CC BY
22
УДК 821.163.6 ББК 83.3 (4/8)
Н. Н. Старикова Институт славяноведения РАН (Москва, Россия)
«Мой триестский адрес»: этнокультурная самоидентификация писателя в условиях словенско-итальянского пограничья
В центре внимания — проблематика творчества представителя словенского национального меньшинства в Италии, выдающегося писателя из Триеста Бориса Пахора. Этот словенец, отметивший в 2018 г. свой 105 день рождения, появился на свет в многонациональном и мультикультурном Триесте в то время, когда город еще входил в состав Австро-Венгрии, затем пережил трех европейских диктаторов ХХ в.: Б. Муссолини, А. Гитлера и Й. Б. Тито. На протяжении всей своей долгой творческой жизни (литературный дебют Пахора состоялся в 1948 г., последний роман вышел в 2012 г.) писатель создает собирательный образ триестского словенца, широко используя при этом автобиографические мотивы. Герои его произведений, представители словенской диаспоры в Триесте, носят разные имена, имеют разные профессии, но все они отстаивают свое право на свободу и этнокультурную самобытность. Лагерный опыт лег в основу автобиографического романа «Некрополь» (1967), который ставят в один ряд с произведениями А. Солженицына, П. Леви, Х. Семпруна и И. Кертеса, это одно из самых ярких литературных свидетельств о нацистской фабрике смерти времен Второй мировой войны в современной европейской прозе. В контексте словенской литературной парадигмы творческая индивидуальность Пахора особенно уникальна, ибо его поэтика не связана с национальной литературной традицией, ориентирами для него служили итальянские неореалисты, прежде всего В. Пратолини, а также Э. Хемингуэй, Дж. Дос Пассос, У Сароян. Ключевые слова: словенская литература, национальное меньшинство, этнокультурная самоидентификация.
Работа над статьей проводилась в рамках проекта ИСл РАН «Язык и культура в полиэтничных и поликонфессиональных сообществах Юго-Восточной Европы: междисциплинарное исследование», включенного в программу фундаментальных исследований 2018-2020 гг. президиума РАН «Культурно-сложные общества: понимание и управление».
DOI: 10.31168/2073-5731.2019.1-2.6.04
Специфика геополитического положения словенских земель, оказавшихся объектом притязаний более могущественных соседей, стала одной из причин многовековой экспансии со стороны ряда европейских государств. Исторические катаклизмы, передел территорий, перенос границ привели к тому, что к середине ХХ в. этнические земли словенцев уменьшились почти на две трети. В 1954 г. согласно Лондонскому меморандуму Италии отошел город Триест, словенское национальное меньшинство которого обладало бесспорным общественным и культурным потенциалом. Как отмечает в своей статье «Словенцы в провинции Триест: социолингвистическая и этнокультурная ситуация» Г П. Пилипенко, в 1980-х гг. в Триесте проживало около 50 тысяч словенцев1. Важным фактором противодействия ассимиляции стала литература на родном языке, творчество словенских авторов с итальянским гражданством Б. Пахора, А. Ребулы, М. Ко-шуты, М. Кравоса, И. Шкамперле, М. Сосича и др. хорошо известно читателям диаспоры и востребовано на родине.
Словенцы, проживавшие в Австро-Венгрии, после ее распада оказались разбросаны по разным странам, сотни тысяч очутились на территориях, которые по итогам Первой мировой войны достались Италии. Речь идет о провинции Венеция-Джулия, где, по оценкам переписи 1921 г., 47,6 % населения составляли славянские народы, главным образом словенцы и хорваты2. Там с приходом к власти Муссолини в 1922 г. начала проводиться политика насильственной итальянизации: были запрещены все языки, кроме итальянского, гонениям подвергалась местная культура. Уроки сербохорватского и словенского языка в школах были запрещены, в 1923/1924 учебном году итальянский стал официальным языком обучения в начальных классах хорватских и словенских школ, а в 1925 г. на него было переведено делопроизводство и судопроизводство. Славянское население стало посылать детей учиться в Королевство сербов, хорватов и словенцев, но эти попытки были пресечены властями, которые указом от 3 декабря 1928 г. запретили подобное обучение за границей. Италья-низация коснулась даже фамилий местного населения. За отказ от изменения фамилии полагался ощутимый штраф — от 500 до 3000 лир.
