CC BY
6
38. Рыблова М.А., Назарова М.П. «Играют мальчики в войну»: игра как способ освоения детьми пространства войны. Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4: История. Регионоведение. Международные отношения. 2014; № 3: 105 - 115.
39. Реброва И.В. Мир детской повседневности в условиях оккупации Северного Кавказа. Вестник Пермского университета. Серия: История. 2014; Выпуск 2: 80 - 89.
40. Стрекалова Е.Н. «То, что запомнили мои детские глаза...»: события Великой Отечественной войны в памяти детей фронтового поколения. Вторая мировая война в памяти поколений: сб. науч. статей. Краснодар, 2009.
41. Вторая мировая война в детских «рамках памяти»: сборник научных статей. Краснодар, 2010.
42. Чистова Б., Чистов К. Преодоление рабства. Фольклор и язык остарбайтеров. 1942-1944. Москва: Звенья, 1998.
43. Кринко Е.Ф., Захарина Е.А. «Мы должны были ездить по лагерям русских рабочих и давать спектакли.»: документы о жизни остарбайтеров в Германии. Russkii Arkhiv. 2019; № 7: 80 - 91.
44. Соколова В.К. Из истории изучения фольклора Великой Отечественной войны. Советская этнография. 1975; № 3: 7 - 14.
References
1. Balashova A.F. Voprosnik dlya raboty s poiskovikami kak osnova studencheskih proektov v ramkah 'elektivnyh kursov. Metapredmetnye obrazovatel'nye tehnologii: sbornik nauchnyh statej. Moskva: Buki Vedi, 2016: 18 - 22.
2. Russkaya derevnya v rasskazah ee zhitelej. Moskva: AST-PRESS, 2009.
3. Iz pervyh ust. Velikaya Otechestvennaya vojna glazami ochevidcev. Moskva: GRCRF, 2010.
4. Velikaya Otechestvennaya vojna v zerkale pskovskoj narodnoj rechi: sbornik tekstov o Velikoj Otechestvennoj vojne iz fol'klornogo arhiva laboratorii PGPU. Pskov, 2010.
5. Velikaya Otechestvennaya vojna v zerkale narodnoj rechi i fol'klora: Teksty. Issledovaniya. Audioprilozhenie. Pskov: LOGOS, 2016.
6. Moya vojna: ustnye rasskazy o Velikoj Otechestvennoj vojne, zapisannye v selah Ul'yanovskoj oblasti v konce HH - nachale HHI vekov. Izhevsk: IP Permyakov S.A., 2015.
7. Stranicy semejnojslavy: sbornik rabot laureatov Mezhdunarodnogo internet-konkursa «Stranica semejnoj slavy». Moskva: «INTUIT». 2012.
8. Stranicy semejnoj slavy. Al'manah. Moskva, 2013.
9. Stranicy semejnoj slavy: sbornik rabot laureatov Mezhdunarodnogo internet-konkursa «Stranicy semejnoj slavy». Moskva: Patriot, 2014.
10. Stranicy semejnoj slavy 2020. 75-j godovschine Velikoj Pobedy posvyaschaetsya (1945-2020 gg.): sbornik izbrannyh rabot uchastnikov internet-konkursa «Stranica semejnoj slavy». Moskva: MAKS Press, 2021.
11. «Stranica semejnoj slavy». Ezhegodnyj mezhdunarodnyj internet-konkurs. Available at: https://pobeda.vif2.ru/
12. Istoriya, rasskazannaya narodom. Izdaniya. Available at: https://istorianaroda.ru/books/
13. Oficial'nyj sajt ParaArtijskogo centra «Ivan da Mar'ya» i ParaArtijskogo komiteta nacional'nogo artijskogo dvizheniya Rossii. Available at: http://www.paraartiada.com/altar/
14. Matlin M.G. Sistema motivov v ustnyh rasskazah sel'skogo naseleniya Ul'yanovskogo Povolzh'ya o golode 1941-1945 gg. Nauchnyj dialog. 2017; № 9: 42 - 54.
