Таблица 5
Как Вы оцениваете средний уровень оплаты труда на предприятии по сравнению со средним по области? (В % к числу опрошенных.)
Таблица 6
Сколько длилась на Вашем предприятии самая большая задержка заработной платы в прошлом году?
(В % по группам предприятий.)
увеличилась, на 54 — осталась прежней, на 20% — уменьшилась. Примерно 1/2 руководителей (53%) считают необходимым сокращать долю затрат на рабочую силу.
Позиция руководства предприятий во многом будет зависеть от общей экономической ситуации и политики правительства. С одной стороны, важным фактором может явиться жесткость поведения государственых органов в отношении сбора налогов, последовательность в реализации механизма банкротств, которые избавят руководителей от беспочвенных надежд на поддержку государства, возможную после "смены курса". (Подобные мотивы неоднократно звучали в ходе опроса. "Просто верю в будущее", — ответил один из директоров на вопрос о причинах придерживания избыточной рабочей силы.) С другой стороны, не меньшее значение будут иметь и усилия государства по преодолению кризиса неплатежей. Избыточная занятость будет преодолеваться по мере относительной стабилизации производства и прояснения экономических перспектив.
Наталия ЗОРКАЯ
Население России: здоровье или вырождение?
ВЦИОМ периодически обращается к респондентам с вопросами о том, как они оценивают свое здоровье и в какой мере за ним следят, насколько удовлетворены существующим уровнем врачебного обслуживания и т.д. Разумеется, все эти вопросы имеют и свои медицинские аспекты. Однако нам бы хотелось развернуть стоящие за ними социологические проблемы. Иначе говоря, разобраться, какие социальные процессы нынешнего общества при этом проявляются, какие ценностные конфликты в ориентациях и установках респондента диагностируют-
ся и, наконец, как связаны между собой два этих уровня
— макро- и микросоциальный, антропологический. Воспользуемся для этого данными различных опросов ВЦИОМ 1989—1997 гг.
В июле 1995 г. ВЦИОМ по заказу Российского национального комитета по биоэтике РАН провел опрос об отношении населения к проблемам генетического здоровья нации (были опрошены 1282 человек). Один из вопросов выяснял отношение жителей России к суждению об угрозе населению России физического вырождения. Высокая степень согласия с этим суждением — 56% опрошенных согласны, 21% — не согласны, а еще 22% затруднились дать определенный ответ — примечательна и требует собственно социологической интерпретации. Такой пессимистический настрой в отношении будущего своих соотечественников вполне соответствует очень распространенным в обществе негативным настроениям: на протяжении многих лет около 1/2 (50—52%) опрошенных имеют плохое настроение, испытывают раздражение, страх тоску, около 1/з считают, что терпение их на пределе, более 1 /2 респондентов считают, что основные трудности еще впереди и т.д.* Как представляется, за этим стоит одно из проявлений "нового" типа идентичности постсоветского сознания. Интегрирующим ядром этого типа идентичности является механизм негативной идентификации. Чувство общности, принадлежности к одной группе возникает здесь не на основе позитивных ценностей, утверждений, а прежде всего на основе негативных переживаний "себя" и "других" (негативная референтная группа) — чувства обиды, ущемленности, брошенности, обманутости, уязвимости, беззащитности перед катастрофами, болезнями и прочим, враждебности или порочности окружающего мира, других групп людей и пр.
Уже данные опросов первого пятилетия перестройки позволяли нащупать этот феномен уязвленного сознания советского человека, с его склонностью к негативным оценкам, катастрофическим настроениям, сознания, в котором прежний комплекс превосходства, образовавший смысловые рамки идентификации (не важно, с каким уровнем или с каким материалом это соотносилось — имелось ли в виду превосходство в военной мощи или избранность русского народа, таинственность русской души и т.д.) обернулся комплексом неполноценности, самоуничижения и самобичевания ("мы хуже всех", "мы как Верхняя Вольта") и как следствие этого — апатией, негативизмом, стремлением к изоляции, ростом агрессивности и ксенофобии**.
