CC BY
43
2014 ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА Сер. 2 Вып. 4
ХРОНИКА
НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИНТРИГА И СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС В АНТИЧНОМ МИРЕ», ПРОВЕДЕННАЯ КАФЕДРОЙ ИСТОРИИ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМА САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА 1 АПРЕЛЯ 2014 г.
Сотрудниками кафедры истории древней Греции и Рима ведется подготовка к изданию новой коллективной монографии «Политическая интрига и судебный процесс в античном мире». В рамках этой подготовительной работы на кафедре была проведена научная конференция, ставившая целью осуществить, так сказать, пробу сил и определить необходимые для дальнейшей работы ориентиры. На конференции были заслушаны четыре доклада, в которых были затронуты существенные вопросы политической жизни античной Греции и Рима, которые могут быть объединены общей темой, намеченной к разработке в виде коллективной монографии. Выбор этой темы определяется как бесспорным историческим интересом, так и очевидной актуальностью намеченной к исследованию проблемы. В античном мире, как впрочем, и в последующие эпохи, политическая жизнь непрерывно осложнялась и стимулировалась общественно значимыми конфликтами, причиной возникновения которых нередко была политическая интрига, а внешним выражением — судебный процесс. Для понимания социально-политической жизни античного греко-римского мира важным представляется проследить возникновение подобных конфликтов и оценить их роль в общественной жизни. Такую приблизительно цель и ставили участники апрельской научной конференции. С докладами выступили сотрудники кафедры профессор Э. Д. Фролов, доцент М. М. Холод, профессор А. Б. Егоров и доцент К. В. Вержбицкий.
Э. Д. Фролов выступил с большим обзорным докладом «Политическая интрига и судебный процесс в античной Греции». Докладчик начал с толкования самого понятия «интрига» и взаимосвязи глубинной интриги с проходившим на поверхности общественной жизни судебным процессом. По-видимому, греческий мир был знаком с политической интригой с незапамятных времен. Недаром в предании об эпических героях сохранился рассказ о том, как участник Троянской войны Паламед погиб из-за интриги Одиссея. В архаическую эпоху мы уже имеем примеры вполне достоверных интриг и судопроизводств, возбужденных политическими страстями. В истории так называемой Килоновой смуты (2-я половина VII в.до н. э.) мы видим коварную расправу, учиненную вожаками знатного клана Алкмеонидов над соратниками инициатора государственного переворота Килона, расправу, которая спустя некоторое время завершилась судебным процессом над святотатцами, проведенным в Афинах критянином Эпи-менидом. В классическую эпоху (V в. до н. э.) количество примеров непрерывно умножается. Докладчик остановился на судебных процессах, возбужденных в Афинах в период Греко-персидских войн против Мильтиада и Фемистокла, а в Спарте — против Павсания. Он подчеркнул стимулирующее воздействие личных амбиций на конфронтацию политических сил в греческих полисах. Большое внимание в докладе было уделено политическим интригам, которые велись
в Афинах противниками Перикла, возбуждавшими судебные процессы против людей из окружения бессменного лидера афинской демократии, а в конце концов и против него самого. В этих интригах примечательным было реальное сотрудничество врагов Перикла из разных лагерей — из группы олигархов в такой же степени, как и из партии демократов, что объяснялось общим недовольством афинского гражданства долговременным правлением Перикла. Последующие скандальные процессы в Афинах по преимуществу связаны с интригами олигархов против господствующей демократии. Таковы были процессы против святотатцев — гермокопидов (разрушителей герм) и осквернителей мистерий — в 415-413 гг., а затем мнимо судебная расправа над стратегами-победителями при Аргинузских островах в 406 г. Ярким примером столкновения личных амбиций может служить схватка двух лидеров афинской олигархии Крития и Фераме-на, закончившаяся гибелью последнего (404 г.). В заключение обзора Э. Д. Фролов специально остановился на знаменитом процессе Сократа в 399 г. и подчеркнул его особенное новое качество — противостояние философа, проповедовавшего новую нравственную концепцию, и консервативно настроенной массы афинских граждан.
