CC BY
185
УДК -811.161.1 37
ОБРАЗ ВРЕМЕНИ СКВОЗЬ ПРИЗМУ ЯЗЫКА «ЖЕНСКОЙ ПРОЗЫ»
Е.А. Бурдина
Анализируется темпоральная лексика, используемая в языке женской прозы. Делается попытка обнаружить и интерпретировать лингвостилистические особенности женской манеры повествования и способы создания образа времени, в том числе и в рамках своеобразного хронотопа, который составляет основу женской гендерной картины мира.
Ключевые слова: темпоральная лексика, женская проза, хронотоп, женская гендерная картина мира
Светлана Василенко, одна из основательниц первой литературной женской писательской группы «Новые амазонки», говорила: «В современном мире трагической фигурой, через которую проходят непосредственно все боли мира, считаю Женщину» [1, с. 83]. Именно женщина, её восприятие мира, внутреннее «я», философия быта и бытия становится главным персонажем женской прозы.
Термины «женская проза» и «женская литература», а также то, что под ними подразумевается, да и само существование таких понятий нередко вызывали споры. Показательно в этом плане довольно активное использование при обсуждении этого вопроса в Интернете известной эпиграммы А. Ахматовой, первую часть которой - Моглали Биче словноДант творить, / Или Лаура жар любви восславить? / Я научила женщин говорить... - цитируют сторонники женской прозы, её же противники неизменно завершают: ...Но, Боже, как их замолчать заставить!
Отечественная и зарубежная женская литература имеет глубокие исторические корни: М. Шэлли, Ш. Бронте, Дж. Остин, Ф. Саган, А. Панаева, Н. Дурова, В. Фигнер и др., - однако советско-российское литературоведение вплоть до конца XX века не рассматривало их произведения в гендерном аспекте. Да и в современной критике перманентна полемика по поводу того, способна ли женщина наравне с мужчинами создавать высокохудожественные произведения.
Сохранилось письмо В. Набокова одному из самых влиятельных американских литературоведов XX века Эдмунду Уилсону, в котором он говорит: «Я не выношу Джейн Остин, и, в сущности, испытываю сильнейшее предубеждение против всех писательниц. Они относятся к другому разряду». В оценке писателя господствовали не столько патриархальные гендерные стереотипы, сколько эстетические предубеждения: он считал повествование от лица женщины в произведении, написанном женщиной, несомненным признаком дурного художественного вкуса. Однако следует заметить, что рассказ Набокова, написанный от лица женщины в 1935 году, тем не менее оказался неудачным [2].
А. Блок говорил о поэзии А. Ахматовой, что «она пишет стихи как бы перед мужчиной, а надо писать как бы перед Богом» [Цит. по: 3, с. 515]. В рассказе «Из жизни миллионеров» В. Токаревой можно найти размышления, являющиеся своеобразным ответом на эту критику: «Первый вопрос - о женской литературе, как будто бывает еще мужская литература. У Бунина есть строчки: “Женщины подобны людям и живут около людей”. Так и женская литература. Она подобна литературе и существует около литературы. Но я знаю, что в литературе имеет значение не пол, а степень искренности и таланта. <...> Я готова сказать: “Да”. Существует женская литература. Мужчина в своем творчестве ориентируется на Бога. А женщина - на мужчину. Женщина восходит к Богу через мужчину, через любовь. Но, как правило, объект любви не соответствует идеалу. И тогда женщина страдает и пишет об этом.
Основная тема женского творчества - ТОСКА ПО ИДЕАЛУ»
В настоящее время женское творчество не вызывает недоумения, в литературу вошли имена писательниц, ставшие уже хрестоматийными: Л. Петрушевская, Т. Толстая, Л. Улицкая, В. Токарева, Г. Щербакова, И. Полянская, Д. Рубина и мн. др. Главным фактором разделения литературы на «женскую» и «мужскую» критики считают разницу в восприятии действительности, хотя некоторые из самих писательниц выступают против подобной дифференциации. Так, Т. Толстая, отвечая на вопрос о гендерных аспектах своего творчества, говорит: «Мне в целом обиден термин “женская литература”, потому что он отсылает женщин на
кухню, и это очень неприятно. Я считаю, что если Лев Толстой написал “Анну Каренину”, то он лучше знал женщину изнутри, чем любая женщина за все существование женской литературы. Всякий писатель желательно должен быть и мужчиной и женщиной, и котом и собакой... Меня раздражает, что под предлогом эмансипации нас загоняют в кухню женской литературы - не хочу» [4, с. 157 - 158].
При очевидном разнообразии взглядов на женскую литературу и многоаспектности женского творчества феномен женской прозы объединяет выбор проблем и анализ вечных вопросов. Язык женской прозы даёт богатейший материал для определения ценностных ориентиров духовной и душевной жизни женщины, позволяет рассмотреть философские категории с точки зрения гендерного аспекта. Основными концептами для автора-женщины являются Человек, Женщина, Мужчина, Ребенок, Жизнь, Смерть, Судьба, Время, Пространство.
Мы хотели бы обратиться к лексической репрезентации философской категории «Время» в языке женской прозы, поскольку такой анализ поможет понять, зависит ли восприятие времени от женского взгляда на жизнь и какую семантическую нагрузку несут лексемы с темпоральным значением в текстах, написанных женщинами.
