CC BY
78
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 13 (267). Филология. Искусствоведение. Вып. 65. С. 33-36.
Н. Е. Гурина
МУЗЫКА КАК «КАМЕРТОН.» РОМАНА И. ПОЛЯНСКОЙ «ПРОХОЖДЕНИЕ ТЕНИ»
Рассматривается музыкальность как характерная особенность романа И. Полянской «Прохождение тени».
Ключевые слова: музыка, роман, интертекстуальные связи, «женская» проза, история, искусство.
Ирина Полянская обратила на себя внимание читателей сразу после публикации в 1997 году ее первого романа «Прохождение тени», необычность которого состоит в переплетении двух сюжетных линий: это «история дружбы русской девушки с четверкой слепых музы-кантов-кавказцев», являющаяся своего рода школой «воспитания чувств», и «драматическая сага о семье репрессированного учено-го-ядерщика, отошедшая в область поэзии, искусства, золотого сна, разгладившего швы семейной трагедии...» [7. С. 143]. Начиная с «Прохождения тени», где «музыка - тема романа и аналог внутренней человеческой жизни...» [7. С. 143], музыкальность становится характерной особенностью, позволяющей без труда отличить все написанное И. Полянской. В современном литературоведении под музыкальностью понимается «эффект частичного сходства литературного произведения с музыкой, который возникает в результате того, что некоторые общие для литературы и музыки приемы и структурные принципы в определенных культурно-эстетических ситуациях воспринимаются как музыкальные по преимуществу» [3. С. 595]. Что касается такого рода ситуаций, то они органически входят в канву произведений И. Полянской: «Ее герои с детства живут в атмосфере музыки, учатся в музыкальных школах, общаются с учителями музыки и будущими музыкантами» [7. С. 123]. Так, в романе «Прохождение тени» рассказчица становится для слепых музыкантов, сокурсников по музыкальному училищу, кем-то вроде поводыря в мире, где границы нашего знания о самих себе размыты, а загадки человеческого сердца остаются загадками навсегда. Музыкальная тема входит в роман с первых страниц, наполненных голосами детского хора в минуту солнечного затмения: «Небо стремительно наращивало синеву, хор птиц за окном приумолк, и круглая тень.. .понеслась по земной поверх-
ности» [8. С. 10]. Слово «тень» в романе Полянской является ключевым, объясняющим мировидение и стиль писательницы, в жизни которой отмечалось незримое, но постоянное присутствие тени воспоминаний о пережитом и невысказанном. Слово «тень» получает музыкальную «трактовку» уже в начале произведения, определяя его главную проблему: как жить в гармонии с миром и в гармонии с самим собой, как уметь понимать других, «дружить голосами, любить голосами» и не потерять свою индивидуальность. Можно согласиться с М. Абашевой, которая утверждает, что в романе «тень понимается преимущественно как дух, отделившийся от плоти. в миг соприкосновения с искусством, чаще - с музыкой» [1. С. 208]. Так, главная героиня замечает: «Что-то со мною всегда происходило во время наших уроков. как будто в классе., побывала не я, а эфирная оболочка, освобожденная от плоти» [8. С. 79].
Поскольку проза И. Полянской сочетает в себе и черты реалистической литературы, и литературы постмодернизма, заглавия ее произведений приобретают в тексте не одно, а несколько значений. В романе «Прохождение тени» семантическую доминанту текста образуют слова, близкие по значению к слову «тень»: сумерки, темнота, ночь. Вечная ночь слепых музыкантов переживается героиней особенно чутко. Стремясь облегчить жизнь своих товарищей и невольно подстраиваясь под образ жизни слепых, героиня понимает, что их мир становится и ее миром: «.как только начинало темнеть. Я вдруг вскакивала и без объяснения причин бежала в общежитие. уже отыскивая взглядом это темное окно, за которым притаились мои слепые товарищи» [8. С. 54]. Таким образом, дружба главной героини романа со слепыми музыкантами становится и для нее, и для ее товарищей своеобразным преодолением вечной темноты, «прохождением тени». Этому
