CC BY
98
ДРЕВНИЙ МИР
2016.02.008. МИТЧЕЛЛ Т.Н. НАЧАЛО ДЕМОКРАТИИ: АФИНСКАЯ ИСТОРИЯ.
MITCHELL Th.N. Democracy's beginning: The Athenian story. - New Haven; London: Yale univ. press, 2015. - 368 p. - Bibliogr.: p. 336344.
Ключевые слова: афинская демократия; греческий полис; политические и социальные институты.
Монография профессора Тринити-колледжа Дублинского университета (Ирландия) Т.Н. Митчелла посвящена истории афинской демократии, изучению ее истоков в традициях греческого полиса и в тех революционных переменах, которые охватили Эгеиду в VII-VI вв. до н.э. Рассматривается эволюция политических и социальных институтов Афин, а также тех идеалов и принципов, которые инспирировали возникновение и развитие демократии. Книга состоит из введения и восьми глав.
Пример Афин, пишет во введении автор, крайне важен в плане изучения взаимодействия теории и практики демократии, а также лучшего понимания достоинств и недостатков демократической системы. «Конституция» Клисфена 508/507 г. до н.э., обычно принимаемая за точку отсчета, стала кульминацией происходившего в греческом мире процесса становления общества, в котором современники усматривали воплощение идеи isonomia, «равенства перед законом». В дальнейшем развитие демократии в значительной степени также определялось воздействием идеологических влияний и теоретических спекуляций. Наиболее известные фигуры классической эпохи - Перикл, Фукидид (сын Мелесия), Алкивиад, Ферамен, Критий, выдающиеся ораторы IV в. до н.э. - все они были продуктом интеллектуальной среды, созданной софистами, в которой политические дебаты и теоретизирование занимали ведущее место. Расцвет в IV столетии школ Платона, Исократа, Аристотеля, уделявших особое внимание политическим принципам и системам, прежде всего демократии и ее специфической афинской версии, показывает, что политическая теория и базирующиеся на ней формы правления оставались главным предметом обсуждения среди интеллектуалов. Воздействие этой идеологической культуры на
эволюцию афинской демократии также анализируется в данной книге.
В первой главе («Греческий Polis: Колыбель демократии») автор показывает, что само возникновение греческой демократии в значительной степени было обусловлено доминирующей формой политической организации, которая развивалась в греческом мире между 800 и 500 гг. до н.э. и известна как polis, или город-государство. В греческой литературной традиции полис впервые появляется в поэмах Гомера, теперь обычно датируемых VIII в. до н.э., и предстает как самоуправляющаяся община. Однако беотий-ский поэт-крестьянин конца VII в. до н.э., Гесиод, был первым из греков, кто изложил концепцию государства как сообщества граждан, отношения внутри которого и институты которого должны основываться на справедливости (dike). Тем самым он установил ясную этическую основу полиса, которая позволяет человеческим существам жить вместе таким образом, который обеспечивает порядок, гармонию и заботу об общем благе (с. 12). В дальнейшем эта идея оставалась в центре греческой политической мысли.
В период между 750 и 500 гг. до н.э. целый ряд взаимосвязанных факторов способствовал революционным изменениям в структуре полиса и взглядах на то, как он должен быть устроен. Главным катализатором этих изменений, полагает автор, стал рост численности и благосостояния среднего класса, основную массу которого составляли мелкие свободные землевладельцы, а также ремесленники, торговцы и владельцы кораблей, зарабатывавшие капиталы на международной торговле. Тем самым разрушалась монополия на богатство традиционной аристократии. Тесно связанная с подъемом среднего класса революция в военном деле -появление фаланги гоплитов - не только подорвала монополию знати в военной сфере, но имела и далеко идущие политические последствия, поскольку оправдывала претензии среднего класса на более широкое участие в управлении государством.
Еще одним чрезвычайно важным, с точки зрения Т.Н. Митчелла, фактором политических перемен стала начавшаяся в конце VII в. до н.э. культурная и интеллектуальная революция, открывшая эру индивидуализма, рационализма и интеллектуальной свободы. Это было рождение нового способа познания - рационально-
го мышления, которое позднее, во времена Сократа и Платона, получило название философии.
