CC BY
37
го современным филологам, буду считать выполненной свою задачу рецензирования еще одной книги о русской литературе XX века.
1. Вопросы лит. 1998. Янв. - Февр., Май-Июнь.
2. См.: Вопросы лит. 1998. Янв. - Февр. С. 84, 85-86, 33, 34; Май-Июнь. С. 15, 52, 60 и др.
3. Бердяев H.A. Самопознание. Опыт написания философской автобиографии. М., 1990. С. 8, 153, 147, другие страницы.
МОНОГРАФИЧЕСКИЙ ТЕТРАПТИХ О Е.И. ЗАМЯТИНЕ: ПРИОРИТЕТЫ, ПОДХОДЫ, ПОИСКИ, ТЕНДЕНЦИИ
Н.Ю. Желтова
Zheltova N.Y. The monograhical tetraptich about E.I.Zamiatin: priorities, approaches, investigations, tendencies. The article contains a review of the series of monographs on Evgeny Zamiatin’s artistic work written by L.V.Poliakova, N.N.Komlik, T.T.Davydova and V.N.Evseyev.
Подводя итоги ушедшего 2000 года, можно с уверенностью утверждать, что для науки о творчестве Е.И. Замятина он выдался на редкость удачным. Достаточно сказать, что в этом году в разных городах России (Санкт-Петербург, Москва, Тамбов, Ишим) подготовлены к защите четыре докторские диссертации. В неюбилейный для писателя год вышло сразу несколько посвященных ему монографических исследований (уникальный для современного литературоведения случай): J1.B. Поляковой «Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи» (Тамбов, 2000), H.H. Комлик «Творческое наследие Е.И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры» (Елец, 2000), Т.Т. Давыдовой «Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века» (М., 2000), В.Н. Евсеева «Роман «Мы» Е.И. Замятина (жанровые аспекты)» (Ишим, 2000).
Уже широкая география этих научных изданий говорит об устойчивом и неслучайном интересе современных ученых к творческому наследию художника-«еретика». В этом отношении чрезвычайно показательными стали IV Международные Замятинские чтения, прошедшие в Тамбове в сентябре 2000 года. Итогом конференции стали четыре книги серийной коллективной монографии «Творческое наследие Е.И. Замятина: взгляд из сегодня», которая на сегодняшний день насчитывает уже 10 томов, готовится к печати одиннадцатый.
Все вышедшие издания носят фундаментальный и во многом обобщающий характер различных направлений науки о Замятине, активно формировавшейся в последние пятнадцать лет (1986-2001). Видимо, наступило время детально осмыслить уже изученное и написанное, ликвидировать мозаичность и фрагментарность в единой картине общих концептуальных представлений творчества Замятина. В этом отношении 2000 год стал, несомненно, этапным в истории отечественного замятиноведения в его современном развитии.
Начало своеобразному прорыву в изучении творчества писателя положила, думается, монография известного ученого, литературного критика, Заслуженного деятеля науки РФ, доктора филологических наук, профессора Л.В. Поляковой «Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи» (Тамбов, 2000).
Выход книги Л.В. Поляковой стал настоящим событием в современной литературоведческой науке, получившим широкий резонанс откликов как в нашей стране, так и за ее пределами. Достаточно сказать, что этот труд стал первым в России крупным монографическим исследованием творчества писателя: и по объему, и по широчайшему ракурсу затрагиваемых в книге проблем российского и зарубежного замятиноведения, и по глубине осмысления на этом примере истории русской литературы XX столетия, трактовки которой, по оценке автора, «по
степени своей нелепости и безответственности не имеют себе равных» [1]. Л.В. Полякова выстраивает собственную оригинальную концепцию русской литературы, основываясь на выявлении основных признаков ее национальной самобытности и опираясь на «единый фундаментальный философско-эстетический контекст XX века» [1, с. 22].