15. Matlin M.G. Ustnye rasskazy o golode 1941-1945 gg. russkogo sel'skogo naseleniya Ul'yanovskogo Povolzh'ya. Ul'yanovsk: Izdatel'stvo FGBOU VO UlPTU, 2018.
16. Balashova A.F. Tema edy v ustnyh rasskazah o Velikoj Otechestvennoj vojne. Eda ikul'tura: sbornik statej. Moskva: Centr po izucheniyu vzaimodejstviya kul'tur, 2015: 192 - 196.
17. Koroleva S.Yu., Kolegova O.A. Memorial-kenotaf i chasovennyj prazdnik: sel'skie kommemorativnye ritualy Dnya Pobedy. Fol'klor i antropologiya goroda. 2019; T. II, № 1-2: 256 - 288.
18. Runaev T.A. Virtual'nye kladbischa kak kommemorativnye praktiki: raznovidnosti i vektory razvitiya. Vestnik Adygejskogo gosudarstvennogo universiteta. 2019; Vypusk 3: 111 - 119.
19. Stepancevich T.V. Transformaciya praktik kommemoracii Velikoj Otechestvennoj vojny v sovremennoj Rossii. Vestnik gumanitarnogo obrazovaniya. 2021; № 1: 119 - 123.
20. Ogonovskaya I.S. Kommemorativnye praktiki kak instrument sohraneniya pamyati o voennoj istorii Rossii. Odna na vseh tragediya i odna Pobeda: Mezhdunarodnaya nauchno-prakticheskaya konferenciya k 80-letiyu nachala Velikoj Otechestvennoj vojny: sbornik statej. Orenburg: Izdatel'stvo OGPU, 2021: 237 - 241. Available at: http://hdl.handle. net/10995/100159
21. Linchenko A.A., Ivanov A.G., Polyakova I.P. i dr. Povsednevnaya mifologiya semejno-rodovoj pamyati v kul'turnom landshafte sovremennoj rossijskoj provincii: nauchnaya analitika regional'nye sociokul'turnye praktiki: monografiya. Lipeck: Izdatel'stvo Lipeckogo gosudarstvennogo tehnicheskogo universiteta, 2020.
22. Balashova A.F. Rasskazy o «svyaschennoj vojne» v XXI v.: obrazy, syuzhety, motivy. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 9: Filologiya. 2015; № 3: 73 - 81.
23. Balashova A.F. Kommunikativnaya priroda narodnyh rasskazov na primere tekstov o Velikoj Otechestvennoj vojne v nebesnyh znameniyah. Kommunikativnye issledovaniya. 2014; № 1: 233 - 240.
24. Balashova A.F. Obrazy geroev Velikoj Otechestvennoj vojny v sovremennoj periodicheskoj pechati. Tekst, kontekst, intertekst. XIV Vinogradovskie chteniya: sbornik nauchnyh statej po materialam Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Moskva: MGPU, 2016: 198 - 204.
25. Russkij fol'klor Velikoj Otechestvennoj vojny. Moskva; Leningrad: Nauka, 1964.
26. Vlasova G.I. Ustnye rasskazy o vojne. Prostor. 2013; № 5: 163 - 172.
27. Aleksievich S.A. U vojny ne zhenskoe lico. Moskva: Vremya, 2017.
28. Goncharova A.V. Ustnye rasskazy Velikoj Otechestvennoj vojny. Kalinin, 1974.
29. Rebrova I.V. «Zhenskaya» povsednevnost' v problemnom pole istorii Velikoj Otechestvennoj vojny. Zhenschina vrossijskom obschestve. 2008; № 2: 25 - 33.
30. Ivanova A.A. Ustnye vospominaniya o Velikoj Otechestvennoj vojne zhitelej okkupirovannyh territorij. Vestnik Moskovskogo universiteta. Seriya 9: Filologiya. 2020. № 3: 22 - 36.