Высокая степень согласия с суждением об угрозе физического вырождения жителей России (а точнее сказать
— русских, так как это утверждение является, с нашей точки зрения, компонентом именно квазинациональной идентичности) так же как и рост негативистских и пессимистических настроений, возможно, являются и специфической реакцией патерналистского зависимого сознания на социально-политическую критику эпохи "первоначальной гласности", когда на массовое сознание обрушился мощный, по сравнению с долгими годами информационного голода и партийной цензуры, поток материалов разоблачительного характера. Здесь были так или иначе затронуты почти все сферы жизни советского человека, включая и те, что относятся к проблеме "здоровья нации"
— состояние окружающей среды, системы здравоохранения, положение с так называемыми социальными болезнями, будь то туберкулез или алкоголизм и наркомания
* См. подробнее об этом негативном фоне и его интерпретацию в ст.: Гудков Л.Д. Русский неотрадиционализм // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1997. № 2. С. 27—29. М., 1990.
** См.: Есть мнение. М. 1990.
Группы предприятий в зависимости от величины избытка рабочей силы (в % к численности занятых) Варианты ответов (доля положительных ответов)
Выше Равен Ниже
Нет избытка работников 41 21 38
Менее 10% 31 29 40
Более 10% 6 27 67
Варианты ответов Доля положительных ответов в зависимости от величины избытка рабочей силы (в % к численности занятых)
Нет избытка работников Менее 10% Более 10%
Задержек зарплаты не было 57 31 12
От 1 недели до 2 месяцев 50 25 25
От 2 до 3 месяцев 44 26 30
Более 3 месяцев 42 - 58
и пр. Однако со временем этот всплеск активной озабоченности наболевшими, накопившимися за долгие годы советской власти социальными проблемами (как многократно писалось раньше, главным достижением перестройки люди считали именно гласность прессы, свободу информации) постепенно начал затухать, сходить на нет, сменившись в конечном счете даже почти что равнодушием, а для наиболее фрустрированной, дезадаптированной части населения — и раздражением, обращенными к прессе и телевидению упреками в очернительстве "нашей истории", а потом и "нашего народа" и пр.
Подскочившие к началу 90-х годов показатели уровня встревоженности, социальных страхов и фобий — обеспокоенность ростом преступности, растущая склонность видеть во всем происходящем "руку мафии" (или "происки Запада"), проявление коррупции и т.п. в сочетании с оживившейся тоской по "твердой руке" стоят в том же ряду, что и чувствительность по отношению к такой биологической метафоре социального неблагополучия, как "физическое вырождение" или разрушенный генофонд нации. Как если бы какие-то скрытые от нас, невидимые и неподвластные нам, непреложные как сами законы природы силы угрожали русскому народу. Если прежнее государство, на которое можно было списать главную вину, но от которого можно было ждать помощи и спасения, уже прекратило свое существование, то кто же теперь виноват и на кого надеяться?
Неудивительно, что респондентам, разделяющим эти страхи, присуща также повышенная чувствительность к коммунистической фразеологии. Последняя дает выход скрытой агрессии, накапливающейся этим ущемленным и зависимым сознанием, так как рисует образ "внешнего" нового врага (нынешнее правительство, Президент), на которого можно свалить все имеющиеся беды ("геноцид" русского народа). Так, среди голосовавших на парламентских выборах 1993 г. за коммунистическую партию согласных с тем, что русскому народу грозит физическое вырождение, — 71% (при средней 57%).
Напротив, респонденты, отрицающие угрозу физического вырождения населения России, это чаще люди, более адаптированные к идущим переменам, которых отличает преимущественно позитивная идентификация с происходящим в стране. Здесь важно отметить, что хотя в группе разделяющих эти страхи респондентов и несколько сильнее, чем в группе отрицающих эту опасность, представлены люди с низким уровнем образования, соответственно более пожилых возрастов, имеющие низкий доход, однако разница эта не так уж значительна. Задана эта разница позиций не столько "объективными характеристиками" материального и социального положения респондентов, сколько степенью их приверженности к, условно говоря, "постсоветскому" типу сознания с его характерным агрессивным патренализмом.
Приведем для сравнения ответы респондентов согласных и не согласных с утверждением об угрозе физического вырождения, на некоторые "диагностические" вопросы, которые — как показывают многолетние опросы мониторинга — хорошо работают в качестве дифференцирующих показателей (табл. 1).
