CC BY
293
Митин В. В.
УДК 001.89
НАУЧНЫЕ СВЯЗИ СССР И МНР В 1920-1950-е гг. АКАДЕМИЯ НАУК СССР И МОНГОЛЬСКИЙ УЧЁНЫЙ КОМИТЕТ
Статья рассматривает период исследований советских учёных в Монголии, которые организуются Российской Академией наук (РАН) (позднее — АН СССР) в 1920-1950-х гг. В это время были проведены обширные советско-монгольские исследовательские работы по изучению МНР, в результате которых были получены важные сведения по самым различным научным направлениям. Полученные материалы позволили создать основу для дальнейших широких исследований в Монголии.
Ключевые слова: Академия наук СССР, Монгольская комиссия, Комитет наук МНР, Ц. Жамцарано, С. В. Киселёв, И. А. Ефремов, В. Л. Комаров, В. А. Обручев.
В отношениях, складывавшихся между нашей страной и Монголией в ХХ в., немалое значение имело научное сотрудничество. Само появление и дальнейшее становление монгольской науки проходило под прямым влиянием и при постоянном взаимодействии с наукой российской, советской. Однако нельзя не отметить, что это взаимодействие далеко не всегда было беспроблемным, а влияние не всегда полезным. Тем не менее, это было временем начала по-настоящему научного изучения Монголии, ставшего возможным при помощи и непосредственном участии советских учёных.
Монгольская революция 1921 г. сблизила эту страну кочевников с Советским государством. При этом новое монгольское руководство стремится наладить отношения с разными странами, и в самой Монголии значительные позиции сохраняет иностранный капитал, особенно американский. Советская Россия в этих условиях пытается укрепить своё влияние здесь, кроме других способов, и через научные контакты.
Как известно, эта страна имела в то время большое значение для нашей страны: идейный союзник, буфер от милитаристского Китая. В середине 1920-х гг. Монголия начинает идти по пути некапиталистического развития, который должен привести её к социализму. Следовательно, она должна стать образцом для других стран Востока, и поэтому необходимо было скорейшим образом способствовать развитию производительных сил страны. В этом интересы СССР и Монголии полностью совпадали. Монголия крайне нуждалась в советской помощи и в советских специалистах. Независимость страны могла основываться только на прочной социально-экономической базе. Советский Союз нуждался в политическом союзнике и выгодном экономическом партнёре. В решении этих задач не последняя роль отводилась советской науке.
Развитию науки в новой послереволюционной Монголии сразу уделили значительное внимание. 9 ноября 1921 г. Народное правительство приняло постановление о создании Учёного Комитета (МУК или Учком — как его именовали в сокращении) — центрального научного учреждения в стране. Первоначальной его задачей было распространение грамотности, перевод книг на монгольский язык1.
Складывание тесных контактов Комитета и Российской Академии наук было, по сути, предопределено. Это происходило не только по причине установления особых отношений между Монголией и Советским Союзом. У истоков монгольской науки стояли люди, получившие российское образование и лично близко знакомые с видными российскими учёными, руководителями РАН. Так, Учёным секретарем Комитета стал Цыбен Жамцарано. Фактически он и являлся его организатором и душой всей работы. Бурят по национальности, он в числе лучших учеников Чи-
1 Революционные мероприятия Народного правительства Монголии в 1921-1924 гг. М., 1960. С. 177-178.
тинского городского училища был направлен в частную гимназию П. А. Бадмаева в Петербурге, но в 1897 г. отчислен за отказ изучать Закон Божий (являлся буддистом). Тем не менее, именно в это время он, видимо, знакомится с С. Ф. Ольденбургом, при содействии которого в 19021908 гг. получает возможность в качестве вольнослушателя прослушать курсы на юридическом, физико-математическом, историко-филологическом и восточном факультетах Петербургского университета. Здесь в числе его знакомых оказываются также крупные исследователи Монголии: В. Л. Котвич, Б. Я. Владимирцов, В. В. Бартольд. Затем Жамцарано в 1909-1912 гг. активно участвует в экспедиционной деятельности в Бурятии и Монголии Русского Комитета для изучения Средней и Восточной Азии, Этнографического отдела Русского музея, Русского Географического общества. До 1917 г. он на просветительской работе в Монголии, а в 1920-1921 гг. — участник революционных событий (с 1917 г. — левый эсер). Ц. Жамцарано являлся одним из идеологов революции и творцов первой программы МНП. После победы революции он занимал посты в государственных учреждениях Монголии. Именно он был одной из ключевых фигур, определявших характер советско-монгольских научных контактов до конца 1920-х гг.2
И Жамцарано, и другие политические и научные деятели новой Монголии понимали, что без помощи извне возрождение страны невозможно. Уже с 1922 г. начинают завязываться контакты Учёного Комитета с научными учреждениями СССР, прежде всего, по поводу совместного изучения Монголии. Деятели Монгольского Учёного комитета в 1922 г. закладывают основу для будущего сотрудничества с Российской Академией наук, выступив инициаторами взаимовыгодного обмена научными мате-
2 Решетов А. М. Наука и политика в судьбе Ц. Ж. Жамцарано. Исследователи Центральной Азии в судьбах России // Orient. Альманах. Вып. 2-3. СПб., 1998. С. 5-55.