31. Velikaya Pobeda: 75 zhenskih sudeb. Vologda: VOUNB, 2020.
32. Mischenko T.A. Frontovoj byt zhenschiny (po vospominaniyam bryanskih uchastnic Velikoj Otechestvennoj vojny). Municipal'noe uchrezhdenie kul'tury «Unechskij kraevedcheskij muzej». Available at: https://museum-unecha.ucoz.net/publ/issledovanija/raboty_kolleg/mishhenko_t_a_frontovoj_byt_zhenshhiny_po_vospominanijam_brjanskikh_uchastnic_ velikoj_otechestvennoj_vojny/3-1-0-45
33. Aleksievich S.A. Poslednie svideteli: solo dlya detskogo golosa. Moskva: Vremya, 2007.
34. Fursina N.O. Praktika ustnoj istorii: detskie vospominaniya o Velikoj Otechestvennoj vojne. Vestnik Taganrogskogo instituta imeni A.P. Chehova. 2016; № 1: 280 - 285.
35. Krinko E.F., Hlynina T.P. Problemy izucheniya detskoj pamyati o Velikoj Otechestvennoj vojne. Deti i vojna: social'no-psihologicheskie, demograficheskie, istoriko-kul'turnye posledstviya vojny dlya detej i yunoshestva: materialy Vserossijskoj nauchno-prakticheskoj konferencii. Volgograd: Al'fa, 2015: 78 - 84.
36. Krinko E.F. Obrazy sem'i v vospominaniyah detej Stalingrada. Russkaya starina. 2015; № 3: 168 - 179.
37. Ryblova M.A. Deti Stalingrada: pischevye praktiki voennogo vremeni. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4: Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya. 2015; № 4: 168 - 179.
38. Ryblova M.A., Nazarova M.P. «Igrayut mal'chiki v vojnu»: igra kak sposob osvoeniya det'mi prostranstva vojny. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4: Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya. 2014; № 3: 105 - 115.
39. Rebrova I.V. Mir detskoj povsednevnosti v usloviyah okkupacii Severnogo Kavkaza. Vestnik Permskogo universiteta. Seriya: Istoriya. 2014; Vypusk 2: 80 - 89.
40. Strekalova E.N. «To, chto zapomnili moi detskie glaza...»: sobytiya Velikoj Otechestvennoj vojny v pamyati detej frontovogo pokoleniya. Vtoraya mirovaya vojna v pamyati pokolenij: sb. nauch. statej. Krasnodar, 2009.
41. Vtoraya mirovaya vojna v detskih «ramkah pamyati»: sbornik nauchnyh statej. Krasnodar, 2010.
42. Chistova B., Chistov K. Preodolenierabstva. Fol'klor iyazykostarbajterov. 1942-1944. Moskva: Zven'ya, 1998.
43. Krinko E.F., Zaharina E.A. «My dolzhny byli ezdit' po lageryam russkih rabochih i davat' spektakli...»: dokumenty o zhizni ostarbajterov v Germanii. Russkii Arkhiv. 2019; № 7: 80 - 91.
44. Sokolova V.K. Iz istorii izucheniya fol'klora Velikoj Otechestvennoj vojny. Sovetskaya 'etnografiya. 1975; № 3: 7 - 14.
Статья поступила в редакцию 13.06.22
УДК 811.35
Mallaeva Z.M., Doctor of Sciences (Philology), Professor, chief research associate, G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Daghestan Federal Research Centre of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: logika55@mail.ru Magomedov M.A., Cand. of Sciences (Philology), Head of Department of Grammatical Studies. G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Daghestan Federal Research Centre of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: dun2@mail.ru
MORPHEMIC STRUCTURE OF INTERROGATIVE PRONOUNS OF THE AVAR LANGUAGE. The present article examines the phonomorphological structure of one of the little-studied categories of pronominal vocabulary - interrogative pronouns in the Avar language. Along the way, a semantic description and analysis of the features of the functioning of interrogative pronouns is given. Regular processes associated with the change in the morphological structure of interrogative pronouns are considered. With the involvement of material from related languages, the existence of a historically single material source of the direct and indirect basis of the
interrogative pronoun who, which are perceived as suppletive at the modern chronological level of development of the Avar language, is substantiated. The use of illustrative material of relic dialects of the Avar language and related Dagestan languages allows us to substantiate the thesis about the more archaic nature of the indirect stems of pronouns.