1 Пилипенко Г. П. Словенцы в провинции Триест: социолингвистическая и этнокультурная ситуация // Славянский альманах. 2015. Вып. 3-4. С. 384.
2 Kacin Wohinz M. Slovenci v Italiji // Slovenska novejsa zgodovina. 1848-1992. Ljubljana: Mladinska knjiga, 2005. S. 513.
В апреле — сентябре 1928 г. местный префект своим декретом изменил более 2300 словенских и хорватских фамилий. При Муссолини на полуостров было перевезено около 50 000 итальянских «колонистов», до 100 000 жителей провинции славянского происхождения эмигрировало за эти годы в Югославию. Весной 1945 г. Венеция-Джулия была занята силами Югославской армии, 2 мая 1945 г. Триест освободили ее подразделения, неделю спустя, 9 июня 1945 г., в город вошли англо-американские войска с намерением не допустить занятия Югославией окружающих Триест областей. Далее в течение девяти лет статус региона оставался предметом международных консультаций, в международных документах его название было изменено на Юлий-скую Крайну. В 1954 г. вся Юлийская Крайна за исключением Триеста официально была передана Федеративной Народной Республике Югославии. Триест получил статус Свободной территории (Свободное государство Триест), подмандатной ООН, тем самым Совет безопасности ООН пытался сохранить равновесие в этом многонациональном регионе, снизить риск территориальных конфликтов между Италией и Югославией. Территория была разделена так называемой «линией Моргана» (по имени британского генерала Уильяма Моргана) на англо-американскую зону А (Триест и прилегающие прибрежные районы) и югославскую зону В (часть истрийского побережья). 5 октября 1954 г. в Лондоне был подписан договор, по которому зона А была присоединена к Италии, а зона В — к Югославии.
Борис Пахор родился 28 августа 1913 г. в словенской семье в городе Триест, в 2018 г. в этом же городе он встретил свой 105 день рождения. Судьба этого человека по-своему уникальна, он много раз рисковал жизнью и мог погибнуть: от рук итальянских фашистов, преследовавших национальные меньшинства в Триесте, во время мобилизации и участия в одной из кампаний фашистского режима, в печи крематория нацистского концлагеря. В результате именно собственный жизненный опыт стал для него предметом творческого осмысления и рефлексии, «нарративной идентичностью» (П. Рикер3), которая поддерживает преемственность самосознания. На протяжении всей творческой жизни Пахор создает собирательный образ три-естского словенца, широко используя при этом автобиографические мотивы. Герои его произведений носят разные имена, имеют разные
3 Цит. по: Спиридонов Д. В. Проблема нарративной идентичности и историческая типология сюжета // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2010. № 1-2. С. 154.
профессии, но все они отстаивают право на свободу и этнокультурную самобытность в тех исторических обстоятельствах, в которых их малая родина — Триест — оказывалась в ХХ в. (в период итальянской экспансии, немецкой оккупации, существования Свободной территории Триест, наконец, после присоединения города Италии). При этом главным смыслом их жизни неизменно оказывается любовь, которая в прозе Пахора «становится глубинной мотивацией процесса преображения человеческого сознания» (Й. Погачник4). Так, мотив любви, противопоставленной жестокости и бездуховности военного лихолетья, «держит» сюжетную историю словенского архитектора Мирко Годины и итальянской ткачихи Люцианы в романе «Вилла у озера» (1955), чувство триестского подпольщика Радко Субана, героя романа «Затмение» (1975), к молодой женщине Мии помогает ему не сойти с ума в немецком концлагере (роман «Затмение», 1975, вместе с романами «Схватка с весной», 1978, и «В Лабиринте», 1984, он составляет трилогию, повествующую о жизни словенского национального меньшинства в Триесте после капитуляции Италии в сентябре 1943 г.). По сути, все творчество Пахора подчинено идее свободы: свободы от фашизма, свободы быть словенцем, свободы любить и быть любимым.