риалами3. Монголия при этом поставляла необходимые источники для исследования и получала результаты работ советских научных институтов.
Особое значение для нового государства с господствовавшим кочевым образом жизни имел кадровый вопрос. Страна практически не имела специалистов, которые могли бы взять на себя научные исследования, не было также и научных учреждений. Разрешить эту проблему можно было путём использования научного потенциала Советского государства: привлечение советских учёных на работу в Монголию, направление монгольской молодёжи на учёбу в Россию. Однако подготовка национальных кадров требовала значительного времени, а задачи, стоявшие перед страной, требовали безотлагательного решения или хотя бы движения в этом направлении. Поэтому решить проблему нехватки кадрового состава монгольской науки были призваны советские специалисты. Они пополнили число сотрудников Учёного комитета и внесли немаловажный вклад в познание монголами своей собственной страны.
Интерес российских научных кругов к этой стране значительно возрастает. Сложившаяся новая ситуация позволяла обратить более серьёзное внимание на продолжение исследований, начатых в дореволюционное время и прерванных войной и революцией. Однако теперь у русских учёных-монголоведов был иной статус. Они отправлялись в Монголию не просто как исследователи, но и как помощники в экономическом и культурном строительстве независимого Монгольского государства. Так, к примеру, первые коллекции растений в новой Монголии были собраны сотрудниками МуКа лесничим А. Гнадсбергом и инженером-мелиоратором В. Лисовским в 1922-1924 гг. в окрестностях Урги и в Хэнтэе. Кроме того, они разработали организацию лесной службы и мероприятия по сохра-
3 История советско-монгольских отношений. М., 1981. С. 49-51.
114
нению лесов в МНР. В 1923 г. на работу в Монгольский Учёный комитет прибыли студенты-монголоведы Ленинградского института живых восточных языков (ЛИЖВЯ) В. А. Казакевич, Н. Н. Бабынин, А. В. Петров. Помимо собственных задач, направленных на совершенствование знаний монгольского языка, изучение народа и страны, они должны были способствовать выполнению целей МуКа — осуществлять перевод с европейских языков на монгольский нужных для страны книг4. Помимо этого они участвовали в экспедиционных работах Комитета. Особенно активно работал В. А. Казакевич, совершивший пять поездок в составе таких экспедиций. Сведения, собранные им, были самые разнообразные. Так по итогам одной из экспедиций в Гоби В. А. Казакевич составил отчёт, содержащий географические, ботанические, зоологические и этнолингвистические сведения по маршруту. Кроме научных ему приходилось выполнять поручения социально-политического свойства. Монгольское правительство проводило политику привлечения бурятского населения СССР на жительство в Монголию. В. А. Казакевич вошёл в состав одной из комиссий, проводивших это мероприятие в жизнь. Он изучал районы расселения бурят в восточной части страны, исследовал конфликты между монголами и бурятами-эмигрантами5.
Вполне логичным в развитии этих связей было создание в 1925 г. при СНК СССР Комиссии по научному изучению Монголии (Монгольская комиссия — МОНК, с 1927 г. в системе АН СССР), которая сосредоточила в своих руках во второй половине 1920-х — начале 1930-х гг. исследовательские работы советских учёных в этой стране. В научном сотрудничестве СССР и МНР в этот период
4 Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. 1921-1940. М.; Улан-Батор, 1975. С. 84.
5 Архив Востоковедов Санкт-Петербургского филиала Института Востоковедения РАН (далее — АВ СПбФ ИВ РАН). Ф. 69. Оп. 1. Д. 1. Л. 1-6.
взаимоотношения Комиссии Академии наук и Учёного Комитета являлись одним из важнейших факторов.
Этот первый период — вторая половина 1920-х гг. — был наиболее плодотворным и активным в сотрудничестве двух научных центров. В соответствии с идеей комплексных экспедиций ежегодно в Монголию отправлялись 5-6 отрядов. Монгольская сторона всячески показывала свою заинтересованность в постоянном расширении исследований. Ц. Жамцарано, поддерживавший регулярную переписку с С. Ф. Ольденбургом, подчёркивал в октябре 1928 г.: «...Какую колоссальную работу проделывает Академия Наук для Монголии, и как Ваш слабый ученик дорожит этим, и хотел бы, чтоб такие исследования продолжались дальше»6.
Учёный Комитет постоянно обращается с просьбами о кадровой помощи: указывалось на необходимость продолжения исследований М. И. Тубянского по изучению тибетской философии и медицины на материалах монгольских монастырских библиотек, С. А. Кондратьева по изучению монгольской музыки. Жамцарано сетует на нехватку собственных кадров: «Учком жалок, не встал на ноги»7!
