CC BY
60
© 2012
Н. А. Власкина
НАРОДНЫЙ КАЛЕНДАРЬ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. А. ШОЛОХОВА*
М. А. Шолохов — один из тех авторов, которые традиционно считаются «летописцами народной жизни»1. О его достоверности в изображении истории и культуры донских казаков свидетельствуют не только выводы исследователей2, но и мнения самих носителей традиции, которые часто апеллируют к произведениям донского писателя и поставленным по ним фильмам как авторитетным источникам сведений. Типичны высказывания: «Это по Шолохову ж, вы же должны знать, там больше всего описывается», «От родителей наших мы знаем, как еще деды наши говорили, но это в книге Шолохова пишется».
С другой стороны, необходимо отдавать себе отчет в том, что ни одно художественное произведение, при всей возможной достоверности, не является калькой изображаемого, «словесной фотографией». Это, скорее, картина, близость образов которой к реальности зависит от целей и задач художника. Мы разделяем точку зрения К. В. Чистова, доказывавшего, что и стилизации, и цитаты из текстов традиционной культуры должны рассматриваться как вторичные формы культуры, поскольку вне естественного контекста они меняют свои функции, выступают результатом осознанного отбора фактов из целостной системы фольклорных текстов, обрядов и верований3.
Представление народной культуры донских казаков в произведениях М. А. Шолохова и функции включения ее фрагментов в авторское повествование станут предметом рассмотрения в данной статье.
Из всех характеристик художественного образа, доступных для этнолингвистического анализа, мы выбрали категорию времени, руководствуясь тем, что, с одной стороны, оно «обеспечивает целостное восприятие художественной действительности» и организует композицию произведения4, а с другой — является и постоянным объектом осмысления, и формообразующим началом в традиционной культуре5. Среди всего богатства измерений художественного времени мы сконцентрируемся на характеристике народного календаря как «универсального инструмента структурирования годового времени... придающего непрерывному природному времени характер дискретной ритуализованной системы»6.
Наиболее общим противопоставлением, организующим жизнь шолоховских
Власкина Нина Алексеевна — кандидат филологических наук, научный сотрудник лаборатории филологии Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН. E-mail: [email protected]
* Статья выполнена в рамках проекта «Этнолингвистический словарь донского казачества» Подпрограммы фундаментальных исследований «Проблемы социально-экономического и этнополити-ческого развития южного макрорегиона» Программы Президиума РАН «Фундаментальные проблемы пространственного развития Российской Федерации: междисциплинарный синтез».
1 Гура 1989, 226.
2 Тумилевич 1990, 5; Проценко 2003, 125.
3 Чистов 2005, 130-131.
4 Роднянская 1987, 487.
5 Вендина 2009, 29.
6 Толстая 1997, 70.
героев, выступает оппозиция праздник / будни. В традиционной культуре славян она соотнесена с оппозициями сакральный / профанный, наполненный трудом / праздный1. Приведенная семантика праздника присутствует и в шолоховских текстах.
В изображении писателя праздник — это:
— время, наполненное встречами и обсуждением жизненно важных вещей: в праздник герои М. А. Шолохова просят о вступлении в колхоз8, получают согласие невесты на брак9, собираются вместе на улице10;
— время семейных и общинных трапез11, когда едят «сытно и много»12. «Ради праздника» герои Шолохова могут «подвыпить»13, «пустить пыль в глаза», созывая гостей и угощая их «дорогими винами, свежей осетровой икрой»114;
— время, маркированное использованием особой (новой, красивой) одежды. Отметим, что прилагательное праздничный в большинстве случаев используется Шолоховым именно для характеристики одежды. На страницах его произведений мы встретим и «цветастую праздничную шаль»15, и «палевую праздничную шаль»16, и «праздничные, с лампасами шаровары»11, и «праздничные бабьи юбки»18, и «праздничную форму»19. По разным поводам Шолохов считает нужным отметить о своих героях: «празднично одетые»20, «по-праздничному нарядные»21, «вырядились, будто на праздник»22, «принарядилась, как на праздник»23, «разна-ряжена, словно на праздник»2. Особая, отличная от будничной одежда не только является приметой праздника, но и сама по себе формирует праздник и соответствующее настроение, семиотически выделяет событие из ряда других. Праздничной одеждой в хронотопе Шолохова маркированы события, имеющие отношение к жизни как всей общины (мобилизация25, казнь красноармейцев26), так и конкретных героев (вручение награды27, первый выход в хутор после возвращения с войны28, встреча и общение с мужем29, встреча с любимым30).
