ББК 83.3 (2)
ОБРАЗ РОДИНЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Д.И. НАСУНОВА
Д.Ю. Зумаева
В статье рассматривается образ родного края в творчестве Д. Насунова. Отмечается, что через характерные образы природы (степь, полынь, тюльпан и др.) поэту удалось отразить не только пространство родной земли, но и диалектику этнического мироощущения калмыцкого народа, создав тем самым национальную модель мира, в центре которой человек, кровно связанный с родиной, с жизнью своего народа.
Ключевые слова: образ степи, образ полыни, символ родного края, национальное самосознание, национальная природа, калмыцкий этнос.
The article deals with the image of native land in the works of D. Nasunov. It is noticed, that in characteristic images of the nature (the steppe, a wormwood, a tulip, etc.) to the poet was possible to reflect not only space of the native earth, but also dialectics of ethnic attitude of the Kalmyk people, having created thereby national model of the world, in which centre the person terribly connected with the native land, with a life of the people.
Keywords: image of the steppe, image of absinth, symbol of native land, national consciousness, national nature, kalmyk ethnos.
Творчество современного калмыцкого поэта Джангара (настоящее имя Виктор) Ивановича Насунова (1942-1979 гг.), ушедшего из жизни в расцвете творческих сил, продолжателя традиции А. Амур-Санана1 (1888-1939 гг.), представляет собой уникальное явление, занимающее особое место в калмыцкой литературе. Его творчество еще недостаточно изучено, лишь отдельные аспекты затрагивались в работах современных калмыцких литерату-роведов2.
Поэзия Д. Насунова, вызванная процессом взаимодействия двух культур, русской и калмыцкой соединяет в себе характерные черты, идущие как от национального художественного наследия, так и традиций русской классической литературы, отображая при этом всю «сложную систему нравственно-психико-чувственных традиций, характеризующих духовный склад нации»3. По справедливому утверждению К.К. Султанова, «в сопричастности к двум великим национальным культурам коренится широта мироощущения и кругозора, исключающая духовный провинциализм и герметизм»4.
Тот факт, что Д. Насунов создавал свои произведения на русском языке, объясняется объективными историческими и жизненными условиями. Он — один из представителей «сибирского поколения» калмыков, волею истории переживших насильственную депортацию, родившихся и выросших вдали от родины, а значит — вне языка, поскольку, в отличие от ряда других народов, подвергшихся незаконному выселению, калмыки были лишены возможности общения на родном языке вследствие рас-
селения от Аральского моря до Сахалина, от Таймыра до Узбекистана.
Незнание поэтом родного языка переживалось им как трагическая, непреодолимая утрата, источник постоянного внутреннего драматизма, отзвук которого оставил глубокий след во всем его творчестве. Стремясь к самовыражению, он создавал образы, присущие для менталитета степняка. Характер его творчества во многом связан с эмоционально-образным настроем, поэтическим мировосприятием автора, глубоко развитым чувством национального самосознания. Неслучайно он взял себе псевдоним Джангар, выражающий его неразрывную связь со своим народом и показывающий глубинные корни его поэзии, основанные на фольклорных и культурно-исторических традициях. Джангар, как известно, имя главного героя калмыцкого героического эпоса, повелителя многих народов, кроме того, расположение дворца Джангар-хана и его трона маркирует семантически значимый «центр мира» в национальной картине мира. В связи с этим выбор псевдонима Д. Насуновым получает особое значение, выражая его стремление быть «в центре народной культуры». Имя Джангар считалось сакральным и вплоть до 30-х гг. XX века не являлось распространенным в антропонимии калмыков: это имя не давали детям, считая его «тяжелым». После депортации и восстановления республики, когда пришел в литературу Д. Насунов, героический эпос «Джангар» стал символом не только национального возрождения, но и культуры в целом.
