CC BY
35
ной реформы и утверждения принципа абсолютного равенства всех граждан полиса в их повседневной жизни спартанская демократия еще в рамках архаического периода вырвалась далеко вперед, успешно решив уже «на старте» все те острые социальные проблемы, которые другим греческим демократиям еще предстояло решать и которые по-настоящему так нигде и никогда не были решены. Однако крайняя консолидация «общины равных», которая была необходимым условием ее выживания во враждебном окружении, была достигнута за счет существенного ограничения политических и экономических прав граждан и грубого подавления их личной свободы. В результате спартанское равенство оказалось равенством без свободы, а спартанская демократия, сохранив внешнюю оболочку «общины равных», довольно быстро превратилась в нечто прямо противоположное демократическому идеалу. Наиболее точной дефиницией, отражающей основные особенности этой специфической формы греческого полиса, с точки зрения автора, следует признать термин «тоталитарное государство» (с. 279-281).
А.Е. Медовичев
2016.04.010. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИНТРИГА И СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС В АНТИЧНОМ МИРЕ / Колл. монография под ред. Фролова Э.Д. - СПб.: Реноме, 2015. - 332 с.
Ключевые слова: античность; судебное разбирательство; политическая интрига.
Коллективная монография посвящена одному из ключевых явлений античной общественной жизни - судебному разбирательству, нередко связанному с политической интригой. Книга состоит из «Предисловия», 15 статей, сгруппированных в три раздела, и «Заключения».
В «Предисловии ответственного редактора» Э.Д. Фролов подчеркивает тот факт, что в общественной практике интрига и суд часто пересекаются и как бы дополняют друг друга. И если суд отвечает позитивной склонности человека к правильному разрешению любого спора, то интрига служит другой, но не менее естественной склонности к обходному маневру, искажению или даже уничтожению судебного разбирательства. Множество примеров
переплетения суда и интриги, пишет автор, можно встретить в античной истории.
Первый раздел («Античная Греция») открывается статьей О.Ю. Владимирской, в которой рассматриваются два судебных процесса против афинского стратега Мильтиада, под предводительством которого афиняне разгромили персов при Марафоне в 490 г. до н.э. Первый судебный процесс относится к 493 г. до н.э., когда Мильтиад вернулся в Афины из своих владений на Херсоне-се Фракийском. Второй процесс проходил после провала военной экспедиции под его командованием против о. Парос в 489 г. до н.э. И если за тиранию в Херсонесе полководцу удалось оправдаться, то простить поражение победителю при Марафоне афинская демократия уже не смогла. Она, как отмечает автор, не давала своим лидерам права на ошибку, и это была одна из тех особенностей афинской модели власти народа, которая впоследствии привела демократию к кризису (с. 24).
Политическим интригам в Спарте в период греко-персидских войн в связи с делом Павсания посвящена статья Л.Г. Печатновой. История падения знаменитого спартанского военачальника и регента, под командованием которого греки одержали победу над персами при Платеях в 479 г. до н.э., подробно изложенная Фукиди-дом, долгое время не вызывала особых сомнений в своей достоверности. Однако в последние десятилетия обнаружилась тенденция к более критическому восприятию его рассказа. Предполагается, что в распоряжении Фукидида оказались данные, уже обработанные в нужном для спартанских властей ключе. В результате появился искаженный образ Павсания как коррумпированного предателя, склонного ради собственных целей отдать Грецию под власть персов. Однако, как показывает Л.Г. Печатнова, нет оснований считать выдумкой всю традицию о контактах Павсания с персами. Впрочем, отмечает она, тема «персофильства», судя по всему, мало заботила эфоров, тем более что среди спартанских властей были, по-видимому, сторонники сближения с Персией. Но угроза, даже гипотетическая, поднять мятеж илотов объединила против Павсания всю спартанскую элиту и стала причиной гибели регента. Самого Павсания объявили предателем, а его контакты с персами представили как исключительно его личную инициативу (с. 49-51).