В целом советские учёные встречали в Монголии самое доброжелательное отношение, однако был ряд моментов, вносивших сложность в характер взаимных контактов. Несмотря на крайнюю необходимость в советской помощи, монгольская сторона в 1920-е гг. всячески старалась выступать в качестве равноправного партнёра и защищать свои национальные интересы. Особенно такая позиция была характерна для всё того же Ц. Жамцарано, являвшегося, несмотря на своё бурятское происхождение (а может быть, благодаря ему) ярым националистом и патриотом Монголии. В 1926 г. он подчёркивает, что важно только одно — чтобы в срок были возвращены коллек-
6 Решетов А. М. О переписке Ц. Ж. Жамцарано // Orient. Альманах. Вып. 2-3. СПб., 1998. С. 80.
7 Там же. С. 78.
ции и отдельные предметы, увезённые для изучения или обработки в СССР. Недовольный в этом плане работой группы ботанического отряда под руководством Н. В. Павлова, Жамцарано пишет о ней: «Пусть уж лучше отдохнёт подольше в России»8!
Впрочем, в этом не было ничего странного. Ведь почти до конца этого десятилетия многие ключевые посты в руководстве Монголии занимали националисты, выступавшие за равноправные, а не покровительственные со стороны СССР отношения. Период наибольших трений падает на время т. н. «правого уклона» в МНРП (19261928 гг.). Это не могло не сказаться на научных контактах. Советская сторона, расширяя исследования, ставит Монголию в определенную зависимость. На этой почве нередко возникали сложности во взаимоотношениях научных центров двух стран.
Особенно щепетильны были монголы в вопросах, касавшихся судьбы материалов, собранных на территории МНР. Во всех договорённостях между МОНК и МУК, заключённых в 1920-е гг., предусматривается сохранение за Монголией всех материалов, составлявших национальное достояние страны. Закон об охране памятников старины, утверждённый монгольским правительством в 1924 г., распространялся на советские экспедиции, как и на все прочие. Стремление к равноправности проглядывалось и в изыскании Комитетом средств для финансирования исследований. Для организации экспедиции в Гоби, которой монгольская сторона придавала большое значение, МУК выделял АН СССР 10000 тугриков и транспорт (1 автомобиль). На изучение наречий монгольских племён и издание фольклорных памятников Комитет перечислил АН СССР 1000 рублей9.
8 Решетов А. М. О переписке Ц. Ж. Жамцарано. С. 77.
9 Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. 1921-1940. С. 148.
Монголы, хотя и нуждаются в советских экспедициях, организуют заключение договоров между АН СССР и Монгольским Учёным Комитетом по поводу исследовательских работ советских учёных на территории МНР, в которых стараются защитить монгольские интересы. При рассмотрении некоторых из этих договоров можно увидеть отражение в них политических отношений СССР и МНР.
5 июля 1926 г. подписано Соглашение между Монгольской комиссией при СНК СССР и Учёным Комитетом МНР об организации экспедиций в Монголию10. Важный момент в документе, который позволяет нам сравнить его с последующими договоренностями, — это судьба собранного экспедициями материала. Пятый пункт Соглашения указывает, что все материалы, кроме зоологических и ботанических, должны быть сданы Учёному Комитету. Учком выбирает из них нужное для собственного Музея, затем всё отдаёт советской стороне для обработки, после которой отобранное возвращается МНР, а остальное переходит в собственность АН СССР. Все материалы по древней истории безоговорочно возвращаются Монголии. Соглашение, на наш взгляд, достаточно выгодное для обеих сторон: МНР пользуется специалистами и средствами Советского Союза и получает необходимые материалы и результаты обработки. СССР имеет право на почти монопольные изыскания, любые исследования и получает часть материалов в собственность.
В дальнейшем наблюдается стремление монголов к большей защите своих интересов. В это время усиливаются позиции националистов в руководстве страны. В декабре 1927 г. Ц. Жамцарано шлёт письмо в АН СССР по поводу организации экспедиции в Гоби на монгольские сред-ства11. Соответственно, при этом предлагаемые им условия более выгодны для монгольской стороны: все материалы
10 Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. 1921-1940. С. 127-128.
11 Там же. С. 148.
передаются Учкому, советские учёные оставляют себе только свои дневники, фотоматериалы, планшеты, причём копии всех материалов передают Учкому. Советская сторона может взять себе также дублеты и остальной материал только для обработки. Здесь явно просматривается стремление быть равноправным партнёром.
Ещё больше это видно по Договору, подписанному весной 1928 г.12 По его условиям часть материала, отобранная Учкомом, сразу же поступает в его Музей без обработки в СССР, а часть после обработки в Ленинграде возвращается в Монголию.