Духовная связь поэта с народом живо и
ярко проявляется в создаваемых им поэтических картинах, в психологических коллизиях, в образе лирического героя, чей внутренний мир составляют категории, образующие в совокупности образ родного края: степь, тюльпан, полынь, конь, сайгак, через изображение которых поэт раскрывает этнические особенности видения мира, его духовно-нравственные ценности.
В творчестве Д. Насунова тема любви к родной земле занимает центральное место. Это его опора и источник, откуда он черпает творческие силы. Поэт вырос вне любимой им Калмыкии и потому особенно остро воспринимал все связанное с ней. Именно разлука с родиной придает его стихам необычайный лиризм, проникнутый драматическими, а порой трагическими нотами. Образ отчего края неразрывно связан с образом степи, она - душа насунов-ской поэзии, придающая ей неповторимость и очарование. Именно ее красота, неяркая и скромная, является источником вдохновения для автора, пробуждающая и воодушевляющая все его чувства. Только степь вызывает у него чувство полноты жизни и гармонии с окружающим миром. В стихотворении «Здесь ты не встретишь броской красоты...» ярко и эмоционально передана неотделимая от сознания поэта дума о родной земле, согревающая и возвышающая душу:
Здесь ты не встретишь броской красоты, Чтоб сразу обожгла до слез, до вскрика. О степь моя, иным - невзрачна ты, Но красота твоя - в душе калмыка. Я эту красоту в себе ношу, Она в соседях, в матери и в сыне. Увидевших впервые степь прошу: Не говорите плохо о полыни5.
Соприкасаясь с природой, поэт одухотворяет ее, преображает творческим зрением. Стихотворение характеризуется точностью и завершенностью поэтической мысли, экспрессией чувств автора, умеющего находить красоту там, где не каждому дано ее заметить, подмечающего все, что ускользает от обычного взгляда. В финальной части стихотворения глубоко и проникновенно выражаются чувства безграничной любви, преданности и неразрывной связи народа с родной землей.
Лирическому герою присуще цикличное мировосприятие восточного человека, «когда субъект выделяет, но не отделяет себя от окружающего мира»6. Именно в шири степного пространства герой проникается истинной полнотой жизни. Степь является для него са-
кральным местом, где раскрывается душа, поверяются самые заветные тайны, и появляется чувство сопричастности с миром. Они словно единое целое:
О, степь моя, с тобой не одинок я. Я пью тебя простор твой зеленя. Не потому ль задумчив и широк я, Что ширь твоя навек влилась в меня7.
Горячая любовь к родине, по существу, -лейтмотив всего творчества Джангара Насуно-ва, ощущается сыновняя привязанность к каждой травинке, к каждому камушку, словом, он не пренебрегает любой, даже маленькой деталью. Для примера возьмем полынь, горьковато-пряный, щемящий душу, терпкий запах которой берет за душу любого степняка:
В чужих краях подчас я сам не свой, Мне кажется, я старюсь на чужбине, И рвусь я в степь, где сладок летний зной, Настоянный на запахе полыни8.
В полыни, по мысли автора, скрывается магическая сила, ибо эта скромная, неприметная трава - олицетворение живой связи с родной землей. В стихотворении «Запах полыни» Д. Насунов выражает сокровенное, трепетное восприятие родной природы, показывая, какими одухотворенными могут быть взаимоотношения человека с окружающим миром: Я забирался в заросли кустов, Шел по горам, кружился я в долине -В краю благоухающих цветов Мне не хватало запаха полыни. Была радушна горная страна. Повсюду лишь приветливые лица, Но ко всему мне так была нужна Родной степи та малая частица.9
Основные категории этнической культуры, семантически выражающие специфику мировосприятия любого народа, - время и пространство. Для Д. Насунова время - цикличное и беспредельное - сливается с образом национального мира, этнического пространства, главным символом которого является безграничная и вечная степь. В стихотворении «Запах полыни» поэт противопоставляет пространство горной страны и степного края, используя оппозицию «свой-чужой», являющуюся в культуре монгольских народов одной из важных ее составляющих.