Э.Д. Фролов в статье «Перикл: конфликт политического лидера с гражданским обществом» отмечает тот факт, что созданный вождем афинской демократии режим личной власти формировался вполне легитимно, благодаря исключительным моральным и деловым качествам носителя этой власти, который пользовался непререкаемым авторитетом у демоса. Однако такая ситуация в корне противоречила принципам демократического строя, а потому неизбежно была чревата конфликтом между обществом и его лидером. Противники Перикла, как из среды олигархической оппозиции, так и радикальные демократы, не решались критиковать его политику по существу, поскольку трудно было найти ей разумную альтернативу. Поэтому объектом их атак стало ближайшее окружение первого стратега, которое включало философов, политиков, деятелей культуры и искусства. Новаторские идеи, просветительская деятельность и даже сам стиль поведения этого своеобразного «кружка интеллектуалов» бросали вызов традиционному укладу жизни и вызывали враждебное отношение к нему среди консервативного большинства афинского гражданства, что и было использовано инициаторами судебных процессов.
В целом заключает автор, история с Периклом и его окружением демонстрирует неустойчивость древней демократии и неизбежность трансформации авторитарного политического лидерства в режим личной власти. Соответственно и кружок друзей Перикла, по его мнению, типологически предварял собою те придворные общества и советы «друзей», которые станут важным элементом политической культуры эллинистических монархий и поздних тиранических режимов (с. 62).
Статья «Ферамен и Критий: игра в коттаб на пороге смерти», также написанная Э.Д. Фроловым, посвящена заключительному этапу политического противостояния двух знаменитых лидеров афинской олигархии, чьи взгляды на методы политической борьбы и ее конечную цель были, однако, совершенно не схожи. Как показывает автор, «схватка Крития с Фераменом была по сути дела не столкновением двух фракций внутри олигархического лагеря, а противоборством двух принципиально различных направлений -экстремистского, сродни тирании, выступавшего за рамки полисных традиций, и собственно олигархического, остававшегося в их пределах» (с. 107).
В другой своей статье Э.Д. Фролов анализирует истоки и характер долго назревавшего конфликта между Сократом и афинским обществом, который, в итоге, вылился в 399 г. до н.э. в судебный процесс, закончившийся казнью философа. С именем Сократа, пишет автор, связано утверждение в античной философии нового направления, ставившего во главу угла задачу личного нравственного совершенствования человека и тем самым совершенствования общества и государства. При этом и в гносеологии, и в этике Сократ был защитником позитивных ценностей и поборником абсолютной истины, что коренным образом отличало его от современных ему софистов, носителей тенденций релятивизма и нигилизма. Однако утверждение им примата личного разума и опыта над традицией, включая и традицию политическую, его стиль поведения, а также необычная манера ведения дискуссий, иногда отдающая чистой софистикой, вызывали у консервативного большинства афинского демоса подозрения в стремлении подорвать устои общественной жизни и веру в богов. Восприятие этим большинством Сократа как воплощения извращенной мудрости отобразил Аристофан в комедии «Облака».
Действительно, отмечает Э.Д. Фролов, осуществленный Сократом перенос акцента с внешнего почитания богов на поиски божественного начала в душе человека означал разрушение одной из важнейших (если не самой главной) духовных основ античного полиса - культа его общинно-гражданской сущности, а следовательно, и подрыв традиционных основ нравственного и гражданского воспитания. Таким образом, выдвинутые против Сократа обвинения в безбожии и развращении молодежи были вполне закономерны. Его деятельность, несомненно, имела для афинской демократии разрушительный характер, и в силу этого осуждение философа, не признававшего компетенцию и суверенитет народа, было неизбежным (с. 122-124).
Е. В. Никитюк анализирует политическую и морально-психологическую ситуацию в Афинах в разгар Пелопоннесской войны, накануне катастрофической для афинян Сицилийской экспедиции 415-413 гг. до н.э. Индикатором высочайшего эмоционального напряжения, которое быстро переросло в истерию, стали судебные процессы по обвинению в религиозном нечестии. Они с самого начала вылились в религиозно-политический скандал, об-
нажив многие острые проблемы афинской демократии, и в конечном счете стали косвенной причиной неуклонного продвижения Афин к поражению в войне (с. 100).
