CC BY
7
ББК 83.3
НАЦИОНАЛЬНОЕ СВОЕОБРАЗИЕ ПОЭЗИИ Д. НАСУНОВА
Д.Ю. Зумаева
Статья посвящена анализу поэтических произведений Д. Насунова в аспекте отражения самобытного своеобразия его творчества, проявляющегося в тематическом материале, обусловленном культурой калмыков, их традициями и обычаями.
Ключевые слова: национальное своеобразие, культура, традиции, обряды, обычаи, специфика мышления, национальная идентичность.
The article is devoted to analyses of D. Nasunov's poetics in the aspect of reflecting the national peculiarity his creative work. It is displayed in the tematic materials conditioned by the Kalmyk culture, it's customs and traditions.
Keywords: national peculiriaty, culture, traditions, customs, specific features of mentality.
Д.И. Насунов - яркий представитель творческой интеллигенции 70-х годов ХХ в. Его поэзия отличается необыкновенной силой искренности, возвышенностью, лирической ис-поведальностью. Национальное своеобразие его творчества просматривается в использовании традиционной народно-образной символики - образов степи, коня, верблюда, сайгака и т.д., являющихся внешним, материальным миром вещей, окружавших степняка-калмыка и формировавших его художественное сознание, мышление. Поэт мыслит этими категориями, выражает через них целостность кочевого время-пространства, специфику мышления родного народа, отражая свое отношение к жизни. Каждый основополагающий образ несет определенную смысловую нагрузку. Так, например, степь для калмыка, в понимании автора, - родной дом, и потому в его стихах она является сакральным местом, где лирический герой обретает покой, полноту жизни, гармонию с окружающим миром. Образы полыни, тюльпана также традиционно ассоциируются с малой родиной. Лирическому герою Насуно-ва присуще пантеистическое желание слиться с природой, составляющее основу содержания многих стихотворений автора («Запах полыни», «А Маныч манит здешних и нездешних», «Тишина», «Вдали ворчит рыдает Маныч...» и многие другие).
Самобытное своеобразие творчества Насунова видится также и в тематическом материале, обусловленном культурой калмыков, их обычаями, традиционной системой взглядов, что отображает калмыцкую национальную словесно-художественную картину мира. Так, в «Балладе о покинутом верблюжонке» проникновенно, с любовью к народным обрядам старины, говорится о принятии верблюдицей своего детеныша. Иногда мать-верблюдица от-
казывалась принять рожденного верблюжонка. Страдания маленького верблюжонка воспринимались людьми как истинная драма: «Проклятая верблюдица! Что делать? Как верблюжонку малому помочь? [1, с. 33]
Лишь «бабки» «наивные, как дети» и в то же время «мудрые», находят особый способ воздействия на верблюдицу: исполняемая ими грустная песня-плач, вбирающая в себя «печаль столетий целых», трогала за сердце и душу матерь-верблюдицу, и она подпускала к себе маленького:
Верблюдицу журили до рассвета Печальной песней, сложенной давно. Верблюдица внимала ей послушно, Застыла, сострадания полна. Я не был там, но верю тем старушкам, Что видели, как плакала она [1, с. 34].
Как отмечает народный поэт К. Эрендже-нов, «грустную колыбельную» песню степняки исполняли почти до самого утра. Только к рассвету верблюдица, глубоко вздохнув, с крупными слезами на глазах и дрожа всем телом, подходила к верблюжонку. В это время молодые люди поднимали его и подносили к вымени матери. Верблюдица, приняв родного верблюжонка и накормив его, уходила с ним в степь» [2, с. 29].
По случаю принятия верблюдицей своего детеныша люди устраивали в хотонах своеобразный праздник, веселились от души. Об этом следующие строки:
Помчалась весть по улицам селенья: «Верблюдица взяла свое дитя! Дед на дороге замер удивленно. Бегут мальчишки резвые, пыля, Бегут, бегут по улицам хотона: «Верблюдица взяла свое дитя!» [1, с. 33]
Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН
Опираясь на традиции устного народного творчества, Д. Насунов создает произведения, отличающиеся неповторимой национальной самобытностью, проникает в народную фольклорную стихию, отражая при этом вековые традиции монгольских народов.
В стихотворении «Стал обычай веселой игрой...» поэт упоминает один из элементов свадебного обряда калмыков, в частности, выезд свадебного поезда, увоз невесты и ее приданого:
Стал обычай веселой игрой, Ну а раньше он был не таков -После свадьбы сквозь палочный строй Прогоняли хотонцы сватов [1, с. 42].
Под выражением «палочный строй» подразумевается обряд увоза невесты с приданым. По обычаю, когда представители стороны жениха выносит ее вещи из дома, присутствующие родственники невесты осыпали их ударами. «Чтобы как-нибудь защитить себя от этих немилосердных ударов, гости укутывались в выносимые вещи и бегом направлялись в то место, где их складывали. Иногда ни один мужчина не соглашался еще раз войти в кибитку и вынести оттуда вещи» [3, с. 37]. В современной свадьбе этот обряд в значительной мере трансформировался и принял символический характер: родственники невесты ограничиваются лишь хлопками по спине (руками или полотенцем), что и отмечено в стихотворении:
Вот невесту из дома везут, И легко жениховой родне -Их, как раньше хотонцы не бьют -Провожают хлопком по спине [1, с. 42].