Примечательно, что тема физического вырождения возникает и поддерживается именно в тот момент, когда эрозирует прежняя государственная система здравоохранения. Как нам представляется, в весьма распространенных сожалениях об утрачиваемой "равнодоступной" системе здравоохранения содержится вполне понятный страх перед ситуацией, когда твое здоровье перестает быть заботой государства и когда явно начинает осознаваться индивидуальная ответственность за его состояние. Среди причин угрозы физического вырождения населе-
ния России чаще всего указывается на такие факторы, которые могут быть поняты как чисто внешние, — сам человек как бы не может оказать на них никакого влияния. Это низкий уровень жизни большей части населения (36%), плохое состояние окружающей среды (28), низкий уровень здравоохранения (25%) и пр. Однако при том, что около 1/3 опрошенных считают алкоголизм и наркоманию одной из причин возможного вырождения (32%), позиция "безответственное отношение значительной части населения к своему здоровью" отмечают очень немногие респонденты (6%). Вариант же ответа — "население мало знает о возможностях сохранения своего здоровья", — который можно понимать двояко (и как недостаток такой информации, и как нежелание или неспособность ее находить и использовать) собрал всего лишь 3% упоминаний.
Обратимся теперь к тому, как же сами россияне относятся к своему здоровью, как они его оценивают, на какие стандарты и нормы при этом ориентируются и как эти представления реализуются в повседневной практике.
Приведем некоторые данные, полученные в ходе экспресс-опроса летом 1996 г. (опрос проводился по заказу Centre for the Study of Public Policy, опрошены 1599 человек). В целом оценки состояния собственного здоровья у опрошенных низкие. Только 5% считают, что состояние их здоровья очень хорошее (и даже в группе самых молодых доля таких оценок составляет всего 21%!). Самая распространенная оценка состояния своего здоровья во всех возрастных группах (за исключением группы самых молодых) — "среднее", причем в зрелом возрасте (40—54 лет) этот ответ собирает 60%. Характерно, что в случае,
Таблица 1
Согласны ли Вы с утверждением об угрозе физического вырождения русского народа (доля выбравших приведенный вариант ответа в соответствующих двух группах; июль 1995 г.)
Варианты ответов Согласны с угрозой вырождения Не согласны с угрозой вырождения
Что бы Вы могли сказать о своем не Нормальное, ровное строении? 51 28
Испытываю напряжение, страх 63 18
Испытываю страх, тоску 61 9
Как бы Вы оценили в настоящее время Хорошее Ваше материалы 37 -юе положение? 42
Среднее 55 25
Плохое 58 16
Какое из приведенных ниже высказь ся ситуации: все не так плохо и можно жить ваний соответст 39 ует сложившей-41
терпеть наше бедственное положение уже невозможно 66 10
Рыночные реформы... нужно продолжать 49 35
нужно прекратить 63 17
Среди ожидающих в политической жизни России в ближайшие месяцы значительного ухудшения 71 9
Среди готовых принять участие в митингах протеста 68 15
Среди не готовых принять участие в митингах протеста 52 26
когда сравниваются две группы, выровненные по возрасту (старше 39 лет), но имеющие разное образование (высшее и среднее или ниже среднего), ресурс здоровья которых заведомо меньше, чем у молодых, существенное значение начинает (в отличие от молодых групп) играть фактор образования. Так, более образованные "старшие" предпочитают оценивать состояние своего здоровья более сдержанно, как "среднее" — 56% (а в среднем по выборке
— 46%), а старшие с низким образованием чаще среднего оценивают состояние своего здоровья как "плохое" — 36% при среднем — 22%. Еще сильнее это видно на оценках эмоционального состояния или собственного "психического здоровья", как это сформулировано в анкете. Правда, здесь влияние фактора образования сказывается и на молодых. Так, в среднем 24% опрошенных оценивают свое психическое состояние как "хорошее", среди молодых высокообразованных
— 37%, среди не имеющих высшего образования молодых
— 30%, а в группе людей старше 39 лет не имеющих высшего образования, 25% оценивают свое состояние как "плохое", тогда как люди в том же возрасте, но имеющие высшее образование считают свое психическое здоровье "плохим" значительно реже — в 12% случаев.