Советская сторона соглашается на все эти условия, поскольку они были выгодны и для неё. Кроме того, в это время позиции СССР в Монголии были недостаточно прочны, чтобы осуществлять какое-либо давление для достижения лучших условий. Монгольское руководство и так выражало недовольство директивными методами, которыми пользовались некоторые официальные представители СССР и Коминтерна в Монголии. Иногда эту сложность во взаимоотношениях испытывали на себе и участники советских экспедиций. Летом 1926 г. участник этнолого-лингвистической экспедиции, чл.-корр. АН СССР В. М. Алексеев был подвергнут агентом Государственной Внутренней Охраны МНР телесному и вещевому обыску, «имевшему исключительно бесцеремонный характер», которым был нанесён значительный ущерб научным материалам учёного13. Возможно, именно такая ситуация привела к ликвидации Комиссии по научному исследованию Монголии в январе 1927 г. в структуре СНК СССР. Уже весной того же года она была восстановлена, но уже в составе АН СССР. Таким образом, Комиссия была освобождена от той политической окраски, которую придавала ей непо-
12 Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. 1921-1940. С. 151.
13 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ). Ф. 446. Оп. 37. Д. 34. Л. 115.
средственная принадлежность к правительственной структуре и которая могла вызывать беспокойство в Монголии. Хотя фактически зависимость в организации исследований от политических органов, хотя и в меньшей степени, сохранялась.
На рубеже 1920-х — 1930-х гг. происходят изменения в характере взаимоотношений СССР и МНР, отразившиеся и на связях Комиссии и Комитета. Новый договор (1929 г.) МОНК и МУК, казалось, свидетельствовал о расширении научного сотрудничества14. Но Ц. Жамцарано, олицетворявший монгольский национализм, был обвинён в «правом уклонизме» и смещён с руководящих постов, сначала политических, а затем и в Учёном комитете. Соответственно, вся работа Учкома в 1920-е гг. была признана вредной и ненужной. Обвинялся Жамцарано и во вредительской работе при подготовке кадров монгольской науки — посылал молодежь на учёбу в капиталистические страны, где она подвергалась соответствующей обработке. Правда, когда 10 монгольских аспирантов были посланы на учёбу в СССР, «не учтя их моральной и политической устойчивости, часть их были вынуждены отозвать до окончания срока, так как они совершенно разложились морально и перестали работать, ведя весёлую жизнь «знатных иностранцев»»15. В ноябре 1930 г. было принято новое положение об Учёном Комитете МНР, который теперь именовался Комитетом наук МНР (хотя многие по старинке называли его Учёным комитетом) и переходил под жёсткий контроль правительства. Одновременно это означало и установление большего влияния со стороны СССР в научных работах в Монголии, чему ранее так сопротивлялись монгольские учёные-националисты. Но к тому же некоторые из них и сами сознают, что без совет-
14 Международные научные связи Академии наук СССР 1917-1941. М., 1992. С. 202-206.
15 Архив Российской Академии наук (далее — АРАН). Ф. 277. Оп. 3. Д. 281. Л. 4-9.
ского содействия наука в Монголии существовать пока не может.
В июле 1929 г. Жамцарано, как кажется, в отчаянии пишет Б. Я. Владимирцову: «Молодых людей, желающих избрать себе карьеру учёного, очень мало ... Да сверх того не каждый начинающий учёный в состоянии угодить бурному революционному духу времени. Чтобы спасти собранные культурные ценности и чтобы научно-исследовательская деятельность Учкома стала прочной, я в согласии с другими товарищами остановился на мысли теснее связаться с Академией наук и, если можно, образовать что-то вроде акционированного научного учреждения. Быть может самое лучшее, если Академия наук или Институт Буддологии откроет свой филиал и путём договора установит тесный контакт с Учкомом с правом руководства и инструктирования научной деятельности Учко-ма до тех пор, пока из среды монголов не появятся свои квалифицированные научные сотрудники, примерно на 15-20 лет»16. Любопытно, что когда в 1925 г. подобная идея (создание Института по изучению Монголии в Урге) возникла в АН СССР, монголы отнеслись к ней крайне негативно. Подобное учреждение рассматривалось ими как инструмент влияния. Тогда монгольская сторона с изрядной долей подозрительности относилась ко многим заключаемым с Советским Союзом соглашениям, которые, по сути, устанавливали монополию СССР во внешних связях Монголии и в научной сфере. Так, согласно Договору 1929 г., исследования советских экспедиций должны были охватить все возможные области научных изысканий. Но фактически предполагалось проведение только тех работ, которые были способны дать практический результат. Остальные же были поставлены в план, чтобы не допустить в Монголию соответствующие экспедиции других стран — американцев, немцев, японцев и др.
16 Решетов А. М. О переписке Ц. Ж. Жамцарано. С. 86.
121
Место учёного секретаря Комитета занял советский учёный М. И. Тубянский, хорошо известный в Монголии специалист. С этого времени возможности влияния на Комитет с советской стороны значительно возросли.
