CC BY
268
УДК 323
А. В. Кузнецова
НАЦИОНАЛИЗМ И РЕВОЛЮЦИЯ КАК ВЗАИМООБУСЛАВЛИВАЮЩИЕ ПОЛИТИЧЕСКИЕ ФЕНОМЕНЫ В ЭПОХУ ЕВРОПЕЙСКИХ РЕВОЛЮЦИЙ 1789 - 1871 гг.
Ключевые слова: национализм, революция, интернационализм, «официальный национализм».
Автор рассматривает взаимосвязь феноменов национализма и революции в 1789-1871гг. В статье демонстрируются общие временные рамки зарождения и формирования этих феноменов, а также обосновывается их взаимное влияние. Статья анализирует различные этапы взаимодействия национализма и революции, начиная с их совместного зарождения до полного разрыва между ними.
Keywords: nationalism, revolution. internationalism, «official nationalism».
The author studies the interconnection between the two phenomena - nationalism and revolution - in 1789-1871. She demonstrates that there are common timeframes for the genesis and formation for both phenomena. The article also analyzes different stages of interaction between nationalism and revolution starting from their common origin till their complete disintegration.
Роль понятия «нация» в идеологии французских революционеров
Взаимосвязь и взаимовлияние национализма и революции малоизучена, тем не менее, согласно ряду исследователей, революционное движение в Европе в XIX в. было практической реализацией идеологии национализма [2, С.36]. Национализм «красной линией проходит через всю новейшую историю ... следом за ним идут протест и революция», - пишет в своей работе «Национализм и модернизм» Э. Смит [6, С.19]. Какова же взаимосвязь этих феноменов? И каковы ее реальные проявления?
Не будет преувеличением сказать, что тесная связь национализма и революции начинает отчетливо прослеживаться во время Великой Французской революции. На националистический характер Французской революции указывает и то, что «уже на начальных ее этапах французские революционеры распространяли и политизировали даже более ранние идеи la nation, la patrie и le citoyen и выбрали новый французский влаг взамен старого» [6, С.235].
Народ, как сердцевину нации и единственную этическую и рациональную основу государства видел Ж.-Ж. Руссо [1, С.157-192], чьи идеи в значительной степени повлияли на формирование националистической доктрины.
Важен, однако, тот факт, что на момент начала революции той самой суверенной нации, во благо которой действовали французские революционеры, еще не существовало. Более того, значительная часть населения даже не говорила по-французски. Таким образом, задача осмысления понятия нация и его содержания остро стояла перед идеологами революции, такими как Ж.-Ж. Руссо. Его вклад как теоретика национализма мало изучен, однако, основные взгляды содержатся во многих его работах, в первую очередь, в таких как «Проект конституции для Корсики» и «Об общественном договоре».
Интересна трансформация взглядов Ж.-Ж. Руссо; если в ранних работах он использует термин
«нация» как синоним слова общество, в более поздних работах эти представления меняются. Более того, мыслитель неоднократно употребляет сам термин национализм. Таким образом, хотя он и не предлагает законченную теорию национализма, но останавливается на некоторых важных его аспектах, таких как связи между культурой и политикой [7]. По мнению Ж.-Ж. Руссо, каждый народ имеет или должен иметь собственный «характер». Впоследствии, как утверждает Э. Хобсбаум, эти идеи были подхвачены Французской революцией и способствовали формированию коллективной личности французской нации [9]. Действительно, если раньше суверенитет государства был воплощен в правителе, отныне новым сувереном становиться народ, который должен стать единым организмом, подобно прежним правителям. В тех же ситуациях, когда общая культура не сформирована, именно правительство должно взять на себя обязанность создания национальной культуры. Важным элементом национального государства потому является не только монополия на легальное насилие, но и на образование своих граждан. Еще одна грань формирования нации, нашедшая свое воплощение в работах Ж.-Ж. Руссо, касается «гражданской религии». Именно эти размышления о «гражданской религии» станут позже основой его взглядов на национализм. Очевидно, ученый полагал, что построение государства невозможно без религиозной основы, поскольку высокая политика не может обеспечить культурную однородность народных масс, в своем подавляющем большинстве необразованных. Таким образом, Ж.-Ж. Руссо предстает перед нами не только теоретиком революции, но и теоретиком национализма.