Key words: Avar language, interrogative pronouns, indirect stem, root morpheme.
З.М. Маллаееа, д-р филол. наук, проф., гл. науч. сотр. Института языка, литературы и искусства имени Г. Цадасы Дагестанского федерального
исследовательского центра РАН, г. Махачкала, E-mail: logika55@mail.ru
М.А. Магомедов, канд. филол. наук, зав. отделом грамматических исследований Института языка, литературы и искусств имени Г. Цадасы
Дагестанского федерального исследовательского центра РАН, г. Махачкала, E-mail: dun2@mail.ru
МОРФЕМНАЯ СТРУКТУРА ВОПРОСИТЕЛЬНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ АВАРСКОГО ЯЗЫКА
В представленной статье исследуется фономорфологическая структура одного из малоисследованных разрядов прономинальной лексики - вопросительных местоимений аварского языка. Попутно дается семантическая характеристика и анализ особенностей функционирования вопросительных местоимений. Рассматриваются закономерные процессы, связанные с изменением морфологической структуры вопросительных местоимений. С привлечением материала родственных языков обосновывается наличие исторически единого материального источника прямой и косвенной основ вопросительного местоимения кто?, которые на современном хронологическом уровне развития аварского языка воспринимаются как супплетивные. Привлечение иллюстративного материала реликтовых диалектов аварского языка и родственных дагестанских языков позволяет обосновать тезис о более архаичном характере косвенных основ местоимений.
Ключевые слова: аварский язык, вопросительные местоимения, косвенная основа, корневая морфема.
Публикация подготовлена в рамках научного проекта РФФИ № 20-012-00380а
Актуальность темы данной статьи обусловлена сложившейся в авароведе-нии, как и в целом в дагестановедении, традицией проводить морфологические исследования местоимений различных разрядов, в том числе и вопросительных в форме обзора падежной и числовой парадигм. Такие обзоры ограничиваются лишь иллюстрацией материала и не рассматривают вопросы теоретического анализа проблем, связанных с грамматической природой местоимений.
Основная цель статьи - представить семантическую характеристику и морфемный анализ одного из малоисследованных разрядов местоимений аварского языка - вопросительных местоимений. Намеченная цель определила постановку следующих задач: 1) описать фономорфологическую структуру вопросительных местоимений; 2) выявить общекорневой элемент; 3) выявить разницу в средствах выражения оппозиции личность ~ неличность в прямых и косвенных основах вопросительных местоимений; 4) обосновать реализацию дихотомии местоимений «кто?» и «что?» не по принципу одушевленности/неодушевленности, как это имеет место в номинативных языках, в том числе и в русском языке, а по принципу личности ~ неличности.
Новым в статье является не только фономорфемный анализ вопросительных местоимений аварского языка с выявлением структуры и функциональной нагрузки каждого структурного элемента, но и попытка теоретического осмысления процессов, происходящих в структуре корневых морфем в ходе исторического развития языка.
Материал и методика, применяемая в статье, могут быть использованы для исследования морфемики местоимений по другим дагестанским языкам и при составлении сравнительно-исторической грамматики аваро-андо-цезских языков, что подтверждает теоретическую значимость статьи. Практическая значимость данного исследования заключается в том, что материал статьи найдёт применение при составлении учебников (вузовских и школьных) и учебных пособий по аварскому языку. Достаточное количество приводимых примеров и сочетание методов синхронного и диахронного исследования обеспечивает достоверность полученных результатов и адекватность выводов.
