CC BY
126
УДК 81'282
С. В. Барацевич Названия рук и их частей в орловских говорах
В статье рассматриваются словообразовательные процессы в подгруппе диалектных названий рук и их частей в орловских говорах в контексте отражения языковой картины мира.
The article considers the derivational processes of the dialectal words denoting arms and parts of the arms in Orel dialects. This derivational processes is considered in context of language picture of the world.
Ключевые слова: языковая картина мира, диалект, соматические представления, деривация, морфологическое словообразование, метафора, метонимия.
Key words: language picture of the world, dialect, somatic conceptions, derivation, morphological derivation, metaphor, metonymy.
Изучение диалектной номинации частей тела человека обращает нас к наиболее древнему и устойчивому пласту лексики, в котором сохранились отголоски традиционных представлений носителей языка о строении и функционировании организма. Называя части собственного тела, человек определял их роль в предметно-практической деятельности, а также в осуществлении различных коммуникативно-значимых актов и сакральных ритуалов. Как справедливо замечает Т. И. Вендина, «в семантической структуре слова содержится богатейшая информация о системе ценностей того или иного народа» [1, с. 6]. Проникая в сущность механизмов номинации, исследователь оказывается вовлеченным в «языковой процесс созидания, обусловленного внутренними потребностями как самого человека, так и языка» [2, с. 44]. Накопление этнического опыта идет преимущественно «в результате восприятия окружающего мира непосредственно органами чувств (зрением, слухом, обонянием, осязанием)» и посредством предметно-практической деятельности человека, то есть «в результате его действий и операций с различными предметами» [4, с. 15]. В процесс накопления носителями диалектного языка соматических представлений возникла тенденция к разграничению тех частей тела, которые визуально воспринимаются и могут быть исследованы с помощью органов чувств, и тех, которые оказываются скрытыми, спрятанными внутри. «Телесное зримое начало в народных представлениях противопоставлено внутренним органам: тело - утробе, нутру» [6, с. 11]. Анализ диалектного материала показал, что в орловских говорах языковым выражением оппозиции внешний / внутренний является приоритет в номинации внешних органов, которые непосредственно участвуют в процессе трудовой дея-
© Барацевич С. В., 2012
тельности, формируют внешний облик человека, оказываются социально и биологически значимыми. Определенный интерес представляет описание и изучение способов номинации конечностей тела человека. В семантической структуре диалектизмов данной подгруппы имеется сразу несколько значимых участков: это семантика действия, связанная с процессом трудовой деятельности, и различные ассоциативные связи, устанавливаемые языковым сознанием носителей языка в результате восприятия формы, размера и других значимых характеристик конечностей тела и их сопоставления с объектами хозяйственного и бытового окружения.
Предметом нашего рассмотрения являются словообразовательные процессы в этой группе диалектной лексики в контексте отражения языковой картины мира. Словообразовательные процессы активны в рассматриваемой семантической подгруппе. Для создания диалектных наименований рук и их частей активно привлекаются механизмы аффиксации и метафо-ризации. При этом прослеживается интересная тенденция: внимание носителей языка сконцентрировано на частях рук, непосредственно вовлеченных в процесс выполнения какой-либо работы (руки в целом, кисти рук и пальцы), другие же части, не активные в плане выполнения действий, меньше вовлекаются в сферу диалектной номинации. Иными словами, в народном восприятии частей собственного тела проявляется стремление называть то, что является биологически и социально значимым.
В семантическом поле наименований рук и их частей выделяется четыре семантических участка: общие названия рук, названия запястья, названия плеча и предплечья, названия пальцев. Словообразовательные процессы в данных подгруппах неоднородны и отличаются преобладанием того или иного способа. При этом семантика действия, положенная в основу выбора того или иного словообразовательного механизма, реализуется только в номинации рук и пальцев. В подгруппах наименований запястья, предплечья и плеча данный семантический компонент отсутствует, в них шире привлекаются ассоциации и сопоставления. Анализ словообразовательных процессов строго в рамках какой-либо подгруппы вызывает затруднение, поскольку лексемы разных подгрупп в ряде случаев оказываются в отношениях производности.