Многие сложнейшие теоретические проблемы современного литературоведения, в том числе проблема периодизации, получили в книге всестороннее освещение. Л.В. Полякова своевременно ставит вопрос о необходимости «выделять в истории русской литературы эпоху реализма (период XIX-XX столетий) и вести анализ путей и переходов от одного типа реализма к другому: от классического критического реализма к критическому реализму начала XX века, сотрудничающего, с одной стороны, с типом реализма, который позже назовут социалистическим, с другой - с модернизмом в разных его вариантах и течениях; от критического реализма начала XX века к так называемому неореализму в его вариантах... и далее к социалистическому реализму или реализму эпическому, героическому, монументальному; <...> от социалистическому реализма 1920-1950-х к реализму 1960-1990-х...» [1, с. 17-18]. Ставя перед собой трудную задачу найти ответ о месте в этой периодизации творческих методов самих писателей и их отдельных произведений, автор логично переходит к спорам вокруг художественного метода Е.И. Замятина и созданных им концепций неореализма и синтетизма.
Л.В. Полякова указывает на нетождест-венность понятий «неореализма» и «синтетизма», причем последнее - очевидно шире: «Неореализм - это путь, один из возможных путей реализации синтезирующих потенций искусства литературы» [1, с. 198]. Признавая яркое экспериментаторство Замятина во многих областях словесного искусства, исследователь все же склоняется к выводу о глубокой реалистической природе художественных достижений писателя, генетически связанных с традициями классической русской литературы.
В книге также впервые осуществляется полномасштабная попытка развеять-таки укоренившийся за долгие десятилетия в отечественной и мировой критике миф о Замя-тине-западнике, о его ориентированности на европейские модели общественного, полити-
ческого, философского, литературного развития, о «нерусскости» в целом его творческой манеры. Автору монографии напором веских аргументов удалось разрушить абсурдность и безосновательность этих застывших штампов и клише и убедительно доказать обратное: «скифство» Замятина, его органичную, не утраченную им ни в одном произведении «русскость», приверженность традициям народной культуры, вековым национальным духовным и эстетическим идеалам.
Л.В. Полякова подробно прослеживает основные вехи жизненного и творческого пути Е.И. Замятина, обращается к анализу художественного мира его «русских» повестей «Уездное», «На куличках», малоизвестной «романтической трагедии» «Атилла», а также отдельные главы посвящает «английским» произведениям, «интегральному» рассказу «Пещера» и знаменитому роману «Мы», споры вокруг которого не только с течением времени не утихли, но стали еще более острыми. Исследователь обращает внимание на неореалистический принцип построения «Мы», формулируя в итоге его «синтетичное» жанровое определение: «Отвергая теории производственно-технического бытия, Замятин написал свой антироманти-ческий литературно-художественный конспект, в котором с точностью им самим созданной Скрижали распределил роли, персонажей, записи» [1, с. 165].
Особое внимание автор акцентирует на плодотворных творческих отношениях Е.И. Замятина и другого выдающегося уроженца Тамбовской земли - критика А.К. Во-ронского, характеризуя их как «короткую, но яркую страницу литературной жизни первой половины 1920-х годов» [1, с. 140].
Книга Л.В. Поляковой ценна еще и тем, что представляет собой редкий по сегодняшнему времени образец яркой литературной полемики: тонкой, острой, ироничной, но в то же время очень корректной и доброжелательной по отношению к своим оппонентам. Л.В. Полякова на страницах своей книги не раз дискутирует с французским ученым Леонидом Геллером (кстати, частым гостем Тамбова, в чем-то с ним соглашаясь, на что-то возражая). Но главный спор ведется с теми публикациями, авторы которых фактически отказывают Замятину в праве быть крупнейшим русским писателем, стремятся свести все его наследие к упрощенной схеме политических, конъюнктурных соображений и
даже к никогда не существовавшей истории душевной болезни художника, сознательно при этом умалчивая об очевидных фактах его творческой и личностной биографии.