преодолению помогает музыка, которая связывает людей друг с другом, помогает разглядеть истинные ценности. В системе второстепенных персонажей романа самый яркий - Коста. который отличался от других слепых не только особым талантом исполнения, но и противоречивым, непокорным характером. Музыкальные произведения, которые выбирает для исполнения слепой музыкант, помогают героине проникнуть в его внутренний мир: «Вместо Баха этот Коста начал почему-то со «Смерти Изольды» Вагнера в переложении Листа. Затем он заиграл сложную санатину Равелли, и мы получили возможность убедиться, что техника у него превосходная. Потом - «Тарантеллу» Даргомыжского, звучание которой поразило меня настолько, что я не сразу поняла, в чем, собственно, дело» [8. С. 18]. Возможной разгадкой может стать утверждение музыковедов о том, что творчество двух композиторов девятнадцатого века, немецкого Рихарда Вагнера и русского А. С. Даргомыжского, отличается своеобразным насыщенным мелодизирован-ным речитативом, «который, не теряя напевности, передавал, по словам В. Стасова, все оттенки, .человеческой речи» [2. С. 50]. По-вествовательнице представляется, что музыка выговаривает за Коста то, в чем он не может признаться. К тому же и «Смерть Изольды», и «Тарантелла» - это сложные для исполнения произведения, Значит, Коста - человек, не ищущий легких путей. Напряженная, ритмичная, резкая и в то же время завораживающая «Тарантелла» созвучна внутреннему миру этого слепого музыканта. Писательница подробно описывает манеру игры этого героя, когда он исполнял свою новую фортепианную сонату: «Он играл не пальцами, не кистью, не от плеча даже, всем своим существом. Это была не игра, а гроза» [8. С. 224]. В описаниях манеры игры Коста, особенностях восприятия окружающего мира прослеживаются реалистические традиции Короленко, а роман И. Полянской в этом смысле вступает в интертекстуальный диалог с повестью «Слепой музыкант» (1989). В обоих произведениях реализм изображения героев со «зрячим сердцем» гармонично сочетается с романтическим восприятием мира, который свойственен молодым людям, пытающимся найти ответы на вопросы о том, что такое счастье, какую роль играют в жизни человека искусство и любовь, всегда ли слепой слеп, а зрячий зряч. В повести-этюде В. Г. Короленко слепой музыкант прозревает сердцем, которое
способно чувствовать не только собственное горе, но и страдания других: «Да, он прозрел. На место слепого и неутолимого эгоистического страдания он носит в душе ощущение жизни» [5. С. 223]. Благодаря музыке, общению со слепыми взрослеет и героиня романа Полянской, образ которой во многом автобиографичен. Многие критики относят прозу И. Полянской к «исповедальной», где так отчетливо проявляется авторское «Я». Можно согласиться с мнением Славниковой, которая отмечает, что «Я» в женской прозе, может быть, самая убедительная и самая работающая авторская проекция из тех, что мы имеем в сегодняшней литературе. Местоположение «того, кто пишет»,
- тающая точка на границе романного поля, представляющего собой прошлое главной героини; оптика-память» [10. С. 174]. Именно так организовано повествование и в другой «контрастной теме» «Прохождения тени» - полифонически развивающемся романном сюжете, посвященном «сложной, изломанной семейной истории», имеющей реальные биографические корни. В перипетиях болезненно нескладных родительских судеб «воплотились трагические черты времени» [12. С. 12], утверждавшего героическую концепцию личности, но не «видевшего» переживаний и трагедий человека. Каждый штрих в биографии семьи говорит о событиях истории, скрываемой много лет и только теперь вернувшейся книгами, документами, фильмами.
Автор не раз акцентирует внимание читателей на проблеме исторической правды. Рассказчица отмечает, что с детства терзал ее «нестерпимый голод истории». «Незамутненное зрение» героини позволяло видеть на страницах учебника белые пятна., а в семейных альбомах «вырезанные фигуры, оторванные по сгибу целые группы, замазанные тушью лица» [8. С. 70]. Будучи ребенком, рассказчица пыталась найти ответ на вопрос: «Кого призывали забыть эти ножницы, тушь, чернила, что это были за люди, за слепые отростки организма истории, которые понадобилось удалить?» [8. С. 70] На него ищет ответ автор романа. Отец героини Полянской, как и тысячи других, стал некой «тенью» в истории своей страны. И как замечает сама рассказчица, «в приблизительных исторических учебниках, как ни приближай к глазам отдельные страницы, ни умножай зрение лупой, я не могу разглядеть имени моего отца, набранного, должно быть, невидимым шрифтом. Он был жертвой.
брошенной на немецкие танки под Москвой с музейной винтовкой в руках и одним патроном в стволе, жертвой, гложущей мороженую конину в немецком концлагере, едущей по этапу в тесном соседстве с мертвецами в раскаленном от солнца Столыпине, валившей лес и толкающей тачку в колымском забое., но он выжил и во льдах, и под землею в одной из страшных своих А-лабораторий» [8. С. 69].