Такая низкая оценка своего здоровья сочетается при этом с очень распространенной декларативной установкой на решение этой проблемы собственными силами: 64% полагают, что они сами могут позаботиться о своем здоровье. Как нам представляется, и в этой позиции очень важен компонент "перевернутого" патерналистского сознания, когда за утверждением, что человек сам может или должен о себе позаботиться и перестать рассчитывать на государство, скрывается чувство обиды, брошен-ности, предоставленности самому себе, в основе которых лежит осознание исчерпанности ресурсов — как бы возрастных, а на самом деле — социальных. Это подтверждается тем, что такие настроения негативизма, обиды, низкие самооценки наиболее выражены в возрастной группе 40—50 лет, когда статусные напряжения достигают, по-видимому, своей наибольшей остроты, разрешаясь в росте агрессии, направленной как вовне, так и на себя.
Декларативность утверждения, будто человек может (или должен), прежде всего сам позаботиться о своем здоровье, доказывает и то, что в случае недомогания высока доля людей, не обращающихся за помощью к врачу, а в повседневной практике при этом лишь незначительная часть опрошенных озабочена укреплением и поддержанием своего здоровья. Так, по данным ВЦИОМ, полученным в различное время, ежедневную утреннюю зарядку делают не более 10% опрошенных. Значимость здорового образа жизни, поддержания спортивной формы, внимание к собственной фигуре, весу, т.е. повседневная и регулярная, систематическая забота о своем здоровье, рациональное и ответственное отношение к нему более всего характерно для наиболее молодых, достижительски ориентированных слоев населения. Причем эта ориентация коррелирует со степенью включенности в новые экономические и социальные отношения, что предполагает и принятие иных, отличных от типично советских образцов поведения, культурных или цивилизационных норм, регулирующих повседневную жизнь.
Понятно, что поколениям, выросшим в условиях советской системы здравоохранения, в значительной мере свойственна зависимая позиция по отношению к собственному здоровью. Ведь прежде возможности реализовать свои потребности в здоровом образе жизни, в поддержании своего здоровья в значительной мере зависели от степени и характера включенности индивида в систему (например получение высококвалифицированной медицинской помощи, лекарств, возможности обследования, санаторного лечения, оздоровительного отдыха и прочего
зависело от места работы, стажа или выслуги лет, достигнутого статуса и пр.). При развале этой государственной системы обеспечения, особенно в тех уродливых формах, как это происходило в последние годы в нашей стране, выбитыми из колеи оказываются прежде всего не просто более пожилые, а значит, и менее здоровые слои населения, а не располагающие большими социальными ресурсами группы (или уже исчерпавшие ресурсы, бывшие доступными для них в прежней системе). Отсюда понятно, почему образованные и квалифицированные группы респондентов старших возрастов демонстрируют более взвешенную и ответственную позицию по отношению к своему здоровью. Неготовность же принять эту ответственность на себя имеет своим следствием перенос объяснения своих невзгод и трудностей на внешние причины (виноваты государство, общество, врачи, темные силы, объективные тяжелые условия и пр.). Причем переживается это либо с пассивной покорностью, обреченностью, либо сказывается в росте агрессивности и даже репрессивности сознания.
Весьма показательна в этом отношения ситуация, которая сложилась и существует поныне в сфере репродуктивного поведения. Известно, что Россия занимает ведущее место по числу абортов как среди развитых западных стран, так и среди стран бывшего восточного блока.
По данным опроса 6012 женщин репродуктивного возраста (от 16 до 44 лет), проведенного ВЦИОМ в январе 1996 г.* (опрос проходил в трех городах — Перми, Екатеринбурге и Иванове), в среднем на одно рождение ребенка приходится два аборта. Мы остановимся здесь только на том, как сделавшие аборт женщины объясняют свое решение. Практически независимо от того, какая именно по счету беременность прерывается, лидируют причины социально-экономического плана (вопрос задавался в открытой форме). Так распределились ответы респонденток на причины аборта при первой, второй и третьей беременностях (табл. 2):
Таблица 2
Влияние различных причин на прерывание беремен-
ности (указаны лишь основные позиции)
Причины Беременность
Первая Вторая Третья
Социально-экономические 57 60 62
Отсутствие мужа, партнера 8 8 5
Нежелание партнера иметь ребенка 5 6 8
Опасность беременности для жизни 4 3 2
Риск аномалии плода 4 3 1
Важно отметить при этом, что сами же опрощенные дают неоднозначную оценку аборту, сделанному по как бы объективным материальным причинам. Так нормальным шагом в этом случае аборт считают только 25% опрошенных (тогда как в случае физического недостатка плода нормой аборт считают 84% опрошенных, в случае изнасилования — 52%, в случае угрозы здоровью женщины — 45%). Иными словами, хотя аборт в случае заведомо нежелательной беременности (ведь и до ее наступления женщина знает, что не может себе ее позволить) не является для большинства нормой — доля таких абортов составляет более половины. Причем происходит это на фоне очень высокой информированности женщин о средствах контрацепции — до 90% женщин знают о существовании
* См. о результатах этого опроса подробнее в статье В.Бодровой, Х.Гольдберга в данном выпуске.