Материалом исследования послужили тексты писательниц, реализующих различное направление в литературе: 1) женская проза с ярко выраженными феминным и мускулинным началами, т.е. андрогинный тип - представлен произведениями Т.Толстой; 2) женская проза, синтезирующая женское и мужское начало на уровне аннигиляции (взаимоуничтожение, превращение двух начал в нечто третье), т.е. аннигиляционный тип - произведения Л. Петрушевской, которые критики характеризуют как неокритический реализм, «гиперреализм»; 3) женская проза, содержащая феминное начало - произведения Л. Улицкой [Пушкарь Г. А. Типология и поэтика женской прозы: гендерный аспект (на материале рассказов Т.Толстой, Л.Петрушевской, Л.Улицкой). Дис. ... канд. филол. наук. Ставрополь, 2007. С. 60] и В. Токаревой (сама Виктория Токарева характеризует стиль своего творчества как «фантастический реализм»); 4) сентиментальная женская проза, «высокая» беллетристика - произведения И. Полянской, Г. Щербаковой, Д. Рубиной.
Такое разделение носит довольно условный характер, поскольку все перечисленные авторы настолько разнообразны в выборе тем и жанров, что могут выходить за границы литературного течения, с которым их могут связывать.
Философия XX века неоднозначно трактует категорию времени. С одной стороны, время иллюзорно, абсолютный наблюдатель, движущийся в абсолютном времени - Бог, время же это зеркала, отражающиеся друг в друге [5]. С другой стороны, время самоопределяется только в себе и для себя, возникает триада бытие = время = событие [6].
В постмодернизме прошлое и будущее время исчезает в едином вечном настоящем либо превращается в ретроспективу (из прошлого в настоящее, из настоящего в прошлое), «стрела времени» отрицается. Однако теоретики постмодернизма вводят в концепцию времени понятие «повтора» или «возвращения» в результате недостаточности памяти, которая восполняется вечным возращением, утверждающим бытие прошлого [7]. Христианская стрела времени вновь возвращается к языческому кругу, но кругу деформированному и разорванному, который распрямляется в линию, вновь смыкающуюся в круге. Возникает параллель с перевёрнутой «восьмёркой», знаком бесконечности в алхимии или математике, а также с уроборосом -мифологическим мировым змеем, кусающим себя за хвост, символизирующим бесконечное возрождение, вечный возврат, цикличность времени.
Подобные философские идеи могут находить отражение в лексико-семантическом анализе временной парадигмы на материале женской прозы.
На протяжении всего развития человечества, как только человек начал осмыслять своё место в мире, время стало для него враждебной стихией. Агрессивное стремление человека подчинить себе многое из природной среды споткнулось о непоколебимость и твёрдость времени. Наше существование, от первой минуты до последней, пронизано ощущением этой важнейшей философской категории. И по мере взросления человечество само стало понимать всю агрессивную разрушительную силу ускользающего от нас времени. Сейчас судить об этом можно и по данным «Русского ассоциативного словаря» Ю.Н. Караулова. Обратимся к слову-стимулу время. В соответствующей словарной статье в числе других находим следующие реакции: не ждёт, бежит, летит, не стоит, будущее, вечность, скорость, упущенное, ушло [8, I, с. 114]. В словарной же статье на слово-стимул времени находят место реакции: нет, мало, в обрез, не хватает, больше нету, конец, минута, нехватка, совсем нет, но и много, года, куча, тьма,
хватает [8, I, с. 114]. Такая контрастность, очевидно, связана с восприятием индивидуумом времени, наполненностью его событиями. Психологи утверждают, что заполненное содержанием время заметно убыстряет ход, а его «пустота», напротив, замедляет. Исследователи составили список метафор, которые чаще всего используются в художественной литературе, чтобы передать переживание времени. Оказалось, что у людей с сильно выраженной «потребностью в достижении» время ассоциируется с такими образами: «быстро ткущееся полотно»,
«ускоряющийся поезд», «галопирующий всадник», «струя в полете», «убегающий вор», «стремительный водопад», «ураган». Они переживают время сжатым, ускоренным, напряженным. А когда успех дела не слишком волнует человека, время воспринимается иначе: «громадное небесное пространство», «спокойный неподвижный океан», «лестница, ведущая вверх», «дорога через холм» [9].
В языке женской прозы находят выражение оба подхода. Лексема время может наделяться самыми разнообразными, порой, противоположными потенциальными семами.
Так, это могут быть «быстротечность», «скорость»: Время шло. Даже самое неприятное, дробясь на пакостные подробности, кажется застывшие навеки, исчезает с абсолютно неизменной скоростью от вчера до послезавтра (Г. Щербакова. Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом); ...единственное, что успел Илья Иосифович в
быстротекущее дообеденное время - поговорить по телефону... (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого). В метафорах время передаётся посредством образа стремительного коня, мощного морского вала, ускользающим, как песок: ..и одним прыжком вскочив на коня времени, я навёрстывала упущенное, неслась с ним слитно, грудь к гриве... (И. Полянская. Прохождение тени); ...валы времени уносят неумолимо щепки человеческих жизней (Д. Рубина. Душегубица); ...горе ушедшего, как песок времени (Г. Щербакова. Актриса и милиционер).
Однако возможно наполнение этой лексемы и противоположными семами, такими как «текучесть», или вовсе «неподвижность», «пустота»: В замкнутом комнатном существовании время делалось текучим и аморфным, день легко превращался в ночь, завтрак - в ужин. (Л. Улицкая. Искренне ваш, Шурик); И я иногда не пойму: то ли время идёт, то ли остановилось (В. Токарева. Когда стало немножко теплее); Время остановилось и раздвинулось. Секунда стала длинной, как минута, а минута - как час (В. Токарева. Пропади оно пропадом); Кроме того вы потеряете ориентировку во времени, так как над Россией зависло время мифологическое, застывшее, такое, в котором все события совершаются одновременно... (Т. Толстая. Русский дом). Неподвижность времени часто связана с его пустотой: Школьницы и учителя изнывали от пустоты времени, от его сонной неподвижности (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого). В период же эмоционального потрясения, влекущего за собой переосмысление ценностей жизни, время может вообще переставать ощущаться, что передаётся глагольной формой исчезнувшее: Странное исчезнувшее время на кромке провала. Ни мыслей, ни чувств, и застывающая от холода кровь (Г. Щербакова. Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом).