Схожие взгляды будут характерны и для многих других французских революционеров, чьи воззрения будут формироваться на основе идей Ж.-Ж. Руссо, в частности, М. Робеспьера. Тем не менее, «народный суверенитет в теории Руссо был одной вещью, а в практике Робеспьера совсем другой» [11, С.152],
также и на практике его национальная политика была полна противоречий.
С одной стороны к моменту завоевания своего депутатского места от Третьего сословия Арраса он «сочинил речь, проникнутую духом эгалитаризма» [8, С.52] и был сторонником народного суверенитета, а также считал, что воевать необходимо не с народами, а с врагами революции, как во Франции, так и за ее пределами. Однако совсем скоро М. Робеспьер меняет свои взгляды: «Как француз и как представитель народа, я заявляю, что ненавижу англичан» [12, С. 166-231]. Теперь речь уже идет не о классовых, а национальных различиях. И хотя далее в речи М. Робеспьер обвиняет в подобном отставании англичан политикой премьер-министра, в дальнейшем он будет постоянно возвращаться к гению французского народа. Впрочем, говоря о врожденной добродетельности французского народа, М. Робеспьер не отрицает и необходимости правительства направлять моральные и физические силы нации. Таким образом, во взглядах М. Робеспьера на нацию прослеживаются сразу несколько ключевых аспектов взаимосвязи революции и национализма. В частности, важным становиться вопрос о том, является ли противостояние с врагами революции важнее, чем с врагами нации. Конечно, если нация возникает в результате революции, значит враги нации - это враги революции и, соответственно, наоборот. Но следует ли из этого необходимость «революционной войны», которая сотрет различия между народами, уничтожив правящую элиту - настоящих врагов революции? Очевидно, что М. Робеспьер не придерживался такой точки зрения, во всяком случае, в начале своей карьеры.
Напротив, лидеры жирондистов, в первую очередь, Ж.-П. Бриссо, выступали сторонниками
«революционной войны». Помимо борьбы с иностранными державами, оказывающими скрытую помощь эмигрантам, необходимость подобной войны они обосновывали призванием французского народа освободить другие народы. Ж.-П. Бриссо также говорит и о естественных границах Франции, которые, по его мнению, должны быть проведены по Рейну, Альпам, и Пиренеям [10]. Разумеется, Франция могла отказаться от аннексий территорий чужих государств, если таковые были основаны на согласии всей массы народа; под это определение, очевидно, не подпадало ни одно европейское государство того времени.
Таким образом, революция навязывалась другим странам, как единственная возможность сохранить свои территории, что в итоге дало возможность монархическим режимам представлять себя защитниками государственных или даже национальных интересов.
Если идеи М. Робеспьера первоначально во многом шли в ногу с лозунгами интернационального равенства и братства, то угроза экспорта революции и насильственной национальной ассимиляцией
впоследствии подтолкнули развитие национального самосознания других народов. Французская революция стала началом первого этапа взаимодействия феноменов национализма и революции, важнейшими вехами которого стало возникновение других «национализмов». На их возникновение в Европе, в первую очередь, оказал влияние французский национализм. Необходимо также отметить, что на протяжении первой половины XIX в. национализм по-прежнему шел рука об руку с революцией. Будучи порожденным революцией, он продолжал свое победоносное распространение благодаря революционным методам борьбы.
Завоевания Французской революции пробудили стремление к построению собственных национальных государств по французскому образцу в целом ряде стран. Примером тому может служить возникновение и развитие итальянского национализма. В Италии французское вторжение не просто дополнило собственно национальное движение, революция приобрела популярность именно вследствие этого вторжения [9]. Идеологи итальянского Рисорджименто рассматривали объединение страны как часть общеевропейского движения к свободе и самоуправлению. Степень радикальности, с которой проявляется национализм, по-прежнему различался, тем не менее, формируя свое национальное самосознание, народы Европы все более отдалялись друг от друга. Поворотным моментом во взаимоотношениях национализма и революции становится «Весна народов» 1848-1849 гг. Европейские революции этого периода носили национально-освободительный характер, и в зависимости от местного контекста требовали либо национального объединения, как в Германии и Италии, или выделения из существовавших государств, как в Венгрии.