Нельзя не сказать и о том, что новая книга о Замятине - это не только безусловный личный успех ее автора, но и своеобразный итог почти десятилетней работы международного научного Замятинского центра в Тамбове, основателем и бессменным руководителем которого является профессор JI.B. Полякова, внесшая большой личный вклад в возвращение и изучение творческого наследия нашего земляка. На сегодняшний день она является одним из ведущих замяти-новедов России, чьи труды в этой области уже стали признанной классикой. Не случайно, профессор МГУ имени М.В. Ломоносова, доктор филологических наук Е.Б. Скороспе-лова посвятила свою монографию «Замятин и его роман «Мы» (М., 1999) «участникам замятинских тамбовских семинаров и их вдохновительнице Л.В. Поляковой». Этому же известному исследователю творческого опыта Е.И. Замятина принадлежат высокие слова, прозвучавшие на защите докторской диссертации H.H. Комлик в Тамбовском государственном университете, выполненной под руководством профессора Л.В. Поляковой.
Прямым следствием и доказательством того, что творческое вдохновение Л.В. Поляковой поистине неиссякаемо, а плодотворная работа «тамбовских семинаров» продолжается, можно считать выход в свет книги одного из их постоянных участников - елецкого ученого H.H. Комлик «Творческое наследие Е.И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры» (Елец, 2000). Монография представляет собой комплексное и целенаправленное исследование национальных истоков художественной системы одного из самых самобытных писателей XX столетия.
Проблема национальной выразительности творческого наследия Замятина совсем недавно обратила на себя внимание современных исследователей его творчества. Хотя, казалось бы, всегда лежала на поверхности, ибо не заметить ее невозможно. Замятин вошел в литературу, начиная с «Уездного», именно как яркий художник-бытописец русской провинции. Но на долгое время «русскость» Замятина заслонили политические и идеологические оценки его личности и твор-
чества. Время и критики беспощадно и беспочвенно ставили ярлыки, создавали стереотипы, формировали расхожие мнения и клише. В результате чего Замятин превратился в «европейца», «англичанина», «не русского по своей творческой манере художника». Монография H.H. Комлик ликвидирует этот крен в оценках и органично восполняет пробел относительно выявления национальных истоков поэтики замятинских произведений: «Укорененность творчества Е.И. Замятина в народной культуре обусловила и способ раскрытия уникальности его таланта - через анализ богатейшей системы народной поэзии, народных традиций, обычаев, мироощущения и миропонимания народа в их тесном внутреннем соотнесении с оригинальной художественной системой писателя» [2].
Лежащий в основе великой русской литературы мощный и плодородный, как чернозем, пласт народной культуры в прозе Е.И. Замятина подвергся тонкой, изящной обработке по всем правилам словесной «агрономии», в результате чего созрели сочные и яркие плоды в виде «русских повестей» «Уездное», «Алатырь», «На куличках». H.H. Комлик в своей книге пытается раскрыть секреты замятинской «селекции», выявить ее составные компоненты, обнаружить стадии многолетних экспериментов в области слияния разных видов и форм народной культуры в произведениях писателя, рожденного на благодатной черноземной Тамбовщине.
Исследователь убедительно доказывает, что образ русской провинции является тем самым интегральным образом, растворенном во всем творческом наследии Замятина. Складывается этот образ из множества граней народной культуры, корнями своими уходящей в язычество и мифологию. Русский дом, семья, любовь, природа, вера, мифы, история, философия, предания, обычаи, обряды, суеверия, русский бытовой уклад и даже русская кухня - все это, по мнению автора монографии, является основными составляющими национальной духовно-бытовой цивилизации.
H.H. Комлик по крупицам собирает артефакты народной эстетики и философии в произведениях Замятина, склеивая их в единую масштабную картину русского бытия. В книге поставлено и решено много новых проблем, касающихся именно поэтики замятинских произведений. Впервые выявлены
оригинальные модификации и вариации мотивов русского эпоса в известной «уездной» трилогии, на этом же примере интересно рассмотрена русская дьяволиада.
