CC BY
24
периода как момента угасания, старения. Многозначность усилена синтаксическими (вводным словом и конструкцией, частноотрицательным сравнением и инверсией) и стилистическими (риторический вопрос) средствами. В приведенных примерах полисемия выполняет апеллятивно-экспрессивную функцию.
Языку поэзии Быкова характерно изображение части вместо целого, как, например, в стихотворении «Присесть на теплые ступени» или «Вынь из меня все это», в которых апеллятивно-экспрессивные функции полисемантичных слов способствуют созданию ярких коннотативных оттенков в ассоциативной структуре поэтического текста [6].
В стихотворении Марты Яковлевой «Можно курить, можно ходить в кино» нами был выделен пример многочленной полисемии:
Тот, кто хочет быть с тобой - будет с тобой все равно, наплевав на условности срок годности верности
кольца (https://www.litres.ru/jakovleva/stihi/chitat-onlayn/). Занимая валентность прямого объекта при просторечном предикате наплевав, однородные дополнения условности, срок годности, верности, кольца обретают многоплановость. Данные многозначные слова создают яркое средство выразительности - метонимию. Автор использует символ супружеской жизни -кольцо для обозначения понятия брака в целом. Этот приём не является новым для современных поэтов, но используется уже реже. Выражение «срок годности» выступает в переносном значении - «время активной полноценной жизни», к которому добавляется яркое оценочное значение «время молодости». Синекдоха
Библиографический список
«верности» образована грамматически путем наделения субстантива singularia tantum категорией множественного числа. Возникает метонимический перенос: неоднократная измена. Все члены однородного ряда выполняют экспрессивную функцию.
В ходе исследования полисемии в языке современной поэзии было выявлено, что стилистические возможности многозначности очень широки, так как появление новых значений у старых слов предельно расширяет выразительные возможности поэтического текста, делая его семантически насыщенным. Полисемия может выполнять как экспрессивную функцию, направленную на достижение какого-либо эмоционального эффекта, так и апеллятивную, являясь средством изображения предмета речи. Исследование семантического окружения и синтаксической сочетаемости полисемантичных слов и сочетаний в поэзии Марты Яковлевой, Солы Моновой, Дмитрия Быкова позволяет говорить об особых стилистических задачах, выполняемых полисемией. В этом огромна роль контекста, в котором проявляется то или иное значение многозначного слова («шуба из Чебурашки»). С помощью полисемии в поэзии Марты Яковлевой, Солы Моновой, Дмитрия Быкова передается внутренний мир человека, о чем свидетельствуют семантические группы компонентов семантической структуры многозначных слов. В процессе анализа семантической структуры современной поэтической речи нами было установлено, что многозначные слова и выражения заслуживают особо пристального рассмотрения, так как насыщают ее новыми семантическими смыслами, оттенками, коннотациями. Многозначность является неотъемлемым признаком поэтического повествования в современной лирике, позволяющим читателю верно толковать авторскую интенцию.
1. Виноградов В.В. Стилистика. Теория поэтической речи. Москва, 2003.
2. Арутюнова Н.Д. Языковая метафора. Синтаксис и лексика. Лингвистика и поэтика. Москва, 1979.
3. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Москва, 1977.
4. Джамалова М.К. Языковая экспрессия в современной поэзии. Международный научно-исследовательский журнал. INTERNATIONAL RESEARCH JOURNAL. 2017; Часть 2, № 3 (57). Available at: http://research-journal.org/wpcontent/uploads/2017/03/03-2-57.pdf
5. Литрес. Available at: https: //www.litres.ru/monova-sola/stihi/chitat-onlayn/page-2/;https://www.litres.ru/bikov/stihi/chitat-onlayn/
6. Климкова Л.А. Ассоциативное значение слов в художественном тексте. Филологические науки. 1991; № 1.
