CC BY
98
11 См.: Кубрякова, Е. С. О ментальных репрезентациях / В. З. Демьянков, Е. С. Кубрякова // Проблемы представления (репрезентации) в языке. Типы и форматы знаний : сб. науч. тр. - М. ; Калуга, 2007.
12 Longman Dictionary of Contemporary English. - М., 1992. - С. 996.
А. Г. Минченков
МЫСЛЬ КАК ОСНОВА СОПОСТАВЛЕНИЯ ЯЗЫКОВ ПРИ ПЕРЕВОДЕ И ИНТЕНЦИЯ МЫСЛЕВЫРАЖЕНИЯ
Статья посвящена выявлению общетеоретических основ сопоставления языков в процессе перевода. Выдвигается тезис, что при переводе языки соприкасаются на уровне мысли, которая формируется в виде концептуальной структуры в сознании переводчика в результате осмысления им исходного текста, а затем воплощается на языке перевода. Анализируются факторы, позволяющие переводчику найти модус существования заданной исходным текстом мысли в языке перевода.
Ключевые слова: перевод, мысль, концептуальная основа.
Говоря об общелингвистических основах перевода, предпосылках успешного перехода от одного языка к другому, теория перевода традиционно обращала внимание на наличие у всех языков существенных универсальных черт и возможность «коммуникативного приравнивания отрезков разноязычных текстов, несмотря на несовпадение значений составляющих их языковых единиц»1. Тем самым, акцент делался, прежде всего, на системных сходствах между языками и способности их отдельных и разнопротяженных единиц выступать в качестве коммуникативных эквивалентов друг друга. Соответственно, основная задача переводчика, как считалось, состояла в том, чтобы, опираясь на «объективно существующие» сходства и ранее установленные нормы соответствий между двумя сопоставляемыми в процессе перевода языками, достичь максимально возможной функционально-семантической близости между текстом перевода и исходным текстом.
Совсем иначе вопрос об общелингвистических основах перевода решается в философской концепции В. Беньямина. По его мнению, перевод оказывается возможным благодаря существованию фундаментального родства между языками, родства, которое В. Беньямин понимал особым образом. Родство языков, по Бень-ямину, не связано с историческими отношениями между ними, их происхождением от одного праязыка и принадлежностью к одной языковой семье или группе. Более того, родство вовсе не предполагает сходство, так что родство языков - это, конечно, не сходство их единиц или литературных произведений, написанных на одном из них и переведенных на другой. Родство языков заключается в том, что они хотят выразить, и что В. Беньямин называет «значением» (Метеп). «Значение» В. Беньямина лежит в основе каждого языка как целого, хотя ни один язык не может выразить его в одиночку, поскольку оно реализуется лишь всей сово-
купностью значений языков, дополняющих друг друга, так называемым чистым языком (Reine Sprache). Различаясь и взаимно исключая друг друга на уровне своих отдельных единиц - слов, предложений и грамматических структур, языки как целое дополняют друг друга своими значениями2.
Применяя свои представления об отношении между языками к переводу, В. Беньямин, подобно В. фон Гумбольдту, отмечавшему, что «чем больше перевод стремится походить на оригинал, тем больше он, в конечном итоге, будет отличаться от него»3, говорит о том, что ни один перевод не был бы возможен, если бы в своей сущности он стремился к подобию исходному тексту. Высшее предназначение перевода состоит в выявлении не поверхностного, а глубинного отношения между языками4. В отдельных языках, в отличие от чистого языка, мысль всегда зависима, прикреплена к словам и сочетаниям слов. Языки различаются модусами (способами существования) значения (Art des Meinens). Немецкое слово Brot и французское pain обозначают один и тот же объект, но у них разные модусы значения. Из-за различия в способах существования значения указанные слова значат разное для, соответственно, немца и француза5. До перевода значение скрыто в языках в виде закрепленных за словами модусов значения. Перевод же позволяет освободить «чистое значение» от языковых форм исходного языка, превратить обозначающее в обозначаемое и вновь обрести чистый язык, который уже ничего не обозначает и не выражает, он просто есть6. Задача переводчика, по мнению В. Беньямина - высвободить и воплотить в своем языке тот чистый язык, который заключен в другом языке. Ради чистого языка переводчик разрушает или
7
расширяет границы своего языка .