На момент рождения писателя Триест еще принадлежал Австро-Венгрии. Первая мировая война драматически изменила жизнь города и его обитателей. В 1918 г. по результатам Раппальского договора итальянцы, со времен Венецианской республики считавшие город своим, получили его и почти всё бывшее побережье Австрийского Приморья вместе со словенским и хорватским национальными меньшинствами. В одном из интервью Пахор заметил: «Я родился австрийским гражданином; словенский язык был одним из трех, используемых в нашем городе на равных условиях. Наша история как "меньшинства" началась только в 1918 году, и ее нам навязали»5. В 1920 г. 7-летний Борис стал свидетелем сожжения чернорубашечниками одного из очагов родной культуры — словенского Народного дома в Триесте, как инородец на своей шкуре испытал притеснения со стороны фашистских властей Италии («Были упразднены уроки на словенском языке, за-
4 Pogacnik J. Ekzistencializem in strukturalizem // Pogacnik J., Zadravec F. Zgodovina slovenskega slovstva. Maribor, 1972. Zv. 8. S. 157.
5 Цит по: Baldasso F. An Interview with Boris Pahor. [Электронный ресурс]: https://www.dalkeyarchive.com/an-interview-with-boris-pahor (дата обращения 22.02.2019).
прещена деятельность всех словенских обществ и прессы, словенские фамилии официально заменялись итальянскими [...]. Использование словенского языка запретили даже на улице, о чем оповещали надписи в общественных местах»6). С ранних лет проявился бунтарский характер Пахора. Узнав, что теперь ему придется учиться на итальянском языке, мальчик решил бросить гимназию, и родители отдали сына в духовную семинарию города Копер — подальше от неприятностей. Там он тайком изучал словенский язык, начал на нем писать, оттуда отправил свой первый рассказ в журнал «Младика», выходивший в Словении в городе Целье. Сильнейшее впечатление произвела на юношу расправа фашистских властей над хормейстером Лойзе Братужем, вся вина которого состояла в том, что его детский хор продолжал исполнять произведения на словенском языке, этот эпизод во многом определил антифашистские настроения будущего писателя.
В 1940 г. достигшего призывного возраста Пахора мобилизовали, он воевал в Ливии, работал военным переводчиком в Ломбардии, затем учился в Падуанском университете, где изучал итальянскую литературу. В это время, в самом начале творческого пути, начинается его общение с выдающимся поэтом и крупным общественным деятелем Словении Эдвардом Коцбеком (1904-1981), в то время главным редактором журнала «Деянье», ставшим впоследствии его наставником и другом.
После капитуляции Италии осенью 1943 г. Пахор вернулся в оккупированный немцами Триест, участвовал в подпольном антифашистском движении, в январе 1944 г. был арестован, попал в руки гестапо и был отправлен сначала в Дахау, потом в концлагерь Нацвейлер-Штрутгоф в Эльзасе, потом в Дора-Миттельбау, где собирали Фау-2. Знание языков, дружелюбие, коммуникабельность помогли ему выжить, после освобождения он долго лечился от полученного в лагерях туберкулеза легких. Несмотря на недуг, в 1947 г. Пахор получает университетский диплом, темой его дипломной работы становится поэзия Коцбека. Влияние этого неординарного человека на этическое и эстетическое становление Пахора было огромным. Коцбек — знаковая фигура словенской литературы и культуры ХХ в., литератор, политик, мыслитель, активный участник народно-освободительного движения, видный государственный деятель7. В 1942-1946 гг. он был
6 Пахор Б. Некрополь. Любляна; М., 2011. С. 3-4.