Монгольские народы относились к огню как к очищающей стихии и как к связующему звену между миром людей и верхним миром. Более того, они поклонялись хозяйке огня, совершая жертвоприношения, в том числе молочными продуктами. По обычаю, перед уходом с места стоянки степняки разжигали в двух местах костры, через которые проходили сами, а затем прогоняли скот. Этот обряд проводился с целью очищения от действий зловредных духов, преодоления негативных последствий и намерений:
Уходили калмыки с надеждой, Что наступит иная пора.
Перед новой кочевкой, как прежде, Зажигали в степи два костра. Меж кострами вели караваны, В пламя гневное сыпали соль.. .[1, с. 20]
Существовала вера в то, что совершение обряда очищения огнем предотвращает за собой беды и невзгоды:
Чтоб не ныли душевные раны, Чтоб остались здесь горе и боль, Чтоб не шла за кочевьем холера, Чтоб не мерла в пути голытьба, И молились, чтоб полною мерой, Оделила их счастьем судьба [1, с. 20].
Кочевники произносили слова молитвы, добавляли соль в костер, и возникающий при этом треск, означал подавление злых духов и их козней. Используемый в стихотворении прием анафоры усиливает эмоциональную составляющую.
Творчески переосмысляя народные традиции и обычаи, автор проникает в национальное сознание, культуру своего народа, давая читателю глубже понять его воззрения, духовные ценности, воспроизводит атмосферу жизни калмыцкого этноса.
В культуре кочевников важное место в национальном рационе и обрядах занимает молочный чай. «Джомба» - один из видов сакральной, «белой» пищи, приготовленный особым образом, с добавлением масла, соли, мускатного ореха, - излюбленный напиток степняка, придающий человеку силы, бодрость духа, согревающий в холод и утоляющий жажду в знойную жару. Много прекрасных слов, посвященных чаю, можно найти в пословицах и поговорках, в сказках, в героическом эпосе «Джангар», а также в произведениях калмыцких поэтов и писателей. Так, в одной из пословиц говорится: «Чай, хоть жидкий, - начало всех блюд. Бумага, хоть и тонкая, - начало науки и учения».
С чаем связаны определенные нормы этикета: первая пиала с чаем, в знак почтения и уважения, подается старшему. В произведении «Чай» Д. Насунова есть строки, в которых акцентируется коммуникативная, диалогическая функция данного напитка, объединяющая людей, помогающая общению и взаимопониманию:
Я гостю выношу его навстречу, Чай служит украшением стола. И хан бывал намного человечней, Когда ладони грела пиала.. .[1, с. 10]
В творчестве калмыцкого поэта тема чая как национального символа появляется также в свете осмысления трагедии депортации калмыков. В стихотворении «Дядя Федя» го-
ворится о значении чая для степняка: И понимал я бабушкину грусть, В тот миг припомнив сказанное ею: «Без хлеба я неделю продержусь, А вот без чая столько не сумею. А чай входил, он был уже в сенях, И дядя Федя вырос у порога: «Я чай принес. Я был вчера в Ложках, Но, правда, чай надпиленный немного
[1, с. 10].
Через метафорическое выражение «А чай входил, он был уже в сенях» вводится еще один герой - сибиряк дядя Федя, который, отдав свой паек и «калоши новые впридачу», привозит друзьям-калмыкам подарок - брикет настоящего плиточного чая:
И он о том ни слова не сказал, Со всеми нами радуясь удаче, Что свой паек на чай он обменял, Отдав калоши новые впридачу [1, с. 10]
На чужбине, в далекой Сибири, чай для калмыка - это символ не только дружбы народов, но и горячей, неистребимой любви к малой родине, которая ассоциируется с запахами родной степи, кизячного дыма и, конечно, полыни:
Тот чай калмыцкий, купленный в Ложках, Был, словно дождь негаданный в пустыне, Он солнцем грел, и степью он пропах Кизячным дымом, запахом полыни
[1, с.10].
Существовал в степи древний обычай, согласно которому появление любого гостя в кибитке сопровождалось варкой молочного чая, поскольку «чай всему начало», и только
после угощения начиналось общение. Именно об этой традиции, бережно сохранявшейся калмыками в тяжелый период ссылки говорится в данном стихотворении:
Обычай древний бережно храня,
Мы созываем всех своих соседей,
А чуть в сторонке, греясь у огня,
Глядел на нас усталый дядя Федя
[1, с. 10].
Повтор этих строк с изменением второй строки («делили чай ножовкою соседи») в конце стихотворения не случаен, он дает возможность акцентировать такие качества, как доброта, гостеприимность, щедрость, чувство взаимопомощи.
Анализ стихотворений Д. Насунова показывает, что истоки его поэтического дарования формируются на национальной основе, что является следствием не только глубоко развитого национального самосознания, но и отражением стремления выразить свою идентичность через нравственно-эстетический опыт калмыцкого народа, через знание его истории, культуры и психологии. Средствами русского языка поэт смог выразить внутреннее состояние этноса, все то, что генетически заложено в его памяти, отображая при этом общечеловеческие идеи и ценности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Насунов Д.И. Тамариск: Стихи / Сост. Д.Б. Пюрвеев. М., 1982.
2. Эрендженов К.Э. Золотой родник. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1990.
3. Душан УД. Обычаи и обряды дореволюционной Калмыкии // Этнографический сборник. Вып. 1. Элиста, 1976.