В докладе М. М. Холода «Заговор Александра Линкестийского» был рассмотрен ряд вопросов, связанных с этим по своему знаменательным событием, иллюстрирующим более широкую тему оппозиции в армии Александра Великого. Прежде всего, было показано, что это событие следует относить именно к зиме 334/333 г. до н. э., а не ко времени незадолго до битвы при Иссе, как оно подчас датируется в современной научной литературе. Далее, проанализировав пассаж из «Анабасиса» Арриана (I, 25), единственный, в котором сравнительно подробно описываются обстоятельства ареста Александра Линкестийского, М. М. Холод высказал сомнения в достоверности некоторой переданной в нем информации. В частности, по мнению докладчика, едва ли могли иметь под собой реальное основание те предложения, с которыми Дарий III якобы обратился к Александру Линкестийскому: за убийство царя Александра — македонский престол и 1000 талантов золотом. Как сообщают другие литературные источники, после своего ареста Александр Линкестийский находился под стражей до осени 330 г. до н. э., и только тогда, одновременно с судом по делу Филоты, ему были предъявлены официальные обвинения в заговоре с целью убийства царя и он был казнен. Отвечая на вопрос, почему решение о судьбе Линке-стийца откладывалось столь долгое время, М. М. Холод указал, что, по-видимому, бесспорных улик против Александра Линкестийского попросту не было, а имелись только какие-то подозрения. Но для македонского монарха, всегда решительно действовавшего, когда речь шла о заговоре, судя по всему, оказалось достаточно и потенциальной опасности: линкестийца тогда сразу же арестовали. Наконец, говоря собственно о суде над Александром Линкестийским, М. М. Холод отметил, что античные писатели, в том числе Курций Руф, рассказ которого в данном случае наиболее подробен (VII, 1, 5-9), не сообщают, какие именно официальные обвинения, кроме замысла убить царя, были предъявлены Линкестийцу в тот момент (у Арриана весь этот эпизод, к сожалению, вообще обойден стороной). Однако, как предположил докладчик, не исключено, что именно они нашли отражение в тех предложениях, которые, согласно рассказу Арриана об аресте Александра Линкестийского, персидский царь якобы намеревался сделать последнему. Если это так, то совсем неудивительным представляется описанное Курцием поведение Лин-кестийца на суде: возможно, как раз фантастичность этих обвинений и ввела его в состояние своего рода прострации, лишив возможности защищаться от предъявленных обвинений.
Доклад А. Б. Егорова был посвящен теме «Открытая и тайная политика в истории республиканского Рима». Докладчик начал с того, что подчеркнул сложность определения самого понятия «интрига». Как правило, интригами считаются различного рода действия, составляющие неотъемлемую часть тайной политики. Понятие это прежде всего связано с обществами монархического и узкоолигархического типа, когда решения принимаются в крайне узком кругу, а открытые формы политической борьбы становятся либо невозможными, либо крайне затрудненными, гласность является минимальной, а роль «неформальных» рычагов власти и олицетворяющих их людей резко возрастает. Расцвет такого рода способов проведения политических решений можно увидеть на примере обществ типа императорского Рима I в. н. э. или Европы
XVII-XVIII вв. Мы имеем некоторые сведения относительно интриг царского периода и времени борьбы патрициев и плебеев (509-366 гг. до н. э.), однако эта информация весьма ограничена. Это связано как с характером источников, так и с тем, что сила формирующегося гражданского коллектива заключалась в гласности и открытости политики, а противоборствующие стороны — речь идет о плебеях и патрициях — были настроены на компромисс и сотрудничество. Последнее можно сказать и о времени расцвета республики (III-II вв. до н. э.), когда общие интересы и внутренняя дисциплина сенатской верхушки доминировали над внутренними противоречиями, как клановыми, так и социальными. Положение резко изменилось в эпоху гражданских войн. Уже со времен Гракхов происходит усиление пропагандистской войны, появление сфабрикованных судебных процессов, а затем и политических убийств и массовых внесудебных расправ. Впрочем, первый период гражданских войн (133-78 гг. до н. э.) был прежде всего отмечен эскалацией насилия, беззакония и жестокости, тогда как эпохой расцвета интриги стал последующий период (78-31 гг. до н. э.). Кампании против популяров в 70-60-е годы I в., создание I триумвирата и движение Клодия, заговор Катилины и противостояние Цезаря и Помпея в 52-49 гг. являют собой примеры интриг, спецификой которых было сочетание тайной политики с открытыми формами политической борьбы (выборами, демонстрациями, судебными процессами и даже мятежами и восстаниями). С переходом к империи наступило время тайной политики.