7 О роли Э. Коцбека в национальном литературном процессе см.:
Старикова Н. Н. Вместо преамбулы: поэтика инакомыслия (литературная
вице-председателем Исполкома АВНОЮ, министром по делам Словении в югославском правительстве, вице-председателем Президиума Скупщины Народной Республики Словении. В своих художественных и документальных произведениях именно Коцбек первым в словенской литературе сделал попытку показать военную действительность глазами христианина и гуманиста. Книга его партизанских дневников «Товарищество» (события мая 1942 — декабря 1943 гг.), вышедшая в 1949 г., — одно из самых достоверных свидетельств о словенской национально-освободительной борьбе и ее руководителях. Соединив документальный материал с личными впечатлениями, философские рассуждения с лирическими отступлениями, автор показал всю трагическую для словенцев противоречивость военного противостояния, поднял вопрос о роли и месте национальной интеллигенции во Второй мировой войне. Проблема моральной ответственности человека за свои поступки, по какую бы сторону фронта он ни сражался, интерпретируется в его рассказах из сборника «Страх и мужество» (1951) с позиций христианского экзистенциализма. Страх, так же как и мужество, может быть одинаково присущ и героям-антифашистам, и врагам. Вера в Бога и абсолютный гуманизм — такова, по мысли Коцбека, нравственная основа поведения и выбора человека. Когда в 1951 г. за публикацию этого сборника автора сняли со всех постов и начали травить, Пахор вступился за опального литератора, выступал со статьями в его защиту в итальянских периодических изданиях, даже порвал с триестскими левыми кругами, симпатизировавшими Тито. Этот смелый поступок надолго закрыл ему дорогу к читателям Словении. Выручила итальянская литература — более двадцати лет, с 1953 по 1975 г., писатель преподавал ее в словенской гимназии в Триесте.
В 1966 г. вместе с писателем Алойзом Ребулой (1924-2018) Пахор учредил журнал «Залив» (1966-1990), который стал самым крупным оппозиционным периодическим изданием словенской диаспоры в Италии, «трибуной для открытого плюралистического диалога»8. В 1975 г. также совместно с Ребулой писатель выпустил в Италии сборник «Эдвард Коцбек — свидетель нашего времени». Содержащееся в книге интервью, в котором Коцбек предал гласности одну из «запретных» для социалистической системы тем — массового истребления коммунистами ополченцев-домобранцев в 1945 г., — полу-
ситуация в период социализма) // Старикова Н. Н. Литература в социокультурном пространстве независимой Словении. М., 2018. С. 16-45.
8 Jevnikar Ы. Slovenski ауйф V КаЩ. Тге^ 2013. S. 39.
чило в Словении широкий политический резонанс, и въезд в СФРЮ гражданину капиталистической Италии Пахору был запрещен. Запрет был снят лишь в 1981 г., и он смог приехать в Любляну на похороны Коцбека9. Книгой «Песочные часы, письма Эдварда Коцбека Борису Пахору 1940-1980» («Ревсепа ига, pisma Edvarda КосЬека Borisu Ра^г-ju 1940-1980»), вышедшей в 1984 г. издательстве «Словенска матица», Пахор отдал дань памяти «поэту эпохи».
Первый сборник рассказов Пахора «Мой триестский адрес» увидел свет в 1948 г., последняя художественная публикация «Книга о Раде», в которой писатель вспоминает о верной спутнице своей жизни Раде Премрл, — в 2012 г. Между двумя этими изданиями — непростая писательская судьба, долгая дорога к читателю, и словенскому, и итальянскому.
На родине ситуация изменилась после провозглашения независимости — в 1992 г. Пахору была присуждена высшая государственная награда Словении в области культуры — премия Ф. Прешерна, его кандидатура не раз выдвигалась национальным Обществом писателей на Нобелевскую премию по литературе. Пахор обладатель нескольких престижных наград, в том числе премии Европарламента «Гражданин Европы» (2013), его произведения переведены на десяток европейских языков, их ставят на сцене, об авторе снимают фильмы. В 2008 г. на его творчество, наконец, обратили внимание итальянские издатели — роман «Некрополь» (1967) через сорок лет после первой публикации был назван в Италии книгой года10. В основу этого, пожалуй, самого известного автобиографического произведения Пахора, который ставят в один ряд с лагерными текстами Александра Солженицына, Примо Леви, Хорхе Семпруна, Имре Кертеса, также лег личный опыт заключения. Роман посвящен «душам всех тех, кто не вернулся»11, это одно из самых ярких литературных свидетельств о нацистской фабрике смерти времен Второй мировой войны в словенской прозе. Сюжетная канва произведения ослаблена: на первом плане — события внутренней жизни героя, его воспоминания и саморефлексия. Текст не
9 Теперь памятник Пахору, открытый в 2017 г. в люблянском парке Тиволи, соседствует со скульптурным портретом Э. Коцбека.