Местоимение - это первичная именная часть речи, которая в генетическом плане возникла раньше любой другой именной части речи, полагает З.П Абдул-лаев и по этой причине считает некорректным употребление термина «местоимение», буквальное значение которого «вместо имени». Он предлагает пользоваться термином «дейктоним», поскольку термин-калька «местоимение» допускает происхождение имени раньше дейктонима [1, с. 19]. В целом, признавая справедливость такого утверждения и допуская не совсем корректный характер данного термина, мы все же, чтобы не нарушать традицию, будем пользоваться устоявшимся термином «местоимение». Тем более что семантическая структура местоимений состоит не только из собственно дейктического компонента, но и некоторых других компонентов, например: корреляции по одушевленности ~ неодушевленности, по грамматическому классу и др. К тому же классификация местоимений с логико-семантической точки зрения наряду с дейктическими включает и другие разряды местоимений - анафорические и кванторные.
В современном аварском языке П.И. Мадиева выделяет следующие разряды местоимений: личные, лично-возвратные, указательные, вопросительные, неопределенные, отрицательные, определительные [2, с. 84]. Вопросительные местоимения в аварском языке представлены следующими лексемами: щи-е? («кто?») (1 грамматический класс), щи-й? («кто?») (2 грамматический класс), щи-б? («что?») (3 грамматический класс), ща-л? («кто?») (мн. ч.), чан? («сколько?»), кин-а-е? («какой?»), кин-а-й? («какая?»), кин-а-б? («какое?»), кин-а-л? («какие?»). Все вопросительные местоимения, кроме слова чан? («сколько?») имеют в ауслауте переменный классно-числовой показатель. Вопросительные
местоимения содержат в себе вопрос о лице, предмете, явлении или признаке, не известном говорящему, например:
1) в значении «что?»: Щиб гьабулел дол рук1арал гьанжелъаг1ан? («Что они делали до сих пор?»); Дуе лъугьараб щиб? («Что с тобой случилось?»); Дуца бицунеб щиб? («О чём ты говоришь?») и т. д.;
2) в значении «какой?», «какая?», «какое?», «какие?»: жакъа щиб къо? («какой сегодня день?»); дуца щиб т1ехь ц1алараб? («ты какую книгу прочитал?»); дур иш щиб? («какое твоё дело?»); росулъан хабар щиббугеб? («какие новости из аула?»);
3) в значении («какой (же)»): дур х1алихьалъи щиб! («какой (же) ты подлец?!»); долъул берцинлъи щиб?! (какая (же) она красавица?!);
4) в значении («сколько?»): гьал чакмабазул багьа щиб? («сколько стоят эти сапоги?», букв.: «этих сапог цена что?»).
К вопросительным местоимениям могут присоединяться различные частицы, которые меняют оттенки вопроса, например, частица -дай придает оттенок сомнения - щибдай? (сунцадай?, сундулдай?, щалдай?) «что же?»: щибдай гьа-била? «что же делать?»; гьелъул щибдай ккела? («что же из этого выйдет?»); щибдай досие къеариг1араб? («что же ему нужно?») и т. д.
- щиедай? (лъицадай? лъилдай? щалдай?) («кто же», «кого же»); щиедай дозул унтун еугее? («кто же у них болеет?»); щиедай жакъа г1ачиязде инее? («кто же сегодня пойдёт пасти коров»); щиедай долъ т1аса еищилее? («кого же она выберет?») и т. д.;
- щиениги (лъицаниги, лъилниги, щалниги) («никого»): щиениги еокьула-ро долъие («она никого не любит»); щиениги еатич1о рокъое («дома никого не нашёл»).
Усилительная частица -ха: щиеха? (лъицаха?, лъилха?, щалха?) («кто?»; «кто же?»; «кого, кого же?»); щийха? (лъицаха?, лъилха?, щалха?) («кто?»; «кто же?»; «кого?», «кого же (оженщинах)?»): щиеха дуе еокьулее? («кого же ты любишь?»); щиеха дуе къеариг1арае? («кто (же) тебе нужен?»), щийха дуда рокъой ятарай? («кого же ты дома нашёл (речь идёт о женщинах)?»).