Общие названия рук представлены следующими лексемами: крыло, крыльце [7, V, с. 124], плеть, сопинки, хваталка, щепотка [14]. Необходимо отметить, что рука и непосредственная ее «рабочая» часть — кисть — не имеют в орловских говорах языкового разграничения. Как видно из названий, одним из способов словообразования в этой подгруппе является лексико-семантический, представленный двумя разновидностями: метафоризацией и метонимией. Первым из указанных способов образованы две лексемы крыло и плеть, в которых реализуются зооморфная и фи-томорфная модели метафорического переноса. Номинация руки лексемой крыло связана со сходством в расположении верхних конечностей на теле
человека и птицы. В качестве основания для метафорического переноса можно также назвать не вовлечение этой части тела у человека и птицы в процесс ходьбы. Другие домашние животные используют для передвижения четыре лапы. В результате восприятия этой особенности носители языка не разграничивают передние и задние конечности животных, в то время как тело человека воспринимается условно разделенным на верх и низ. В этом отношении строение тела птицы оказывается более похожим на тело человека.
Анализ диалектной соматической лексики выявил интересную особенность: языковые, в частности словообразовательные средства, привлекаются для вербализации восприятия и эмоциональной оценки внешности другого человека, а не самого говорящего. Воспринимая себя самого, человек может называть части собственного тела, но преимущественно в тех ситуациях, когда испытывает определенные, чаще неприятные или сильные болевые, ощущения в том или ином участке тела. В этом случае в лексемах обязательно присутствует коннотативный компонент, который находит свое выражение в частности в использовании суффиксов субъективной оценки. В лексеме крыльце, производной от крыло, ассоциативный признак, положенный в основу номинации руки, дополняется эмоциональным компонентом, связанным с актуализацией отношения говорящего к испытываемым им болевым ощущениям: Апять крыльцъ ноють; Укол из-делъли у крыльцу [7, V, с. 124]. Появление в морфемной структуре лексемы крыльце суффикса -ц(е), вносящего в значение слова дополнительный ласкательный оттенок, оказывается языковой объективацией указанного эмоционального компонента.
Лексема крыло выступает в качестве производящей для диалектизмов подкрылок и подкрылух. Отмеченная в СОГ лексема подкрылок дается без уточнения, какая именно часть руки так называется: «часть руки» [7, X, с. 52]. В КСОГ зафиксирован диалектизм подкрылух - «часть руки от локтя до плечевого сустава» [14], что дает возможность предположить тождество значений указанных лексем. При образовании этих диалектизмов используется малопродуктивная модель префиксально-суффиксального способа словообразования, причем формант под- + -ух имеет явно выраженную эмоциональную окраску, в то время как лексема подкрылок является нейтральной номинацией части руки. Немиц как схватить миня зъ паткрылък, чуть ни атарвал, да как в избу патащить [7, X, с. 52]; Сиводня паткрылухъм съданулъсь [14]. И в данном случае явно проявляется словообразовательная объективация коннотативного компонента отношения к собственным болевым ощущениям говорящего.
Фитоморфная модель метафорического переноса реализуется в номинации руки лексемой плеть. Сравнение опущенных, обессиленных рук со свешивающимися ветками растений известно общенародному языку. В БАС в качестве примеров приводятся следующие контексты: Он предста-
вил себе Колосова нагим, с его животом в виде арбуза, плешивой головой и безмускульными, как плети, руками. Л. Толст. Воскресение. Котлович в изнеможении опустился в кресло, и руки у него повисли, как плети. Чех. Ариадна [9, IX, с. 1392]. Сравнительной конструкции в общенародном языке соответствует однословная номинация в орловских говорах. Тонкие, лишенные мускулов руки ассоциируются в сознании носителей языка с плетью, при этом ассоциативные связи становятся ведущим признаком, который не просто позволяет провести сравнение с частью растения, но дает возможность для метафорического переноса наименования и появления нового слова. Таким образом, сравнение рук с плетью переходит из разряда оценочного высказывания, привязанного к конкретной ситуации, к словообразовательному акту и становится базовым элементом семантической структуры диалектизма.