Историей жизни своих близких писательница подтверждает то, что открыла русская проза 1970-1990-х годов - историческую правду. Так, говоря об отце как о жертве, брошенной на защиту Москвы, автор отсылает читателей к повести К. Воробьева «Убиты под Москвой», опубликованной в России в 80-е годы. Писатель, рассказывая о трагедии молодых кремлевских курсантов, посланных на смерть во время наступления немцев под Москвой зимой 1941 года, поднимает важную проблему убийства своих своими же. В романе И. Полянской, как и в повести К. Воробьева, столкнулись две правды: «правда» жестокого сталинизма и высокая правда советских людей, живших и умиравших с одной мыслью: «Я отвечаю за все!» Страницы романа Полянской, рассказывающие о том, как выжил отец героини в немецком концлагере, как был осужден за измену родине, обнаруживают параллели с «Последним боем майора Пугачева» (1959) В. Шаламова: «Статья, по которой отец отправился на Колыму, была убийственной - «пособничество врагу». Допрашивающему его после плена смершевцу отец рассказал все без утайки: как он при выходе из окружения под Наро-Фоминском раненым попал в плен, как немецкий майор Негель, узнав о том, что он химик, переправил его в Берлин для работы в своей фармацевтической фирме. Отец был уверен в своей невиновности поэтому. попросил, чтобы его переправили к своим» [8. С. 171].
Лагерная судьба главного героя произведения В. Шаламова майора Пугачева во многом схожа с судьбой отца героини Полянской. Майор попал в лагерь во время войны. Он воевал, в одном из боев был ранен, оказался в немецком плену, из которого бежал, прорвался к своим, надеясь снова вступить в бой с врагами, но все его надежды рухнули. Он был арестован, обвинен в шпионаже и получил срок: «Майор Пугачев вспомнил немецкий лагерь. приезды эмиссаров Власова с его «манифестом». - От вас ваша власть давно отказалась. Потом были вагоны-теплушки с решетками и конвоем - много-
дневный путь на Дальний Восток.И голодная зима» [13. С. 321]. Такая участь постигала почти каждого, кто побывал в плену.
Роман И. Полянской и «Колымские рассказы» В. Шаламова сближает не только сама лагерная тема, трагические судьбы героев, но присутствие образов детей. Так, в рассказе Ша-ламова «Детские картинки» (1959) и в романе «Прохождение тени» мир лагерей представлен глазами ребенка. Проблему губительного влияния тоталитарного режима на детское мировосприятие и сознание автор «Колымских рассказов» раскрывает на примере детских рисунков, обнаруженных героем его рассказа. Композиционные приемы повтора, усиления и противопоставления позволили Шаламову подчеркнуть главное: безыскусные, лишенные детской фантазии рисунки - самое сильное обвинение сталинскому режиму. Взаимодействие текста и подтекста показало, что ужасный, абсурдный мир стал для ребенка обыденной реальностью. Заборы с колючей проволокой ограничили не только пространство, свободу, но и сознание маленького художника: «В тетрадке было много, очень много заборов. Люди и дома почти на каждом рисунке были огорожены желтыми ровными заборами, обвитыми черными линиями колючей проволоки. Ребенок ничего не увидел, ничего не запомнил, кроме желтых домов, колючей проволоки, вышек, овчарок, конвоиров с автоматами» [13. С. 156].
В романе И. Полянской восприятие лагеря шестилетней девочкой иное: ужас жизни в неволе несколько приглушен музыкой. Музыкальное мышление героини позволяет увидеть в окружающем мире несвободы не только колючую проволоку, вышки, овчарок, но и красоту зимней природы, помогает ценить жизнь, надеяться на лучшее. Развернутыми музыкально-пейзажными описаниями дается лирическая грустная картина поселка, «плененного проволокой объекта»: «И вот снег поглотил голубые тени, отбрасываемые деревьями; все мотивы вдруг поменяли краску, поселок окутали валторны сумерек, и по домикам внизу, как дыхание арфы, пробежали зажегшиеся в окнах огоньки. Колыбельная смолкла на чуть слышном пиано-пианисссимо, и тут, точь-в-точь как в «Зимних грезах», последовало причудливое скерцо» [8. С. 62]. Если учесть, что «скерцо -название подвижной инструментальной пьесы, обычно бодрого характера» [3. С. 315], то есть надежда, что и для такого места может измениться «мелодия жизни».