Человек пытается противостоять силе времени, подчинить его. Наполненность времени незначительными событиями, пустяковыми делами, рутиной быта приводит к его уничтожению: Это была теперь его форма борьбы со временем - печальная попытка его уничтожения (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); Прочёл - время прошло как не было. <...> (Л. Петрушевская. Маленькая девочка из Метрополя); У простых дел есть особенность - они уничтожают течение времени. Если не хотите замечать, как оно бежит, - стирайте, гладьте, варите... (Г. Щербакова. Актриса и милиционер). Показательно употребление эпитета и сравнительного оборота в описании времени целеустремлённого человека, отца, и ребёнка, стремящегося ему подражать: Дрессированное время шло в ногу с ним, никакие события не позволяли ему уклониться в сторону... и моё маленькое время, как собачка на коротком поводке, тащилось за ним... (И. Полянская. Прохождение тени).
Наполненность жизни событиями позволяет чувствовать ценность времени, его смысл человеку зрелого возраста: ...обоих отдалила краткая по времени, но огромная по событиям жизнь (Л. Улицкая. Искренне ваш, Шурик). Время же младенца оценивается совсем по-другому, как чистый лист, ещё ничем не заполненная ёмкость: Он внутренне отмечал её новорождённое, небогатое время... (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого).
Пытаясь сопротивляться роковой власти времени, человек стремится бороться с ним, однако этот поединок чаще сводится к попытке приобщиться ко времени, его обстоятельствам, на что указывает использование лексемы слияние, а также притяжательных местоимений: ...исчезло из его жизни острое наслаждение пребывающей минутой, чувство слияния с временем, в
котором он существовал долгие годы (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); ...она любит поговорить на тему «в моё время», хотя все времена считает своими (Д. Рубина. На Верхней Масловке). Не сумев приспособиться, человек теряет себя, свою нишу в жизни, что нередко описывает Г. Щербакова посредством употребления лексем другое, сдвинуться по отношению к качественному изменению времени и выпасть, пропасть как участь человека, проигравшего в схватке со временем: он, безусловно, был всадник другой эпохи, которому выпало на долю несчастье пережить своё время и выпасть в другое (Кровать Молотова); .она живёт во времени, он же, мужчина, из него выпал, а значит, и пропал (Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом). «Выпавшие» из времени люди теряются в определении своего места в жизни, своей своеобразной классификации: ..уже не молодёжь, но ещё и не в маразме, бывшие совки, лишние люди своего времени (По имени Анна). Фразеологизм лишние люди, определяемый «Фразеологическим словарём русского литературного языка» под ред. А.И. Фёдорова как 1) в русской литературе XIX в. - тип людей, не умеющих найти применения своим силам и способностям в общественной жизни (с пометой историческое); 2) социально бесполезные, ненужные люди (книжное) [10, с. 288], на наш взгляд, скорее, реализует своё первое значение, теряя динамическую помету и приобретая потенциальную сему «люди безвременья, среднее поколение». Меняется общество, время «сдвигается», или, лучше сказать, словно занавес, отодвигается, выпуская на сцену новое поколение - наглое и беспринципное: ...под натиском которого Время сдвинулось, и в игру во всю молодую мощь вошла Майка (Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом).
Пересечение двух эпох, смена мировоззрений приводит к возникновению метафоры «беременное время»: Время было беременным. Две эпохи тяжело сомкнулись, и не в пространстве - на человеческом теле (Г. Щербакова. Актриса и милиционер). Смеем предположить, что человеческое тело в данном контексте также можно рассмотреть как минипространство, микрокосм.
Время может рассматриваться как некий абсолют, независимый от человека: Трофимов впервые за всё время осознал. Что время - объективный фактор, оно шло не только для него, но и для Сильваны (В. Токарева. Не сотвори). Если же время существует вне человека, оно отрицается, так как счёт времени - порождение человеческого ума: ...время не имеет протяжённости и направленности... <...> времени нет, не существует... (Т. Толстая. Русский дом). Однако не человеческое, а космическое время может влиять на зарождение новой жизни, как предполагает доктор Кукоцкий из романа Л. Улицкой: ...догадкой о связи космического времени и сокровенной клетки... (Казус Кукоцкого) - не подразумевается ли при этом семантическое тождество космическое время = Бог? Продолжительность работы, затраты времени могут приносить положительный результат; так, экономический термин фактор времени (учет времени, продолжительности экономических процессов, сроков выполнения работ как экономических факторов, влияющих на деятельность, ее результаты. [11]) в художественном тексте
десемантизируется, расширяясь и приобретая значение, как говорят психологи, инвестиции времени: использование времени жизни таким образом, что впоследствии человек будет в течение некоторого периода получать отдачу. Пример такого употребления находим у Л. Петрушевской: Все свое время он потратил на живопись. Он был любителем, дилетантом. Он нигде не учился. Но он верил в себя и закон дня соблюдал: только работать. Ни дня без кисти. День за днем он расходовал жизнь ради живописи, неуклонно, страстно, безудержно. Это был гений, самоучка Ван Гог. Фактор времени сработал (Маленькая девочка из Метрополя).
«Ход» и «движение» времени оказываются разными семными характеристиками этой величины, когда речь идёт об изменении человека во времени: Время идёт, но не движется, или же наоборот: меняются даты, но не меняется Шарлотта, она всё та же (Т. Толстая. Русский человек на рандеву). В приведённом контексте лексема даты (конкретное понятие) принимает на себя сему темпоральной характеристики движения времени (понятия абстрактного).