Руки человека принимают непосредственное участие в хозяйственной деятельности, выполняемой человеком, поэтому некоторые трудовые процессы могут стать основанием для номинации. Хозяйственная деятельность крестьянина связана с обработкой земли, копанием, рыхлением, прополкой. Все это осуществляется как непосредственно руками, так и при помощи различных инструментов. Прополка заключается в выдергивании, выщипывании руками сорняков из земли. Крупные сорные растения удаляются путем их захвата всей кистью, в то время как выдергивание небольшой молодой поросли требует непосредственного участия большого, указательного и среднего пальцев руки. Эта особенность использования кисти и пальцев руки стала основанием для появления диалектизма щепотка 'рука' (напомним, что рука и кисть не имеют семантического разграничения в орловских говорах). В литературном языке также есть слово щепотка «три пальца (большой указательный и средний), сложенные концами вместе» [10, IV, с. 742]. Обратим внимание, что выдергивание небольшого сорняка осуществляется именно этими пальцами. Очевидно, что диалектизм щепотка возник в результате метонимического переноса с части на целое, так как при прополке самой активной рабочей частью является именно щепоть, щепотка, но в сознании носителей говора существует представление, что процесс осуществляется руками. На наш взгляд, тут ситуативно обусловленное употребление такого названия рук (ситуация прополки).
Объективация значения движения, деятельности при диалектной номинации рук происходит прежде всего за счет привлечения механизмов морфологического словообразования. Руки человека являются ведущим «инструментом», используемым для захвата и удержания различных объектов, поэтому их базовым действием является хватание, которое становится основанием для выбора способа называния этой части тела. В номинации рук лексемой хваталки реализуется наиболее продуктивная модель образования существительных со значением 'часть тела человека' от глагола при помощи суффикса -лк-(ср. гляделки, моргалки, сопелка и т.д.).
Для рыхления и удаления сорняков применяется простейшее сельскохозяйственное орудие кирка или мотыга. Процесс работы этим орудием номинируется глаголом сапать, который является производным от лексем сапа, сапка, называющих огородный инструмент [12, III, с. 558]. Кирку или мотыгу держат в руках, то есть ассоциативно инструмент воспринимается как «продолжение» руки при выполнении хозяйственной деятельности. В связи с этим глагол сапать оказывается производящим при номинации рук диалектизмом сапинки.
Хватание и сгребание являются ведущими мотивами не только при выборе способа номинации рук, но и для называния пальцев руки человека. Концы пальцев, в силу особенностей своего анатомического строения, являются главным «инструментом», позволяющим крепко удерживая предмет, выдергивать или выщипывать что-либо, поэтому очевидной оказывается связь с глаголом щипать в лексеме щипетик 'кончик пальца рук' [14], производной от щепоть. Суффикс -ик- в структуре диалектизма вносит дополнительный оттенок уменьшения.
Рука в силу особенностей анатомического строения внешне напоминает садово-огородный инструмент грабли, а пальцы рук, участвующие в процессе сгребания мелких предметов, ассоциативно сравниваются с тонкими заостренными концами граблей. В силу этого понятным становится механизм номинации пальцев лексемой грабки [14], где ведущим основанием является действие по глаголу грабить - «грести, сгребать граблями» [10, I, с. 340].
Сохранилось в орловских говорах и архаичное слово перст 'палец руки' [7, IX, с. 82], однако зафиксировано оно только в Покровском районе. По данным СРНГ, указанная лексема имеет широкое распространение в северных говорах [8, XXIV, с. 289].