Движение за политическую реформу приобрело дополнительный импульс благодаря порокам власти самой аристократии. Впрочем, первоначально в центре внимания были не вопросы распределения власти, но самые базовые вопросы прав личности, прежде всего свободы от судебного произвола знати. Решению этих вопросов была посвящена деятельность авторитетных законодателей эпохи архаики. Подкрепленные кодифицированным и письменно зафиксированным (как правило) правом, свобода и равенство стали ключевыми элементами концепции гражданства.
В Афинах Солон предпринял определенные шаги к тому, чтобы сделать неотчуждаемым право гражданина на личную свободу. Равенство стало наиболее значимой чертой спартанской системы, которая достигла экстраординарных рубежей в продвижении концепции гражданского коллектива как «общины равных».
Как подчеркивает Т.Н. Митчелл, «и спартанская, и афинская системы являлись отражением признания того факта, что желаемая цель реформ - порядок и внутренняя гармония - может быть достигнута лишь в том случае, если уровень политического равенства достаточен, чтобы обеспечить широкую лояльность государственному устройству» (с. 38).
В целом, заключает автор, небольшие размеры и относительная гомогенность полиса способствовали утверждению взгляда на государство как на общину и укрепляли чувство общинной солидарности. Соответственно, гражданство означало членство в этой форме ассоциации, объединенной общими политическими и этическими ценностями, выраженными в законах. В результате именно в полисе сформировался принцип, согласно которому общее благо является конечной целью политических действий и должно иметь приоритет над частной выгодой. Однако лишь в Спарте этот коллективистский этос развился в тоталитарную форму коммунита-ризма, полного подчинения частных интересов целям и требованиям государства.
Вторая глава («Подъем демократии») посвящена реформам Клисфена и дальнейшему развитию демократии в эпоху Греко-персидских войн и становления Афинской морской державы (Ар-хэ). Как отмечает автор, роль Клисфена в истории афинской демо-
кратии не вполне однозначно оценивается как в античной традиции, так и в современной историографии. Существуют разногласия относительно того, была ли его конституция реальной демократией или только важным шагом на пути к ней.
Разумеется, пишет Т.Н. Митчелл, Клисфен не создал окончательную форму демократии. Глубоко укорененная аристократическая концепция, ставящая обладание политическими правами в зависимость от происхождения и богатства, не исчезла окончательно. Но предпринятые им полная административно-политическая трансформация Аттики и создание нового Совета 500 (Буле) имели целью формирование политически активного гражданского коллектива, все члены которого приобретают опыт управления на политических площадках разного уровня, от сельской общины (де-ма) до полиса в целом. И это, полагает автор, была та форма правления, которую греки называли demokratia. Дальнейшая демократизация в течение V в. до н.э., продолжавшая расширять власть народа, была, скорее, развитием существующей системы, чем созданием какой-то иной. Позднейшая демократия отличалась лишь степенью развития, а не типологически (с. 49).
Война с персами и возникновение морской державы сделали флот основой военной мощи Афин, что значительно повысило политическое влияние и самооценку низшего класса граждан, фетов, составлявших экипажи боевых кораблей и имевших большинство в Народном собрании (Экклесии), которое претендовало теперь на всю полноту власти.
В результате реформы 462 г. до н.э., проведенной демократическим лидером Эфиальтом, Ареопаг, все еще остававшийся бастионом аристократии, лишился большинства своих полномочий. Все его сколько-нибудь важные функции были переданы Народному собранию и его придатку, Совету 500, которые окончательно стали центром принятия политических решений (с. 59).
В третьей и четвертой главах рассматривается процесс дальнейшей демократизации и культурные достижения Афин в эпоху их максимального расцвета при Перикле. Особенно важные последствия для демократии, считает Т.Н. Митчелл, имел приписываемый непосредственно Периклу закон, устанавливавший плату гражданам за участие в заседаниях судов. Позднее эта практика была распространена и на другие государственные институты.