References
1. Vinogradov V.V. Stilistika. Teoriya po'eticheskoj rechi. Moskva, 2003.
2. Arutyunova N.D. Yazykovaya metafora. Sintaksis i leksika. Lingvistika i po'etika. Moskva, 1979.
3. Zhirmunskij V.M. Teoriya literatury. Po'etika. Stilistika. Moskva, 1977.
4. Dzhamalova M.K. Yazykovaya 'ekspressiya v sovremennoj po'ezii. Mezhdunarodnyj nauchno-issledovatel'skij zhurnal. INTERNATIONAL RESEARCH JOURNAL. 2017; Chast' 2, № 3 (57). Available at: http://research-journal.org/wpcontent/uploads/2017/03/03-2-57.pdf
5. Litres. Available at: https: //www.litres.ru/monova-sola/stihi/chitat-onlayn/page-2/;https://www.litres.ru/bikov/stihi/chitat-onlayn/
6. Klimkova L.A. Associativnoe znachenie slov v hudozhestvennom tekste. Filologicheskie nauki. 1991; № 1.
Статья поступила в редакцию 02.12.20
УДК 811.411.21
Magomedov M.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Grammatical Studies (Makhachkala, Russia), E-mail: dun2@mail.ru
SOME FEATURES OF WOMEN'S AND MALE SPEECH IN AVAR LANGUAGE. The article deals with description of features of male and female speech in the morphological system of the Avar language. The relevance of the problem lies in the fact that the problem of distinguishing between feminine and masculine speech in the Avar language has not yet found its coverage. The material for the analysis was the live speech of speakers of various dialects of the Avar language. The subject of the research is the functional peculiarity of personal pronouns I and II of persons, both singular and plural. The theoretical significance of the study is due to the fact that the distinction between female and male speech underlies the emergence of human speech in general. The practical value of the work is that its results can be used in the practice of teaching the Avar language in higher education, and the rich factual material of the studied language can serve as a resource for the preparation of the theoretical grammar of the Avar language.
Key words: Avar language, dialectal division, biological sex, sociocultural sex, gender, personal pronouns, Keleb mixed dialect, Gidian dialect, Andian language.
М.А. Магомедов, канд. филол. наук, доц., зав. отд. грамматических исследований, Институт языка, литературы и искусства Дагестанского
федерального исследовательского центра РАН, г. Махачкала, E-mail: dun2@mail.ru
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ЖЕНСКОЙ И МУЖСКОЙ РЕЧИ В АВАРСКОМ ЯЗЫКЕ
Публикация подготовлена в рамках научного проекта РФФИ № 20-012-00380а
Статья посвящена описанию особенностей женской и мужской речи в морфологической системе аварского языка. Актуальность затронутого вопроса заключается в том, что в проблемы различения женской и мужской речи в аварском языке еще не нашли своего освещения. Материалом анализа послужила живая речь носителей различных говоров аварского языка. Предметом исследования является функциональное своеобразие личных местоимений I и II лица как единственного, так и множественного чисел. Теоретическая значимость исследования обусловлена тем, что различение женской и мужской речи лежит в основе возникновения человеческой речи вообще. Практическая ценность работы в том, что ее результаты могут быть использованы в практике преподавания аварского языка в высшей школе, а богатый фактический материал исследуемого языка может послужить ресурсом для подготовки теоретической грамматики аварского языка.
Ключевые слова: аварский язык, диалектное членение, биологический пол, социокультурный пол, гендер, личные местоимения, келебский смешанный говор, гидский диалект, андийский язык.
В отличие от исследований, считающих тендер социолингвистической категорией, мы хотим показать, как отражается половое различие на морфологической структуре языка. Исследований подобного характера нами еще не замечено. Это связано, по нашему мнению, с тем, что материал языков эргативного строя для этих работ еще не привлекался. Различения мужской и женской речи отмечены в некоторых дагестанских языках, в частности аварском и андийском. Личные местоимения аварского языка следующие: дун - "я", мун - "ты", ниж -"мы" (эксклюзив), нил1 - "мы" (инклюзив), нуж - "вы". В аварском языке не представлены личные местоимения 3-го лица, их функции выполняют указательные местоимения. Характерной особенностью личных местоимений является отсутствие в их составе показателей грамматического класса [1 - 5].