«Театральная цензура в Афинах в V в. до н.э.» - тема статьи О.В. Кулишовой. Как показывает автор, тенденция к тому, чтобы как-то ограничить свободу поэтов-драматургов, появляется еще в первые десятилетия V в. до н.э., о чем свидетельствует история с постановкой трагедии Фриниха «Взятие Милета». В целом в древности, как и в современности, важнейшие ограничения «свободы слова» происходили, как правило, по политическим мотивам. Впрочем, существовали и ограничения, не связанные с политикой, в частности обычай не показывать убийства, но лишь их последствия. Сами авторы-драматурги и представители образованной общественности пытались определить, что дозволено трагическому поэту и что ему не дозволено. Известны также попытки теоретически обосновать необходимость театральной цензуры (в трактатах Платона «Государство» и «Законы») (с. 138-141).
Второй раздел («Эпоха эллинизма») включает две статьи. В первой из них О.Ю. Климов рассматривает роль политических интриг в истории Пергамского царства, отмечая их удивительное для эллинистического мира отсутствие вплоть до времени правления последнего царя из династии Атталидов, Аттала III (138-133 гг. до н.э.). Обострение при нем борьбы группировок придворной элиты, происходившее на фоне роста недовольства рядового свободного населения и рабов, после внезапной смерти царя привело к восстанию Аристоника, сводного брата Аттала, предпринявшего отчаянную попытку не допустить перехода Пергамского царства под власть Рима.
Статья А. И. Юрина посвящена анализу двух эпизодов придворной борьбы в Македонии в царствование Филиппа V. Первый эпизод имел место в годы Союзнической войны и получил в историографии название «заговора Апеллеса». Второй эпизод связан с вопросом о престолонаследии и соперничеством двух сыновей Филиппа - Персея и Деметрия. Рассматривая методы разрешения этих конфликтов македонским царем и сопоставляя их, автор прослеживает эволюцию личности Филиппа V.
Третий раздел («Древний Рим») открывает статья А.Б. Егорова «Интрига в политической жизни Рима эпохи Республики (от-
крытая и тайная политика в римской истории)». Как показывает автор, сочетание публичной и «тайной» политики, т.е. открытых методов политической борьбы и закулисной интриги, было характерно для Римской республики. Предвыборная борьба, публичные обсуждения, открытые судебные процессы, прямая агитация, гласность и открытые принятия законов и постановлений сочетались с анонимными слухами, диффамацией, тайными сговорами, подкупом должностных лиц и политическими убийствами. Кульминацией «тайной политики» стала эпоха гражданских войн, предвосхитившая еще более полный интригами I в. н.э., когда «открытая», публичная политика уходит со сцены, а на ее место приходит придворная интрига, репрессии императоров и заговоры (с. 226).
Политическая ситуация в римской республике в 80-х годах II в. до н.э. рассматривается в статье А.В. Васильева в связи с судебным процессом над Публием Корнелием Сципионом Африканским Старшим, победителем Ганнибала, и его братом Луцием. Именно особая роль Публия и его окружения в римской политике, пишет автор, обрекла его на неизбежный конфликт с остальной частью римской аристократии в условиях той острой конкуренции в среде нобилитета, которой характеризовались первые десятилетия после победы Рима во Второй Пунической войне (218-201 гг. до н.э.).
Д. Д. Дымская в статье «Заговор Катилины» предпринимает попытку выяснить, что в действительности представлял собой этот заговор, применительно к какому времени можно говорить о его возникновении и каковы были способствовавшие этому обстоятельства. В целом, как отмечает автор, план заговора, который Ка-тилина начал готовить после своего поражения на выборах 62 г. до н. э., производит впечатление авантюры, а его реализация осуществлялась таким образом, что поражение заговорщиков выглядит вполне закономерным следствием их ограниченности и неопытности. Цицерон же, со своей стороны, посредством хитроумных интриг и манипуляций общественным мнением сознательно провоцировал Катилину на все более радикальные действия, с тем чтобы, во-первых, расколоть его союз с могущественными политиками, стоявшими в оппозиции к сенату, а во-вторых, окончательно убрать с доски эту опасную фигуру (с. 259).