того или иного средства, и о том, где его можно приобрести. Такой разрыв между нормативными представлениями и реальным поведением, безответственность в сочетании с готовностью наносить себе физический и моральный ущерб, указывает прежде всего на дефект социализации. Основные социальные институты, обеспечивающие процесс социализации в этом плане, — это семья, школа, СМК и неформальное общение, круг сверстников или друзей. Мы остановимся здесь только на влиянии семьи.
В проведенном в 1989 г. ВЦИОМ опросе "Советский человек" задавался вопрос, о чем говорили с респондентами их родители и о чем они сами говорят с детьми. Среди всех опрошенных только 4% утверждают, что родители говорили с ними об интимных отношениях и сексе (реже родители разговаривали с респондентами только о теме самоубийства). Но уже в отношении своих собственных детей эта тема становится куда менее запретной — 16% опрошенных в среднем утверждают, что они сами говорят об интимных отношениях и сексе со своими детьми, что указывает на растущую значимость этих проблем для следующего поколения. Надо сказать, что при этом практически все поколения считают наиболее приемлемыми и эффективными каналами для получения информации по вопросам сексуальной жизни каналы формальные — школу, СМК. Причем мужская и женская ролевые позиции в этом отношении практически совпадают. Так, основное преимущество здесь отдается школе (по 45%), затем специальной научной литературе (среди мужчин этот канал назвали 42%, среди женщин — 46%), затем следует телевидение — соответственно 30 и 24%, специальные консультации у врачей специалистов, соответственно 20 и 24%, и только затем беседы с родителями, 18 и 20% (по результатам опроса, проведенного в 1989 г.). Поколенческие различия здесь заключаются в том, что самые молодые (до 24 лет) максимально ориентированы на книги и на СМК, а сверстники и родители занимают в этой иерархии, соответственно, последнее и предпоследнее места (9 и 12%), тогда как их условные родители (и отцы, и матери
— возрастная группа от 40 до 54 лет) сильнее других возрастных групп выделяют школу, и только старшее поколение — бабушки и дедушки считают, что дети должны получать эти сведения в семье. Характерно, что чаще других групп этого мнения придерживаются как респонденты с высшим образованием, так и с образованием ниже среднего, что, видимо, свидетельствует о двойственном смысле этой точки зрения. С одной стороны, здесь отражается позиция более продвинутых в культурном или цивилизационном плане групп, когда сфера интимных отношений перестает быть в семье табу, а с другой — групп с традиционалистскими установками, для которых эта тема, как стыдное, скорее всего, не должна обсуждаться за пределами семьи, что, однако, вовсе не означает, что она реально обсуждается и в семейном кругу.
Оборотной стороной такой патерналистской установки на внешние инстанции в воспитании детей, является характерная для советского сознания репрессивность в отношении людей или групп, отклоняющихся от общшепри-нятых норм поведения. Еще в упоминавшемся здесь опросе 1989 г. "Советский человек" была зафиксирована распространенность репрессивной установки по отношению кдевиантным группам — проституткам, наркоманам, гомосексуалистам и пр. В контексте обсуждаемых нами здесь проблем здоровья это сказывается, например в том, что подавляющее большинство опрошенных (57%) так или иначе поддерживают принудительные меры по улучшению генофонда России. Только 42% затрудняются ответить на вопрос, что именно надо было бы здесь делать. Казалось бы, это затруднение можно рассматривать как отказ от самой постановки проблемы, однако это не совсем
так, ведь чаще среднего затрудняются здесь люди более пожилые — 46%, с самым низким уровнем образования — 47%, жители малых городов — 48%.
Наиболее "популярные" меры улучшения генофонда
— принудительная стерилизация умственно неполноценных, алкоголиков, наркоманов и больных СПИДОМ (35% опрошенных), затем — принудительный аборт, если врачи установили у плода наличие серьезных генетических дефектов, почти 25% опрошенных — за разрешение вступать в брак только тем людям, которые прошли специальное генетическое освидетельствование.