Вопросительные местоимения: щи-е? («кто?») (1 гр. кл), щи-й? («кто?») (2 гр. кл), щи-б? («что?») (3 гр. кл.), ща-л («кто?») (мн. ч.), чан? («сколько?») являются непроизводными лексемами, представлены корневыми морфемами. Фо-номорфологическая структура этих местоимений представлена общекорневым элементом щ-и-КП, принадлежность к грамматическому классу выражена морфологически. Косвенные основы данных местоимений образуются супплетивно: это разные слова с точки зрения фономорфологической структуры, которые семасиологически различают оппозицию личность ~ неличность. Продемонстрируем это на парадигмах падежных форм вопросительных местоимений:
Номинатив щив (1. кл.), щий (2 кл.) («кто?») шиб (3 кл.) («что?»).
Эргатив лълъи-цца ссун-[ду]-цца
Генитив лълъи-л ссун-ду-л
Датив лълъи-й-е ссун-ду-е
Суперэссив лълъи-да ссун-да
Адэссив лълъи-хъ ссун-ду-хъ
Интерэссив лълъи-л1 ссун- ду-л1
Субэссив лълъи-кь ссун-ду-кь
Суперлатив лълъи-д-е ссун-д-е
Адлатив лълъи-хъ-е ссун-ду-хъ-е
Интерлатив лълъи-л1-е ссун-ду-л1-е
Сублатив лълъи-кь-е ссун-ду-кь-е
Суперэлатив лълъи-д-а-сса ссун-да-сса
Адэлатив лълъи-хъ-а ссун-ду-хъ-а
Интерэлатив лълъи-л1-а ссун-ду-л1-а
Субэлатив лълъи-кь-а ссун-ду-кь-а
Супертранслатив лълъи-д-а-сса-н ссун-да-сса-н Адтранслатив лълъи-хъ-а-н ссун-ду-хъ-а-н
Интертранслатив лълъи-л1-а-н ссун-ду-л1-а-н Субтранслатив лълъи-кь-а-н ссун-ду-кь-а-н
Косвенная основа вопросительного местоимения лълъи- образует оппозицию основе ссун- по признаку личность ~ неличность или разумность ~ неразумность. «Морфологические показатели разумности и неразумности в местоимениях аварского языка представлены в формах косвенных падежей и находятся в позиции префиксальных показателей грамматических классов» [3, с. 37]. Если в прямых основах вопросительных местоимений оппозиция по грамматическому классу репрезентируется морфологическими средствами - ауслаутными переменными классно-числовыми показателями, то в косвенных основах эта оппозиция передается на лексическом уровне - разными лексемами (основами).
Прямая основа вопросительного местоимения щи-КП? («кто?») и косвенная лълъи- на современном хронологическом уровне развития аварского языка воспринимаются как супплетивные. Однако исторически оба они восходят к единому материальному источнику. Это можно доказать на материале родственных дагестанских языков. Так, лакский язык обнаруживает регулярные звукосоответствия щ = лълъ. Ср.: лак. щин- авар. лълъим(«вода»); лак. щил?- авар. лълъил («чей?»).
В аварском языке, как и в остальных дагестанских языках, дихотомия местоимений «кто» и «что» реализуется не по принципу одушевленности/неодушевленности, а по принципу лица/нелица.
В некоторых диалектах южного наречия вопросительные местоимения в форме дательного падежа все еще сохранили классно-числовые показатели. Например, в анцухском диалекте дательный падеж вопросительных местоимений представлен следующими формами: 1 гр. кл. лълъи-в-е («кому?»); ссунду-в-е («чему?»); 2 гр. кл. лълъи-й-е («кому?»), ссунду-й-е («чему?»); 3 гр. кл. лълъи-б-е («кому»), ссунду-б-е («чему?»), мн. ч. лълъи-р-е («кому»), ссунду-р-е («чему?»). Такая же ситуация, по наблюдениям И.А. Исакова, представлена и в кусурском диалекте аварского языка. Здесь классный показатель представлен в формах родительного падежа вопросительных местоимений, например: сил-е-и ае вас? («чей это мальчик?»), сил-й-и ай йас? («чья это девочка?»), сил-б-и аб чу? («чья это лошадь?»), сил-л-и ал хьидал? («чьи это коровы?») [4, с. 67].