Личные местоимения обладают морфологически выраженной категорией падежа. Категория числа как для личных, так и для других местоимений является категорией не словоизменительной, а словообразовательной, или лекси-ко-сематической. В диалектах и говорах аварского языка [1, с. 15], в андийском языке (следует отметить, что формы личных местоимений дин//ден - «я» и мен// мин - «ты» как маркеры женской и мужской речи имеют место только в речи селения Анди) [2, с. 187] формы личных местоимений совпадают в именительном и эргативном падежах единственного числа. Кроме андийского, подобный факт отмечает А. Дирра [2, с. 187] и в годоберинском языке, в котором формы личных местоимений совпадают с формами андийского языка. Исследуя образование эргатива в историческом плане, А.С. Чикобава [1, с. 15] пришел к выводу, что в «личных (1 и 2), вопросительных и возвратных местоимениях эргатив дифференцировался позднее, чем в местоимениях указательных и личных (3 лица), оформляясь соответственно флексиями -д, -ца и -лълъа. Иначе говоря, эргатив данных местоимений наиболее поздней формации, особенно в местоимениях 1 и 2 лиц».
Личные местоимения склоняются по III типу склонения с аффиксом -цца:
Им. п. дун - "я" мун - "ты" ниж - "мы"
Эрг. ди-цца ду-цца ниж-е-цца
Род, ди-р ду-р ниж-е-р
Дат. ди-й-е ду-й-е ниж-е-й-е
Лок. I ди-да ду-да ниж-е-да
Лок. II. ди-хъ ду-хъ ниж-е-хъ
Лок. III. ди-л! ду^ ниж-е^
Лок. IV. ди-кь ду-кь ниж-е-кь
Им. п. нилI - "мы" [мн. ч.] нуж - "вы"
Эрг. нил^е-цца нуж-е-цца
Род, нил^е-р нуж-е-р
Дат. нил^е-й-е/ - нуж-е-й-е
Лок. I нил^е-да нуж-е-да
Лок. II. нил^е-хъ нуж-е-хъ
Лок. III. нил^е^ нуж-е^
Лок. IV. нил^е-кь нуж-е-кь
Как видно из парадигмы, в личном местоимении дун - "я" при с1
выпадает конечный согласный элемент -н. Он, по-видимому, не входит в состав корня. Кроме того, при склонении данного местоимения происходит чередование корневого гласного: во всех косвенных падежах вместо гласного номинатива представлен и (ду- - ди-). В косвенных падежных формах личных местоимений единственного числа дун - "я" и мун - "ты" противопоставление по форме лица выражено чередованием корневых гласных: д-и-цца I л. - д-у-цца II л. Конечный формант н данных местоимений в форме номинатива представлен в некоторых андийских языках, а также в грузинском языке: анд. дин/ден - "я", мин/мен - "ты"; годоб. дин/деи - "я", мии/мен - "ты"; ахв. дене - "я", мене - "ты"; груз. мен [а] - "я", шен [а] - "ты" и др.
Данные местоимения во всех падежах, кроме именительного, имеют одинаковые корневые согласные. В именительном же падеже различение V по форме лица происходит через корневые согласные (дун, мун). Местоимение дун имеет суффикс основы и (д-и), в местоимении мун имеется супплетивная косвенная основа единственного числа (мун - ду-). Родительный падеж личных местоимений I и II лиц оформлен суффиксом -р, который считается показателем бывшего IV гр., класса. Данный суффикс представлен и в местоименном слове чй-йа-р - "чужой", образованном, видимо, от существительного чи - "мужчина". Примечательно, что данное местоименное слово не имеет формы именительного падежа. Равнозначной ей формой считается и форма чи-да-р с косвенной основой -да, сохраняемой
во всех падежных формах:
Им. п. - -
Эрг. чи-йа-цца// чи-да- цца
Род. чи-йа-р// чи-да-р
Дат. чи-йа-й-е// чи-да-й-е
Лок. I. чи-йа-д-а// чи-да-д-а
Лок. II. чи-йа-хъ// чи-да-хъ
Лок. III. чи-йа-лЮ чи-да^
Лок. IV. чи-йа-кь// чи-да-кь
Примечательно то, что личные местоимения и в формах множественного числа сохраняют суффикс родительного падежа единственного числа без изменения не только в аварском, языке, но и во всех андийских языках. Имена существительные образуют формы родительного падежа множественного числа
при помощи суффикса -ул, где конечный л идентичен суффиксу множественного числа именительного падежа (ракь - "земля" - ракь-ал мн. ч. - ракь-аз-ул род. п. мн. ч.), в глаголе же классно-числовая дифферендия происходит через классно-числовые показатели в, б, й//р (вуго, йиго, буго//руго - "есть, имеется").