10 В интервью итальянскому журналисту Ф. Балдассо Пахор упомянул, что в 1972 г. отправил перевод романа во все крупные итальянские издательства, а также лично П. Леви, но ответа не получил. См.: https://www. dalkeyarchive.com/an-interview-with-boris-pahor (дата обращения 22.02.2019).
11 Пахор Б. Некрополь. С. 12.
разделен на главы, а представляет своего рода мозаику размышлений повествователя о пережитом в годы войны, ассоциативно связанных друг с другом. Эпиграфом к роману служат строки словенского поэта С. Косовела (1904—1926) «Хладный пепел лежит над телами» и французского писателя и художника Веркора (настоящее имя — Жан Марсель Брюллер, 1902-1991) «Когда народы узнают, кем вы были, // Будут грызть землю от скорби и мук совести...», которые задают основной настроенческий вектор повествования. Название роману дало национальное кладбище в Штрутгофе (Necropole nationale du Struthof), расположенное неподалеку от лагеря, где писатель находился в 1944 г. В тексте приводится описание этого кладбища: над рядами белых крестов возвышается сорокапятиметровый монумент — «символ любви великого народа к своим дочерям и сыновьям [...] Внутри этого величественного символа прерванной жизни скульптор высек фигуру
изможденного тела в плену белого камня, словно в безжалостных
12
тисках каменоломни»12.
Одна из самых, как пишет Х. Глушич, «этически и эстетически пронзительных словенских книг»13 написана от первого лица, создана на стыке двух жанровых форм: романа-вспоминания и романа-исповеди. Спустя десятилетия человек, выживший в аду, приезжает на него посмотреть и начинает вспоминать. Воспоминания эти ужасающи, «Некрополь», отмечает Б. Патерну, «пронизан атмосферой напряжения, постоянным ощущением конца света»14. Лагерь Нацвей-лер-Штрутгоф находился в Вогезах, на высоте почти 800 метров над уровнем моря. Теперь в Штрутгофе музей, ходят туристы, гиды, подгоняя их, рассказывают о жизни заключенных. Герой перебирает в памяти эпизоды прошлого, трагические судьбы погибших в застенках людей, страшные подробности лагерной жизни, где каждая мелочь имела значение. Как не упасть во время работы в каменоломне, как избежать газовой камеры, где отрабатывалась технология уничтожения и опробовались новые удушающие газы, как не стать материалом для медицинских опытов. Память в подробностях восстанавливает эпизоды лагерной жизни, эти реминисценции перемежаются с размышлениями о природе нацизма, о философии смерти, о психологии
12 Там же. С. 206.
13 Glusic H. Slovenska pripovedna proza v drugi polovici dvajsetega stoletja. Ljubljana, 2002. S. 75.
14 Paternu B. Pahorjeva Nekropola // Jezik in slovstvo. [Ljubljana], 2014. St. 2-3. S. 38.
страха. Это рассуждения эрудита, знающего труды Ф. Ницше, расовую теорию Х. Чемберлена, «Стихи о смерти» Ш. Бодлера. В ткани романа сосуществуют несколько нарративных уровней, сменяющих друг друга в зависимости от описываемой ситуации. Субъективизи-рованное повествование, ведущееся в настоящем времени от первого лица единственного числа «я», в определенные моменты заменяется местоимением «мы»: «Мы ощущали глухое дыхание пустоты»15, «нас поместили на высоту, чтобы [...] показать наше полное отторжение от мира людей»16, с помощью которого воссоздается собирательный тип сознания заключенных.