Общеизвестно, что специфика восприятия каждым народом «пространственно-временного континуума», «того единственного фона, на котором развертываются все явления
природы и культуры»10, различна. В культуре калмыков основные черты, характерные для пространства и времени кочевников, проявляются в традиционных представлениях о «земле-воде» - понятии, прежде всего, связаным с образом бескрайней степи. Отсюда особенность «степного» мышления калмыка-кочевника, особое постижение мира, жизни, связи человека и природы. Только в своем, безбрежном пространстве, «сочетающем в себе огромность и размах пейзажа с цветущим буйством жизни природы»11, где все зримое и осязаемое несет в себе звуки и запахи конкретного национального мира, его тепло и душу, степняк чувствует свободу и внутреннюю гармонию. В этой беспредельной широте человек, переполняемый «чувством безгранично-могущественного, или безгранично-большого», которое обычно «вызывают море, лес и горы»12, проникается полнотой жизни, ощущает себя слитым с природой, со всем окружающим его миром. Именно поэтому лирический герой Д. Насуно-ва, искренне восхищаясь и преклоняясь перед несомненной, пленительной красотой горного края, страной добрых и гостеприимных людей, хранит в душе отчую землю, все его мысли и думы о степи. В чужом краю ветка горькой полыни — это олицетворение родного дома, частица степи, животворный источник, который дарит лад и гармонию:
Но вот нашел и бережно прижал Полынь к губам, от счастья пламенея, И край вершин задумчивых и скал Мне сразу стал дороже и роднее13.
Мелодию стиха Д. Насунова определяет глубокая эмоциональность, искренность, задушевность. Ностальгические ноты звучат в стихотворениях, посвященных памятным сердцу местам. В стихотворении «Куда б ни шел, где б ни был в этом мире», основанном на автобиографических моментах, оппозиция «свой-чужой» снимается: в сердце лирического героя любовь к родному краю и всепоглощающая душу тоска по далекой Сибири сливаются в единое целое. Это неоднозначное и сложное движение чувств - свидетельство расширения поэтического мышления автора: от осознания неродного края чуждым, немилым («Запах полыни») к ощущению «чужого» не просто своим, а максимально близким, родным, что не поддается на первый взгляд логическому объяснению. Подобное мирочувствование раскрывается в сложном движении эмоций, как бы сталкивающихся и сливающихся в самой душе поэта:
Куда б ни шел, где б ни был в этом мире, Со мною зной и лютые снега: Рожден в степи, а вырос я в Сибири. Мне дорог лес и степь мне дорога. Я, как сайгак, бродил в таежной чаще И рвался в степь, грустил я каждый день А вот в моей Калмыкии все чаще Я по тайге тоскую, как олень14.
Противоборство чувств, обуреваемых героем, душевный порыв к двум родинам - к Калмыкии и к Сибири — остро и тонко выражаются автором посредством поэтической антитезы, определяющей структуру всего стихотворения и четко отражающей состояние лирического героя: «зной-лютые снега», степи-лес, олень-сайгак. Память осознанно и неосознанно фиксирует пережитое. Лирический герой не остается безучастным и равнодушным к тем местам, где прошла большая часть его детства, при этом он не прерывает связи и с родной землей. Противоречивость его состояния удачно передают и меткие сравнения, выбранные автором. В первом случае лирический герой олицетворяет себя с сайгаком, поэтическим образом, имеющим национальный оттенок: «Я, как сайгак, бродил в таежной чаще, / И рвался в степь, грустил я каждый день», в другом — с оленем, животным, характерным для таежных мест: «А вот в моей Калмыкии все чаще, / Я по тайге тоскую, как олень». Чувство любви к родной Калмыкии не утрачивает своей глубины и искренности от признания в любви к другим краям. Мир природы, представленный в данном стихотворении образами животных, является символом человеческих чувств и представлений, при этом художественно-изобразительные средства, образные сравнения усиливают идейное содержание произведения, помогают выразить душевные переживания лирического героя.