Ход времени разрушает человеческое тело и изменяет сознание. Женщина ощущает такие перемены более остро, чем мужчина: по данным психологов, женщины в большей степени переоценивают длительность временных интервалов, чем мужчины, т. е. для женщин время бежит быстрее. Для мужчин же, больше ориентированных на успех, карьеру, финансовую стабильность, время тянется медленнее, так как успех приходит не сразу и не ко всем. Своеобразно и отношение мужчин к своему дню рождения. Для них он является временем подведения итогов и постановки новых задач на будущее. Мужчины вообще склонны к большей актуализации будущего, а женщины - прошлого, которое психологически для них является более значимым [12].
Возможно, поэтому нередко в женской прозе семантика лексемы время приобретает оттенок «вражда», «жестокость»: Мне нужна здесь хронология не потому, что я такая уж любительница точных дат, а потому что время тут главный герой. Я сейчас в мой сорок второй год, - не та, что была три года тому, а кем я окажусь ещё через три года? Время ломает меня через колено с жестокой периодичностью. (Г. Щербакова. По имени Анна).
Время часто превращается в Хроноса, который пожирает своих детей и уничтожает то, что их окружало: Под платьями <лежали> - уже распадающиеся на кварки серо-жёлтые кружева -их можно былорастереть пальцами и просыпать на дно сундука, туда, где лежала, растёртая и просыпанная временем, пыль неопознаваемого... (Г. Толстая. Белые стены); ...этот плюшевый ковёр на диване, на котором время дожёвывало следы буколической охоты... (И. Полянская. Прохождение тени). Время может стирать вещи и людей в пыль, но само остаётся неизменным: ...этот громоздкий буфет... в котором пыль времени почти съела резьбу <... > Он получил для своей лаборатории новую партию аналитических весов, на которых можно взвесить пылинку - но пыль не ложится на Время (И. Полянская. Прохождение тени.)
Но время может не только сокрушать, обвинять, но и защищать, оправдывать. Показательно в этом плане своеобразное определение этой философской категории через дихотомию прокурор - адвокат в рассказе Г. Щербаковой «Кровать Молотова»: Оказывается, мужики кричали о философской категории — о времени. «Время - сволочь», - кричал тот, что приходил ко мне голый по пояс, а пьяный до пят. «Оно, - кричал он, - только с виду день, ночь и стрелки, а на самом деле оно...» Мужик замер, ища слово поточнее, и вдруг заорал: «Время - оно прокурор!» - Это кому как... А кому адвокат, - ответил ему кто-то из сидящих. - Нет, прокурор. Посмотри на Ленина, Сталина. - Нет, адвокат, посмотри на царя. «Время всё выправило», - говорится у неё же в повести «Актриса и милиционер».
Человек пытается преодолеть необратимость времени, развернуть его стрелу вспять: ...если он будет продолжать сжимать руку, время повернёт вспять, униформист Володя не прыгнет и всё будет в порядке (Г. Щербакова. Отчаянная осень); ... Онучин пытается дать времени обратный ход, чтобы похоронить человечество в Адаме (И. Полянская. Прохождение тени); А ещё повернуть время вспять. И чтобы малютка Джугашвили подавился чурчхелой, посинел и умер. А малютка Ульянов утонул в ванночке. А малютка Бронштейн упал с крыльца, причём неудачно (Т. Толстая. Неугодные лица.). Интересным, на наш взгляд, является использование в приведённых контекстах антропонимов, которые, не имея полноценного лексического значения, реализуют ассоциативные связи с определённой исторической эпохой и одновременно её качеством, оценкой: Адам - начало времени жизни человечества; Джугашвили, Ульянов, Бронштейн - имена культовых политических деятелей, наделённых Т. Толстой ярко отрицательной коннотацией. Такая ассоциативная подача может перерастать в хронологию реалий, личностей, вызывающих стойкую ассоциацию с определённым временным промежутком: Ленин плюс Маркс
- пожалуйста, Ленин - Маркс - Энгельс - милости просим; в прежнее время хронологически-иерархическая цепь была, понятно, длиннее на сталинское звено (Т. Толстая. Лилит); Моя мама также говорила, что в тридцатом году она со своей матерью ехала в трамвае, и они столкнулись с Маяковским (Л. Петрушевская. Маленькая девочка из Метрополя).
Внутренне время жизни человека может быть нацелено не только в перспективу или ретроспективу, а быть одновременно трансспективной: Меня - две - думала Нина. - Одна живёт во времени вперёд, другая - во времени назад. Встретимся ли мы? (Г. Щербакова. Актриса и милиционер).
Отвлечённое понятие - время - может приобретать признаки вещественного, быть фактурным и даже ощущаться обонятельно: Время было густое и неподвижное. В нём было легко застывать. <... > Это даже укрепляло время и его клейкость (Г. Щербакова. Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом); ...думала Маня, стоя над рассыпанным временем... (Г. Щербакова. Трое в доме, не считая собаки); В конце каждого века вещество времени истончается, становится разреженным, зыбким - таким же, как старый чугун (И. Полянская. Прохождение тени); Пахнет мышами, плесенью, и ещё чем-то очень старым, - как если бы так пахло само время (Т. Толстая. Смотри на обороте). Такое «вещественное» время может приобретать слоистую структуру, слой времени, толща лет становятся значением лексемы эпоха: Время идёт, и невидимые толщи лет всё плотнее... (Т. Толстая. Милая Шура); .мы всё рвали и мяли слои времени, ломкие, как старые проклеенные газеты... (Т. Толстая. Белые стены). Г. Щербакова создаёт ключевой образ времени-баяна: ...время стало сворачиваться и сжиматься, а потом просто схлопнулось со звуком, как схлопывается баян <... > ты можешь попасть только в
мехи сдавленного времени, вчерашний и завтрашний день будут давить тебя с двух сторон, и ты будешь искать щель выхода. <...> В мехах времени - это всё вместе, это одно из другого: трагедия из позора, позор из трагедии (Г. Щербакова. Кровать Молотова).