Отсутствие формы именительного падежа определенного класса имен -нередкое явление [ср. формы местоимений русского языка себя и друг друга, которые не имеют формы номинатива]. Множественное число личных местоимений I и II лица представлено формами, различающимися гласными элементами: ниж//нил! - "мы", нуж - "вы". В отличие от форм единственного числа в формах множественного основа при склонении не изменяется. Эксклюзивная форма ниж - "мы" ["сами"], как и форма II лица нуж - "вы" ["сами"], генетически связана с понятиями "сам", "сами", выражаемыми в аварском языке возвратными местоимениями ж-и-в [I. кл.], ж-и-й [II кл.], ж-и-б [III кл.] и ж-а-л [множ. число]. Примечательно, что у этих местоимений имеется общий элемент ж, представленный в первом случае суффиксально, во втором - префиксально (вернее, корневой морфемой).
Форма II лица множественного числа нуж, в отличие от первого лица, различает формы инклюзива-эксклюзива.
Форма инклюзива I лица множественного числа нил! генетически связана с понятиями "внутри", "среди", "в составе", выражаемых в аварском языке формой локатива III со значением "внутри сплошной массы", в отличие от локатива V со значением "внутри полого пространства". Данное значение выражено и наречием гъор^ "среди", "в" [сплошная масса], которое в контексте может передавать не только пространственные, но и релятивно-абстрактные значения, например: гьотЬда гъорлI "в дереве"//™^^^ (ГъотЬда ^орл^^т^ къана маМ - "Гвоздь застрял в дереве"). Здесь наречие гъорлI выполняет функции послелога. Ц^къго гъорл^ ваккич1ониги бегьила: 1. "Сильно вовнутрь проникнуть необязательно" (пространственное значение);
2. "Досконально изучать необязательно" (абстрактное значение).
В данных предложениях наречная форма гъорл^ выполняет функцию обстоятельства места. По-видимому, форма инклюзива множественного числа нилI является застывшей формой локатива III со значением "внутри, среди, в составе", т.е. со значением "мы вместе с вами". Аналогичная аварскому форма инклюзива представлена и во всех андийских языках (анд. ил^л, ботл. илЫ и др.).
Более подробно функциональное своеобразие личных местоимений в говорах аварского языка исследовал Ш.И. Микаилов [3, с. 426; 4, с. 154 и др.]. Особо выделяя келебский говор среди других говоров южного наречия, он [3, с. 426] отмечает, что подлежащее при переходном глаголе в гидском диалекте, в кахибском и бацадинском смешаннных говорах и в кегерском говоре андалаль-ского диалекта личных местоимений 1-го и 2-го лиц множественного числа стоит в именительном падеже..
А.С. Чикобава [1, с. 15] приводит также примеры из кегерского и кахибского говоров и гидского диалекта, сравнивая их с примерами литературного языка: «Гьалмагъас чед квана («товарищ (эрг) хлеб съел» - перевод наш. - М.М.), но: Ниж (!) чед квана («Мы (ном.) хлеб съели») Нуж (!) чед квана («Вы (ном.) хлеб съели»).
Дос чед квана («Он (эрг.) хлеб съел), но
Ниж (!) чед квана, Нуж (!) чед квана (кахибец).
Дваз фа бакина («Они (эрг) огонь разожгли»), но
Нуж (!) фа бакина («Вы (ном.) огонь разожгли»)
Нилълъ (!) фа бакина («Мы (инкл. эрг.) огонь разожгли») ...
Келебский смешанный говор «распространил» неразличение форм номинатива и эргатива и на форму единственного числа, если речь идет о личных местоимениях второго лица. «При переходном глаголе вместо эргативного падежа от местоимения 2-го лица единственного числа, употребляемого в литературном языке, в Келебе бытует именительный падеж; в этом отношении келебский говор является исключением из всех других говоров; примеры: Мун чед конги. - «Ты ешь хлеб». Мун чед квабиш? - «Ты съел хлеб?». Мун чед квенуге. - «Ты не ешь хлеба». Мун х1ур бекьубищ? - «Ты вспахал поле?», вместо Дуцца чед кванай; Дуцца чед кваниш?; Дуца чед кунге; Дуцца хур бекьаниш?» [3, с. 427].