Однако именно с этого времени союз национализма с революцией постепенно начинает распадаться. Происходит дальнейшая эволюция понятия «национализм», вызывающая его «расхождение», а затем и окончательный «разрыв» с революционной идеологией.
Дальнейшая эволюция понятия «национализм» и его «расхождение» с революционной идеологией
К середине XIX в. национализм начинает приобретать новый смысл, хотя еще в полной мере и не разрывает отношения с революцией. Так, умеренные либеральные силы начинают отказываться от революционных методов и переходят в лагерь консерваторов уже на ранних стадиях национальной борьбы или вовсе не участвуют в революциях. Особенно ярко эта тенденция проявилась в Германии, где непредсказуемые последствия революции подтолкнули буржуазию к союзу с аристократией. Это и отличало революции середины XIX в. от Великой Французской революции, где существенная часть представителей среднего класса была готова
сохранить верность революции до конца. Таковыми, например, были сторонники М. Робеспьера, не мыслившие становление нации вне революционной борьбы. Кстати, именно последствия революции, продемонстрированные якобинским режимом, по мнению Э. Хобсбаума, и стали причиной отказа буржуазии от революционных методов [9]. Изменились и условия, в которых приходилось проводить национальное строительство.
Пролетариат, не бывший серьезной социальной силой во времена Великой Французской революции, становится таковой в середине XIX в. Более того, он обретает своих собственных лидеров, которые выводят на авансцену идеи революционного интернационализма.
Окончательно «развел» национализм с революцией К. Маркс, уделявший национальным принципам вспомогательную роль, выразив это отношение в Манифесте: «Рабочие не имеют отечества» [3]. Даже признавая, что в некоторых «развитых» странах рабочие могут добиться некоторых целей мирными средствами, К. Маркс писал, что при этом «в большинстве стран континента рычагом нашей революции должна послужить сила» [4]. Собственную теорию наций и национализма, как утверждают современные исследователи национализма, «классический» марксизм не разработал. Природу национализма К. Маркс и его ранние последователи обосновывали теорией конфликта между классами.
«Прогрессивность» или «регрессивность» того или иного националистического движения определялось К. Марксом и Ф. Энгельсом по отношению к конкретной революционной ситуации.
Соответственно, национализм был
«прогрессивным», если он ослаблял буржуазию, открывая дорогу пролетариату. В то же время в целом ряде стран, национализм был «регрессивным», отвлекающим пролетариат от борьбы с буржуазией и даже объединяющим этих непримиримых врагов. В таких странах, по убеждению К. Маркса, рабочие должны были сосредоточиться на своей исторической миссии, а не национальном строительстве. Таким образом, в работах К. Маркса и его последователей национализм и революция перестают рассматриваться как неразделимые феномены. Они даже противопоставляются друг другу, хотя, как мы видим, и без ожидаемой последовательности.
Такая последовательность появляется с возникновением так называемых «официальных национализмов», которые однозначно определили национализм и революцию как взаимоисключающие явления.
Возникновение такого противопоставления связано с изменением отношения к революции в Европе и распространением революционных идей по всему континенту и за его пределы.
На этом этапе очевиден отход от принципов гражданского национализма, характерных для ранних этапов развития национализма, и концентрация на языковых, а позже и этнических
основах. Происходит формирование «официальных национализмов», называемых также
«охранительными». Они стали ответом старых династических государств новым
националистическим режимам. Примерами таких «официальных национализмов» могут служить концепции национализма в Германской и Российской империях.
В Германии победа контрреволюции позволила адаптировать предшествовавшие массовые национализмы, чтобы удержать и легитимировать власть. С этого момента в Европе начался этап «национализации» династических государств. Поражение революции само по себе уже не могло привести к гибели национальной идеи. К тому времени национальное чувство сложилось в массовой психологии, его можно было укрепить и отделить от революционной борьбы пролетариата. Это и было сделано О. Бисмарком, изначально считавшим германскую национальную идею никчемной и вредной, но впоследствии решившим, что для окончательной победы над революцией, ее необходимо возглавить. Окончательно покончив с революцией, «охранительный национализм» закрепляет «образ врага» не только внешнего, каковым для Германии станет Франции, но и внутреннего - социалистов, либералов, евреев. Таким образом, взаимосвязь национализма и революции на этапе формирования «официальных национализмов» хотя и сохраняется, но приобретает антагонистический характер.