В творчестве Т. Толстой прошлое время может представляться как зеркало или фотография и эксплицироваться в сочетании «с той стороны» - зеркальное отражение действительности: А ещё они вдруг начинают по очереди заглядывать в окуляр, прямо на нас, с той стороны ушедшего времени (Пар в коридорах: бесконечная жалость); ..и глаза смотрят как бы сквозь предметы, сквозь границы вещей, - на ту сторону времени... (Памяти Бродского); Они смотрят со старых чёрно-белых фотографий, с той стороны времени (Лилит). Слои, меха, зеркала могут сдвигаться
- время становится дискретным: Просто случился провал. Время перепрыгнуло в России через какой-то важный этап. Мы пропустили спираль ли, круг, или просто сделали всё по-быстрому, прыгнули, да не туда, и плюх в лужу (Г. Щербакова. По имени Анна); ...очередная синкопа во времени, блаженный побег, рывок в сторону (Д. Рубина. Гладь озера в пасмурной мгле); время сбилось с пути, завязло на полдороге, где-то под Курском, споткнулось над соловьиными речками, заблудилось, слепое, на подсолнуховых равнинах (Т. Толстая. Милая Шура). Лексемы провал, перепрыгнуло, спираль, круг, рывок, споткнулось, заблудилось характеризуют образ времени постмодернизма.
Стрела времени прерывается либо меняет направление с горизонтального на вертикальное: Лифт идёт сквозь время (Г. Щербакова. По имени Анна), либо приобретает форму графика в изображении личной кривой времени одного человека: Это было время пик, время перед моей пенсией... (Л. Петрушевская. Время: ночь).
Известной языковой метафорой, отражающей протяжённость рассматриваемой философской категории и зафиксированной в «Русском ассоциативном словаре», является нить времени - его растянутость, человеческая судьба, «нить жизни». Этот троп передаёт образ бытия. В женской же прозе бытие тесно переплетается с бытом, поэтому нити времени превращается в обычные нитки: Вадим Петрович купил себе новые носки, потому что стеснялся жениной штопки, не всегда совпадающей с главным цветом. <... > Нитки того времени... (Г.Щербакова. Актриса и милиционер).
Жизнь протекает во времени, время нередко отождествляется с жизнью (человека, поколения или цивилизации) и оно конечно. До начала времен и после их завершения главенствует вечность. Такой взгляд часто передаётся через насыщенность контекста временными лексемами в их сопоставлении и противопоставлении: ...сегодняшний вечер - миг, и даже сто лет - миг в сравнении с вечностью (В. Токарева. Зануда); ...каждый день, - ведь он тоже пребывает в вечности, где время не движется никуда (Т. Толстая. Русский дом); чёрное вращение <...> образует воронку и выносит меня из времени... и то, что происходило, я догадалась, как раз и называлось «вечность» (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого).
В художественных текстах лексические значения слов временный и вечный противопоставлены по семантической оппозиции преходящий - постоянный, что не тождественно значению лексемы вечность, представленному в современных толковых словарях: Вечность. 1. Течение времени, не имеющее начала и конца // чего. Бессрочность // В антинаучной религиозноидеалистической философии: вневременность, независимость от времени. 2. Томительно долгое время» [13, 2, стб. 131].
Е.С. Яковлева разделяет вечность на «качественную» и «количественную». «Качественная» - это вневременное понятие, «царство Бога, а значит истины и духа» [14, с. 88 -91]; «количественная» - понятие материальное. Большинство лексикографических источников определяют эту лексему с точки зрения «количественного» подхода. Пожалуй, лишь «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля определяет его «качественно»: «будущая, загробная духовная жизнь наша» [15, с. 330]. Вспомним также фразеологические обороты кануть в вечность, отойти в вечность со значением умереть [16].
Очевидна связь контекстуального значения слова время с понятийным комплексом жизнь, а лексемы вечность - смерть: С Андреем (умершим мужем - Авт.) у неё вечность. А с Елисеевым
- всё земное, живое и временное (В. Токарева. Антон, надень ботинки). Однако в женской прозе лексема вечность может наделяться не только семой «смерть», но и «небытие» - состояние до рождения: Жизнь - эторазлука с вечностью. Я пришла из вечности и в неё уйду. А жизнь - пауза между двумя вечностями, и это сугубо моё личное дело, какой длины будет эта пауза (В. Токарева. Центровка). Время замыкается в кольце, но возвращаемся мы не просто к началу, а к началу начал. Этот образ даётся через лексему предвечность - не просто до начала человеческой
жизни, а до начала жизни всего человечества или, как в религии, отсутствие начала вообще: Рассказывать нужно, рассказывать стоит, здесь и сейчас, пока мы все не ушли к началу начал, в предвечность, в плодотворную и нерасчлененную темноту и тишину. (Т. Толстая. Кот и окрестности). Рядом с вечностью время исчезает: Но у него нет времени, у него только состояние (о Первом Храме в Иерусалиме - Авт.). (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого). Таким образом, стрела времени замыкается: смерть сомкнулась с рождением, рождение со смертью - человек обретает вечность.
Спецификой женской прозы является особое счисление времени: точками отсчёта служат не собственно темпоральные лексемы, их своеобразные «заменители», входящие в ассоциативносемантическое поле времени - фотографии, мужчины, работы, дети: Если разложить фотографии веером, по годам и сезонам, то видно, как бешено множится и растёт чингисханова орда моих сестёр и братьев, как дряхлеет собака, как разрушается и зарастает лебедой уютное янсоновсое хозяйство (Т. Толстая. Белые стены); Перебираешь жизнь - они, мужчины, как верстовые столбы. Работы и мужчины, а по детям хронологию, как у Чехова (Л. Петрушевская. Время: ночь).