Признание того, что в основе отношения между языками лежит обозначаемое, то есть мысль, означает пересмотр традиционных представлений о переводе как процессе преобразования текста на одном языке в эквивалентный (на том или ином уровне) или подобный ему текст на другом языке. Разработанная В. Беньямином философская концепция перевода предполагает, что он представляет собой особую разновидность речемыслительной деятельности, при которой сначала происходит осмысление исходного текста с целью высвобождения «чистой мысли», не привязанной к значениям единиц исходного языка, а затем воплощение этой мысли путем поиска возможных модусов ее существования в языке перевода.
Концепция перевода В. Беньямина хорошо согласуется с общей концепцией речемыслительной деятельности, разработанной в отечественной лингвистике Л. С. Выготским и его последователями - Н. И. Жинкиным, А. А. Леонтьевым, И. А. Зимней и другими . Центральный тезис теории Л. С. Выготского состоит в том, что «отношение мысли к слову есть прежде всего не вещь, а процесс, это отношение есть движение от мысли к слову и обратно - от слова к мысли»9. Одно из наиболее важных для нас понятий в концепции Л. С. Выготского - понятие внутренней речи. Внутренняя речь Л. С. Выготского сродни чистому языку В. Беньямина. Это речь, в которой отсутствуют материальные признаки слов, и которая состоит, в основном, из смыслов. А смыслы являются динамическими и текучими образованиями, они имеют тенденцию отделяться от слов и объединяться по своим собственым законам10. У Н. И. Жинкина внутренней речи соответствует понятие универсального предметносхемного кода. Этот код непроизносимый, в нем отсутствуют признаки слов естественного языка, а есть изображения, схемы или образы, которые могут образовывать какую-либо цепь или группировку11.
Согласно Л. С. Выготскому, переход от мысли к слову представляет собой путь от «мотива, порождающего какую-либо мысль, к оформлению самой мысли, к опосре-
дованию ее во внутреннем слове, затем - в значениях внешних слов и, наконец, в сло-вах»12. Процесс же перехода от слова к мысли предполагает путь от слова к его значению, затем - к динамическим смыслам внутренней речи, и, наконец, к единой и нерас-члененной мысли.
Вполне очевидно, что в процессе перевода мы сначала имеем дело с движением от слова (исходного текста) к мысли, а затем от мысли к слову (тексту перевода). В соответствии с разработанной нами когнитивно-эвристической моделью перевода13, в основе которой лежит указанное представление о переводе как процессе речемыслительной деятельности, при восприятии переводчиком исходного текста у него в сознании актуализируются концепты (дискретные единицы мысли), причем изначально это те концепты, которые обычно объективируются как прототипические значения входящих в данный текст слов. Концепты-значения, взаимодействуя в голове переводчика с его знаниями контекста и фоновыми знаниями, переходят в концепты-смыслы, образующие вместе определенную смысловую структуру. Порождение текста перевода идет путем совмещения смыслов, входящих в указанную смысловую структуру, со значениями единиц языка перевода в конкретном контексте. Объективация смыслов в виде значений слов языка перевода предполагает поиск возможного модуса, способа существования смысла в том другом языке, в котором мы хотим его воплотить. Основная проблема, с которой мы сталкиваемся на этом пути, заключается в том, что способы концептуализации сущностей и событий окружающего мира различаются от языка к языку. Указанный феномен хорошо иллюстрирует исследование, проведенное Л. Тальми.
Как показывает исследователь, подобные различия между языками носят регулярный характер и проявляются в различных семантических областях. Среди семантических элементов (как Л. Тальми называет концепты), участвующих в концептуальном представлении события движения, например, Л. Тальми выделяет четыре центральных - ‘субъект’, ‘действие’, ‘фон’ и ‘путь’, и два факультативных - ‘способ’ и ‘причину’. Из приведенных им примеров следует, что в романских языках при описании события движения ‘действие’ и ‘путь’ регулярно представлены одним поверхностным элементом (словом), в то время как в английском языке каждый из двух представлен отдельным словом. Например, движение бутылки внутрь пещеры в испанском описывается как La botella entro a la cueva, а в английском The bottle floated into the cave14. При этом, как мы видим, английский глагол float помимо семантического элемента Действие также репрезентирует элемент Способ, в то время как в испанском предложении этот элемент вообще не представлен в поверхностной структуре. По наблюдению Л. Тальми, представление ‘действия’ и ‘способа’ в одном глаголе характерно для всех индоевропейских языков, кроме романских15.