Никогда ранее столь подробно не производился и анализ рассказа «Знамение», в котором автор тонко выявляет его лебедянские приметы, проясняет историю отца Илариона Фокина, основателя «Ларивоновой пустыни» и иконы, которую Замятин называет «Ширь-шая Небес». В связи с этим нельзя не отметить, что впервые в монографии почти досконально освещены собственно лебедянские истоки образной и философско-художественной системы писателя, дающие возможность ощутить неповторимый воздух родины Замятина, насквозь пропитанный запахом медовых яблок. На каждой странице книги ощущается неповторимая атмосфера русской провинции, которую H.H. Комлик удалось воссоздать именно через расшифровку лебедянского кода замятинских произведений.
Новаторской и оригинальной можно считать главу о русском эросе. Эта тема до сих пор считается как бы негласно табуированной для исследователей, хотя сейчас начинается ее изучение на примере творчества Ивана Бунина. В замятиноведении - это новая проблема, которая, как оказалось, имеет широко разветвленную образную и философско-эстетическую символику во многих произведениях Замятина, в том числе в рассказе «Землемер» и «Рассказе о самом главном».
Е.И. Замятин вошел в историю русской и мировой литературы как создатель новых форм словесного искусства, как жесткий и беспощадный разрушитель косных, затвердевших и застаревших истин и догматов. В литературе он избрал для себя верный путь преодоления традиции через открытие в ее глубинах свежих, актуальных для жизни и искусства способов ее бытования.
Думается, что H.H. Комлик внесла большой научный вклад в разработку теории антижанров, возникшей в XX веке. Она обратила внимание на то, что Замятин был родоначальником не только мировой антиуто-пической традиции, но и активно экспериментировал над чисто русскими жанровыми формами, в частности, над жанром русской былины, преодолевая при этом традицию как со знаком «минус» (пародийное начало), так и со знаком «плюс» (усиление лирического начала). В целом можно говорить о том, что
научное исследование H.H. Комлик определяет и укрепляет очевидное направление в замятиноведении: изучение творчества писателя в контексте русской национальной культуры.
Если в книге H.H. Комлик Замятин предстает как национально выраженный художник, русское начало в творчестве которого зачастую выражено вещественно-материально, то в монографии Т.Т. Давыдовой «Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века» (М., 2000) писатель показан блестящим мыслителем и теоретиком, тонким знатоком и ценителем новейших философских идей, передовых достижений в области науки и техники.
Проблема творческой эволюции Замятина в столь широком контексте современной писателю русской литературы затрагивается впервые в отечественном замятиноведении. (Автор монографии использует иную терминологию для обозначения науки о Замятине и исследователей его творчества — замятини-стика и замятинисты).
Т.Т. Давыдова поставила перед собой серьезную теоретическую задачу: решить вопрос о сущности неореализма как идейностилевого течения начала XX века на примере творчества его главного идейного вдохновителя Е.И. Замятина. Его творчество рассматривается в тесном контексте с произведениями художников, чья проза близка к неореалистической: Пришвина, Булгакова, Пильняка, Чапыгина, Платонова, А.Н. Толстого, Сергеева-Ценского, Шмелева... Автор подчеркивает: «Неореализм трактуется... как литературное модернистское постсимволист-ское стилевое течение 1910-1930-х гг., основанное на неореалистическом художественном методе. В этом методе синтезированы черты реализма и символизма при преобладании последних» [3].
Монография базируется на новых архивных материалах, ранее не публиковавшихся, малоизвестных, редких документальных и художественных источниках с опорой на классические труды В.М. Жирмунского, Л.Я. Гинзбург, Ю.Н. Тынянова, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинского, а также работы отечественных и зарубежных замятиноведов.
Т.Т. Давыдова расчленяет творчество Замятина на три периода: 1908-1916, 1917— 1930 и 1931-1937, последовательно прослеживая трансформацию его художественного
стиля и философско-эстетической картины мира. Предметом пристрастного детального анализа стали как известные произведения Замятина («Уездное», «На куличках», «Алатырь», «Островитяне», «Мы»), так и редко упоминаемые на страницах современных исследований: «Атилла», «Огни св. Доминика», «Африканский гость», «Рождение Ивана», «Лев», «Часы», «Встреча», «Видение», «Стенька Разин», «Царь в плену».