Диалектный язык является неотъемлемой частью общенародного языка и в силу этого имеет общие с ним языковые тенденции. К одной из таких тенденций относится семантическое разграничение наименований отдельных пальцев руки, что в свою очередь связано у русских с традиционными соматическими представлениями, в которых определенную роль играет последовательность называния пальцев. По мнению О. Н. Трубаче-ва, «пять разновеликих пальцев на руке в какой-то мере могли напоминать детей разного возраста в одной семье» [11, с. 46]. Отметим также, что у каждого члена семьи была своя функция, таким образом выстраивалась определенная семейная иерархия. Ассоциативная связь руки с семьей могла быть обусловлена и тем, что каждый палец так или иначе задействуется при выполнении работы руками. Бытовая и хозяйственная деятельность в семье также осуществлялась всеми ее членами. По аналогии с семейной иерархией в языковом сознании определялась значимость каждого пальца. Большой палец считается первым на руке, от него ведется отсчет: Кукуш бальшой палиц — первый, мизиниц — паследний [7, V, с. 138]. Такое
представление, по наблюдению Н. Е. Мазаловой, связано с тем, что рука с противопоставленным большим пальцем является одной из «главнейших морфологических характеристик рода и вида homo sapiens», отличающих его от представителей животного мира [6, с. 35]. Эта особенность нашла языковое отражение. Первоначально слово палец появилось в XI веке и обозначало «большой палец» [13, I, с. 617]. В орловских говорах при выборе способа номинации большого пальца учитывается его размер и форма, а также участие в образовании фигуры из трех пальцев, означающей грубый жест в знак издевки, презрительного отказа (кукиш, фига, дуля, тттиттт). Возникновение лексемы кукуш 'большой палец' [7, V, с. 138] может быть мотивировано по-разному. Во-первых, участие пальца в образовании грубого жеста дает возможность для метонимического переноса по модели целое-часть. В СРНГ лексема кукуш отмечена в значении 'кукиш' в воронежских и курских говорах [8, XVI, с. 46]. Это значение зафиксировано и в орловских говорах. У В. И. Даля словом кукиш именуется указательный палец, что дает возможность предположить наличие аналогичного метонимического переноса [3, II, с. 213]. Во-вторых, в основу номинации могут быть положены форма и размер большого пальца, который является самым крупным пальцем и в силу активного участия в работе часто искривляется (ср. болг. кука «крюк, костыль», н.-луж. kokula «изгиб, крюк») [12, II, с. 403-404].
За большим пальцем следует указательный, номинация которого в общенародном языке связана с процессом указания на предметы, людей, направление движения. В орловских говорах жест указывания на собеседника или какой-либо объект также составил основу однословной номинации указательного пальца диалектной лексемой тычка, образованной от глагола тыкать «показывать что-либо, резким движением, жестом приближая к лицу собеседника» [9, XV, с. 1189]. Тычка - указатильный палиц, тыкъли йим усигда [7, XV, с. 188].
Средний палец в орловских говорах не имеет специального названия, поскольку не связан с выполнением какого-то специфического действия, не привлекается к созданию жестов и не имеет сакрального значения.
В диалектной номинации безымянного пальца прослеживается общерусская традиция «не называния». По наблюдениям Н. Е. Мазаловой, этому пальцу приписывается магическое значение, он используется в лечении ряда болезней, например, аллергии, чирьев и т. д. Отсутствие специального названия автоматически связывает его с потусторонним миром, представители которого обычно не имели имени (ср. «Этому пальцу имя нет, а этому младенцу боли нет, огонь. Огонь, возьми свой огонь, оставь моего дитя чистого и здорового» - заговор на лечение летучего огня (аллергии) с использованием безымянного пальца) [6, с. 35-36]. В отличие от общерусского названия данного пальца, в орловских говорах используется однословная номинация безымянник, которая, вероятно, является суффик-
сальной универбацией от соответствующего сочетания слов (безымянный палец), что позволяет экономить языковые ресурсы. Я капусту рубила, ды парезълъ бизымянник, долгъ ни зъжывал [7, I, с. 68].
Самый маленький палец на руке в орловских говорах именуется лексемами мизенец, мизенчик и мезник [7, VI, с. 123, 130]. Первые две лексемы являются фонетическими диалектизмами (ср. мизинец, мизинчик ласк.). Диалектизм мезник возник в результате присоединения к древнему корню мез-, общее значение которого 'малый, маленький, меньше' [12, II, с. 620], суффикса -ник, выделяемого в именах существительных, «со значением лица по какому-нибудь свойству или признаку» [5, I, с. 291]. Использование для номинации пальца общенародной словообразовательной модели, по которой образуются слова, называющие «лицо, характеризуемое признаком, заключенным в мотивирующем имени прилагательном» [5, с. 292], еще раз убедительно подтверждает мысль О. Н. Трубачева о восприятии пальцев как детей одной семьи.