Нельзя, однако, сказать, что на этом этапе Комитет наук оказался в подчинённом от АН СССР положении. Нередко выдвигались достаточно серьёзные претензии по выполнению советской стороной обязательств по договорённостям об исследованиях. Так, в предложениях МУК по заключению нового договора в 1934 г. явно указывалось на незавершённость программ договора 1929 г.17 Неоднократно отмечалось игнорирование телеграмм и писем, направляемых Комитетом Монгольской комиссии18. Здесь нужно заметить, что данные проблемы были порождены не какой-то особой позицией МОНК или АН СССР, а изменением руководством страны политики научного сотрудничества с МНР. С 1933 г. АН СССР постепенно отстраняется от исследовательской работы в Монголии; соответственно, и Монгольская комиссия лишается возможности отправлять туда экспедиции.
Тем не менее, контакты между двумя учреждениями не прерываются. В 1930-е гг. Комитет всё более активизирует собственную экспедиционную работу, к которой привлекаются советские специалисты, бывшие в составе МОНК или участвовавшие в её экспедициях, — С. А. Кондратьев, А. Д. Симуков, М. И. Тубянский и др. При этом, испытывая нехватку научных кадров и констатируя ослабление взаимных связей, МУК продолжал обращаться к Комиссии и АН СССР с просьбами о возобновлении исследований, необходимых для республики19. Комиссия, в свою очередь, несмотря на фактическое свёртывание экспедиций, продолжала свою организационную
17 Советско-монгольские отношения 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. С. 292-293.
18 ПФА РАН. Ф. 339. Оп. 1(1935). Д. 17. Л. 34.
19 АРАН. Ф. 227. Оп. 4. Д. 587. Л. 1.
деятельность по планированию работ своих отрядов и обработке полученных ранее научных данных. 1937 г. нанёс удар как по МОНК, так и по Комитету наук. Многие специалисты, работавшие в Монголии, были репрессированы — М. И. Тубянский, П. И. Воробьёв (позже и А. Д. Симу-ков) и многие другие. Сама Монгольская комиссия в это время была на грани исчезновения. Но при всём этом координация её деятельности с Комитетом не прекращалась. Уже весной 1941 г. председатель МОНК, президент АН СССР В. Л. Комаров сообщал полпреду МНР в Советском Союзе о намечаемой в 1941 г. комплексной экспедиции в Монголию согласно пятилетнему плану, разработанному совместно Комиссией и Комитетом наук20, но война внесла свои коррективы.
В годы Великой Отечественной войны Монгольская комиссии АН СССР практически прекращает функционировать, хотя формально она не была ликвидирована. Следует, однако, отметить, что война вовсе не привела к прекращению всех работ советских учёных в Монголии. Ещё в 1940 г. начинает исследования сенокосно-пастбищная экспедиция под руководством И. А. Цацен-кина, занимавшаяся изучением пастбищ, оценкой их кормовой ценности. Экспедиция работала до 1943 г. Даже в самый разгар войны немало экспедиционных маршрутов по Монголии проложили географ Э. М. Мурзаев, зоолог А. Г. Банников, почвовед Н. Д. Беспалов.
По сути, работы периода войны, начатые советскими научными учреждениями, переходят в ведение Комитета наук МНР, что закладывает основу будущих равноправных совместных исследований. Кроме того, ряд советских учёных работал в Монголии непосредственно по заданиям Комитета наук21.
20 АРАН. Ф. 227. Оп. 3. Д. 283. Л. 1.
21 Шубин В. Ф. Земледелие Монгольской Народной республики // Труды Монгольской комиссии. Вып. 52. М., 1953.
В годы войны продолжались и работы в рамках совместной Восточной геологоразведочной экспедиции, которая начала свою деятельность в 1932 г., заменив в Монголии геологов Монгольской комиссии АН СССР. Однако результаты её исследований держались в секрете22. Кроме этих, проводились и другие работы, но опять же по заданию Комитета наук МНР.
Можно видеть, что работы советских учёных в Монголии не прерывались даже в период войны, когда все силы, в том числе и научные, были брошены на оборону. Особенность заключается в том, что главным распорядителем работ являлся Комитет наук МНР, и исследования затрагивали, в основном, сферы, имевшие наиболее важное практическое значение. В это время в работу всё больше втягиваются монгольские научные учреждения и кадры, т. е. продолжает закладываться основа совместных экспедиций.
В послевоенное время начинается новый этап экспедиционного изучения Монголии. Это этап более глубоких исследований, время, когда происходит переход от работ преимущественно АН СССР к совместным советско-монгольским экспедициям.
29 октября 1947 г. между СССР и МНР было подписано Соглашение об усилении научного сотрудничества и проведении совместных научных исследований. На этом комплексе договорённостей строились послевоенные научные контакты23.
Монгольская комиссия разработала план комплексной экспедиции24, которая должна была проводить пятилетние исследования в МНР. Он предусматривал отправку четырёх геологических отрядов, Монгольского филологического отряда Института востоковедения. Предполагалось также включить в состав комплексной экспедиции и
22 АРАН. Ф. 642. Оп. 3. Д. 109. Л. 24, 27.