Или же такое восприятие субъктивного подаётся как объективный фактор через лексему срок, имеющую в своей семантической структуре целевую сему («Отрезок, промежуток времени, обычно определённый, установленный для чего-либо» [8, 14, стб. 658]): У каждого
обстоятельства свой срок. Кончился срок инфаркта, кончился срок ощущения потери детей (Г. Щербакова. Актриса и милиционер). Подобное употребление лексемы позволяет ставить не традиционный вопрос-роптание «За что мне все эти невзгоды?», а вопрос-смирение и осмысление «Для чего мне всё это?».
Сопоставление субъективного и объективного позволяет не только провести стрелу времени, но и расщепить её: возникают своеобразные параллельные временные прямые, одна из которых чертит хронологию событий страны, историческое время, другая же движется вдоль неё -это события личной жизни, которые нередко ставятся женщиной-автором на первый план. Показателен в этом смысле эпизод из романа Л. Петрушевской «Маленькая девочка из Метрополя», где автор сочетает и пересекает временные единицы жизни дочери и страны через ассоциативные темпоральные средства - антропонимы и хрононимы с явной временной семой в семантической структуре, а также метафорическое сочетание с «двойной» временной семантикой
- андроповский 37-й год (новый виток смутного времени): Наша дочь родилась в последний год правления Брежнева <... > Когда Наташе был год, как раз и наступил андроповский 37-й год... <...> Итак, Наташе исполнилось три годика, и явился Горбачёв. Это был четвёртый и последний Наташин партийный руководитель КПСС... <... > В первую же минуту путча 1991 года Наташа свалилась с высокой температурой... И болела все три дня... Сама Людмила Стефановна Петрушевская в своём произведении так объясняет подобный взгляд на историю «изнутри семьи»: Ни Наташа, ни все эти деятели не подозревали о существовании друг друга, а вот в моих воспоминаниях руководители всего-навсего её современники. Так странно устроены родительские глаза!
В философии время не мыслится без другой важнейшей формы бытия материи -пространства. «Пространство и время неразрывно связаны между собой, их единство проявляется в движении и развитии материи». [17].
Такой пространственно-временной синкретизм находим и в текстах женской прозы: Мне предстояло решить чисто пространственную задачу - вычислить точку пересечения молодой струи моего личного времени с потоком музыки, внутри которой я тогда собиралась жить... (И. Полянская. Прохождение тени); В одном месте или в одно время: это одно и то же. Время становится местом, а место - временем... «Где», «когда» и «что» сливаются. <...> Все персонажи живут одновременно на одном и том же Лобачевском пространстве (Т. Толстая. Пар в коридорах: бесконечная жалость). Примечательно, что в пространстве Лобачевского, образ которого использует Т. Толстая, параллельные прямые неограниченно сближаются в направлении параллельности. Использование геометрического термина позволяет увидеть образ человеческого сообщества: существование каждого человека индивидуально, но в любой жизни есть точки пересечения с другими, такими же индивидуальными жизненными путями.
В математическом естествознании, биологии, а также эстетике и теории литературы, как известно, такое единство получило название хронотоп. М. Бахтин, который ввел термин хронотоп в литературоведении, считал, что и временные, и пространственные отношения всегда эмоционально, ценностно окрашены. В концепции хронотопа прослеживается мысль о том, что
прошлое оставляет свой живой след в настоящем и след времени в пространстве. Таким образом, взаимопроникновение времён возможно, время характеризуется с точки зрения творческой активности человека и находит отражение в пространстве, а «все в этом мире -времяпространство, подлинный хронотоп». [18].
В лингвистике хронотоп как категория текста до сих пор не получил столь полного описания. В широком плане лингвистическое пространственно-временное состояние понимается как интерпретация остаточного наивного представления о сопряженности пространства и времени языковыми средствами различных уровней. В узком смысле оно понимается как языковая структура, реализуемая в речи для выражения мыслимого изменения положения субъекта в ментальном пространстве и времени, тогда как в грамматическом времени и пространстве его положение не меняется. [19].
При лингвистическом анализе художественного текста в такой локально-темпоральной смысловой связи одно из значений может передаваться либо эксплицитно, то есть через употребление лексем, входящих в ЛСП или ЛСГ время (название конкретного сезона, части суток) или пространства (понятия, означающие стороны света), либо через характерные черты определенного времени суток или пространственной номинации. На лексическом уровне это может проявляться в самых разнообразных вариациях сочетаний в пределах контекста лексем с темпоральным и локальным значением. Например: время - пейзаж: ...ничего не менялось ни в пейзаже, ни во времени... (Л. Улицкого. Казус Кукоцкого); города и веси: Именно музыка сгладила во мне память о наших прошлых жилищах в различных городах и весях, да и память о самом времени (И. Полянская. Прохождение тени); место: Все мы люди места и времени (Г.Щербакова. По имени Анна); дорога: .дорога, её протяжённость... придаёт ложную осмысленность цели., а смена пейзажей... возбуждает иллюзию, будто время течёт (Т. Толстая. Русский дом.); время года - маршрут:.по старому таинственному маршруту, соотнесённому со временем года... (Л. Улицкая. Искренне ваш, Шурик); место: ...и всё ещё было лето, ног место показалось её совершенно незнакомым (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); топоним - устойчивое сочетание часовой пояс: ...в Новосибирск или даже Хабаровск - это было продолжение и развитие его мыслей, связанных с природными ритмами и часовыми поясами (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); страна -прошлое: Или это страна воображения? Или это прошлое? (Т. Толстая. Русский человек на рандеву); место - день, дневной: - День такой... - сказала я. Боря поправил: - Место такое... (Д. Рубина. Гладь озера в пасмурной мгле); Такое пустое место образовалось, как после просыпания, когда приснилась очень очень важная беседа с кем-то не по-человечески умным, а в дневную жизнь ничего не вытаскивается. (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); лексемы со значением время жизни - пространство, география: У каждого человека своя география, особенно в молодости, когда всерьёз полагаешь, что судьба каким-то образом зависит от твоего перемещения в пространстве. (И. Полянская. Прохождение тени); единицы измерения пространства - эпоха: Режиссёр Нора Бабаян рассказывала, как в прошлый вторник она снимала сцену Пестеля и царя. Разговаривают два аристократа. А через три метра от съёмочной площадки матерятся осветители. Идёт взаимопроникновение двух эпох (В. Токарева. Антон, надень ботинки).