Теперь представим, что мы будем переводить английское предложение The bottle floated into the cave на один из романских языков. Сформированная в сознании на основе этого предложения концептуальная структура будет содержать концепт ‘float’ как некий единый и отдельный квант мысли, при этом в эту структуру также попадет отдельный концепт-схема ‘into’, репрезентирующий ‘путь’. Другими словами, указанная концептуальная структура будет представлять собой конфигурацию из четырех концептов (‘bottle’+‘float’+‘into’+‘cave’), связанных друг с другом определенными отношениями. Пытаясь объективировать эту структуру концептов средствами одного из романских языков, мы неизбежно столкнемся с определенными сложностями. В этом языке, в отличие от английского, не будет слов, способных объективировать концепты ‘float’ и ‘into’ в том виде, в каком они идут в указанной концептуаль-
ной структуре, то есть как отдельные кванты мысли.
Вполне очевидно, что похожие проблемы возникают также при переводе так называемой «непереводимой», «безэквивалентной»16 или труднопереводимой лексики, например, при переводе на русский язык английского слова privacy в предложении They didn’t understand my desire for privacy. В данном случае концептом, попадающим в концептуальную структуру предложения, очевидно, будет единый концепт ‘privacy’. Однако в современном русском языке не существует отдельного слова, которое могло бы объективировать этот единый концепт.
Решение указанной проблемы ученые видят обычно в возможностях языка в целом, его способности расширять свои границы для выражения новых смыслов, и, тем самым обогащаться. Выше уже было отмечено, что, по мнению
В. Беньямина, ради воплощения чистого языка, мысли, переводчик расширяет границы того языка, на который переводит. В . фон Гумбольдт писал, что «замечательной чертой языков является то, что, прежде всего, каждый из них обслуживает общие нужды повседневной жизни, но при этом <...> может бесконечно обогащаться. Не будет большим преувеличением сказать, что все, от самого возвышенного до самого глубокого <...> может быть выражено в любом языке, даже в
17
языках примитивных народов, которые мы просто не очень хорошо знаем» . Описанное В. фон Гумбольдтом свойство языков можно было бы назвать интенцией мыслевыражения. Хотя, по Беньямину, полностью мысль может выразить только чистый язык, все языки обладают интенцией мыслевыражения, то есть стремятся, используя разные средства, каждый по-своему, максимально полно и компактно выразить человеческую мысль. Именно благодаря наличию у языка этой интенции он способен выходить за свои обычные пределы, выражать новые для себя смыслы, используя имеющиеся средства или создавая новые.
Зададимся вопросом, какие свойства языков и человеческого мышления позволяют реализовывать указанную интенцию. Отвечая на этот вопрос, обратим внимание, во-первых, на уже упомянутое исследование Л. Тальми и опирающиеся на его результаты наблюдения Ф. Унгерера и Х. Й. Шмида18. Последние анализируют взятый из работы Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельне пример перевода английского предложения Bleriot flew across the Channel на французский язык в виде Bleriot traversa la Manche en avion19. Авторы отмечают тот факт, что в отличие от английского предложения, где компонент ‘путь’ выражен предлогом, во французском предложении он включен вместе с ‘действием’ в единый концепт, вербализуемый глаголом. С другой стороны, концепт, вербализуемый английским глаголом, включает в себя компонент ‘способ’, а во французском варианте он выражен отдельным адвербиальным сочетанием. Подобные наблюдения указанных авторов свидетельствуют о том, что, оторвавшись от значений конкретных единиц исходного языка и «работая» на уровне смыслов, человеческое сознание способно анализировать входящие в концептуальную структуру концепты и совершать с ними различные операции, и что такие действия реально происходят при переводе. В противном случае Ж.-П. Вине и Ж. Дарбельне не смогли бы предложить указанный французский вариант, а предложили бы буквальный, который Ф. Унгерер и Х. Й. Шмид отмечают как неприемлемый - Bleriot vola par-dessus La Manche20.
Подобные операции с концептами, которые человеческое сознание способно проводить на уровне внутренней речи, где мысль не ограничена модусами значений слов конкретного языка, мы определяем как рекомбинацию концептов. Благодаря динамичности концептов-смыслов мы можем расчленять концепты, входящие в концептуальную структуру, на составляющие их субконцепты, комбиниро-
вать эти субконцепты с другими концептами, и вообще менять порядок расположения концептов внутри концептуальной структуры и их отношение друг к другу. В только что описанном примере, в частности, сначала происходит расчленение концепта ‘flew’ на составляющие его субконцепты ‘действие’ и ‘способ’, затем субконцепт ‘действие’ сливается с присутствующим в концептуальной структуре концептом ‘путь’ и объективируется во французском тексте одним глаголом traversa. Параллельно субконцепт ‘способ’ отрывается от субконцепта ‘действие’, с которым он составлял единый концепт, и объективируется отдельно в виде указанного адвербиального сочетания. Если репрезентировать концепты, актуализируемые словами предложения Bleriot flew across the Channel в виде букв a, b, c и d, то концептуальная структура, актуализируемая всем предложением будет выглядеть как a b c d. В результате рекомбинации происходит расщепление концепта b на субконцепты, которые можно условно обозначить как f и g. Тогда рекомбинированная концептуальная структура будет иметь вид a fc dg.
