CC BY
21
Философские проблемы современности
УДК 304.44; 316.42
В.П. Горюнов
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ
РОССИЙСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ
На исходе второго десятилетия реформирования России политика социальных преобразований достигла относительного завершения: система производственных отношений и всей политической надстройки необратимо изменена. На повестку дня вынесен вопрос о революционных изменениях в области материально-технического развития, о переходе к новому технологическому способу жизни. Терминологически это выражено в понятии модернизации, провозглашенной не как призывная декларация, а как реальный политический курс с перечнем конкретных научно-технических мероприятий, предусматривающих определенное материальное и организационное обеспечение.
Чтобы оценить всю трудность современной ситуации, достаточно указать два обстоятельства. Одно из них — значительное разрушение унаследованного Россией материально-технического потенциала, к тому же изначально не соответствовавшего высоким требованиям своего времени. Это привело к появлению избыточного населения, прежде занятого в системе производства с низкой производительностью труда, функционировавшей по схеме затратного подхо-
да. Приватизация в области науки проходила по тому же сценарию, что и в материальном производстве. Но отсутствие институционализированной коммерциализации не породило здесь своих олигархов. Все, что можно продать, было продано по дешевке: востребованные фундаментальные знания и передовые технологии — вовне, оборудование с драгметаллами и просто металлолом, здания вместе с территорией — внутри. Научный труд перестал оплачиваться, научные работники оказались не у дел, более предприимчивые из них уехали за рубеж или занялись бизнесом.
Второе обстоятельство связано с таким ускорением темпов научно-технического прогресса, которое при догоняющем типе развития делает невозможной ликвидацию разрыва между лидерами и аутсайдерами и превращает модернизацию в некий паллиатив. Таким образом, в осмыслении модернизации как крупномасштабного общественного сдвига в неявном виде сначала подразумевается вопрос о ее осуществимости в принципе, а уж потом о целях, сроках и средствах. Сейчас в России это вопрос скорее веры, чем точного расчета, однако Россия всегда жила верой в лучшее
будущее, хотя очень редко сочетала эту веру с твердой волей.
Модернизация означает не прогресс вообще, а ликвидацию отставания. Прогресс вообще — это инновационное развитие, т. е. постоянное обновление без закрепления тиражирования продуктов и способов жизнедеятельности. Здесь все время требуется авансирование труда, источником для которого, как и для получения дополнительного ресурса, является неэквивалентный обмен. Вне обмена результатами деятельности инновационность сама по себе теряет смысл. Другими словами, инновационное развитие не объяснить неким мифическим законом возвышения потребностей.
Модернизация как ликвидация отставания проходит в исторически короткие сроки. Это форсированное развитие, рывок, требующий резкого увеличения расходования ресурсов жизни (затрат).
Поскольку модернизация относится к отстающим общностям, постольку она неизбежно болезненна в той мере, в какой ведет к сокращению социальной базы, т. е. к сокращению массы ресурсов, расходуемых для поддержания жизни. Иначе говоря, модернизация ведет к социальному напряжению и требует больших усилий для удержания устойчивости общества. Нельзя только призывать общество к модернизации, ее надо навязать. Более того, модернизация предполагает коренное переустройство всего общества, а не только его технологического способа жизни.
В Российской истории при таком понимании можно отметить три модернизации: крещение Руси приобщило ее к цивилизации, Петровские реформы ввели непосредственно в Европу, социалистические преобразования превратили в мировую державу. Вопрос о цене и социальном характере указанных модернизаций оставим в стороне. Они никогда не проводились при общем согласии и терпении, а осуществлялись за чей-то счет и приводили к утверждению одних людей и гибели других. Этой социально-экзистенциальной нагруженно-сти модернизации не избежать, но без модернизации не обойтись, если общность хо-
чет занять одно из лидерских мест в мировом социальном пространстве и вообще просто выжить.