Большое, глубокое по своей сути патриотическое чувство вызывает другой поэтический образ, символизирующий калмыцкую степь. Это тюльпан, ставший традиционным в калмыцкой литературе. В стихотворении с одноименным названием «Тюльпан» в зарисовке пейзажа степи заметно выражается стремление автора запечатлеть красоту родной природы: В степи сейчас ни слякоти, ни пыли, И скот бредет легко на водопой, Лишь облаками пыльными застыли Верблюды над заброшенной тропой. Стремясь крылом объять свои владенья, Орел свершает медленно полет И по верблюжьей вытянутой тени
Сейчас, быть может, время узнает15.
Живописная картина, воссозданная художником, полна очарования и величественного покоя. Всем образным строем, пейзажными деталями и самим ритмом стиха создается представление, что внутренний мир лирического героя глубок, его покоряет величие бескрайних просторов степи, окружающая тишина, ощущение вечности и умиротворенности на лоне природы. Автору, бесспорно, удалось передать то неуловимое состояние слияния природы и души человеческой в единую мелодию.
Тюльпан — яркий символ родного края. Его образ дорог сердцу поэта своей неповторимостью: этот недолговечный цветок появляется в степи лишь раз в год, весной, когда незатейливая природа Калмыкии обретает неповторимую красоту:
Из-под земли он вырвался весною Всего лишь на мгновение одно, Как вызов наступающему зною, Коль в схватке с ним погибнуть суждено. И в небо одуряющее глядя, На цыпочки привстал он от земли, И тень орла его тихонько гладит, И льнут к нему седые ковыли16.
Главным в лирике Д. Насунова является одушевление природы. При помощи метафоры действия («и в небо одуряющее глядя, на цыпочки привстал он от земли») с добавлением эпитета «тюльпан» наделяется человеческими качествами. Природа словно сливается с миром людей: «как вызов наступающему зною», дождавшись с нетерпением своего часа, тюльпан, буквально вырывается «из-под земли» и, привстав на цыпочки, глядит в «одуряющее небо». Эпитет «одуряющее небо» в данном случае воспринимается не просто как нечто большое, необъятное, но и, скорее, как символ чего-то несбыточного, передает романтически-приподнятое, поэтическое настроение лирического героя. В строфе же «и тень орла его тихонько гладит.» через метафорический поэтический троп поэт передает заботливое, бережное отношение к этому цветку. Тюльпан бесконечно дорог автору, он пишет о нем с беспредельной нежностью, связывая с ним все задушевное, заветное, идущее из глубин сердца.
Еще одним составляющим поэтического образа степи в поэзии Д. Насунова является тамариск. Поэт тонкой души, с особой нежностью и чуткостью относящийся ко всему живому, раскрывает через этот образ, какими трепетными могут быть взаимоотношения че-
ловека с родной землей.
. А тамариск, растущий по-над речкой, Уходит в степь, теряется вдали, И я, как он, прирос к земле навечно, И он, как я, восходит от земли17.
Небезынтересным представляется творческое переосмысление автором слова «тамариск». Поскольку лирическое «я» отождествляет себя с тамариском, новую этимологию слова принимаешь сразу, ибо возникает образ человека деятельного, активного:
Растет в степи кустарник тамариск, Два слова «там» и «риск» в его названье. Мой тамариск, я знаю, любит риск И рисковать всегда — его призванье.. ,18
Через яркое поэтическое воплощение автор сумел вложить новый смысл, сущность которого заключается в том, что жизнь состоит из постоянных испытаний, трудностей, для преодоления которых необходимы упорство, терпение и воля. Все человеческое существование, безусловно, проникнуто борьбой, где не обойтись без риска и бесстрашия. Через образ тамариска показаны стойкость, сила духа человека. В следующих строках выражена важная мысль о том, что чтобы быть очень полезным обществу, надо стать «укорененным» и идти, рискуя, возлагая на себя ответственность: Он над обрывом ветви разбросал И в берег врос упрямый и бывалый. И весь на грани грозного обвала Он сдерживает давящий обвал19.