7 Толстая 2009, 237.
8 Шолохов 1, 1956, 196.
9 Шолохов 2, 1956, 82.
10 Шолохов 4, 1957, 196; 6, 1958, 60.
11 Диброва 2005, 712.
12 Шолохов 3, 1957, 284.
13 Шолохов 1, 1956, 210.
14 Шолохов 2, 1956, 119.
15 Шолохов 1, 1956, 145.
16 Шолохов 2, 1956, 70.
17 Шолохов 2, 1956, 23.
18 Шолохов 2, 1956, 48.
19 Шолохов 3, 1957, 211.
20 Шолохов 2, 1956, 260; 6, 1958, 195.
21 Шолохов 2, 1956, 99.
22 Шолохов 3, 1957, 387.
23 Шолохов 5, 1957, 72-73.
24 Шолохов 5, 1957, 119.
25 Шолохов 2, 1956, 26.
26 Шолохов 3, 1957, 387.
27 Шолохов 5, 1957, 119.
28 Шолохов 3, 1957, 282.
29 Шолохов 5, 1957, 72-73.
30 Шолохов 5, 1957, 385.
Уже на уровне этого, наименее детализированного, членения времени — на будни и праздники — на фоне народной аксиологии видна авторская позиция. Отношение к празднику позволяет Шолохову четко дифференцировать человека старого мировоззрения и человека советского. Запреты на работу в этот день, обязательное посещение церковной службы первого встречаются вторым с резкой критикой и рассматриваются как «приверженность к церковному опиуму»31. Одна и та же ситуация работы в праздник при описании дореволюционного быта рассматривается как форма угнетения («Ты не думай, ежели праздник, так можно байбаком лежать да хлеб жрать. Теперя время горячее: день год кормит. Это уж зимой будешь нахлебничать»32), а при характеристике советской действительности как необходимость, не противоречащая, однако, общественным нормам: «— Рабочие имеют выходные дни? — Имеют, но заводы по воскресеньям не останавливаются, и рабочие в цехах в картишки не перебрасываются, как вы вот здесь»33. Столь явная смена оценок была обусловлена изменением содержания праздника на всей территории новой России: его семантика утратила одно из значений — времени, посвященного Богу, а не мирским делам, «в праздник можно было работать, а трудовое достижение могло называться праздником»34.
При изображении борьбы между старым и новым миром, краха традиционного уклада35 календарь становится одним из способов демонстрации авторской позиции неслучайно. Изменения в способах структурирования времени неизбежно сопровождаются трансформациями в обрядовой практике, повседневной бытовой и хозяйственной деятельности.
Жесткая регламентация жизни человека традиционного в рамках календарного цикла становится очевидной при анализе контекстов, в которых возникают у Шолохова не только достаточно общее противопоставление праздник / будни, но и конкретные хрононимы. Писатель рассеивает по тексту значимые детали праздника, и, хотя содержательная характеристика вех народного календаря для Шолохова, скорее, исключение, чем правило, системность их включения в текст говорит о том, что в описываемой автором традиционной донской общине сохранялись архаические приемы измерения и счета годового времени, при которых ориентирами и точками отсчета служили природные явления, хозяйственная деятельность, крупные церковные праздники36.
Функцию выражения временных отношений в шолоховских текстах выполняет целый ряд хрононимов:
— Рождество: «Около Рождества предложил Штокман почитать затрепанную, беспереплетную тетрадку»37; «На Рождество исполнилось ей семнадцать лет»38;
31 Шолохов 7, 1960, 168.
32 Шолохов 1, 1956, 267.
33 Шолохов 7, 1960, 175.
34 Рольф 2009, 17-18.
35 Архипенко, Власкина, Власкина 2010, 23.
36 Толстая 2005, 10.
37 Шолохов 2, 1956, 160.
38 Шолохов 3, 1957, 305.