Итак, первая закономерность, обеспечивающая успешность мыслевыраже-ния, проявляется еще на стадии внутренней речи, когда переводчик пытается объективировать концепты-смыслы в том виде, в каком они сформированы, не может это сделать, и тогда динамичность и выделяемость концептов в общей концептуальной структуре и субконцептов в структуре отдельных концептов позволяет переводчику осуществить их рекомбинацию, благодаря чему становится возможной их дальнейшая объективация.
Другая важная закономерность связана с модусами существования концептов в каждом отдельном языке. Обратим внимание на то, что один и тот же концепт может иметь несколько модусов или способов существования в одной языковой системе, то есть объективироваться посредством разных и разнопротяженных языковых единиц. Возьмем, например, концепт ‘лиса’. Он может быть объективирован, в зависимости от нашей интенции, в виде слов лиса, Кумушка, Рыжая, Патрикеевна или сочетания хищное рыжее животное семейства псовых. Концепт, актуализируемый разговорным русским глаголом зацикливаться, может быть объективирован в русском же языке (если мы считаем данный глагол слишком разговорным и не хотим его употреблять) выражением постоянно о чем-то думать или через сочетание навязчивая идея. А что происходит, когда в языке вообще нет отдельного слова для объективации некоего концепта? Сначала рассмотрим такой случай безотносительно перевода. Наш опыт восприятия окружающей действительности позволил нам сформировать обобщенное представление об определенном типе людей, которые, находясь перед тобой в людном месте, идут слишком медленно и, тем самым, не позволяют тебе идти быстрее, как бы загораживая путь. Автор этих строк слышал недавно, как молодежь на своем жаргоне называет таких людей «тормоза». Однако представим, что мы не слышали этого слова или считаем его неприемлемым. Могли ли мы вербализовать сформированный концепт до того, как мы услышали указанное слово? Ответ будет утвердительным. Мы объективировали его в виде, например, Они мешаются под ногами или Сами не идут и другим мешают. То есть язык в целом, посредством разных и разноуровневых выражений и с учетом контекста позволяет объективировать нужный нам концепт. Пока не появилось слово, четко фиксирующее тот или иной концепт, язык может объективировать его в виде словосочетаний и предложений.
Теперь посмотрим на этот вопрос применительно к переводу. В русском языке, как известно, нет слова, способного объективировать концепт ‘privacy’. Значит ли это, что носителю русского языка этот концепт не известен или что он
не может быть вербализован иначе, чем словом? Вовсе нет. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить такие выражения как возможность побыть одному, или здесь никого нет, иметь отдельную комнату. Все они, в той или иной мере, актуализируют указанный концепт, и могут быть, в зависимости от контекста, использованы при переводе слова privacy, не являясь, что важно подчеркнуть, его эквивалентами.
Наконец, обратим внимание на еще одну возможность. Ф. Унгерер и Х. Й. Шмид в указанной выше работе приводят много примеров того, как в романских языках, в частности, французском и испанском, в отличие от английского, в состав единого концепта, актуализируемого глаголом движения, не включается семантический компонент ‘способ’. Соответственно, при переводе таких английских глаголов c послелогами как fly into, swim into, ride into, drive into, walk into, в частности, на французский язык может потребоваться дополнительное выражение ‘способа’ через адвербиальные выражения типа en volant, en marchant, a cheval и так далее21. Однако эти выражения часто не используются переводчиками, так как их употребление обычно не релевантно для французского языка, и предложения с ними могут звучать неестественно. Естественным вариантом английского предложения A bird flew into the room, например, было бы французское Un oiseau entra la chambre, где концепт ‘способ’ вообще не выражен ни одним поверхностным элементом. Однако вполне очевидно, что он имплицитно выражен всем составом предложения, так как птица, в большинстве ситуаций, может только залететь в комнату. Поскольку, как следует из работы Ф. Унгерера и Х. Й. Шмида, такие случаи носят достаточно регулярный характер при переводах с германских на романские языки, можно говорить о том, что концепты, которые невозможно или нежелательно объективировать одним словом или словосочетанием, могут быть актуализированы всем составом предложения.