В статье М. В. Белкина анализируется политический контекст процесса 59 г. до н.э. против бывшего консула и наместника провинции Македония Гая Антония Гибриды, привлеченного к суду по обвинению в вымогательстве. Как показывает автор, процесс был направлен не только и даже не столько против Гая Антония, сколько против Марка Туллия Цицерона, выступавшего в роли защитника. При этом, защищая Антония, Цицерон защищал прежде всего самого себя и свои действия в качестве консула 63 г. до н.э. против катилинариев (с. 272).
«Падение Сеяна (а был ли заговор?)» - тема статьи К.В. Вер-жбицкого. Сюжет о заговоре Луция Элия Сеяна, префекта претория, всесильного временщика и ближайшего помощника императора Тиберия (14-38 гг. н.э.), уже долгое время является предметом споров. Как отмечает автор, сомнения в реальности заговора Сеяна, которые разделяет ряд современных историков, обусловлены главным образом отсутствием в сохранившейся античной литературной традиции какой-либо информации о его деталях. Между тем уже сам масштаб и характер тех мер, которые были предприняты Тибе-рием, чтобы нейтрализовать весьма популярного среди своих солдат начальника преторианской гвардии, показывают, что заговор был далеко не фикцией (с. 281-282).
Статья И.П. Портнягиной посвящена истории возвышения и падения сенатора Луция Аннея Сенеки, выдающегося оратора и известного философа-моралиста, представлявшего самую популярную в Риме в I в. н.э. философскую школу стоиков. В начальный период правления Нерона (54-68 гг. н.э.) Сенека, в качестве воспитателя и советника молодого императора, фактически правил Римской империей, определяя характер политического режима последнего представителя династии Юлиев-Клавдиев. Однако путь компромисса, сознательно избранный философом в надежде на то, что он станет творцом «просвещенного монарха», руководствующегося принципами справедливости и милосердия в отношении своих подданных, завел его слишком далеко. В глазах современников и потомков он стал советником тирана, потакавшим его увлечениям и приучившим своего воспитанника к мысли, что ему все дозволено (с. 290).
Завершает книгу статья Н.С. Широковой, в которой рассматриваются этапы карьеры и взаимоотношения с императорской вла-
стью одного из крупных римских полководцев I в. н.э. Гнея Юлия Агриколы, подавившего восстание племен Британии и окончательно утвердившего римское господство над большей частью острова.
А.Е. Медовичев
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2016.04.011. ФОКС Я. ВЛАСТЬ И РЕЛИГИЯ В МЕРОВИНГСКОЙ ГАЛЛИИ: МОНАСТЫРИ КОЛУМБАНА И ФРАНКСКИЕ ЭЛИТЫ.
FOX Y. Power and religion in Merovingian Gaul: Columbanian monas-ticism and the Frankish elites. - Cambridge: Cambridge univ. perss, 2014. - 372 p.
Ключевые слова: меровингская Галлия; «ирландское монашество»; монастыри Колумбана.
В книге Янива Фокса, преподавателя факультета истории, философии и иудаики Открытого университета Израиля, переосмысливается хорошо известный и давно изучавшийся феномен «ирландского монашества» в меровингской Галлии. Книга состоит из введения, шести глав, объединенных в три части, и заключения.
История ирландского миссионерства на континенте связана с именем Колумбана (Колумбы Младшего) (ок. 543-615), выходца из Лейнстера. Колумбан известен как создатель собственного монашеского устава, более краткого и превосходящего строгостью устав Бенедикта Нурсийского. Колумбан и его спутники, как считается, прибыли из Ирландии на континент ок. 591 г.; они основали ряд монастырей на территории королевства Меровингов и в соседних областях, но в 612 г. сам Колумбан вынужден был покинуть Фракские земли из-за конфликта с королем Теодорихом II. Колум-бан отправился в королевство Лангобардов, где основал известнейший монастырь Боббио, в котором и был похоронен. Однако его ученики и последователи остались во франкских землях, и их деятельность продолжала успешно развиваться. В историографии (во многом под влиянием агиографической традиции) по сей день принято представлять Колумбана и его спутников как аскетов и отшельников, селившихся в безлюдных и уединенных местах и заботившихся исключительно о религиозных материях. Я. Фокс в