Существование бок о бок со смертью притупляет чувства. Однако выживший в аду и после всех страданий не может избавиться от чувства вины. Кульминацией покаяния становится сцена его «встречи» (то ли во сне, то ли в воображении) с обитателями тюремного барака. Под их неодобрительными взглядами он ищет оправдания в некогда содеянном — в том, что питался пайкой умерших: ухаживая за еще живыми, знал, кто будет следующим, и ждал его смерти; в том, что выменял у доходяги хлеб на сигареты, а мог ведь просто подарить, и тогда тот умер бы счастливым; в том, что не спрашивал, чем бывала нагрета вода для душа, когда дым из труб крематория был особенно густ.
Одним из ведущих мотивов романа является мотив смерти, автор «Некрополя», как пишет Ф. Задравец, «воссоздает массовую
17
смерть»1, это вездесущая «ревнивая мегера», «мстительная дама, которую нельзя дразнить видениями жизни»18. Герой, каждый день наблюдающий этот поединок жизни со смертью, сам оказывается его участником: узнает, что болен туберкулезом, чувствует страх перед надвигающимся концом, лишь упорное желание выжить и сила воли заставляют его работать и «вести себя так, будто ничто не подточило
" " 19
глухой и слепой веры в самосохранение»19.
Автобиографический нарратив Пахора о пережитом трогает не только искренностью интонации, но и тем, что не дает читателю забыть, сколь уязвима личность перед зверством военной истории. Это исповедь поколения, испытавшего на себе ужасы войны, не будучи
15 Пахор Б. Некрополь.. .С. 52.
16 Там же.
17 Zadravec F. Slovenski narodnoobrambni in protivojni roman. Murska Sobota, 2011. S. 201.
18 Пахор Б. Некрополь. С. 70, 140.
19 Там же. С. 124.
при этом непосредственным участником сражений. Роман является новаторским в освещении военной темы: одним из первых в словенской литературе автор прибегает к приему реминисценций, обращаясь к личному опыту пережитого из перспективы современности, чтобы еще раз осмыслить трагические события, придать им новое этическое и философское звучание.
В контексте словенской литературной парадигмы творческая индивидуальность Пахора особенно уникальна тем, что его поэтика не связана с национальной художественной традицией, ориентирами для него служили итальянские неореалисты, прежде всего Васко Прато-лини, а также такие представители литературы «потерянного поколения», как Э. Хемингуэй и Дж. Дос Пассос. Субъективное чувство индивидуальной самотождественности, которое связывает писателя со словенским прошлым, соединяется в его самосознании с европейской культурной идентичностью, обусловленной биографическими факторами, спецификой полученного образования, окружающей социокультурной средой. Отсюда характерное для его поэтики соединение национальной проблематики с универсальным философским дискурсом, реализуемое на высоком художественном уровне.
Источники и литература
Пахор Б. Некрополь. Любляна: UMco; М.: ГЛАСНОСТЬ, 2011. 256 с.
Пилипенко Г. П. Словенцы в провинции Триест: социолингвистическая и этнокультурная ситуация // Славянский альманах. 2015. Вып. 3-4. С. 383-401.
Спиридонов Д. В. Проблема нарративной идентичности и историческая типология сюжета // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2010. № 1-2. С. 154-166.
Старикова Н. Н. Литература в социокультурном пространстве независимой Словении. М.: Индрик, 2018. 392 с.
Baldasso F. An interview with Boris Pahor // Dalkey Archive Press. URL: https://www.dalkeyarchive.com/an-interview-with-boris-pahor/ Дата последнего обращения 22.02.2019.
GlusicH. Slovenska pripovedna proza v drugi polovici dvajsetega stoletja. Ljubljana: Slovenska matica, 2002. 312 s.
JevnikarM. Slovenski avtorji v Italiji. Trst: Ciljno zacasno zdruzenje Jezik — Lingua, 2013. 524 s.