Коммунистическая модель развития России себя исчерпала. Она оказалась неспособной к инновационному развитию. Было множество попыток реформ, но в рамках коммунистической системы отношений они были обречены на провал. Все закончилось крушением коммунизма и развалом СССР. В новой России реформы имели главной задачей слом старой системы, но задача модернизации осталась. Россия обрела относительную устойчивость за счет сырьевых ресурсов, и теперь вопрос о модернизации носит характер реальной практической задачи: либо Россия модернизируется и возвращает себе статус великой державы, вне которого нет смысла говорить о России как о России, либо она перестает существовать. Иного не дано.
Если исходить из этого, становится понятно, почему вопрос о модернизации был поставлен конкретно лишь в последнее время, во многом под влиянием мирового экономического кризиса и в решающей мере перед лицом реальной угрозы потери самостоятельности. Но как только этот вопрос перестал быть осторожным намерением и получил очертания конкретного политического курса, так сразу же в полный рост встали вопросы о цене и социальном характере модернизации. По сути в целом это вопрос о ее возможности в принципе при существующей системе управления Россией.
Во-первых, о продолжительности, как в начале 1990-х был аналогичный разговор о реформах — то ли постепенно и поэтапно их проводить, то ли разом (образы того времени: нельзя через пропасть прыгать в два прыжка, нельзя кошке рубить хвост дважды).
Во-вторых, о системе общественных отношений и власти: то ли модернизацию проводить сверху, административным способом, то ли в рамках расширяющейся демократии.
В-третьих, о допустимой социальной нагрузке. Именно эта позиция является ключевой.
Модернизация, несмотря на принятие решения о ее осуществлении, остается вещью
в себе, здесь многое неизвестно. Это не расчет материального движения по законам природы. Поэтому никто не может выразить что-то исчерпывающе определенно. На первый план выходят теория и базовые идеологические принципы, в первую очередь здесь нужен теоретический анализ.
Общество существует на базе определенного технологического способа жизни. Он исчерпаем, впереди всегда остается неопределенность, пустота. Люди переходят от одного технологического способа к другому, несколько тысячелетий смена типов материально-технического развития происходила на эмпирической основе. Теперь только наука может быть поставщиком новых ресурсов жизни, превращая нейтральную природу в кладовую богатств. Но нет гарантий, что материально-техническое развитие общества беспредельно, — это вопрос веры.
Достижение общепланетарного рубежа во взаимодействии общества и природы положило конец абсолютистскому подходу в оценке общественного прогресса, основанному на убеждении в возможности обеспечения человечеством такого гармоничного состояния, когда будет покончено с голодом, неравенством, войнами и различными человеческими пороками, когда появятся неограниченные возможности совершенствования людей и т. п. Такое убеждение базировалось на признании неограниченности материально-технического развития, уходящего в неопределенное будущее. И вот человечество достигло предела в возможности того непрекращающегося роста, к которому оно привыкло и с которым связывались прогрессивистские идеи, а все перечисленные и им подобные проблемы не только не исчезли, но даже обострились.
Возможности получения ресурсов из природы способами, разрабатываемыми непосредственно в материальном производстве, исчерпаны окончательно. Практическое приложение научного естествознания без его дальнейшего расширения все более приближается к теоретическому пределу обеспечения дальнейшего существования общества. Наука стала главным и, возможно, единственным источником пополнения ресурсной базы человечества, поскольку только она обусловливает степень богатства
природы, отыскивая способы вовлечения в производственный оборот новых природных элементов и переработки их в средство человеческой жизни. В настоящее время полностью подтвердился и реализуется гениальный тезис К. Маркса о превращении науки в непосредственную производительную силу.
Дальнейшее существование общества без науки невозможно. Соответственно на первый план в обладании богатством природы вместо владения территорией выдвинулось владение научными знаниями и разработанными на их основе технологиями. Интеллектуальная собственность в качестве производственного капитала все более теснит собственность на материальные средства производства. Применительно к огромной территории России это положение выглядит следующим образом: земля во всех формах ее функционирования в качестве ресурса и источника богатства пока еще остается главным средством производства, но рубеж ее обесценивания близок в силу катастрофического устаревания преобладающего в России технологического способа жизни — доля интеллектуальной собственности, заложенной в нем, ничтожно мала. Без соединения с ней дни эффективной собственности на географическую составляющую богатства природы сочтены, ее может не хватить даже на ныне живущее поколение.