Характерно, что наиболее молодые не только особо не отличаются в отношении к названным мероприятиям от своих родителей и старшего поколения, но даже настроены еще более жестко. Так, за принудительную стерилизацию больных выступают в группе до 20 лет 43% опрошенных.
Вместе с тем, когда названная проблема переносится в иную плоскость, предлагается для решения не на условно государственном уровне, провоцируя респондента отождествиться с государственной позицией (что он достаточно легко и делает), а на индивидуальном, предполагающем отождествление с самой такой ситуацией, характер ответов несколько меняется. На вопрос о том, кто в случае обнаружения у ребенка неизлечимых генетических дефектов на ранних стадиях беременности должен принять решение о том, сохранить ребенка или прервать беременность, большинство (52%) считают, что это должны сделать родители.
Как нам кажется, этот вопрос является, прежде всего, тестом на способность респондента принимать решения, брать на себя ответственность за те события, обстоятельства, значение которых для него чрезвычайно высоко. Это так, поскольку ни в профессионально-этическом, ни в правовом плане врач на самом деле не может взять на себя ответственность за решение — оставлять или не оставлять ребенка в подобном случае. Таким образом, тех респондентов, которые считают, что решение здесь остается за врачами, можно в определенной степени рассматривать как носителей фрустрированного патерналистского сознания. Так же как и в случае с респондентами, считающими, что русскому народу грозит вырождение, респонденты, возлагающие ответственность за решение на врачей, отличаются повышенной тревожностью, фру-стрированностью, они склонны весьма негативно оценивать как свое собственное положение, так и положение страны в целом. Респондентов, придерживающихся такой позиции, чаще среднего можно встретить среди тех, кто высказывается за прекращение реформ, кто готов принять участие в акциях протеста против экономической политики руководства страны, кто требует отставки Б.Ельцина и т.д. Тем же респондентам, которые считают, что решение здесь принадлежит родителям, свойственны в гораздо большей мере черты социальной адаптирован-ности. Характерно, что по своему социально-профессиональному статусу, социальному положению эти две группы расходятся незначительно, разве что настаивающие на ответственности родителей респонденты чаще, чем противоположная группа, занимаются подработкой, они более активны и, кстати сказать, чуть менее обеспечены.
Обобщим изложенное. Для значительной части населения барометр настроений в последние годы указывает на отметку пасмурно. Это касается ожиданий на будущее, оценок собственных перспектив, своего нынешнего состояния, включая здоровье. Эти настроения не связаны впрямую с характеристиками материального положения, с уровнем обеспеченности и с другими параметрами, а скорее указывает на углубляющийся разрыв, конфликт между аспирациями, меняющимися представлениями о
стандартах и качестве жизни и все еще сохраняющими свою силу — особенно для старших поколений — патерналистскими установками, блокирующими развитие до-стижительских ориентации. Тема здоровья в этом смысле является производной от проблемы статусных напряжений, принимающих особую остроту в ситуации постоянно пробуксовывающих реформ.
Валентина БОДРОВА
Репродуктивные ориентации населения России
С 1991 по 1996 г. ВЦИОМ провел пять опросов взрослого населения с целью выяснения репродуктивных ориентации населения России и бывшего СССР, последние три (1994 г., 1995 и 1996 гг.) — в рамках демографического мониторинга. Пятый опрос, результаты которого мы анализируем, проходил в мае 1996 г. на территории России (N=2405 человек в возрасте 16 лет и старше). Так же, как и предыдущие, этот опрос проходил в условиях сложной экономической ситуации, но была уже заметна адаптация населения к новым экономическим и социальным условиям. Цель исследования: выявить идеальное, желаемое и ожидаемое число детей в разных поколениях опрошенных, выяснить репродуктивные намерения населения на ближайшие два—три года и как, какими мерами, при каких условиях, по мнению населения, можно добиться сближения показателей желаемого и фактического числа детей.
Представление населения об идеальном, желаемом и ожидаемом числе детей. Хотя ожидаемое число детей не всегда совпадает с фактическим, тем не менее рождаемость в значительной степени определяется репродуктивными планами семьи и личности, которые, по мнению многих ученых, довольно устойчивы на протяжении всего репродуктивного периода жизни (рис. 1).