23 История советско-монгольских отношений. М., 1981. С. 186.
24 АРАН. Ф. 339. Оп. 1. Д. 1. Л. 62-70.
палеонтологическую экспедицию, организованную с особого разрешения Совета Министров СССР.
Однако в Монголию в 1946 г. выехала только Палеонтологическая экспедиция под руководством И. А. Ефремова (крупного учёного-палеонтолога, который кроме этого, был известен как выдающийся писатель-фантаст, автор романов «Туманность Андромеды», «Час Быка», «Таис Афинская» и др.), которая, по всей видимости, действовала независимо от МОНК.
Эта экспедиция планировалась ещё до войны. В горных породах Монголии под воздействием атмосферного выветривания открыто много следов господства ящеров Мелового периода, и видна вся история млекопитающих. Сами монголы давно обратили внимание на останки вымерших животных. Они называли их «лууны яс» — кости дракона, или «чулутуин яс» — каменные кости25. В 1894 г. В. А. Обручев во время экспедиции Г. Н. Потанина сделал ряд палеонтологических находок. Особенно удачной была работа Американской экспедиции 1922-1925 гг., принёсшей сенсационные результаты. В 1932 г. геолог Б. М. Чудинов пересёк Монголию с севера на юг и обнаружил кладбище динозавров. Поблизости от великих озёр северо-запада Монголии геологическая экспедиция И. П. Рачковского открыла гряду с подобными же останками. Несколько выпусков «Трудов Монгольской комиссии» были посвящены палеонтологическим проблемам.
После войны правительство МНР обратилось к советским учёным-палеонтологам с предложением провести в Монголии исследования ископаемых животных. Академией наук СССР было решено направить с этой целью специальную экспедицию. Непосредственным организатором стал Палеонтологический институт АН СССР.
25 Ефремов И. А. Дорога ветров (гобийские заметки). М., 1962. С. 12.
125
В 1946 г. были проведены предварительные разведывательные работы, которые подтвердили, что Монголия является богатейшей кладовой останков древних животных26.
В 1947-1948 гг. экспедиция была продолжена. Раскопки проводились в уже обнаруженных местонахождениях ископаемых животных, проводилась также новая разведка. Параллельно с палеонтологическими экспедиция вела и геологические наблюдения, и археологические работы (найдены древний могильник, несколько тысяч кремневых орудий). Археологические данные, собранные экспедицией, позволили обеспечить в 1949 г. весьма успешную работу одного из отрядов Историко-археологической экспедиции АН СССР27. Итогом работ палеонтологической экспедиции стала масса материалов, опровергнувших целый ряд прежних представлений.
Монгольская сельскохозяйственная экспедиция являлась крупнейшей из отправленных АН СССР на работы в Монголию экспедиций в первые послевоенные годы. Вопросы экономического развития были одними из самых насущных в МНР. Особенно это касалось важнейшей отрасли хозяйства — животноводства. Исследованиям именно этой отрасли, а также сфер, тесно с ней связанных, и была посвящена работа сельскохозяйственной экспедиции АН СССР.
Вопрос о крупной экспедиции для изучения экономики МНР ставился уже сразу по окончании Второй мировой войны. Ему придавалось большое политическое значение. Об этом свидетельствует внимание, уделявшееся ему в высших партийных органах Советского Союза. Это было связано с довольно сложной обстановкой, имевшей место в экономической сфере МНР. Центральный комитет ВКП(б) делал запросы соответствующим специалистам по Монголии. П. В. Погорельский, доктор эконо-
26 Рождественский А. К. Исследования советских палеонтологов в Центральной Азии (Монгольская палеонтологическая экспедиция Академии наук СССР). М., 1952. С. 8.
27 Там же. С. 30.
мических наук, старший научный сотрудник Института Географии АН СССР, имел серьёзный опыт экономических исследований, в том числе и в Монголии. Он возглавлял Экономический отряд экспедиции МОНК ещё в 19311932 гг. Его исследования нередко были связаны с заданиями политического характера. И теперь «в соответствующем аппарате» не раз обращались к П. В. Погорельскому по вопросам, связанным с Монголией и Тувой28.
П. В. Погорельский в одном из своих писем, датированном 6 июля 1945 г., говорит о большом значении экономических работ в Монголии, которые представлялись ему крайне сложными. При этом он достаточно чётко отделяет их от других экспедиционных исследований в МНР — палеонтологических, геологических и прочих. Главное в данных работах, считал учёный добиться максимального эффекта для развития экономики Монголии, в отличие от предыдущих исследований, которые оцениваются им весьма невысоко. Основным фактором успеха П. В. Погорельский считает правильную организацию экспедиционных работ, на которую должны обратить особое внимание партийные структуры и Президент АН СССР29.