— Святки: «Перед Святками к Ефиму во двор прибежала, обливаясь слезами, Дунька — Игнатова работница»»39;
— Масленица: «А ишо беда: на масленую зарезал зверь трех овец»40; «Выехал так-то к ветрякам, гляжу — заяц коптит прямо на меня... На маслену дело было»41;
— Благовещенье: «А встречались мы с тобой у Кудимова в штабе, кажись — под Благовещенье»42;
— Посты: «Покрыл ее с станишной конюшни жеребец по кличке "Донец", и на пятой неделе поста ждем»43; «Приехал он хода забирать, как зараз помню, на буднях, в постный день, то ли в среду, то ли в пятницу»44;
— Вербное воскресенье: «Григорий вернулся изМиллерова, куда отвозил Евгения, в Вербное воскресенье»45;
— Пасха: «И вот, дело это было под Пасху, пригоняют в хутор девять человек пленных, и Данилушка — голубь мой любый — с ними»46; «С Филипповки третий год пошел, как я у него жила.»41.
— Красная горка: «...Вся смеется, потому что на Красную горку пошла ей всего-навсего семнадцатая весна.»48;
— Троица: «Очунелась никак. Семь месяцев лежала. На Троицу вовзят доходила»49;
— Спасы: «Он у нас хворый, со Спасов никак не почунеется»50;
— Успение: «На Успенье приезжал Григорий проведать невесту»51.
— Покров: «Равняй себя с отцом: мне на Покров пойдет пятьдесят семой, а тебе — семнадцать с маленьким»52.
Приведенные примеры демонстрируют, что в систему определения временных отношений оказываются включены все этапы годичного календарного цикла.
В ряде случаев авторские ремарки позволяют говорить о символической на-груженности того или иного праздника. Отсутствие развернутых описаний действий, приуроченных к той или иной календарной дате, оставляет исследователю возможность реконструировать на материалах шолоховских произведений лишь некоторые признаки данного фрагмента традиционной культуры донских казаков.
Охарактеризуем кратко основные точки календарного цикла, обеспеченные вниманием писателя.
39 Шолохов 1, 1956, 214.
40 Шолохов 2, 1956, 238.
41 Шолохов 4, 1957, 157.
42 Шолохов 5, 1957, 184.
43 Шолохов 2, 1956, 238.
44 Шолохов 7, 1960, 144-145.
45 Шолохов 2, 1956, 198.
46 Шолохов 1, 1956, 169.
47 Шолохов 1, 1956, 214.
48 Шолохов 1, 1956, 23.
49 Шолохов 2, 1956, 228.
50 Шолохов 4, 1957, 90.
51 Шолохов 2, 1956, 97.
52 Шолохов 1, 1956, 76.
О Рождестве из шолоховских текстов мы узнаем лишь то, что в этот день в церквях проходит торжественная служба53 и что в старину до этого времени продолжался выпас скота54. Последняя ремарка существенна в отношении специфики природно-хозяйственных условий Дона. Столь долгий срок питания скота подножным кормом был нехарактерен для центральной России и севера страны, где на зимние корма переходили уже к Покрову55.
Лишь одним устойчивым словосочетанием — крещенские морозы — маркировано Крещение в двух произведениях автора56.
О Масленице мы узнаем, что в этот праздник едят блины с каймаком57, ездят по гостям и проводят кулачные бои58.
Наиболее подробно в шолоховских текстах характеризуется Пасха. Это время, когда все должны быть в мире друг с другом59. Готовясь к ней, казаки убирают и ремонтируют дом, стирают белье60. Все родственники к этому празднику собираются вместе. На Пасху разговляются и красят яйца61. В этот день проводится торжественная служба, на которую прихожане надевают свои лучшие наряды62. Праздник отмечен особым колокольным звоном63, освящением продуктов64, в это время поп с певчими ходит по домам65. Наконец, с Пасхи начинают пахать зем-
лю66.