Однако по мере расширения сферы взаимодействия общества и природы для самой науки требуется все более мощная материальная база, а для преобразования предметов и процессов природы в нужный продукт необходимы все более сложные и все более наукоемкие технологии. Следовательно, для поддержания материально-технического развития общества, с одной стороны, непрерывно возрастает роль теоретического знания об окружающем мире, его приращение становится главным условием выживания цивилизации. С другой стороны, для практического использования теоретических знаний, как и для их накопления, требуется все большее усложнение и наращивание массы специального знания, расширение и усложнение необходимой приборной базы. Иначе
говоря, сама наука становится все более ресурсоемкой, а потому и не всем доступной, и разрыв между странами в возможностях научно-технического развития увеличивается.
Новое знание, обеспечивающее получение нового источника ресурсов, является фундаментальным. Здесь возникают два обстоятельства. Первое связано с неопределенностью результатов фундаментальных исследований (определить заранее отрасль применения фундаментального знания невозможно), второе — со стремлением субъектов социального взаимодействия минимизировать расходы на науку в фазе ее фундаментальности и максимизировать ее частное, отраслевое функционирование в качестве средства производства.
Для прикладных исследований, целью которых является производство научно-технической продукции, как и для всякого производства, необходимы «сырье, исходные материалы» в виде теоретического знания. Его получают в сфере фундаментальных исследований. Но их результаты изначально не могут быть ориентированы на конкретное применение, хотя теоретическое знание в целом, во всей своей полноте, практически значимо, т. е. бесполезного теоретического знания не существует. Другими словами, фундаментальные исследования проводятся целенаправленно, а не вслепую, но отдача от них (окупаемость) реализуется только в неопределенном будущем, их производство не поддается конкретному экономическому расчету. В качестве примера можно привести отношение некоторых ученых-физиков к ядерным исследованиям как не имеющим практического значения, высказанное, по сути, незадолго до создания атомной бомбы и строительства первой атомной электростанции.
Следовательно, фундаментальные исследования всегда и везде проблемны в плане коммерциализации их результатов. Поэтому вполне закономерно, что сначала они финансируются государством, но потом, когда образуется единая система науки как непосредственной производительной силы, к финансированию фундаментальных исследований подключается крупный капитал, в ко-
нечном счете не только окупающий свои расходы на науку, но получающий от нее сверхприбыль. В этом плане американские Манхэттенский проект, осуществленный в 1940-е годы, и Силиконовую долину, возникшую в начале 1950-х годов, можно рассматривать как нарицательные понятия. Манхэттенский проект по разработке атомной бомбы является символом институционали-зации науки как непосредственной производительной силы, организуемой в виде государственного предприятия. Силиконовая долина стала символом коммерциализации науки, организуемой уже при участии крупного капитала как высокодоходное экономическое предприятие. Государство и крупный бизнес при таком подходе представляются как одно целое, поскольку наука вместе с прибылью обеспечивает поступление налогов, т. е. от нее получается общественный доход в целом.
Тем не менее наука в целом изначально не только оправдывает расходы на себя, но и приносит прибыль, до какого-то момента опосредованно и обобществленно (платят одни люди и даже поколения, а пользу получают другие люди и поколения), но потом непосредственно и адресно (кто платит, тот и получает прибыль). Впрочем, ее опосре-дованность и обобществленность остались в главном: наука стала главным источником производства ресурсов жизни людей вообще. Логика развития науки от ее возникновения до современного положения, не привязанная жестко к конкретной историографии, может быть представлена следующим образом:
XVI век — достижение предельного уровня материально-технического развития, прогрессирующего на основе знаний, полученных непосредственно в производственной сфере;
XVII век — возникновение науки как отдельного вида деятельности по производству знания;
XVIII век — становление науки как социального института (институционализа-ция науки);
XIX век — становление науки как непосредственной производительной силы (соединение науки с техникой в прикладных
исследованиях), использование природных предметов и процессов в технических системах и производственных технологиях, разработанных на базе научного знания;
XX—XXI века — институционализация науки как непосредственной производительной силы с последующей коммерциализацией (превращение научной деятельности в разновидность экономической с высокой степенью риска и сверхприбылями).