Вопросительное местоимение щиб? («что?») может выполнять функции вопросительной частицы при общем вопросе. Вопросительные местоимения в аварском языке, как и в других языках, являются одним из основных средств формирования вопросительного предложения. Однако именно для аварского языка характерно употребление в таких предложениях в качестве формы сказуемого причастия.
Вопросительные местоимения «кто?» и «что?» образуют косвенные основы супплетивным способом не только в аварском языке, но и других дагестанских языках. При этом косвенные основы проявляют более архаичный характер и обнаруживают сходство с близкородственными языками. Поэтому И.Х. Абдулла-ев предлагает рассматривать в лакском язык прямые основы вопросительных местоимений как новообразования: «Существенные отличия косвенных основ вопросительных местоимений от прямых основ (ц-у ~ щ-и < *хьхь-и-, ци ~ сса-, которые в фонетическом отношении являются разными величинами), а также генетическая соотнесенность корневых элементов косвенных (а не прямых!) основ с соответствующими элементами в других дагестанских языках позволяют рассматривать основы цу- и ци- как относительно поздние и инновативные, звуковой облик которых (общекорневое ц-) отчасти обязан, возможно, процессам упрощения и частичной унификации основ. А основы же косвенных падежей этих местоимений являются, вероятно, более архаичными и сохраняют близость к исходным, прадагестанским формам. В этой связи представляется необходимым рассматривать эти местоимения, в плане истории, с анализа косвенных основ, а затем перейти к особенностям прямых основ» [5, с. 31].
Библиографический список
Ш.И. Микаилов высказал гипотезу, что «во всех аварских диалектах для выражения прямого вопроса употребляется вопросительная частица, в состав которой входит сибилянт ш. По всей вероятности, он является геминированным, ибо в письме очень часто употребляют щ Однако уверенности в этом у нас нет. Установить это очень важно, так как от этого зависит дальнейшее объяснение происхождения самой частицы. В частности можно допустить, что предком ее является вопросительное местоимение щиб? «что?» [6, с. 167]. К этой гипотезе присоединяются и другие исследователи. В частности, М.Е. Алексеев пишет: «Во всяком случае генезис -ш (> анц. -с) прозрачен: это усеченное вопросительное местоимение щи-КП? «кто?, что?». Так как соответствующая морфема представлена в большинстве диалектов, ее возникновение увязывается уже с древним общеаварским состоянием или более ранним периодом» [7, с. 63].
Вопросительное местоимение кин-а-КП? («какой?») носит производный характер, состоит из корневой морфемы кин- (восходящей к наречию) и деривационной морфемы (адъективизатора) -а-КП. Функционирует в предложении как в качестве именного члена, так и определения. В первом случае (в случае функционирования в качестве именного члена предложения) склоняется по падежам как прилагательное, например: Киназ дуе ц1ц1ик1к1ун асар гьабураб? («Какие оказали на тебя большее влияние?»). Киназе дуцца ц1ц1ик1к1араб къимат кьолеб? («Какие ты выше оцениваешь?»). Киназул дуе пайда щеараб? («Какие тебе принесли пользу?»).
Во втором случае (в случае функционирования в качестве определения к имени) местоимение не изменяется по падежам, согласуется с определяемым словом только в классе и числе, что находит отражение в ауслауте местоимения, например: Кинаб т/ехь дуцца ц1ц1алараб? («Какую книгу ты прочитал?»). Кинаб т/ехьалълъе дуцца ц/цЫараб къимат кьолеб? («Какую книгу ты выше оцениваешь?»). Кинал т/ахьал дуцца жеги ц1ц1ализе ругел? («Какие книги ты еще прочитаешь?»).
Так же функционируют и вопросительные местоимения чан? («сколько?») и киг1ан? («сколько?»), с той лишь разницей, что они нейтральны и к классно-числовой оппозиции, например: Чан чи еач1арае? («Сколько человек пришло?»). Чан машина бач1араб? («Сколько машин прибыло?»). Чанассе дуцца кумек гьабураб? («Скольким ты помог?»).