Совершенно ясно, что экономическая сфера в МНР — стране развивающегося социализма — всегда была тесно связана с политической стратегией, со всеми изменениями политического курса, с теми рекомендациями, которые Монголия получала от своего «старшего брата». П. В. Погорельский доказывает особое значение экономических исследований, по его мнению, имеющих приоритет по сравнению с другими сферами. Таким образом, можно видеть, что исследования в области экономики имели важнейшее значение, в том числе и политическое. Они были напрямую связаны с планированием дальнейшего пути социаль-
28 АВ СПбФ ИВ РАН. Ф. 104. Оп. 3. Д. 15. Л. 21.
29 АРАН. Ф. 339. Оп. 1. Д. 4. Л. 138.
но-экономического развития страны, с предполагаемыми социалистическими преобразованиями.
Первоначально, до 1947 г., сельскохозяйственные исследования должны были иметь важную, но отнюдь не главную роль в планируемой комплексной экспедиции МОНК. Но в конце 1946 г. в очередном плане пятилетних работ в Монголии на 1947-1952 гг., экономические исследования, прежде всего в области животноводства, выходят на первое место.
Возникновение экспедиции объяснялось научными интересами институтов АН СССР (Географического, Ботанического, Почвенного и Института эволюционной морфологии), пожеланиями официальных органов МНР, Договором между АН СССР и Комитетом наук МНР о научном сотрудничестве (1947 г.). Организация работ облегчалась тем, что большую часть расходов брала на себя монгольская сторона30.
Основная цель определялась как увеличение поголовья скота и улучшение его качества. Но при рассмотрении плана и других документов становится ясно, что она была значительно шире. Можно провести определенную аналогию данных исследований с экспедициями, проводимыми МОНК по пятилетнему плану 1929 г. в течение 19301932 гг. Работы тех лет должны были способствовать выполнению задач коренного социалистического преобразования монгольского общества, но, по сути, показали неготовность Монголии к подобным шагам. Монгольской сельскохозяйственной экспедиции предстояло изучить изменения, произошедшие с МНР, и подготовить мероприятия, аналогичные тем, которые предпринимались в 1930-е гг. Серьёзные трудности в основной экономической отрасли страны требовали изменений в политике государства. Предполагалось также, что за прошедшие годы раз-
30 АРАН. Ф. 339. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
вития по пути социализма монгольское общество созрело для новых, более глубоких шагов в этом направлении.
Интересно, что большое значение придавалось этнографическому фактору: особенностям отдельных этнических групп, социальным и хозяйственным традициям и взаимоотношениям, без учёта которых, по мнению учёных, политика преобразований, да и оценка ситуации не могут быть успешными31.
Монгольская сельскохозяйственная экспедиция проработала в МНР с 1947 по 1951 гг. Её сотрудники провели большую исследовательскую работу, на материалах которой были созданы серьёзные, иногда даже фундаментальные труды, такие как, например, книга И. Ф. Шульженко «Животноводство МНР», основательнейшая работа В. Ф. Шубина «Земледелие Монгольской Народной республики» и др.
К числу несомненно значимых по части полученных материалов относится совместная историко-археоло-гическая экспедиция под руководством С. В. Киселёва, работавшая в Монголии в 1947-1949 гг., решавшая задачи изучения древнемонгольских городов, само наличие которых ранее отрицалось. Основные раскопки проводились на территории, где располагалась столица Монгольской империи Каракорум. Был открыт дворец, предположительно принадлежавший кагану Угэдэю, с 64 колоннами, павильонами и искусственным озером, мастерские и торговые постройки, найдено оружие, орудия труда, украшения, печати, монеты.
Многочисленные находки металлических изделий, особенно предметов вооружения, позволили С. В. Киселёву сделать вывод о значении Каракорума как военно-металлургической базы государства. Благодаря находкам, удалось установить функциональное значение отдельных районов города, был пересмотрен вопрос о времени его основания, которое ранее датировалось 1234-1235 гг., ко-
31 АВ СПбФ ИВ РАН. Ф. 104. Оп. 1. Д. 162. Л. 30-31.
129
гда был построен дворец Угэдэя, а теперь было отнесено к эпохе Чингиз-хана32.
Раскопки Каракорума до сих пор остаются самыми масштабными и результативными исследованиями монгольского города. Но ими они не ограничились — на территории обширного района Центральной Монголии им были начаты обширные планомерные обследования археологических памятников различных периодов, а на ряде из них были проведены весьма результативные раскопки. Прежде всего, это касается столицы Уйгурского ханства IX в. Хара-Балгасуна.
Важнейший вывод, сделанный по результатам раскопок, говорил о значительной роли городов в истории Монголии. Были обнаружены остатки более 300 оседлых поселений и городищ, крепостей. Все эти исследования позволили С. В. Киселёву прочно обосновать тезис о длительной градостроительной традиции, развивавшейся в этой части Центральной Азии и воспринятой монголами в период возникновения их государственности.
В коллективной монографии «Древнемонгольские города» С. В. Киселёв критически относится к существовавшим в то время взглядам о «незакономерности возникновения городов в условиях кочевого феодализма», а в процессе изложения авторы приводят данные об архитектуре, строительных материалах, ремесле и аргументировано доказывают существование городской жизни в монгольской империи33.