Музыкальное мышление героини помогает «обрисовать» не только образ поселка, но и выступает как способ создания образов персонажей, помогает раскрыть взаимоотношения между ними: «Наши короткие разговоры с мамой похожи на до-мажорную прелюдию Рахманинова в сорок тапитов» [8. С. 210]. Именно мать в детстве приобщила дочь к музыке, что заставляет обратить внимание на своеобразный диалог-перекличку с автобиографической прозой М. Цветаевой («Мать и музыка», 1934), а также со стихотворением М. Цветаевой «Маме» (сборник «Вечерний альбом», 1910), в котором автор подчеркивает духовное воздействие матери на дочерей. Для героини Цветаевой, как и для героини Полянской, «мать - самая лирическая стихия». Именно искусство стало средото-чением ее внутренней жизни, страстью души. Но музыка в романе не самоцель: она нужна, чтобы передать невыразимое, недосказанное, запрещенное, но незабытое. Именно музыка в этом романе в частности, в женской прозе вообще призвана выполнять «компенсаторскую функцию, предлагая переживания, которые люди недополучают в своей повседневной жизни» [9. С. 211]. Так, героиня «Прохождения тени» в ранней юности ждала свиданий с оперными романтическими героями и встречи, полные страстей. Но жизнь оказалась не такой, какой представляла ее себе в юности рассказчица: «Жизнь давно исчерпала себя в сюжетах и перекочевала в глубоко материальный мир» [8. С. 57]. И героиня была рада хоть на время вычесть себя из него, погружаясь в мир музыки. Здесь, несомненно, слышится голос автора, говорящий о компенсаторной роли искусства, которое «как отдушина, некая экзальтированная защищенность культурой от царящего вокруг разора и пошлости» [6. С. 13]. В этом смысле роман «Прохождение тени» перекликается с другими произведениями «женской» прозы, где музыка играет «компенсаторную» роль в женской судьбе. Так, например, рассказ В. Токаревой «Рарака» (2000). Он также о музыке, о ее роли в жизни человека. Между героинями Полянской и Токаревой много общего: они обе обучались в музыкальном училище, обе талантливы, обладают «абсолютным музыкальным слухом», для каждой из них музыка
- это не просто любимое занятие, это особый мир, в котором возможно постижение высших человеческих ценностей. Героиня Токаревой, описывая свою игру на рояле, также указывает на компенсаторную роль искусства, в частно-
сти музыки: «Я взяла первую октаву в басах. Во мгле моего подсознания светящейся точкой вспыхнула рарака... Я играла, и это все, что у меня было, есть и будет: мои родители и дети, мои корни и мое бессмертие» [11. С. 227].
Для героини И. Полянской музыка также стала огромным миром, в котором она жила, любила, грустила, шла к пониманию себя и других, к своему полдню жизни. В конце повествования героиня решает прервать музыкальное образование, она «прозревает», понимает: путь, выбранный ею, не для нее, ее любовь к музыке, к свободе позволяют оставаться верной себе. Она покидает город, своих товарищей для того, чтобы находить новые мелодии своей жизни, проходя очередную тень.
Список литературы
1. Абашева, М. Магия тени // Дружба народов. 2000. № 5. С. 206-208.
2. Вайнкоп, Ю. Краткий биографический словарь композиторов / Ю. Вайнкоп, И. Гусин. Л., 1984. 199 с.
3. Должанский, А. Краткий музыкальный словарь. Л., 1964. 328 с.
4. Из прошлого и настоящего отечественной музыкальной культуры : сб. науч. ст. Моск. консерватории. Вып. 2. М., 1993. 245 с.
5. Короленко, В. Г. Слепой музыкант // Короленко, В. Г. Собр. соч. : в 5 т. Т. 1. М., 1989.
6. Латынина, А. Вступительная статья к роману «Как трудно оторваться от зеркал» // Новый мир. 2005. № 8.
7. Панченко, Н. А. Тема музыки в романе Ирины Полянской «Прохождение тени» // Современная русская литература : проблемы изучения и преподавания : материалы междунар. науч.-практ. конф. Пермь : ПГПУ, 2005.
8. Полянская, И. Прохождение тени. М. : ВАГРИУС, 1999. 446 с.
9. Петрушин, В. Музыка - эхо и камертон общественного сознания // Дружба народов. 1989. № 8. С. 211-213.
10. Славникова, О. Та, что пишет, или Таблетка от головы // Октябрь. 2000. № 3. С. 174176.
11. Токарева, В. Рарака // Токарева, В. День без вранья : повести и рассказы. М., 1994.
12. Черняева, Е. Литература - это послание // Вопр. лит. 2002. № 2. С. 243-260.
13. Шаламов, В. Т. Детские картинки // Ша-ламов, В. Т. Собр. соч. : в 4 т. Т. 1. М. : Вагриус. 1998. С. 319-331.