В Советском Союзе аналоги Манхэттен-ского проекта были в виде закрытых научных городов, сталинских «шарашек», секретных «почтовых ящиков» и открытых научно-исследовательских институтов. Но коммерциализации науки, т. е. аналога Силиконовой долины, там не могло быть в принципе. Для России становление такого научно-технического комплекса очень проблематично, потому что слишком многое придется начинать с нуля, с чистого листа, на пустом месте. Передовая научно-техническая продукция, прежде всего технологии, не передается, она продается, но дорого и не новая. Что удастся приобрести России и что удастся создать? Предприятие на чужой исходной базе будет производить продукцию для чужих потребителей. Нужно создавать свою базу, но вопросы о цене, сроках и вообще принципиальной возможности остаются открытыми.
Фундаментальные исследования подобны неуправляемому поиску готовых ресурсов в природе: сначала имеет место поверхностное познание окружающего мира во всем его доступном многообразии, познание всего подряд (путешествия, случайные географические открытия), потом начинается все более целенаправленный поиск (разведка) конкретных ресурсов. Так и фундаментальные исследования полны случайных открытий, которые при целостном подходе неизбежно оказываются необходимыми.
Для российской модернизации это главная проблема: где брать интеллектуальное сырье (теоретическое знание) для производства инноваций в практической деятельности, если сфера собственных фундаментальных исследований катастрофически сократилась? Здесь возможно повторение той же ситуации, что и с производством ино-
странных автомобилей на российской территории. Так что пример с «силиконовой долиной» в Индии (Кремниевое плато в Бангалоре) не является безусловно достойным для подражания.
Можно производить собственные фундаментальные знания, но не уметь обеспечивать их эффективное практическое приложение и быть интеллектуальным придатком в чужом научно-техническом производстве, но можно быть в нем и просто несамостоятельным технологическим исполнителем. Фундаментальность всегда являлась общепризнанным достоинством российской системы высшего образования. Большая доля фундаментальной составляющей в нем обеспечивалась общим высоким уровнем интеллектуального потенциала педагогических кадров, она не требовала больших затрат и потому была доступной даже в условиях ограниченности материальных ресурсов. В результате выпускники технических вузов, как правило, обладали высоким уровнем мировоззренческой и общенаучной подготовки, но изначально не были достаточно компетентны в узкоспециальных областях. Однако фундаментальность как широкая база образования давала преимущество в том плане, что позволяла быстро адаптироваться к требованиям практики, а при необходимости даже переквалифицироваться и переходить в другие области деятельности. Поэтому не случайно многие крупные российские ученые, конструкторы и организаторы-хозяйственники выросли на плодотворном соединении отечественного фундаментального образования и зарубежных специализированных стажировок.
В современных условиях фундаментальная подготовка будущих научно-технических специалистов, не требующая при наличии высококвалифицированных кадров больших материальных затрат, приобретает характер подготовки интеллектуального сырья для завершающей стадии научно-технического образования. Модель придаточ-но-сырьевого развития России оказывается вполне реальной и в этой области. Образование стало одной из сфер неэквивалентного обмена России с окружающим миром. Система оплачиваемого государством образова-
1 1
ния делает его бесплатным для основной массы отечественных потребителей и чрезвычайно дешевым для иностранных учащихся. Интеллектуальный потенциал страны оказывается в роли все тех же мехов, обмениваемых на стеклянные бусы, о чем давно и много сказано.
Формально здесь просматриваются два пути решения проблемы: либо опустить уровень технического образования до реальных потребностей сырьевого производства, либо поднять само производство до существующего уровня образования. Вот действительные альтернативы высшего технического образования в России. Важно понять, что не может общность, состоящая из юристов и экономистов, на равных взаимодействовать с общностями, состоящими из ученых и инженеров. В таком случае у России остается единственный путь — адекватные требованиям современности внутренние преобразования, позволяющие обеспечить полноценное соблюдение своих интересов в процессе глобальной интеграции.