Примечания
1 Комиссаров, В. Н. Современное переводоведение / В. Н. Комиссаров. - М., 1999. - С. 23.
2 См.: Benjamin, W. The Task of the translator / W. Benjamin // Theories of translation / ed.by R. Schulte & J. Biguenet. - Chicago ; London : The University of Chicago Press, 1992. - P. 74-75.
3 Humboldt, W. The Introduction to the translation of Agamemnon / W. Humboldt // Theories of translation / ed. by R. Schulte & J. Biguenet. - Chicago ; London : The University of Chicago Press, 1992. - P. 56/
4 См.: Benjamin, W. The Task of the translator. - P. 74.
5 Ibid. - P. 75.
6 Ibid. - P. 80.
7 Ibid. - P. 80-81.
8 См.: Выготский, Л. С. Мышление и речь / Л. С. Выготский. - М., 2007; Жин-кин, Н. И. Язык. Речь. Творчество / Н. И. Жинкин. - М., 1998; Леонтьев, А. А. Язык, речь, речевая деятельность / А. А. Леонтьев. - М., 2007; Зимняя, И. А. Психологический анализ перевода как специфического вида речевой деятельности / И. А. Зимняя // Теория перевода и научные основы подготовки переводчиков : материалы Всесоюз. науч. конф. - Ч. 1. - М., 1975.
9 Выготский, Л. С. Мышление и речь. - С. 292.
10 Там же. - С. 334.
11 См.: Жинкин, Н. И. Язык. Речь. Творчество. - С. 158.
12
Выготский, Л. С. Мышление и речь. - С. 344.
13
См.: Минченков, А. Г. Когнитивно-эвристическая модель перевода : к постановке вопроса / А. Г. Минченков // Вестн. СПбГУ. - Сер. 9. - Вып. 2, ч. II. - СПб.,2007. - C. 208-217.
14 См.: Talmy, L. Toward a cognitive semantics / L. Talmy // Typology and process in concept structuring. - Vol. 2. - Cambridge ; Massachusetts, 2001. - P. 49.
15 См.: Ibid. - P. 60.
16 См.: Иванов, А. О. Безэквивалентная лексика / А. О. Иванов. - СПб., 2006.
17 Humboldt, W. The Introduction to the translation of Agamemnon. - P. 56.
18 См.: Ungerer, F. An Introduction to cognitive linguistics / H.-J. Schmid, F. Ungerer. - London ; New York, 1996.
19 См.: Ungerer, F. An Introduction to cognitive linguistics. - P. 233-234.
20 См.: Ibid. - P. 233.
21 См.: Ibid. - P. 236-239
Е. Г. Оршанская ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ И СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ПРОБЛЕМЫ БИЛИНГВИЗМА
В статье проанализированы лингвистический и социолингвистический подходы к рассмотрению билингвизма. Дана характеристика данным подходам. Описаны типы билингвизма, выделяемые в рамках указанных подходов. Типы билингвизма рассмотрены с точки зрения достаточности каждого из них для осуществления учителем обучения иностранному языку. Выявлены рекомендации ученых, способствующие повышению эффективности деятельности учителя-билингва.
Ключевые слова: билингвизм, лингвистический подход, социолингвистический подход, учитель-билингв.
Билингвизм изучается во взаимосвязи с речью и речевым поведением различных групп людей и является комплексной научной проблемой, исследование которой осуществляется в различных аспектах. В данной статье рассмотрены сложившиеся научные подходы к изучению данного вопроса в рамках лингвистики и социолингвистики, выявлены рекомендации и компоненты, значимые для профессиональной деятельности учителя иностранного языка.
В лингвистике под билингвизмом понимают практику попеременного использования двух языков (определение У. Вайнрайха)1. Проблема билингвизма с лингвистической точки зрения, по мнению У. Вайнрайха, заключается в необходимости описания тех языковых систем, которые затрудняют одновременное владение ими, предсказать наиболее вероятные трудности, которые могут возникнуть в результате контакта языков, и указать в поведении двуязычных носителей те отклонения от норм каждого из языков, которые связаны с особенностями их владения родным и иностранным языками.
Лингвистический подход изучения билингвизма тесно связан с интерференцией, появляющейся в результате взаимодействия языковых систем. Интерференция -процесс и результат контакта языковых систем в речи билингва, при котором одна система является доминирующей, порождающей эффект воздействия во вторичной,