Троица — один из тех праздников, в описании которого никак не явлена церковная составляющая. В двух произведениях Шолохов отмечает посыпание пола «чеборцом и богородицыной травкой»67, украшение входов в дом и двор срубленными дубовыми и ясеневыми ветками. Троица оказывается связана с травой и в ассоциативном плане: мед, с которым пьет чай Григорий, сладко пахнет «чеборцом, Троицей, луговым цветом»68. Анализ текстов позволяет предположить, что носители традиции воспринимали Троицу как опасный праздник, когда можно увидеть ведьму: «Сноха Астаховых... божилась, будто на второй день Троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая и босая, доила на их базу корову»69. Названные признаки троицкого обрядового времени справедливы для славянского (в т.ч. донского) осмысления праздника: повсеместно этот период рассматривается как природный пик, наивысшая точка расцвета природы70, целый комплекс обрядовых действий предполагает сбор и ритуальное
53 Шолохов 2, 1956, 223.
54 Шолохов 2, 1956, 148.
55 Агапкина 2009, 127.
56 Шолохов 5, 1957, 443; 6, 1958, 301.
57 Шолохов 2, 1956, 250, 3, 1957, 278.
58 Архипенко, Власкина, Власкина 2010, 18-19.
59 Шолохов 3, 1957, 375; 4, 1957, 250.
60 Шолохов 2, 1956, 205; 3, 1957, 336; 4, 1957, 291.
61 Шолохов 7, 1960, 205; 3, 1957, 374.
62 Шолохов 2, 1956, 196-197; 6, 1958, 203-204.
63 Шолохов 5, 1957, 51; 7, 1960, 128.
64 Шолохов 3, 1957, 362.
65 Шолохов 1, 1956, 120; 6, 1958, 342.
66 Шолохов 1, 1956, 293, 4, 1957, 244.
67 Шолохов 1, 1956, 48; 2, 1956, 48.
68 Шолохов 4, 1957, 28.
69 Шолохов 2, 1956, 11.
70 Агапкина 2002, 541-543.
использование растений; в южнорусской (Калужская, Воронежская губернии) и украинском регионах с Троицей связаны поверья о русалках и ведьмах71. В семантику Троицы в шолоховском повествовании включена и характеристика ее как этапа хозяйственной деятельности: времени, когда производятся дележ луга, покос, перевозка сена72.
Как и Троица, в связи с покосом в произведениях Шолохова упоминается Петров день73. Из «Тихого Дона» мы узнаем о двух важных деталях: способе распределения луговых участков — «растряске » — принятом у казаков и подчеркивающем их равенство в общине74, и обрядовой трапезе, следующей за переделом луговых паев.
Спектр ритуальных и хозяйственных практик приурочен к Покрову. В текстах Шолохова этот праздник фигурирует как время завершения полевых работ75, станичных ярмарок76, ритуальных бесчинств, наделенных брачно-эротической символикой: в «Тихом Доне» вольное поведение Дарьи Мелеховой «карается» ос-лавлением ее на весь хутор: «На первый день Покрова... ворота, снятые с петель чьими-то озорными руками и отнесенные на середину улицы, лежали поперек дороги. Это был позор »77.
Ритм жизни традиционного человека, образующийся чередованием постов и мясоедов, также нашел отражение в повествовании писателя. Здесь и регламентация поведения (свадьбы играют в мясоед78, в то время как пост представляется временем воздержания79, ограничений в пище80), и характеристика людей, соблюдающих соответствующие предписания, как богомольных81.
Из окказиональных календарно-обрядовых практик на страницы произведений Шолохова попало вызывание дождя. В событийном ряду «Поднятой целины» самого ритуального действия нет, мы узнаем о нем через отрицание: старики приходят к Нагульнову и Давыдову просить разрешения на молебен о дожде, те им отказывают82. Эпизод, целью которого было показать конфликт нового советского и традиционного укладов, содержит несколько важных деталей, с помощью которых представляется возможным реконструировать состав участников обрядового действия (он включает стариков и попа), предметы, задействованные в обряде (иконы, хоругви), место (степь, поле) и цель действия («чтобы господь дожжич-ка дал»).
Борьба с «религиозным опиумом» на страницах «Поднятой целины» ведется не только путем запрета на существующие обрядовые практики. Встречается также критика праздников, реально никогда не отмечавшихся на Дону, их можно назвать праздниками-фантомами. Это праздник святой великомученицы Гликерии
71 Соколова 1979, 216.
72 Шолохов 2, 1956, 43, 48; 6, 1958, 247.
73 Шолохов 4, 1957, 413; 6, 1958, 261.
74 Харузин 1885, 45-47.
75 Шолохов 7, 1960, 183.