Носителями языка выделяется и называется кончик пальца, его мягкая часть. Для этого используются лексемы мякушка, мякоть и мягшина [14]. Суффиксация позволяет субстантивировать признак 'мягкий'. В общенародном языке для номинации этой части пальца известно словосочетание подушечка пальца и лексема подушечка, не зафиксированная в указанном значении в современных толковых словарях литературного русского языка. В этом названии, как и в диалектизмах, объективируется признак 'мягкая часть пальца'. Необходимость как-либо назвать такую небольшую часть тела возникает при получении травмы, вызывающей сильную боль: Мякушкъй тыкнулъсь, щупъльцу разрезълъ [14]; Неделю назад щелкал семечки, после этого утром палец немного припух и начал болеть. Сейчас верхняя подушечка пальца болит очень сильно (пример из медицинского форума).
Такие части руки, как плечо, предплечье и запястье, являются частями тела, неактивными в плане выполнения какой-либо работы, поэтому в отличие от рассмотренных нами номинаций рук и пальцев названия «пассивных» элементов руки не имеют глагольной мотивации. Ведущими способами при их образовании являются метафорический и метонимический переносы, а также используются описательные конструкции.
С анатомической точки зрения, строение руки и ноги воспринимается носителями языка как сходное, поэтому в народной речи совпадает ряд названий частей рук и ног. В орловских говорах широко распространено просторечное название голеностопного сустава — щиколка, запястье же, которое внешне похоже на указанный сустав ноги, называется щиколочка [14]. Суффикс -к- вносит дополнительное значение уменьшения, поскольку запястье действительно меньше щиколотки.
Предплечье в орловских говорах называется, как нижняя часть ноги птицы, лексемой цевка [14]. Подобный метафорический перенос по зооморфной модели связан с тем, что у птицы видна, только та часть ноги, которая обращена назад. Это возможно в силу того, что между голенью и пальцами располагается, особая кость - цевка. Согнутая в локтевом суставе рука человека также обращена назад аналогично лапе птицы. Если учитывать, что предплечье, как цевка, расположено между двумя суставами (запястьем и локтевым суставом), то становится понятным метафорический перенос по сходству строения лапы птицы и руки человека.
Интересно, что предплечье и плечо значимы в диалектной номинации в силу того, что имеют достаточно крупные кости, причем лучевая и локтевая кости предплечья не выделяются. Для носителей языка это всё единая костяха или кость до локтя [14]. Суффикс -ях- лексемы костяха вносит в семантику слова дополнительное значение крупного по размеру объекта. И давай кастяхъй сваей махать пирид мордъй [14].
Ряд лексем - локоть, кисть [14], связка [7, XIII, с. 84] - образован в результате метонимического переноса по смежности. Метонимический перенос названий одной части тела на расположенную рядом встречается достаточно часто, что можно объяснить отсутствием семантической дифференциации функционально незначимых частей (ср. в общенародном представлении плечо — это участок от плечевого сустава до шеи, а с точки зрения научной анатомии — это часть руки от локтевого до плечевого сустава). Так, предплечье в орловских говорах называется лексемой локоть, а запястье - лексемой кисть. Лактём ударилъсь (показывает на часть руки от кисти до локтя); Пульс щупалъ на кисти [14]. В литературном языке словом кисть называется участок руки от запястья до кончиков пальцев, который для носителей языка тождественен по своим функциям руке в целом, поскольку является наиболее подвижной и значимой в процессе трудовой деятельности частью. Другая причина для номинации запястья лексемой кисть может быть связана с ассоциацией по фитоморфной модели кисти руки в целом со скоплением плодов или цветов на одной ветке; гроздью [9, V, с. 975], а запястья - с основанием, откуда «произрастает» кисть.