В отличие от келебского говора, эргативная форма местоимения II лица единственного числа имеется в гидском, кахибском, бацадинском и кегерском сравниваемых говорах, но в них она представлена в форме дулълъа в отличие от литературного дуцца. Сравнивая личные местоимения I и II лиц единственного и множественного чисел литературного языка, можно заметить следующее:
1. Косвенная основа местоимения II лица единственного числа мун - "ты" -ду- совпадает по форме с основой именительного падежа личного местоимения I лица ду-н "я". При словоизменении (в данном случае при склонении), как было отмечено выше, личное местоимение II лица представлено супплетивной косвенной основой, а местоимение I лица сохраняет основу в форме ди (ср. им. п. ду-н). Во множественном числе при склонении основа (форма) местоимений остается без изменения.
Самым интересным явлением в келебском говоре (общество къел) аварского языка, пожалуй, является использование в речи мужчин и женщин разных падежных форм личного местоимения первого лица единственного числа, т.е. мужчины в своей речи используют только форму номинатива при тех же глаголах. Данное отличие распространяется только на эту форму личных местоимений. На наш взгляд, келебский смешанный говор располагает более обширными синтак-
сическими ресурсами обозначения субъекта и объекта личными местоимениями в обоих.
1. Вне зависимости от статуса глагола (переходный - непереходный), который в литературном языке требует постановки субъекта при переходном глаголе в эргативном падеже, а при непереходном - в именительном, в келеб-ском смешанном говоре субъект, обозначаемый местоимением 1-го лица ед. числа, в речи мужчин (только!) всегда стоит в активном (эргативном) падеже. Например:
келеб. гов. лит. яз.
Дилълъа (эрг.) ана вана маг1арде. -«Я (1 гр. кл.) иду в горы» Дун (ном.) унев вуго маг!арде
Дилълъа (эрг.) вакъу вана.«Я (1 гр. кл.) голоден» Дун (ном.) вакъун вуго
Дилълъа (эрг.) кунанав вана. «Я (1 гр. кл.) кушаю» Дун (ном.) кваналев вуго
2. Вне зависимости от статуса глагола (переходный - непереходный), который в литературном языке требует постановки субъекта при переходном глаголе в эргативном падеже, а при непереходном - в именительном, в келебском смешанном говоре субъект, обозначаемый местоимением 1-го лица ед. числа, в речи женщин стоит в именительном падеже. Например:
келеб. гов. лит. яз.
Дун х1урие ана яна (перех.). - «Я (II гр. кл.) иду в поле» Дун хурие уней йиго
Дун жанах1 бац1ц1у (перех.). - «Я убрала в коридоре» Дицца жанах! бац!ц!ана
Дун ххинк ква (перех.). - «Я съела хин-кал» Дицца ххинк кванана
3. Самым интересным явлением, на наш взгляд, является полное отсутствие в келебском смешанном говоре форм эргатива личных местоимений второго лица единственного числа. Например:
келеб. гов. ном. (I гр. кл.) лит. яз. эрг.
Мун (ном.) чед квабищ. - «Ты съел(а) хлеб?» Дуцца(эрг.) чед кварабищ?
Мун (ном.) г!емераб г!ет! т!у г!одобе Дуцца Иемераб МеГ т^на Модобе «Ты много пота пролила» (эрг.)
Мун (ном.) кагътиа хвай къураМураб-щинаб. - «Ты на письме напиши все, что нужно» Дуца (эрг.) кагътида хъвай къвариМа-рабщинаб
4. В келебском смешанном говоре отсутствуют и формы эргатива личных местоимений второго лица множественного числа. Например:
келеб. гов. ном лит. яз. эрг.
Нуж (ном.) ц1ул бич1убищ? - «Вы накололи дрова? » Нужеца (эрг.) ц^л бич^нищ?