76 Шолохов 7, 1960, 67-68.
77 Шолохов 3, 1957, 66.
78 Шолохов 2, 1956, 42, 73, 87, 97; 4, 1957, 149.
79 Шолохов 5, 1957, 102.
80 Шолохов 2, 1956, 190.
81 Шолохов 1, 1956, 238; 2, 1956, 190; 6, 1958, 245.
82 Шолохов 6, 1958, 335-337.
и Симоны-гулимоны, крестный ход по кабакам. Первый из них, вероятно, может быть соотнесен с отмечаемым в греческом и западном календарях 13 мая днем памяти св. Гликерии Ираклийской и св. Гликерии Новгородской, имя которой включено в Собор Новгородских святых. Второй — с днем памяти апостола Симона Зилота (23 мая). Будет неверным утверждать, что эта дата неизвестна казакам. Хотя и редко, но все же фиксируются сообщения о сборе целебных трав в этот день, однако в тексте романа время действия, когда делается отсылка к Симонам-гулимонам, — конец марта, что позволяет говорить об употреблении названия праздника в переносном значении: как синонима праздного времяпрепровождения. Цель введения этих дат в структуру донского календаря, по-видимому, заключается в том, чтобы показать отсутствие связи праздников и советской реальности, хозяйственной и бытовой жизни. Место старых религиозных праздников призваны занять новые, советские, в частности 1 мая и 7 ноября. Отражение процесса формирования нового календаря видим все в той же «Поднятой целине», где в речи Щукаря эти даты получают эпитет традиционных хрононимов: годовые праздники83.
Неприятие религиозных ценностей фигурирует в шолоховских текстах не только как один из принципов советской политики, но и, по-видимому, как авторская позиция, которая особенно отчетливо видна в тех случаях, когда описания праздников сколько-нибудь подробны. В романах Шолохова мы встречаем два описания пасхальной службы. Первое — в «Тихом Доне» — предельно физиологично. Характеризуя участников происходящего, автор решает использовать запах в качестве инструмента описания, в результате образ пасхальной службы — самой важной в году — формируют «чад горячего воска», «дух разопревших в поту бабьих тел», «могильная вонь слежалых нарядов», «выделения говельщиц-ких изголодавшихся желудков»84. В «Поднятой целине» торжественная пасхальная служба превращается в фарс, когда в церковь вбегает телушка85.
Однако, несмотря на нигилистическое отношение к церкви самого писателя, многие его герои — глубоко религиозные люди. Для них регламентация поведения в рамках календарного цикла часто осуществляется в рамках оппозиции праведное (богоугодное) /грешное. В целом это соответствует общеславянской трактовке народного календаря как системы, имеющей христианскую основу.
Немногословие Шолохова в изображении представлений, связанных с народным календарем, на наш взгляд, обусловлено тем, что они выступают как основа жизненного уклада. Знание праздников и их содержания, а также связи календарных периодов с комплексом хозяйственных работ априорно, им обладают все носители традиционной культуры. Не случайно достаточно часто упоминание праздника возникает в рамках сравнительной или отрицательной конструкций: «Дрались не так как в стенках на Масленицу»86 — хотя в тексте нет описания масленичного кулачного боя, предполагается, что читатель знает правила кулачек. Для адекватного понимания реплики Щукаря: «Родился я на "Евдокию", но в этот день не то что курочке негде было напиться, но даже, говорила мамаша,
83 Шолохов 7, 1960, 260.
84 Шолохов 2, 1956, 197.
85 Шолохов 6, 1958, 203-204.
86 Шолохов 2, 1956, 143.
воробьи на лету замерзали к ядреной материI»87 — необходимо знать приметы, связанные с этим праздником. Именно такое, безусловное владение темпоральными категориями делает возможным употребление героями хрононимов в переносном значении. В романе «Поднятая целина» фрагмент: «Годить нам некогда. Вы колхозом, может, посля Троицы начнете сеять, а нам надо в поле ехать»88 может быть трактован так: 'когда все остальные будут уже косить, вы только начнете сеять'; реплика «Ежели так будем пахать, к Покрову придется кукурузку-то сеять»89 может быть понята как: 'закончим хозяйственный цикл раньше, чем необходимо, и придется начинать новый'. В целом ряде случаев хрононимы у Шолохова представляют собой свернутый текст, обладающий имплицитным символическим значением. Показательно в этом отношении название праздника Покров, которое в 5 из 9 случаев фигурирует в текстах именно в переносном значении. На первый план выходит сема 'завершения цикла, предельности', по-разному реализующаяся в зависимости от ситуации: «Голова-то одна на плечах? Не дай бог эту срубят — другая до Покрова не вырастет...»90; «Вы, ваше превосходительство, ежли будете, извиняюсь, ваших насекомых козявок так переводить, вам работы до Покрова хватит»91; « Чудак баран, он до Покрова матку сосет, а я сроду чудаком не был»92.