Словообразовательная объективация признака местоположения части тела происходит в номинации запястья лексемой предки стье [14]. Наличие части пред- в форманте пред-.. ,-е указывает, что запястье расположено перед кистью.
Распространение медицины, знание отдельных диагнозов при травмах повлияли на появление лексемы связка в значении 'запястье'. Запястье представляет собой сочленение суставов, которые связаны между собой при помощи сухожилий, в анатомии есть понятие лучевая связка запястья [9, XIII, с. 455]. При номинации запястья диалектизмом связка имеет место метонимический перенос.
Не имеет особого названия в говорах плечо, оно называется описательной конструкцией кость до плеча [14], в которой в качестве главной составляющей, как и в случае с номинацией предплечья, указывается крупная по размеру кость.
Подводя итоги, можно сказать, что руки — это часть тела, которая принимает непосредственное участие в осуществлении бытовой и хозяйственной деятельности человека. В связи с этим базовым признаком при выборе оснований для диалектной номинации этой части тела является семантика действия, словообразовательным выражением которой является широкое использование механизмов аффиксации. Внутренняя форма диалектизмов, называющих руки человека, отражает взгляды носителей языка на устройство и функционирование организма. Наивно-анатомические представления касаются прежде всего строения суставов, наиболее крупных костей рук и пальцев. Использование метонимических и метафорических переносов при номинации рук и их частей показывает, что в основе тех или иных ассоциаций и сопоставлений лежит сходство по форме, функции, а также смежность расположения, что в ряде случаев является фактором семантического и словообразовательного недифференцирования частей тела. Интерес представляет также ситуация одинаковой номинации частей ног и рук человека, внешне имеющих сходное строение (например, запястье и щиколотка). Семантическое поле наименований рук и их частей наиболее ярко отражает явление зооморфизма, когда человек образно уподобляет себя и собственное тело тем или иным формам животного мира. Языковым выражением данного процесса является образование диалектизмов в результате метафорического переноса по зооморфной модели.
Диалектная номинация частей тела человека является не только отражением определенных языковых, и в частности словообразовательных процессов, она открывает перед исследователем картину народного мировосприятия. Даже на примере анализа в орловских говорах сравнительно небольшой подгруппы названий рук и их частей можно проследить взгляды носителей языка на свое место не просто в мире, но в узком бытовом и хозяйственном пространстве. Кроме того, называние или неназывание той или иной части тела было обусловлено влиянием традиционных представлений, восходящих к народной медицине, в которой особая роль отводилась сакральным ритуалам и наделению отдельных предметов магическими свойствами.
Список литературы
1. Вендина Т. И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). - М.: Индрик, 1998.
2. Вендина Т. И. Словообразование как источник реконструкции языкового сознания // Вопросы языкознания. - 2002. - № 4. - С. 42-72.
3. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - СПб.: Диамант, 1996.
4. Демидова К. И. Диалектная языковая картина мира и аспекты ее изучения: монография. - Екатеринбург, 2007.
5. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-
словообразовательный. В 2 т. - М.: Русск. яз., 2000.
6. Мазалова Н. Е. Состав человеческий: Человек в традиционных соматических представлениях русских. - СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001.
7. Словарь орловских говоров / под ред. Т. В. Бахваловой. - Ярославль-Орел, 1989-2003.
8. Словарь русских народных говоров. - Вып. 1-43. - М.; Л.; СПб.: Наука, 19652010.
9. Словарь современного русского литературного языка: в 17-и т. / АН СССР, Ин-т русского языка. - М.; Л.: Изд. АН СССР, 1956-1963.
10. Словарь современного русского литературного языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистических исследований; под ред. А. П. Евгеньевой. - 4-е изд., стер. - М.: Поли-графресурсы, 1999.
11. Трубачев О. Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. - М.: Изд-во АН СССР, 1959.
12. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. / пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. - 4-е изд., стер. - М.: Астрель: АСТ, 2007.
13. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2 т. - 3-е изд., стереотип. - М.: Русск. яз., 1999.
Список источников материала
14. Картотека «Словаря орловских говоров».