В творчестве Д. Насунова есть немало произведений, посвященных реке Маныч. Поэт любит с ним разговаривать, прислушиваться к нему, улавливать каждое движение. Он приходит к нему как к верному другу в моменты отчаяния и безнадежности, в минуты тяжелого душевного разлада. Это один из любимых образов автора, живо воскресающий в его памяти родные, яшалтинские равнины:
А Маныч манит здешних и нездешних. Я микроклимат Маныча люблю. И вот, смакуя сочную черешню, Я по равнине Маныча пылю20.
Только на природе, у берегов и разливов «синевато-зеленого» Маныча-Гудило беспокойная, мятущаяся душа лирического героя чувствует покой и душевную гармонию, сбрасывая тяжелый груз проблем и забот. Река, как и поэзия, — прибежище от суеты и маеты дня: А к черту город, шум и споры,
Страстей извечную войну. Я завтра снова на просторе Хлебну соленую волну. И буду снова Робинзоном В краю стрижей и сазанов Без светофоров и газонов, Рвачей и тещиных блинов21.
Кажется, что Маныч ласкает и согревает героя своей теплотой, обладая чудодейственным свойством заглушать беспокойство, умиротворять тревожную душу поэта: И с безмятежностью тюленьей Лежать я буду у воды, Объятый легким чувством лени И без предчувствия беды22.
В этом растворении во всеутешающей гармонии бытия чувствуется органическое родство с матерью-природой, ощущение подлинной жизни, ее ценностей. Лирический герой преклоняется перед мудрым Манычем, просветляющим душу и сердце:
У ног плескаться будут волны, Пройдет задумчивая грусть, И на прощанье, просветленный, Реке я низко поклонюсь23.
Стихотворение «Маныч мой синевато-зеленый» построено в форме диалога лирического героя со степью и озером. Автор обращается к нему, как к близкому и родному, дружески называя его «стариной», и, тем самым, очеловечивая его:
Маныч мой синевато-зеленый, Ты ответь мне быстрей, старина, Почему же ты горько-соленый?
- Потому что земля солона. Степь моя, широка, бесконечна, Почему ты травою скудна?
- Потому что у Маныча вечно, Сколько помню вода солона24.
Поэт приходит к верному выводу, что две стихии - земля и вода (степь и озеро) зависимы друг от друга, как и все на этом свете: Этот спор не считаю нелепым, Только знаю: в краях ветровых, Как без Маныча степи - не степи, Так и Маныч - не Маныч без них25.
Здесь раскрывается специфическое национальное видение мира, присущее кочевой цивилизации. Как мы уже отмечали, у монгольских народов существует нераздельное словосочетание «земля-вода», употребляемое в зна-
чении «родные кочевья», «родина». Почитание элемента воды, в которой «извечно заложен высокий ритуальный и философский смысл»26, как и других элементов (земля, дерево, металл, огонь), является обязательным и носит сакральный характер, находя свое выражение в различных обрядах, известных с незапамятных времен монгольским народом.
О значении воды для засушливой зоны степи и ее обитателей говорится и в стихотворении «Степной родник»:
Степной родник, ты, силы обретая, Назло пескам пробился сквозь пески. Вода, вода обычная, простая, Тебя святой считали степняки, Жизнь без тебя немыслима средь зноя, В седле не усидеть и степняку... От жажды изнывая после боя, Кочевники тянулись к роднику27.
В знойной степи вода является чудесным даром природы, пробуждающим все живое. В представлении автора перед родником равны все: и простые кочевники, и «воины, «сам хан и тот склонялся перед ним». Однако «злой нойон, мстя беднякам восставшим», задумал заглушить родник, заведомо зная, что жизнь людей в летнюю жару немыслима без воды: . Плыла жара, и умирали дети, И повторял в бреду один старик: «Нет злодеяния большего на свете, Чем заглушить в степи живой родник28.
