного вина. Но самые большие опасения вызывает у меня нынешнее состояние болгарской культуры и представление ее достижений вне страны. Ведь разрушенные культурные мосты восстанавливаются много медленнее, чем материальное производство, и утрата высокого места в мировом культурном макрокосмосе может оказаться непоправимой. Болгарской литературе выгоднее идти вперед вместе с русской под надежной защитой ее языкового посредства даже уже по той причине, что обе они пользуются ки-рилло-мефодиевскими буквами. Впрочем, некий болгарский журналист недавно охарактеризовал славянскую азбуку как коварную диверсию братьев Кирилла и Мефодия — византийских шпионов из Салоник, и призвал болгар отбросить кириллицу и перейти к латинице. Поэтому молю Господа Бога, чтобы он избавил меня от кошмарного сна, как лет через двадцать встретятся китаец, американец и русский и после вопроса о том, что есть Болгария, китаец не сможет сказать о ней ни слова, а американец и русский начнут спорить, причем первый будет твердить, что Болгария была частью Грузии и люди там, разумеется, общаются по-грузински, а второй будет категорично уверять, что Болгария расположена где-то по соседству с Ираном, и ее жители говорят на языке турецком.
С любовью к Болгарии. Москва—Рожен. 26 августа 2000 г.