Лексико-семантическое выражение хронотопа может быть более интенсивным, проявляясь в ряду однородных членов: .на единицу площади и времени (Г. Щербакова. Восхождение на холм царя Соломона с коляской и велосипедом); .пачку денег неизвестной страны и времени (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); Грустные обстоятельства места, времени и образа действия (Т. Толстая. Милая Шура). В последнем случае видим очевидную аллюзию, с одной стороны, к «триединству» эстетики классицизма, с другой - к типологий обстоятельства как члена предложения. Высокое и классическое превращается в обыденные обстоятельства жизни.
Безусловно, лексически пространственно-временной континуум проявляется в
непосредственном употреблении лексем время и пространство: Мы разъехались и во времени, и в пространстве (Г. Щербакова. По имени Анна); .лишь улыбку вызвал прежний страх Елены пропасть, заблудиться в пространствах, растянутых между неизвестными системами координат, и потерять ту ось, которую она однажды действительно потеряла, - ось времени... (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); Ты мне, я другому, другой третьему - и так далее во времени и пространстве. И чтобы цепочка не прерывалась (В. Токарева. Центровка).
На пространство может распространяться «система зеркал» времени. Так, в романе И. Полянской «Прохождение тени» больная девочка «компенсирует свою вынужденную неподвижность игрой в зеркала», раскладывая их у себя на одеяле. Система зеркал расширяла пространство, «таким образом девочка выгадывала и во времени, приплюсовывая секунды своей
коротенькой жизни к встрече с родителями.». В этом же романе, описывая жизнь слепых студентов-музыкантов, девушка, главный персонаж, говорит: Прожив всю жизнь или большую часть жизни в тесных, назубок затверженных границах в пространстве... они сузили его и для меня и урезали меня во времени... И. Полянская рисует яркий образ «времени слепых» через употребление периферийной темпоральной лексемы - будильник. У слепых это будильник без стекла с голыми стрелками, в сравнении автора, словно автомобиль без ветрового стекла, мчащийся сквозь жизнь.
И. Полянская создаёт исчерпывающие образы Пространства и Времени (автор употребляет эти лексемы с прописной буквы), ассоциируя их с отцом и его лаборанткой, а, можно сказать шире
- мужчиной и женщиной вообще: Он был чадолюбив, как Время, она бесплодна, как Пространство, но воля его к продолжению рода была так сильна, что она понесла от него. <...> Она проливается, как Пространство, сквозь него, сквозь всех нас, сквозь Время. Я знаю, как ее много, но сила ее лишена направленности. Ядро его атома крепко держит на поводке электроны, вращая свою маленькую вселенную. Голое ядро Пространства изнутри разрывают и одновременно стягивают электростатические и силы яблочного притяжения, природа которых до сих пор не ясна. В нем происходит перегруппировка нейронов, брожение ситуаций, окисление воли. Речь ее уклончива, как Пространство, уходящее от взгляда в перспективу, застилающееся от нас дымным облаком, сильным солнцем. Жесты ее порывисты, неопределенны, как струение голубого воздуха, смыкающего и размыкающего облачные зубцы. Он эпичен, как Время, его тема -это тема борьбы человека с судьбой, ее можно также переложить на язык морского прибоя, на непреложную череду времен года. Она трагична, как Пространство, у которого отнимают по одному его тайные атомы и заповедные острова, ее тему жалобно выпевает чайка, носясь над прибоем. Он уничтожает, как Время, отворачивая взор от слабых, изможденных, хватающихся за ивовый куст в бешеном потоке, но она усыпляет, как Пространство, убаюкивая, занося твои крохотные следы своим белым, безгрешным снегом.
Мы позволили себе привести такую обширную цитату, поскольку она содержит, пожалуй, все ключевые лексемы, связанные, с одной стороны, с лексической характеристикой гендерных стереотипов, с другой - с рассматриваемыми философскими категориями в идиостиле писательницы. Обратим внимание, что время здесь не только жестокий Хронос, но и порождающее начало. Итак, лексико-семантический комплекс Время-мужчина: чадолюбиво, эпично, борьба человека с судьбой, морской прибой, череда времён года, уничтожение; Пространство-женщина: бесплодно, но подчиняется времени и «несёт» от него, проливается, лишено направленности, уклончивость, уход в перспективу, порывистость, неопределённость, трагичность потерь, усыпление. Время (мужчина) сильнее пространства, пространство (женщина) вторично и зависимо от времени.