Предельно общим выражением возрастания роли науки в жизни современного общества может быть тезис о том, что она творит глобализацию. В частности, анализ перспектив энергетики как системообразующего фактора мировой социальной структуры позволяет рисовать фантастические геополитические сценарии будущего. В свете данного обстоятельства технологический оптимизм вообще и сциентизм в частности переходят из разряда абстрактных мировоззренческих конструкций в ранг методологических оснований определения перспективных направлений реальной научно-технической политики.
И наоборот, глобализация охватывает сферу научно-технического производства, вместе со становлением единой мировой экономики происходит становление единого научного производства, т. е. единой мировой науки как непосредственной производительной силы. Как известно, наука всегда считалась мировой, но она оставалась такой до тех пор, пока не подверглась коммерциализации. До определенного времени получение научных знаний не требовало значительного финансирования и, главное,
не приносило прибыли; наука, как и искусство, была общей. Например, знание закона всемирного тяготения является столь же общим, как и само тяготение. Но способы практического использования всемирного тяготения не общие, и преимущество здесь у того, кто этими способами владеет. Не случайно страны — технологические лидеры всегда ратовали за открытость в науке, за свободное движение знаний, поскольку они за счет этой открытости могут пользоваться результатами чужого труда.
Исторически сложилось разделение на бедные ресурсами метрополии и богатые ресурсами колонии. Российская территория не была востребована в колонизационном процессе в силу неблагоприятности природных условий и отсутствия необходимых доступных ресурсов, характерных для XVIII— XIX веков. В связи с этим Россия развивалась на своей собственной базе независимо от окружающего мира. Теперь картина материально-технического развития изменилась. Россия оказалась богатой энергетическими ресурсами, доступными для современного уровня техники и технологии, но ее уже не завоевать. Более того, она может соединить современные технологии с ресурсами, чего нет в такой степени в других странах.
В лидирующих общностях сосредоточивается мощный человеческий ресурс, главным содержанием которого является высокий профессионализм населения. Иначе говоря, в этих общностях вся жизнедеятельность (бытовая, производственная, управленческая и т. д.) осуществляется профессионально по меркам самых передовых технологий, а значит, она максимально эффективна, что обеспечивает преимущество лидирующей общности в обмене результатами жизнедеятельности с другими общностями. Лидирующей, благополучной общности присущи передовая техника и технология, их обеспечивают передовая наука и образование, высокая эффективность деятельности высококвалифицированных людей обеспечивается высоким уровнем жизни (пища, жилье, транспорт, медицина, отдых) и надежной защищенностью прав и свобод во внутреннем и внешнем существовании общности. Все это в своей совокупности
означает способность общности эффективно (выгодно для себя) взаимодействовать с другими общностями, осуществлять обусловленный неравенством уровней технологического развития обмен неравными стоимостями. В обобщенном виде речь идет о количестве заключенной в общности массы человеческой жизни, а следовательно, и о том, что общности обмениваются разными количествами жизни.
Сырьевой бизнес не заинтересован в модернизации, имеющей целью создание в России постиндустриального общества, потому что в этом случае он утратит свое господствующее положение. При допущении возможности реальной модернизации России данный вопрос выглядит следующим образом: либо представители сырьевого бизнеса оттесняются на второй план новой генерацией, представителями информационно-технологического бизнеса, потенциально более масштабного (нечто подобное в России уже было, когда на смену помещичьему земельному капиталу пришел промышленный капитал), либо сам сырьевой бизнес возьмет дело модернизации в свои руки и перепрофилируется (нечто подобное было в Англии в виде обуржуазивания дворянства).
Для сырьевой модели развития нынешнее население России слишком велико, для инновационного развития оно слишком мало.
Крайний вариант сырьевой ориентации производства предполагает численность населения, достаточную, во-первых, для осуществления самого процесса добычи и транспортировки сырья, во-вторых, для функционирования обслуживающего комплекса, включающего в себя необходимую инфраструктуру, подготовку кадров, здравоохранение, развлечения, охрану и т. п. Промышленное производство, в том числе военное, сельское хозяйство, транспортное машиностроение и многое другое оказывается ненужным, продукты такого производства можно купить. Соответственно при подобном способе жизни достаточно трети нынешнего населения России. О ее независимости в этом случае речи не идет.