Kacin WohinzM. Slovenci v Italiji // Slovenska novejsa zgodovina. 18481992. Ljubljana: Mladinska knjiga, 2005. 780 s.
Paternu B. Pahorjeva Nekropola // Jezik in slovstvo. [Ljubljana], 2014. St. 2-3. S. 29-41.
Pogacnik J. Ekzistencializem in strukturalizem // Pogacnik J., Zadra-vec F. Zgodovina slovenskega slovstva. Maribor: Zalozba Obzorja, 1972. Zv. 8. S. 157.
Zadravec F. Slovenski narodnoobrambni in protivojni roman. Murska Sobota: Franc-Franc, 2011. 246 s.
References
Baldasso, F. "An onterview with Boris Pahor." Dalkey Archive Press, https:// www.dalkeyarchive.com/an-interview-with-boris-pahor. Accessed 22.02.2019.
Glusic, H. Slovenskapripovednaproza v drugipolovici dvajsetega stoletja. Ljubljana: Slovenska matica, 2002, 312 s.
Jevnikar, M. Slovenski avtorji v Italiji. Trst: Ciljno zacasno zdruzenje Jezik — Lingua, 2013, 524 s.
Kacin Wohinz, M. "Slovenci v Italiji." Slovenska novejsa zgodovina, 1848-1992. Ljubljana: Mladinska knjiga, 2005, 780 s.
Pahor, B. Nekropol'. Liubliana: Umco, Moscow: GLASNOST', 2011. 256 s. Paternu, B. "Pahorjeva Nekropola." Jezik in slovstvo, st. 2-3, Ljubljana, 2014, s. 29-41. Pilipenko G. P. "Sloventsy v provintsii Triest: sotsiolingvisticheskaia i étn-okul'turnaia situatsiia." Slavianskii al'manakh, vyp. 3-4, 2015, s. 383-401.
Pogacnik J., and Zadravec F. Zgodovina slovenskega slovstva, zv 8. Maribor: Zalozba Obzorja, 1972, 264 s.
Spiridonov, D. V. "Problema narrativnoî identichnosti i istoricheskaia tipologiia siuzheta." Dialog. Karnaval. Khronotop, no. 1-2, 2010, s.154-166.
Starikova, N. N. Literatura v sotsiokul'turnomprostranstve nezavisimoi Slovenii. M.: Indrik, 2018, 392 s.
Zadravec F. Slovenski narodnoobrambni in protivojni roman. Murska Sobota: Franc-Franc, 2011, 246 s.
Nadezhda N. Starikova Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences (Moscow, Russia)
«My Trieste address»: The ethno-cultural self-identification in the conditions of the Slovenian-Italian borderlands
In the focus of the attention are the problems of the creative work of an outstanding writer from Trieste, a representative of the Slovenian national minority in Italy Boris Pahor. This Slovenian, who celebrated his 105th birthday in 2018, was born in the multinational and multicultural Trieste at the time when the city was still a part of Austria-Hungary, then survived three European dictators of the 20th century: Mussolini, Hitler and Tito. During his long creative life (Pahor's literary debut took place in 1948, the last novel was published in 2012), the writer has created a collective image of the Trieste Slovenian, making extensive use of his autobiographical motifs. The heroes of his works, representatives of the Slovenian diaspora in Trieste, have different names and professions, but all of them defend their right to freedom and ethno-cultural originality. The experience of concentration camps was the basis of his autobiographical novel "Necropolis" (1967). This work is ranked with the works by A. Solzhenitsyn, P. Levi, J. Semprun and I. Kertész. This is one of the most vivid literary evidence about the Nazi death factory in the time of World War II in the modern European prose. In the context of the Slovenian literary paradigm, Pahor's creative individuality is especially unique, because his poetics is not connected with the national literary tradition, he was guided by Italian neorealists, first of all V. Pra-tolini, as well as by E. Hemingway, J. Dos Passos, and W. Saroyan. Keywords: Slovenian literature, national minority, ethno-cultural self-identification.