Эти две строки звучат рефреном, усиливая главную мысль произведения, что дороже всякого богатства на земле является вода - символ жизни и олицетворение величайшего добра: . Я забирался в балки и овраги И все искал приметы родника. Изнемогая в этой круговерти, Я повторял уже, как тот старик: «Нет злодеяния большего на свете, Чем заглушить в степи живой родник»29.
Таким образом, через образ воды, к которой восходят все истоки жизни в целом, автор сумел передать традиционное представление о значимых для степняка-кочевника силах, объектах и стереотипах поведения, обусловленных как национальным характером, так и всей духовной культурой народа, что в итоге придает его произведениям национальную конкретность и неповторимость.
Анализ поэтических произведений Д. На-сунова показывает, что родная природа — это тот источник, который дает импульс его твор-
честву. Именно в этих образах родной природы, являющихся для поэта своеобразным духовным пристанищем, заключается исток его неистощимого сыновьего чувства к родине, органически сливающегося с бескрайними просторами степи, мятным запахом полыни, пушистым ковылем, пылающими тюльпанами, «горько-соленым» Манычем и журчащими родниками. Эти образы окружающей природы (степи, полыни, тюльпана и др.), традиционно играющие важную роль в поэзии, являются в лирике поэта не просто «дежурными компонентами национальной идентичности»30, через них поэту удалось раскрыть мировосприятие, специфику мировоззрения калмыцкого народа, создав тем самым свою «национальную модель мира», в центре которой человек, кровно связанный с родиной, с жизнью своего народа. Воспевая своеобразие и неповторимость отчего края, лирический герой не ставит себя в центр вселенной, он ощущает себя неотъемлемой частью окружающего мира и потому способен воспринимать и видеть его в таких взаимодействиях и взаимосвязях, которые видны не каждому. Природный мир, чувственно воспринимаемый поэтом, является не только выражением своеобразия лирического «я», но и способом передачи образа родины, открытия ее пространств, средством отражения диалектики этнического мировидения, мироощущения степного народа, что заставляет задуматься о глубинной сути понимания связи человека и родной земли.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Основоположник калмыцкой литературы, первый русскоязычный писатель, автор повестей «В степи» (1935), «Аранзал» (1936), романа «Преступление Эренджена», а также широко известного романа «Мудрешкин сын» (1924).
2 Лубинецкий Э.В. Своеобразие художественной речи в современной поэзии Калмыкии (Г.Г. Кукарека, В.Н. Лиджиева, Р.М. Ханинова):
Автореф. дис.канд. филол. наук. М., 2007.
3 Гусейнов Ч.Г. Единство, рожденное в труде и борьбе. Баку, 1983. С. 45.
4 Султанов К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. М., 2001. С. 79.
5 Насунов Д.И. Поселенцы: Стихи. Элиста, 1977. С. 7.
6 Морохоева З.П. Личность в культуре Востока и Запада. Новосибирск, 1994. С. 5.
7 Насунов Д.И. Полет копья: Стихи. Элиста, 1980.С. 17-18
8 Насунов Д.И Тамариск: Стихи / Д.Б. Пюрвеев. М., 1982. С. 7.
9 Там же. С. 8.
10 Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М., 1988. С. 5-6.
11 Надъярных Н.С. Аксиология перечтений. М., 2008. С. 215.
12 Там же.
13 Насунов Д.И Тамариск: Стихи / Д.Б. Пюрвеев. М., 1982. С. 8.
14 Там же. С. 5.
15 Там же. С. 9.
16 Там же.
17 Там же. С.13.
18 Там же.
19 Там же.
20 Там же.
21 Там же. С. 14.
22 Там же.
23 Там же.
24 Там же. С. 8.
25 Там же.
26 Надъярных Н.С. Аксиология перечтений. М., С. 128.
27 Насунов Д.И. Тамариск: Стихи / Сост. Д. Б. Пюрвеев. М., 1982. С. 19.
28 Там же. С. 19.
29 Там же.
30 Султанов К. К. Национальная идея и национальная литература // Нация. Личность. Литература. Выпуск 1. М., 1996. С. 28.