Идея платить гражданам за исполнение ими своих гражданских обязанностей была действительно радикальной инновацией, благодаря которой участвовать в управлении государством на регулярной основе получили возможность массы малоимущих афинян. Другим важным явлением эпохи Перикла стала практика отбора по жребию в качестве основного метода избрания должностных лиц и членов Народного суда (Гелиэи). Собственно выборы в виде исключения остались только для магистратов, чьи функции требовали особого опыта и компетентности, в частности для стратегов.
Избрание по жребию и оплата работы на общественных постах стали краеугольными камнями афинской демократии. Утверждение этих принципов, как отмечает автор, явилось практической реализацией эгалитарной идеи о том, что справедливость среди политически равных означает равную долю в управлении государством. Таким образом, любой гражданин, независимо от происхождения и богатства, имеет равное право на любую должность и равную возможность это право осуществить по принципу ротации, когда каждый управляет и подчиняется по очереди (с. 64).
В целом, как полагает Т.Н. Митчелл, реформы эпохи Перик-ла завершили эволюцию государственного устройства Афин в такое, которое критически настроенные современники называли крайней демократией, видя в расширении могущества демоса угрозу трансформации его власти в коллективную тиранию бедняков. Наиболее фатальным пороком афинской версии демократии, с их точки зрения, была именно та крайняя форма, в которой афиняне реализовали концепцию равенства, предоставив равные политические права неравным индивидам. На практике это давало преимущество «беднякам» (penetes) над «благородными» (gennaioi) и «состоятельными» (chrestoi), поскольку первые составляли большинство. А в государстве, управляемом массой неимущих, лишенной представлений о доблести и добродетели и действующей исключительно в собственных интересах, не могло быть ни справедливости, ни умеренности (с. 102).
Оценка демократии ее сторонниками в наиболее концентрированном виде выражена в речи Перикла (в передаче Фукидида, сына Олора), произнесенной им при погребении афинян, павших в первый год Пелопоннесской войны (431-404 гг. до н.э.). Примеча-
тельно, пишет Т.Н. Митчелл, что Перикл неоднократно подчеркивает тот факт, что демократия является не только формой правления (politeia) и определенным политическим этосом, но она формирует также и особый образ жизни (tropoi). Специфика последнего состоит именно в свободе, определяющей как общественную (ta demosia), так и частную (ta idia) сферы жизни афинян, между которыми он проводит четкую границу. Этот примечательный либеральный (в современном духе) этос резко контрастирует, и намеренно призван контрастировать, с крайним коммунитаризмом спартанской системы, не признающей никакой частной сферы (с. 67-69).
Несмотря на, несомненно, идеализированный образ афинской демократии в речи Перикла, в источниках имеется немало указаний на то, что его мнение было не только риторическим приукрашиванием, обусловленным эмоциональной спецификой момента, но представляло собой распространенную оценку значения свободы при демократии. Ссылки на уникальные свободы, которыми пользуются афиняне, часто встречаются и в речах ораторов IV в. до н.э. О стремлении максимизировать личную свободу свидетельствует также отсутствие законов, регулирующих большинство аспектов частной жизни и деятельности. Таким образом, полагает автор, вряд ли можно согласиться с существующим в науке представлением о том, что афиняне, обладавшие политической свободой, были ограничены в плане личных свобод вмешательством со стороны государства (с. 72).
Важным фактором, оказавшим большое влияние на характер афинской демократии и общества, по мнению Т.Н. Митчелла, была внешняя политика Афин и само существование Афинской архэ. В течение всего рассматриваемого периода Афины неуклонно проводили агрессивную, интервенционистскую политику. И, как полагает исследователь, нет серьезных оснований сомневаться в том, что этот империалистический курс, проявившийся после реформ Клис-фена, был в значительной степени порождением нового политического порядка, вызвавшего подъем энергии и энтузиазма демоса.
Рост имперских тенденций во внешней политике шел параллельно с процессом радикализации демократии, поскольку главными получателями выгоды от увеличения военных расходов, которые покрывались взносами союзников, были, несомненно,
представители низшего социального слоя, строившие и приводившие в движение военные корабли (с. 94).