Формы родительного падежа вопросительных местоимений щие? («кто?) (1 гр. кл.)» и щий? («кто?) (2 гр. кл.)» - лълъил? и вопросительного местоимения щиб («что?) (3 гр. кл.)» - ссундул? различаются не только формально, но и семантически. Местоимение лълъил? («чей?», «чья?») употребляется, когда нужно установить принадлежность; а вопросительное местоимение ссундул? («из чего?») - когда нужно установить материал изготовления предмета, например: Гьаб лълъил къалам? («Это чей карандаш?»). Гьаб ссундул гъамасс? («Из чего этот сундук?»).
Проведенный в статье анализ позволяет резюмировать, что в результате исторического развития в морфемном строе аварского языка происходят следующие закономерные процессы, связанные с изменением морфемной структуры прономинальной лексики: опрощение: появление новых корней; переразложение - появление новых аффиксов; усложнение - превращение нечленимой основы в членимую.
При исследовании морфемной структуры вопросительного местоимения в данной статье мы старались соблюдать принцип разумного сочетания традиционного и современного истолкования языковых явлений, а также синхронный и диахронный анализ. Для выявления исторических корневых морфем привлекался иллюстративный материал из реликтовых диалектов аварского языка и родственных дагестанских языков. Особое внимание в статье обращено на вопросы, которые не получили в авароведении однозначного решения.
Факт реализации дихотомии аварских вопросительных местоимений «кто?» и «что?» по принципу личности ~ неличности открывает широкие перспективы для дальнейших исследований вопросительных местоимений дагестанских языков, чтобы выяснить, является ли это общедагестанской (шире - общекавказской) типологической особенностью или это особенность только аварского языка.
1. Абдуллаев З.Г Морфемный строй даргинского языка. Махачкала, 2010.
2. Мадиева ГИ. Морфология аеарского литературного языка. Махачкала, 1981.
3. Магомедов М.А. Морфологическое выражение разумности/неразумности (личности/не личности) в местоимениях аварского языка. Каеказские языки: типология и диахрония» памяти М. Е. Алексеева: Международная конференция. Москва, 2019: 37 - 38.
4. Исаков И.А. Кусурский диалект аеарского языка. Махачкала: АЛЕф, 2020.
5. Абдуллаев И.Х. К истории местоименных основ в лакском языке. Местоимения е языках Дагестана. Махачкала, 1983: 30 - 53.
6. Микаилов Ш.И. Сраенительно-историческая морфология аеарских диалектое. Махачкала. 1964.
7. Алексеев М.Е. Сраенительно-историческая морфология аеаро-андийскихязыкое. Москва, 1988.
References
1. Abdullaev Z.G. Morfemnyjstrojdarginskogoyazyka. Mahachkala, 2010.
2. Madieva G.I. Morfologiya avarskogo literaturnogo yazyka. Mahachkala, 1981.
3. Magomedov M.A. Morfologicheskoe vyrazhenie razumnosti/nerazumnosti (lichnosti/ne lichnosti) v mestoimeniyah avarskogo yazyka. Kavkazskie yazyki: tipologiya i diahroniya» pamyati M. E. Alekseeva: Mezhdunarodnaya konferenciya. Moskva, 2019: 37 - 38.
4. Isakov I.A. Kusurskij dialekt avarskogo yazyka. Mahachkala: ALEF, 2020.
5. Abdullaev I.X. K istorii mestoimennyh osnov v lakskom yazyke. Mestoimeniya vyazykah Dagestana. Mahachkala, 1983: 30 - 53.
6. Mikailov Sh.I. Sravnitel'no-istoricheskaya morfologiya avarskih dialektov. Mahachkala. 1964.
7. Alekseev M.E. Sravnitel'no-istoricheskaya morfologiya avaro-andijskih yazykov. Moskva, 1988.
Статья поступила в редакцию 20.06.22