Подводя итоги анализу, отметим, что знание народного календаря выступает в произведениях Шолохова как пресуппозиция текста. Сведения о праздниках и связанном с ними ритме хозяйственной и религиозной жизни растворены в ткани произведений. Очевидна ориентация реконструируемой на материалах творчества писателя системы народного календаря донских казаков на цикл полевых сельскохозяйственных работ, что определяется прежде всего спецификой историко-культурной территории, описываемой автором, земледельческой доминантой хозяйства. Отношение к земле, что подтверждается на материале более широком, нежели календарная обрядность93, становится одной из наиболее важных характеристик верхнедонского казачества, живописуемого Шолоховым. Другая яркая доминанта праздничного текста казачества в изображении писателя связана с религиозной жизнью общины. Советское культуростроительство, формируя новую систему ценностей, коренным образом меняет аксиологию праздника и соответствующих типов поведения. Изображение этих процессов является еще одним способом показать разницу традиционного и нового (советского) мировосприя-
ЛИТЕРАТУРА
Агапкина Т. А. 2002: Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М.
87 Шолохов 6, 1958, 259.
88 Шолохов 6, 1958, 237.
89 Шолохов 6, 1958, 315.
90 Шолохов 5, 1957, 287.
91 Шолохов 5, 1957, 300.
92 Шолохов 5, 1957, 375.
93 Архипенко, Власкина, Власкина 2010.
Агапкина Т. А. 2009: Покров // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5-ти томах / Н. И. Толстого (ред.). Т. 4. М., 127-128.
Архипенко Н. А., Власкина Т. Ю., Власкина Н. А. 2010: Принципы представления традиционной культуры донского казачества в творчестве М. А. Шолохова // Известия Южного федерального университета. Филологические науки. 2, 8-24.
Вендина Т. И. 2009: Категория времени в языке русской традиционной культуры // Знаки времени в славянской культуре: от барокко до авангарда. М., 29-65.
Гура В. В. 1989: Как создавался «Тихий Дон»: Творческая история романа М. Шолохова. М.
Диброва Е. И. (ред.) 2005: Словарь языка Михаила Шолохова. М.
Проценко Б. Н. 2003: Фольклор в романе М. А. Шолохова «Тихий Дон» и духовная культура донских казаков // Славянская традиционная культура и современный мир. Сборник материалов научной конференции. Вып. 5. М., 125-133.
Роднянская И. Б. 1987: Художественное время и художественное пространство // Литературный энциклопедический словарь. М.
Рольф М. 2009: Советские массовые праздники. М.
Соколова В. К. 1979: Весеннее-летние календарные обряды русских, украинцев и белорусов. XIX — начало XX в. М.
Толстая С.М. 1997: Мифология и аксиология времени в славянской народной культуре // Культура и история. Славянский мир / И. И. Свирида (отв. ред.). М., 62-79.
Толстая С. М. 2005: Полесский народный календарь. М.
Толстая С. М. 2009: Праздник // Славянские древности: Этнолингвистический словарь: в 5-ти томах. М.
Тумилевич Т. И. 1990: Донская народная песня в романе «Тихий Дон» // Творчество М. А. Шолохова и советская литература. Ростов-на-Дону, 5-9.
Харузин М. Н. 1885: Сведения о казацких общинах на Дону. Материалы для обычного права, собранные Михаилом Харузиным. М.
Чистов К. В. 2005: Традиционные и «вторичные» формы культуры // Чистов К. В. Фольклор. Текст. Традиция. М., 124-134.
Шолохов М. А. 1956-1960: Собр. соч.: в 8 т. М.