С точки зрения афинян, их империя была стратегической необходимостью. Первоначально она была инструментом борьбы с персидской угрозой, но очень скоро стала средством аккумуляции ресурсов, достаточных для того, чтобы добиваться гегемонии в греческом мире. Однако империалистическая политика Афин, отмеченная амбициями, превышающими их силы и возможности, неизбежно должна была выявить ряд серьезных пороков афинского варианта власти народа.
Негативные черты афинской демократии (пятая глава) особенно проявились в ходе Пелопоннесской войны. Разрушение существовавшего длительное время внутри афинского общества относительного консенсуса началось в 420-х годах до н.э., когда тяготы конфликта с Пелопоннесским союзом и особенно страшная эпидемия породили социальную и политическую напряженность. Но самым большим дестабилизирующим фактором, как считает Т. Н. Митчелл, было появление двух новых политических сил - демагогов из числа новых богачей и молодых радикалов-аристократов. При всей несовместимости их взглядов на демократию, и те и другие разжигали милитаристские и империалистические настроения. Однако влияние вторых было даже более губительным. Они представляли собой совершенно новое поколение афинских политиков, воспитанных радикальной мыслью нового интеллектуального движения софистов, видение которыми власти и форм правления было почти полной противоположностью демократическому идеалу. Таким образом, разрыв между старым и молодым поколениями афинской элиты был не только политическим, но и культурным (с. 184).
Однако, пишет автор, грубые ошибки афинян в ведении войны и их в целом авантюристическая внешняя политика не могут быть полностью объяснены лишь заблуждениями и пороками их лидеров. Изъяны обнаруживаются и в самой афинской модели демократии, на уровне самого демоса, санкционировавшего в Народном собрании все важные решения. Демос, часто проявлявший излишнюю самонадеянность, все более впитывал экстремистскую новую философию, акцентировавшую «право сильного». Его коллективные решения все чаще оказывались ошибочными именно в
силу готовности воспринимать шовинистический милитаризм демагогов и радикалов и отвергать советы умеренных политиков. Более того, обнаружилось стремление народной массы снять с себя всякие ограничения на принятие любых угодных ей решений, даже противозаконных. Эмоциональный отказ демоса по следам Арги-нусского сражения (406 г. до н.э.) действовать в соответствии с законом показал опасный крен демократии в сторону охлократии (с. 186-187). Вскоре после этого последовала катастрофа при Эгос-потамах, блокада и капитуляция Афин, а затем то, чего афиняне всегда боялись больше всего, - тирания олигархов.
Впрочем, преданность демократической форме правления массы рядовых граждан и большей части элиты привела к восстановлению демократии в Афинах уже в 403 г. до н.э. Были извлечены уроки из гражданской войны и предприняты меры к восстановлению порядка, законности и гражданского консенсуса.
В шестой главе («Примирение и реформа») основное внимание автор уделяет ревизии законов и изменениям процедуры их принятия. Статус закона был повышен благодаря четкому разграничению между собственно законами (nomoi) как постоянно действующими общими нормами и декретами Экклесии (psephismata), относящимися к конкретной ситуации временного характера. И если декрет Экклесии противоречил действующим законам, он аннулировался, а его автор подлежал наказанию за внесение противозаконного предложения.
Изменения в процедуре принятия новых законов (nomothesia), включающей теперь обсуждение законопроекта на двух заседаниях Экклесии и необходимость окончательного вердикта судебной палаты, состоящей не менее чем из 1000 граждан, создавали защиту от плохо продуманного законодательства.
Реформа, таким образом, восстановила власть закона в качестве фундаментального принципа демократии. Но, вопреки мнению ряда исследователей, она, как считает Т.Н. Митчелл, не ставила своей целью сделать демократию более умеренной по сравнению с той, которая была в последние десятилетия V в. до н.э. Это не был шаг навстречу чаяниям сторонников так называемой patrios politeia, стремившихся к реставрации клисфеновского государственного устройства. Новая демократия IV столетия стала лишь лучше организованной, достигнув своей зрелой формы (с. 206).