С середины 1950-х гг. в советской науке происходят изменения, приведшие к новому этапу в её развитии. Научная деятельность, подготовка научных кадров, накопленный опыт исследований выдвигают на ведущие роли в структуре Академии наук исследовательские институты, которые проводят свои работы самостоятельно. Чрезмерная централизованность в организации исследований стала мешать их эффективности. С другой стороны, много-
32 Мерперт Н. Я. С. В. Киселев в Монголии // РА. № 4. 1995. С. 172-176.
33 Древнемонгольские города. М., 1965.
летнее сотрудничество позволило и Монголии перейти к самостоятельным исследованиям.
Оценивая сотрудничество советской и монгольской науки, нельзя, конечно, не заметить определённое неравноправие в отношениях Монгольского учёного комитета и АН СССР. Роль России в появлении независимой Монголии обусловила приоритетную ориентацию на сотрудничество с ней. Всё это было вполне естественно, учитывая уровень развития науки.
Но, несмотря на то, что в составе Монгольского Учёного комитета в тот период было достаточно много советских научных специалистов, организовывавших работу Комитета и проводивших исследования, нельзя считать его простым филиалом АН СССР. Именно Комитет был последним прибежищем националистов, выступавших за равноправные, а не патерналистские со стороны СССР, отношения, полагая предоставление своей территории, материалов для изучения достаточной компенсацией за помощь научными кадрами, финансами и исследованиями. Даже советские специалисты, занимавшие в МУКе руководящие посты, проникались этим и постоянно выступали в защиту интересов монгольской науки.
Сотрудничество было взаимовыгодным. Монголия пользовалась плодами исследовательских работ советских учёных, были созданы предпосылки для формирования собственных научных ресурсов. Что касается АН СССР, то она имела возможность не только оказать серьёзную помощь развитию своего соседа и союзника, но и воспользоваться всеми плодами монопольного исследования этой, столь слабо изученной территории Земли, для развития как собственной, так и мировой науки. Таким образом, обе стороны должны быть благодарны друг другу.
Источники
АВ СПбФ ИВ РАН. Ф. 69. Оп. 1. Д. 1. АВ СПбФ ИВ РАН. Ф. 104. Оп. 1. Д. 162. АВ СПбФ ИВ РАН. Ф. 104. Оп. 3. Д. 15. АРАН. Ф. 277. Оп. 3. Д. 281.
АРАН. Ф. 227. Оп. 3. Д. 283.
АРАН. Ф. 227. Оп. 4. Д. 587.
АРАН. Ф. 339. Оп. 1. Д. 1.
АРАН. Ф. 339. Оп. 1. Д. 4.
АРАН. Ф. 642. Оп. 3. Д. 109.
ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 37. Д. 34.
ПФА РАН. Ф. 339. Оп. 1(1935). Д. 17.
Литература
Древнемонгольские города. М., 1965.
Ефремов И. А. Дорога ветров (гобийские заметки). М., 1962.
История советско-монгольских отношений. М., 1981.
Международные научные связи Академии наук СССР 1917-1941. М., 1992.
Мерперт Н. Я. С. В. Киселёв в Монголии // РА. № 4. 1995. С. 172-176.
Революционные мероприятия Народного правительства Монголии в 1921-1924 гг. М., 1960. С. 177-178.
Решетов А. М. Наука и политика в судьбе Ц.Ж. Жамцара-но. Исследователи Центральной Азии в судьбах России / / Orient. Альманах. Вып. 2-3. СПб., 1998. С. 5-55.
Решетов А. М. О переписке Ц. Ж. Жамцарано / / Orient. Альманах. Вып. 2-3. СПб., 1998.
Рождественский А. К. Исследования советских палеонтологов в Центральной Азии (Монгольская палеонтологическая экспедиция Академии наук СССР). М., 1952.
Советско-монгольские отношения. 1921-1974. Документы и материалы. Т. 1. 1921-1940. М.; Улан-Батор, 1975.
Шубин В. Ф. Земледелие Монгольской Народной республики / / Труды Монгольской комиссии. Вып. 52. М., 1953.
Valery V. Mitin
Scientific Relations between the USSR and the MPR in the 1920-1950s. The Academy of Sciences of the USSR and Mongolian Scientific Committee.
The article reviews the period of the Russian scientists' research in Mongolia carried out by the USSR Academy of Sciences in the 1920-1950s.
The wide-range research of the People's Republic of Mongolia was conducted at that time. It was undertaken by special expeditions of
the USSR Academy of Sciences, resulting in the scientists obtaining important information on a variety of scientific fields. Its materials made it possible to create the foundation for further wide research in Mongolia.
Key words: The Academy of Sciences of the USSR, Mongolian Commission, The Mongolian Institute of Sciences, T. Jamsrangiin, S. V. Kiselev, I. A. Yefremov, V. L. Komarov, V. A. Obruchev.