Нуж (ном.) хьатал росе. - «Вы купите сапоги» Нужеца (эрг.) хьитал росе
Нуж (ном.) гъутаа раг1а. - «Вы были на кутане» Нуж (ном.) гъутада ругана
Приходится принять во внимание тот факт, что форма именительного падежа единственного числа представляет собой по своей сути прямую основу (без окончаний), служащую для образования косвенной основы, то форма эрга-тива на -сс, -лълъ единственного числа и на -з множественного числа по своей сути является косвенной основой без тех же падежных окончаний (суффиксов). При такой трактовке принцип двух основ получает новую интерпретацию: от основы им. п. (прямой основы), которая представляет собой одновременно и форму именительного падежа, образуется опять же основа эргативного падежа, если склонение происходит по типу -асс, -алълъ, -аз (мн. ч.), и от нее, в свою очередь, образуется форма эргативного падежа, если склонение происходит по типу -цца, т.е. в аварском языке у имен в именительном падеже нет формообразующих суффиксов прямой основы и нет в эргативе формообразующих суффиксов косвенной основы, если иметь ввиду склонение по типу -асс, -алъ-лъ, -аз. Эргатив в данном случае, на наш взгляд, представляет собой неоформленную основу.
Вызывает интерес в этом плане не отмеченное в специальной литературе своеобразие речи некоторых селений, относящихся к батлухскому переходному диалекту. Так, речь жителей с. Карадах (Къорода) Гунибского района делится на мужскую и женскую, а женская речь соответствует речи жителей соседнего села Голотль (Гьолокь) Шамильского района этого же диалекта. На голотлинцев карадахцы говорят, что «они разговаривают, как наши женщины». Видимо, неразличение эргатива личных местоимений в женской речи и неразличение номинатива в мужской речи, наиболее последовательно проявляющееся в келебском смешанном говоре, восходит к активному (мужскому) и пассивному (женскому) началам.
Библиографический список
1. Чикобава А.С. Из истории образования эргативного (активного) падежа в аварском языке. Языки Дагестана. Махачкала, I948; Выпуск I: 5 - 18.
2. Dirr A.M. Einfurung in das Studium der Kaukasichen Sprachen. Leipzig, 1928.
3. Микаилов Ш.И. Очерки аварской диалектологии. Москва, 1959.
4. Микаилов Ш.И. Сравнительно-историческая морфология аварских диалектов. Махачкала, 1964.
5. Магомедов М.А. Отображение особенностей женской и мужской речи в морфологической системе аварского языка. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии: материалы VI международной научной конференции. Майкоп, 2008.
References
1. Chikobava A.S. Iz istorii obrazovaniya 'ergativnogo (aktivnogo) padezha v avarskom yazyke. YazykiDagestana. Mahachkala, I948; Vypusk I: 5 - 18.
2. Dirr A.M. Einfurung in das Studium der Kaukasichen Sprachen. Leipzig, 1928.
3. Mikailov Sh.I. Ocherkiavarskojdialektologii. Moskva, 1959.
4. Mikailov Sh.I. Sravnitel'no-istoricheskaya morfologiya avarskih dialektov. Mahachkala, 1964.
5. Magomedov M.A. Otobrazhenie osobennostej zhenskoj i muzhskoj rechi v morfologicheskoj sisteme avarskogo yazyka. Aktual'nye problemy obschej i adygskoj filologii: materialy VI mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii. Majkop, 2008.
Статья поступила реакцию 07.12.20
УДК 811.411.21
Magomedov M.I., Doctor of Sciences (Philology), Professor, chief researcher, G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: rafrus1@yandex.ru
Magomedov M.A., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Head of Department of Grammar Research, G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: dun2@mail.ru Magomedov D.M., Cand. of Sciences (Philology), researcher, G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: m.daniyal@yandex.ru
Magomedova M.M., junior researcher, G. Tsadasa Institute of Language, Literature and Art, Dagestan Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences (Makhachkala, Russia), E-mail: dun2@mail.ru
LEXICOGRAPHIC FIXATION OF ACTIVE AND PASSIVE VOCABULARY IN THE INTERPRETATIVE DICTIONARY OF AVAR LANGUAGE. The vocabulary of active and passive stock is distinguished by the degree of usage. New words are constantly appearing, are first passive and then active vocabulary included in the dictionary of common language. Lexical units, which have a high frequency of use and are used by all members of the language collective, regardless of social status, occupation and education, are units of the active fund. Lexical units, which have a lower frequency of use and are used only by a limited part of the language collective, are called passive fund units. Words of active stock do not have a hint of antiquity or novelty. They are common and characteristic of any style in any communication environment. Passive vocabulary words are rarely used in everyday communication and are not always clear to native speakers. These are words that have either