Этот факт подтверждается и взаимоотношениями национализма и революции в идеологии «официального национализма» в Российской империи. «Официальный национализм» в России имел преимущественно имперский характер. Несмотря на то, что ни один из русских царей не демонстрировал заинтересованности в создании русского национального государства, некоторые аспекты национализма все же использовались для поддержания ими собственной легитимности, потребность, в поддержании которой оставалось насущным вопросом для правящих классов. Целью подобного удаленного контроля над нарождающейся идеологией национализма было предотвращение социальных и политических конфликтов в российском обществе, что, безусловно, включало и противодействие революции. Государство смотрело с подозрением не только на русских националистов, но и на национальные движения на окраинах империи. Помимо этого, революционный интернационализм тоже начинает представлять угрозу режиму, поэтому «официальный национализм» соединяется с реакцией и направляет свои силы на предотвращение революции.
Заключение
Итак, взаимосвязь феноменов национализма и революции начинает складываться со времени Великой Французской революции, которая сделала возможным создание, развитие и распространение национальных идей во Франции, а также послужила
моделью для последующих революций. Идеологи Великой Французской революции были уверены, что нации и национализм могут и должны конструироваться, а лояльность нации важнее этнических корней. Революция сохраняет роль неизбежного процесса на пути к созданию нации на протяжении всей первой половины XIX в., что подтверждается избранием революционных методов борьбы многими европейскими националистами. Однако, в середине XIX в. сторонники революционных теорий по ряду причин отказываются от попыток национального строительства, делая выбор в пользу революционного интернационализма. В свою очередь, либеральные националисты перестают считать революцию необходимым и прогрессивным процессом, а правящие династии Европы формулируют идеи «официальных национализмов». Предлагаемая ими концепция нации более не базируется на народном волеизъявлении, а уходит корнями в историческое прошлое, делая упор на культурный и языковой аспекты национализма. «Официальные национализмы», использовавшиеся для сохранения империй в первую очередь от революционных потрясений, стали важным этапом взаимоотношений национализма и революции, закрепив разведение этих феноменов на две противостоящие друг другу позиции.
Литература
1. Кон Г. Азбука национализма / Проблемы Восточной Европы. - 1989. - №№ 27-28. - С. 157 - 192.
2. Кузнецова А.В. Теоретико-методологические подходы к исследованию взаимодействия и взаимовлияния национализма и революции / Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки. - 2014. - № 5/1. - С. 36-39.
3. Маркс К. Манифест коммунистической партии // http://www.marxists.org/russkij/marx/1848/manifesto.ht m
4. Маркс К. О Гаагском конгрессе http: //www. k2x2 .info/filo so fij a/sobranie_sochinenii_tom _18/p34.php
5. Прожилов Г. А. Федерализм, этничность и демократия: проблемы взаимоотношений / Вестник Казанского технологического университета. - 2014. -№9. - С.370-375.
6. Смит Э. Национализм и модернизм: критический обзор современных теорий наций и национализма. -М.: Праксис, 2004. - 464 с.
7. Федяева Р.Х. Принцип либерализма как фактор инновационного развития России / Вестник Казанского технологического университета. - 2011. -№24. - С.71-76.
8. Фюре Ф. Постижение Французской революции. -СПб.: Инапресс, 1998.
9. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 г. -СПб.: Алетейя, 1998.
10. Черняк Е.Б. Вековые конфликты. - М.: Международные отношения, 1988. - 400 с.
11. Cobban A. The Fundamental Ideas of Robespierre // Cobban A. Aspects of the French Revolution. New York, 1968. - P. 136-157.
12. Hont I. The Permanent Crisis of a Divided Mankind: Contemporary Crisis of the Nation State / Historical Perspective Political Studies. - 1994. №. XLII. - Р. 166 -231.
© А. В. Кузнецова - ст. преп. каф. социальной и политической конфликтологии КНИТУ, [email protected]. © A. V. Kuznetsova - Assistant Professor of Social and Political Conflict Studies Department, KNRTU, [email protected].