"Идеальное" число детей выяснялось через ответы на вопрос: "Если говорить об "идеальной" семье, то, как Вы думаете, сколько детей должно быть в ней?" В 1996 г. в России оно составило в среднем 2,23. У мужчин этот показатель был несколько ниже, чем у женщин, соответственно 2,21 и 2,24. Он немного снизился в сравнении с предыдущим годом и кроме того, в 1995 г. несколько изменилась его структура: у мужчин этот показатель был
2.5 т
2,0
1,5
1,0 -
0,5
"Идеальное" "Желаемое" "Ожидаемое"
Я Все §§ Мужчины Щ Женщины
Рис. 1. Мнение населения об "идеальном", "желаемом" и "ожидаемом” числе детей в зависимости от пола (Россия, 1996 г.)
несколько выше, чем у женщин, соответственно 2,29 и 2,22.
Более конкретную характеристику репродуктивных предпочтений респондента дает показатель "желаемое" число детей (по ответам на вопрос: "Сколько всего детей (включая тех, которые уже есть) Вы бы хотели иметь, если бы у Вас были все необходимые для этого условия?"). В опросе 1996 г., как и в 1995 г., этот показатель оказался меньше, чем "идеальное" число детей, и составил в среднем 2,09 (у женщин — 2,05, у мужчин — 2,14). В 1996 г., так же как и в 1995 г., показатель желаемого числа детей был у мужчин несколько выше, чем у женщин. В целом же в 1996 г. показатель "желаемое" число детей существенно не изменился по сравнению с 1995г., соответственно 2,09 и 2,07.
Наиболее конкретным (и, видимо, приемлемым для прогноза) является показатель "ожидаемое" число детей. В 1996 г. этот показатель составил 1,39 (для мужчин — 1,43, для женщин — 1,35). По сравнению с предыдущим годом он вырос на 10%, но по-прежнему не достигает уровня, обеспечивающего хотя бы простое воспроизводство. С 1991 по 1995 г. этот показатель снизился на 40%. В 1996 г. хотя он и возрос, но по-прежнему оставался ниже уровня 1991 г. более чем на 1/4 (рис. 2).
Изменения 1995 и 1996 гг. можно объяснить тем, что напряжение и страх, которые испытывало население в первые годы реформ, постепенно, несмотря на тяжелые материальные условия жизни семей, уступает место (по крайней мере, у людей молодых и среднего возраста) приспосабливаемое™ к существующим экономическим и социальным условиям, возвращается ценность детей. Но желаемое не совпадает с фактическим положением вещей: суммарный коэффициент рождаемости с 1991 по 1996 г. снизился с 1,73 до 1,34.
Зависимость репродуктивных ориентации от демографических характеристик респондентов. Величина показателя "идеальное" число детей коррелирует с возрастом, причем наибольшие расхождения фиксируются в представлениях об "идеальном" числе детей у молодых (в возрасте до 24 лет), чем у респондентов в возрасте старше 55 лет (табл. 1).
Наш вывод, сделанный в 1994 г. о том, что социальная норма детности, оставаясь низкой для всего населения, имеет тенденцию к сближению репродуктивного поведения молодого, среднего и старшего поколений, подтвердился в 1996 г.
Наибольшая величина показателя "идеального" числа детей у овдовевших (2,33). Близки к ним ориентации семейных респондентов (2,26); за ними следуют те, кто еще не вступил в брак (2,17), и ниже всего этот показатель у тех, кто имел неудачный опыт семейной жизни — у разведенных (2,10). По сравнению с 1995 г., сблизились репродуктивные установки у двух групп населения: неженатых (незамужних) и семейных по показателям "желаемое" и "ожидаемое" число детей. Очень близки мнения семейных и еще не вступивших в брак респондентов об ожидаемом числе детей: соответственно 1,43 и 1,49. Причем впервые за шесть лет (1991—1996 гг.) мы отмечаем, что у незамужних и неженатых показатель "ожидаемое" число детей несколько выше, чем у семейных респондентов.
Во всех случаях разведенные женщины склонны иметь больше детей, чем разведенные мужчины (табл. 1). Особенно низок (0,87) показатель "ожидаемое" число детей у разведенных мужчин: он более чем на 1/3 ниже суммарного показателя рождаемости, который зафиксирован в 1995 г.
Чем меньше детей у респондента, тем ниже показатель "идеального", "желаемого" и "ожидаемого" числа детей (см. табл. 1).