Тому, как функционировала эта система в целом и ее основные компоненты, посвящены седьмая и восьмая главы книги. Автор подробно описывает состав, способ формирования, структуру и полномочия Совета 500, Ареопага, коллегий должностных лиц, судов и Народного собрания. Как показывает исследователь, вся политическая система была ориентирована на коммунитарную культуру интенсивного и массового участия граждан в общественных делах. Этому способствовало обилие должностей, весьма многочисленный состав ряда государственных институтов, замещение подавляющего большинства должностей по жребию, фактическое отсутствие имущественного ценза и оплачиваемость службы.
Система также была направлена на защиту власти народа от возможности установления непомерного влияния какой-либо персоны или возникновения правящей элиты, способной создать угрозу суверенитету демоса. Демократия в своей развитой форме не позволяла магистратам, т.е. исполнительной власти, принимать политические решения. Это являлось прерогативой Народного собрания, а роль должностных лиц сводилась к проведению в жизнь принятых демосом постановлений.
По мнению Т.Н. Митчелла, демократия IV в. до н.э. характеризуется еще большим усилением контроля Экклесии за всеми другими органами власти и расширением участия в ее работе массы граждан, особенно из низших классов, благодаря введению платы также и за посещение собраний. Но еще более значимым явлением следует считать рост числа регулярных собраний в четыре раза, по сравнению с V в., до 40 в год. А это означает участие демоса в решении не только важных общеполитических, но и более частных вопросов.
В целом, заключает автор, афинская демократия предполагает общество, в котором выполнение государственных обязанностей занимает ведущее место в жизни граждан. В какой степени труд рабов обеспечивал досуг граждан для участия в общественной жизни, сказать трудно, так как нет данных о том, сколько афинян являлись собственниками рабов. Косвенные свидетельства позволяют предположить, что по крайней мере две трети граждан рабов не имели и что высокий уровень их участия и само функционирование афинской демократии вряд ли сколько-нибудь существенно основывались на рабстве (с. 265).
Террористический режим Тридцати полностью дискредитировал олигархическое правление и олигархическую идею в глазах афинян. Преимущества и недостатки правления народа теперь оставались предметом споров лишь в рамках философских школ. В Афинах IV столетия определенно не существовало того, что можно было бы назвать олигархической оппозицией. Отсутствие в этот период серьезной фракционной борьбы и классовой конфронтации показывает, насколько успешно функционировала демократическая система. Падение демократии в 322 г. до н.э. было, с точки зрения автора, исключительно следствием военного поражения в очередной войне с Македонией и связано с явным неравенством сил (с. 295).
А.Е. Медовичев
2016.02.009. МОЧАЛОВ М.Ю. АССИРИЙСКАЯ ДЕРЖАВА. ОТ ГОРОДА-ГОСУДАРСТВА - К ИМПЕРИИ. - М.: Вече, 2015. -336 с.
Ключевые слова: Древний Ближний Восток; Ассирийская держава; среднеассирийский период; новоассирийский период.
Монография историка и лингвиста М.Ю. Мочалова представляет собой систематическое изложение истории Ассирии, прошедшей длительный путь развития от небольшого города-государства Ашшур до огромной державы, дважды возникавшей и дважды распадавшейся в среднеассирийский и новоассирийский периоды. Причины и закономерности этого постоянно возобновляющегося движения к империи после очередного ее коллапса находятся в центре внимания автора. Инструментом создания Ассирийской державы была ее армия, организационная структура, вооружение, стратегия и тактика которой, достигшие в новоассирийский период наивысшего за всю историю Древнего Ближнего Востока уровня развития, также являются одним из основных предметов исследования. В IX-VII вв. до н.э. эта, по существу, первая в мировой истории империя классического типа являлась бесспорным гегемоном в указанном регионе, а ее неожиданно стремительный и на этот раз окончательный крах в конце VII в. до н.э. может показаться необъяснимым. Книга состоит из предисловия, в