Свою концепцию времени-пространства предлагает Л. Улицкая в романе «Казус Кукоцкого». В мире по ту сторону реальности («среднем мире») существует не трёхмерная, а множественная система координат: каждый герой замкнут в своём пространстве, которое может накладываться на пространство другого персонажа. Множественны и временные координаты: -Ага, время, выходит, есть... - Есть, конечно, и не одно. Их, времён, несколько, и они разные: время горячее, время холодное, историческое, метаисторическое, личное, абстрактное, акцентированное, обратное и ещё много всяких других. Создание такого образа вновь отправляет нас к Лобачевской «воображаемой» геометрии как возможной теории пространственных отношений. Однако в модели, описанной Л. Улицкой, время представлено более разнообразно (см. выделенные прилагательные-конкретизаторы). Все такие «времена» имеют пространственную соотнесённость. В «реальном мире» время может пропадать, а пространство смыкаться: Тени все колыхались туда-сюда, и все это длилось безвременно долго, до тех пор, пока я не разглядела, что нет у этого помещения никаких стен, а только сгустившаяся тьма создает подобие замкнутого пространства, а на самом деле это тесное и темное место огромно, бесконечно, заполняет собой все, и ничего, кроме него, вообще не существует. Это была западня, откуда не было никакого выхода. Образуется «воронка времени», через которою героиня попадает в так называемый «средний мир», возрождается.
Интересно переплетение лексем «время», «пространство» и устойчивого сочетания «мобильный телефон» в рассказе Д. Рубиной «Позвони мне, позвони». Паремиологизм мобильный телефон приобретает семы пространство, время, осведомлённость, проницаемость. По мнению автора, осведомлённость и проницаемость - это иллюзия, в семантической структуре рассматриваемого сочетания позволим себе назвать их псевдосемами. Время и пространство
неподвластны человеку, и мобильный телефон лишь жалкая попытка подчинить их себе: Если вдуматься - как опасна эта иллюзия владения пространством. Как тяжко ощущение «настигнутости» в любом месте. Вы возразите: «Так отключи телефон»! Да нет, это всё жалкие попытки отвести взгляд от дула нацеленного на тебя времени, бравада глупого пса, спущенного с поводка.
При семантическом исследовании лексических единиц языка зачастую обнаруживается факт совмещения временного и пространственного значения, а также их взаимообратимость, то есть обозначение срока через расстояния и расстояния через срок, как, например, во фразе в 10 минутах ходьбы отсюда. Такой пространственно-временной синкретизм довольно частотен в женской прозе: ...езды было пятъ-шестъ часов (Л. Улицкая); Море было на расстоянии десяти минут хода (Л. Петрушевская. Маленькая девочка из Метрополя). Подобное употребление традиционно и для художественной литературы и для бытовой речи, однако в текстах женской прозы возможно метафорическое переосмысление пространственно-временной связи в метонимические образования: ночные километры (Л. Улицкая. Казус Кукоцкого); летний простор (И. Полянская. Прохождение тени). В отдельных случаях синкретизм покидает координаты физического мира и переходит в плоскость душевного, внутреннего, помогая понять отсутствие взаимопонимания между близкими людьми: Жена не спала, но притворялась, что спит. Они лежали рядом, и между ними было лет двести. А за окном занимался серый рассвет. (В. Токарева. Пропади оно пропадом).
Итак, лексико-семантический анализ временной парадигмы позволяет увидеть, что философская категория и культурная константа «Время» оказывается одним из главных «героев» женской прозы. Это та форма онтологического знания, которая помогает познать вечные вопросы бытия, жизни, смерти, традиционные для литературы, но и выявить гендерные особенности их восприятия, которые нередко ломают устоявшиеся представления.
This article is devoted to the analysis of the temporal vocabulary used in the female prose language. It is made an attempt to reveal and to interpret the lingui-stylistic peculiarities of the narration and the ways of the creation of the time image, including the limits of the original chronotop, witch makes up the base of the general world picture.
The key words: temporal vocabulary, female prose, chronotop, female general world picture.
Список литературы
1. Новые амазонки: сборник / Сост. С. В. Василенко. М.: Московский рабочий, 1991. 366 с.
2. Шраер М.Д. Набоков: темы и вариации. СПб.: Академический проект, 2000. 384 с.
3. Максимов Д. Е. Поэзия и проза Ал. Блока. Л.: Советский писатель, 1975. 552 с.
4. Татьяна Толстая: Писание как прохождение в другую реальность // Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками / Сост. Ролл. М.: Р.Элинин, 1996. 213 с.
5. Данн Дж. У. Серийное мироздание [фрагменты]// Даугава. 1992. №3. С. 129 - 131.
6. Хайдеггер М. Время и бытие. М.: Республика , 1993. 447 с.
7. Делёз Ж. «Различие и повторение». СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1998. 384 с.
8. Русский ассоциативный словарь: в 2-х тт. / Ю.Н.Караулов и др. М.: Астрель, 2002. Т. 1: От стимула к реакции. 784 с.
9. Степанов С.С. Популярная психологическая энциклопедия. М.: Эксмо, 2005. 672 с.
10. Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII - XX вв. / Под ред. А.И. Фёдорова. М.: Топикал, 1995. 608 с.
11.Современный экономический словарь. URL: http://slovari.yandex.ru (дата обращения 17.03.2011).
12.Ильин Е.П. Дифференциальная психофизиология мужчины и женщины URL: http://poznaisebya.com/book/genpsy/ilyin/oglav.shtm (дата обращения 17.03.2011).
13.Словарь современного русского литературного языка. В 17 тт. М. - Л.: Изд-во Академии Наук СССР, 1951.
14.Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модель пространства, времени и восприятия). М., 1994. 344 с.
15.Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. Т. 1. М.: Русский язык, 1998. 699 с.
16.Фразеологический словарь русского языка /Под ред. А.И. Молоткова. М.: Русский язык,
1978.
17.Философская энциклопедия. ИКЬ: http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy (дата обращения 15.03.2011).
18.Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.,1975. С.234 - 407.
19.Павленко А.Н. Лингвистическое пространственно-временное состояние в картине мира носителей современного немецкого языка: Дис. . канд. филол. наук: 10.02.04 Запорожье, 2003. 142 с.
Об авторе
Бурдина Е.А. - кандидат филологических наук, доцент Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, burdinaele@yandex.ru