К. В. Вержбицкий представил доклад на тему «Луций Элий Сеян — организатор и жертва политических репрессий при Тиберии (а был ли заговор?)». Целью доклада стало доказательство историчности события, известного в античной традиции как заговор Л. Элия Сеяна, префекта претория и ближайшего помощника императора Тиберия. Информация о событиях, приведших к падению всесильного временщика, содержится главным образом в произведениях Иосифа Флавия, Тацита, Светония и Диона Кассия. При этом первые три писателя однозначно указывают на намерение Сеяна осуществить государственный переворот, тогда как Дион Кассий высказывает прямо противоположную точку зрения. По Диону, император, сам возвысивший префекта до статуса второго лица в государстве и даже сделавший его членом своей семьи, сам же затем и избавился от него. Точка зрения Диона Кассия разделяется и многими современными исследователями, такими как, к примеру, Э. Боддингтон, Д. Хеннинг и В. Н. Парфенов. Докладчик подчеркнул, что несоответствие между мнением большинства источников и позицией Диона Кассия можно объяснить личным опытом греческого историка, повлиявшем на него в этом отношении. Современник Септимия Севера (рубеж II-III вв.), Дион Кассий имел возможность наблюдать за возвышением в правление этого императора префекта претория Плавциана, позднее обвиненного в подготовке покушения на жизнь Септимия Севера и убитого по его приказу. Принято считать, что история возвышения и падения Плавциана была спроецирована Дионом на события времен Тиберия, связанные с восхождением к вершинам власти и гибелью Сеяна. Однако Дион Кассий, по крайней мере, однажды указывает на намерение Сеяна совершить переворот. На это префекта будто бы подвигло провозглашение Гая Цезаря, прозванного Калигулой, последнего остававшегося на свободе сына Германика и Агриппины, наследником Тиберия. Данный эпизод положил начало охлаждению в отношениях между императором и его ближайшим помощником. Сеян почувствовал, что расположение принцепса к нему уже не то, что прежде. Трудно поверить, что сильный, мужественный человек, каким был Сеян, безропотно смирился с таким поворотом судьбы; напротив, он, несомненно, должен был предпринять хоть что-то, чтобы отразить роковой удар. Впрочем, возможно, сам он не считал, что его дела столь плохи. Долговременное пребывание на вершине власти неизбежно должно было внушить ему обманчивое чувство собственного могущества и помешать адекватно оценить сложившуюся ситуацию. Поэтому представляется весьма вероятным, что, переоценивая значение собственной персоны, временщик мог полагать, что преторианцы, которыми он командовал уже более пятнадцати лет, пойдут за ним в огонь и в воду, и что его мятеж получит поддержку и со стороны наместников некоторых провинций. Во всяком случае, масштаб приготовлений и характер мер, предпринятых Тиберием и его новыми приближенными (Макроном, Лаконом
и др.), показывают, что в случае с заговором Сеяна мы имеем дело не с фикцией, но с чем-то реальным. Строжайшая конспиративная завеса, призванная усыпить бдительность префекта претория, тщательная изоляция его от преторианских когорт, оптический телеграф, передававший в императорский дворец на Капри последние новости о положении дел в столице, готовые к отплытию корабли, на которых император мог бы бежать из своей островной резиденции — все это покажется бессмысленным, если принять мнение тех, кто отрицает реальность заговора Сеяна. Все вышесказанное вкупе с поразительным единодушием трех наиболее авторитетных источников (Иосифа Флавия, Тацита и Светония), помноженное на встречающиеся и у Диона Кассия, чье мнение всегда с особой охотой поднимается на щит противниками теории заговора, упоминания о намерении Сеяна совершить переворот, позволяют нам ответить на поставленный вопрос — а был ли заговор? — утвердительно.
По докладам состоялась продолжительная дискуссия. Выступавшие отметили полезность осуществленного опыта и одобрительно отнеслись к составу представленных докладов: они являли собой сочетание обширных принципиальных обзоров (доклады Э. Д. Фролова и А. Б. Егорова) с частными, аналитического свойства, этюдами (доклады М. М. Холода и К. В. Вержбицко-го). Как бы то ни было, аудитория подтвердила целесообразность намеченного к исполнению научного проекта и пожелала успешного завершения работы.
Э. Д. Фролов, доктор исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет;
ef6518@mail.spb.edu
А. Д. Пантелеев, кандидат исторических наук, Санкт-Петербургский государственный университет;
alpant@hotmail.com