Другой крайний вариант требует комплексного индустриального развития, обус-
ловливающего экономическую и военную безопасность, возможность полного самостоятельного обеспечения. По такому варианту развивался Советский Союз, располагавший достаточными ресурсами для относительно замкнутого существования в определенный исторический период. Но для его реализации, тем более для инновационного развития России с ее природными масштабами нынешнего населения явно недостаточно. Более того, Россия характеризуется своеобразной демографической аномалией. Демографическое поведение населения такое же, как в передовой, просвещенной, высокоразвитой стране, а уровень жизни, как в отсталой, развивающейся. Россия унаследовала от умеренно обеспеченной жизни непомерно большую массу людей, успевших дожить до старости и сдерживающих ее социальную динамику. В развивающихся странах с их параллельно высокой рождаемостью и смертностью население в основном молодое. В передовых странах коренное население намного более старое, но там высокий уровень молодежной иммиграции. Население России в значительной мере пополняется ветеранами, а число молодых, высокообразованных специалистов убывает.
Имеется достаточно много прогнозов развития России на 20 лет и более. Но ведь страна — это не саморазвивающаяся предметная система типа растения, живого организма, русла реки и прочих предметных систем. Россия будет такой, какой ее сделают, во-первых, те, кто определяет это внутри, а во-вторых, те, кто определяет это извне. Но будущих результатов преобразований никто не знает. Даже отдельный человек про собственное будущее знает только в той мере, в какой он сам деятелен, в рамках того, что от него зависит как в созидательном плане, так и в плане противостояния внешним вызовам. Никому не известно, кто реально будет делать Россию и какие у нее будут внешние вызовы.
Когда наука в России станет сферой приложения капитала и получения прибыли, тогда в нее пойдет бизнес. В этом плане модернизация состоится как крупномасштабный научно-технический бизнес-проект, для которого сама Россия представляет
1 В
собой не более чем государственно-географическое образование (место на Земле), где будет организовано высокорентабельное производство интеллектуальной продукции. Соответственно должна сформироваться новая разновидность элиты, состоящей из интеллектуалов сугубо либерального склада, претендующих на лидерство в обществе. Первоначально это будут иностранные специалисты, традиционный для российских модернизаций контингент, с участием наиболее адаптированных к условиям новой социальной реальности российских ученых и под контролем топ-менеджеров от государства и заинтересованного российского бизнес-сообщества, а потом возникнет новая генерация из числа молодых наследников первого поколения крупного российского капитала и политического истеблишмента.
Модернизационный проект России — это национальный проект соединения государства и капитала. Выдвинут лозунг социальной ответственности бизнеса. Плохо ли, что бизнес поставит на первое место собственные интересы, обязательно ли будет ущемление государственных интересов? Возникает законный вопрос: а каковы, собственно, государственные интересы и противоречит ли им национальный бизнес, поднявшийся до мирового уровня? Не означает ли сильный бизнес сильное государство? А российский бизнес слаб именно в том плане, что он не обеспечивает собственное инновационное развитие. Судьба бизнеса воплощает в себе национальную судьбу, т. е. судьбу России. Но это все в том случае, если он будет национально ориентирован. Это и есть социальная ответственность. По крайней мере, американский капитал социально ответственен и национально ориентирован в той мере, в какой он заинтересован в мировом лидерстве Америки.
Конечный результат модернизации России в XXI веке — переход на уровень передовой коммерциализируемой науки. Масштабы модернизации могут быть различны — от организации отдельного предприятия по производству научно-технической продукции до комплексной модернизации всей экономики. Сейчас модернизация России
во всем комплексе необходимых условий ее осуществления не просчитывается в какой-либо реальной модели в рамках нормального, проверенного историческим опытом передовых стран пути материально-технического развития. Для этого недостает многих из необходимых условий. Но весь исторический опыт России демонстрирует ее способность совершать рывки именно вопреки устоявшимся стереотипам и нормам за счет концентрации социальной энергии под воздействием мобилизующей государственной воли и наличия естественных ресурсов, по разнообразию и объемам обеспечивающих возможность самостоятельного существования. Однако в настоящее время естественные ресурсы представлены только географической составляющей, тогда как демографических ресурсов явно недостаточно. Что касается мобилизующей государственной воли, то ее полноценность и действенность обнаруживаются преимущественно в виртуальной реальности.
Модернизация России должна иметь целевую модель, понятный образ создаваемого российского будущего: модель внутреннего социального устройства, место и роль в мировом социальном пространстве. Нельзя ограничиться пониманием модернизации как некоего движения к некоему более совершенному будущему, необходима конкретизация.
Для современной России важно проведение политики модернизации без социальных издержек. Конечно, это очень трудная задача, но иного выхода нет. Модернизация России без сопровождения политикой социального консерватизма невозможна по самой своей сути, потому что в итоге это будет уже не Россия. Иными словами, можно сбросить социальную сферу, принести определенную массу людей в жертву модернизации и осуществить ее. Однако новому обществу России даже в ее нынешней конфигурации не удержать, а точнее, она будет этому обществу не нужна.
Сохранение социальной сферы — это не просто гуманизм, содержание бедных и обездоленных, начиная с пенсионеров. Это необходимость авансирования на создание населения, способного занимать лиди-
рующие позиции в мире. Это вложение средств с отдаленной отдачей. Нужны свободные средства на образование, здравоохранение, науку и культуру, наряду с ростом затрат на оборону. Конечно, сырьевые деньги самые легкодоступные, но сырьевое развитие не обеспечивает прорыва. Россия может соединить технологическую модер-
низацию и политику социального консерватизма за счет сырьевых ресурсов. Пока что это единственный благоприятный шанс. Здесь последнее слово за государством. Допущение растраты ресурсной базы было бы не меньшим преступлением против народа, чем прямое насильственное распоряжение жизнями людей в недавнем прошлом.
УДК 1:3+304.2
О.Д. Шипунова, И.В. Коломейцев
СОЦИОТЕХНИЧЕСКАЯ СИСТЕМА И СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ СРЕДА
В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
Проблемы социальной аналитики и практики управления экономическими структурами с конца XX века все чаще обусловливаются человеческим и культурными факторами, которые получают особый акцент в связи с формированием инновационной экономики и политики. Сложность в регулировании современной инженерно-научной практики определяется непредсказуемостью воздействий новых технологий на природу, человека, социум, а также динамичным характером многоступенчатого интеллектуально-производственного цикла инновационной деятельности, каждая ступень которого имеет свою интеллектуальную, профессиональную и корпоративную культуру.
Искусственные объекты и системы, создаваемые на базе современных технологий, в частности биотехнологии, генной инженерии, информационно-интеллектуальной технологии, не являются традиционными как для техники, так и для наук о природе и социуме. Проектирование многокомпонентной «человекоразмерной» системы [8, с. 285] включает помимо традиционных технологических и экономических цепочек учет связей внеэкономических — ценностных, экологических, этнокультурных, этических. Поэтому анализ социальных и культурных следствий нововведений как необходимый аспект государственной политики
в отношении масштабных проектов — серьезная проблема для экспертов. Координация всех аспектов инновационной проектной деятельности, которая приобретает социо-технический характер, оказывается нетривиальной научной, инженерной и организационной задачей.
Выделяя в качестве предмета анализа со-циотехническую систему и социокультурную среду, мы хотим подчеркнуть, что ни одна, даже самая высокотехнологичная, система не может прийти в движение без участия человека и не может действовать без учета социокультурной среды, в которой она находится. Вместе с культурной средой в экспертизу инновационных проектов неизбежно вводится ценностный аспект. Актуальным становится исследование особенностей динамики социокультурной среды, что вполне традиционно для социальной философии, но не традиционно для инженерной и управленческой практики.
Включение в инженерную деятельность новых системных условий и гуманитарных принципов (для которых характерны запреты в практике освоения действительности) влечет за собой новые требования профессионализма для проектировщика. Аналитики отмечают, что современное проектирование выходит за пределы привычной схемы «наука—инженерия—производство»,
1 5