Т.Т. Давыдова по праву считается одним из создателей современной концепции антижанров. В монографии она предлагает ее теоретико-литературное обоснование в соотношении с пародией и выдвигает собственную классификацию антижанров, которые подразделяет на комические, пародийные (сатирические «Мы», «Блоха», «Нечестивые рассказы» Е.И. Замятина, «О дивный новый мир» О. Хаксли, «1984» Дж. Оруэлла; юмористические дружеские пародии Ю. Левитан-ского) и серьезные, непародийные («Уездное» Е.И. Замятина, «Пророк» М.Ю. Лермонтова, «Ванька» А.П. Чехова, «В Сабурове» Л.Н. Андреева).
Как и Л.В. Полякова и Н.Н. Комлик, Т.Т. Давыдова обращает внимание на национальное своеобразие прозы писателя, высказывая глубокую мысль о том, что Замятин пытался «выработать русский национальный вариант стиля» [3, с. 89]. Но основной акцент в монографии сделан все-таки на выявление неореалистической доминанты в его прозе. Сциентизм и орнаметальность провозглашаются составными чертами замятинского стиля. Однако представляя в своей работе Замятина исключительно неореалистом, Т.Т. Давыдова невольно, думается, сужает «контекст» его творческой эволюции, вписывая творческое наследие писателя большей частью в историю неореализма, а не в историю русской литературы XX века.
Одним из самых спорных положений книги является, видимо, утверждение об атеизме Замятина как основе его философско-эстетического мировоззрения. Несмотря на оговорку автора о том, что атеизм писателя «сочетается у него с частичным приятием моральной и эстетической сторон православного мировидения» [3, с. 331], нельзя признать это положение весьма обоснованным, так как Замятин никогда - ни прямо, ни косвенно - не заявлял о своем личном отвержении Бога как такового и религии как таковой. Напротив, православные христианские цен-
ности, очищенные от затвердевшего панциря догматических предрассудков, признавались им единственно истинными. Костный нарост, которым они покрыты, всегда находится на поверхности, снаружи, поэтому и вскрывается в его произведениях в первую очередь, но не для того, чтобы разоблачить и осмеять скрытое внутри, но - чтобы освободить подлинное, главное и настоящее, то есть отделить те самые «зерна» от «плевел».
Из цитаты Е.И. Замятина, на которую ссылается Т.Т. Давыдова, вовсе не следует, что писатель называл себя атеистом: «В противоположность реалистам, изображавшим тело жизни, быта, - развивалось течение символистов. Символисты давали в своих произведениях широкие, обобщающие символы жизни <...>. Для них типичен религиозный мистицизм. Из сочетания противоположных течений - реалистов и символистов -возникло течение новореалистов, течение антирелигиозное, трагедия жизни - ирония. Неореалисты вернулись к изображению жизни, плоти, быта. Но пользуясь материалом таким же, как реалисты, т. е. бытом, писатели неореалисты применяют этот материал главным образом для изображения той стороны жизни, как и символисты» [4]. Этот фрагмент, как и другие вырванные из контекста творчества писателя высказывания, например: «...Неореалисты... не верят ни в Бога, ни в человека...» [4, с. 132-133], подтверждают только то, что Замятин всего лишь отрицал в неореализме доминирующее господство религиозных образов, имевших место у символистов.
Думается, нельзя не учитывать тот факт, что декларация идеи не всегда влечет за собой ее точное художественно-практическое воплощение. В идее всегда интересна крайность, в ней важен лозунг, который иногда в ущерб глубинному и многогранному замыслу художественных произведений - синтетичных уже по своей эстетической природе -нередко влечет за собой их упрощенное понимание и толкование. По этому поводу Л.В. Полякова в своей книге справедливо заметила: «... Бесспорно одно: многие теоретические выкладки писателя значительно расходились с его художественной практикой и с практикой всей русской литературы» [1, с. 203].
Особенного внимания заслуживают главы монографии, обильно насыщенные новой информацией о последнем этапе творчества Замятина, где писатель предстает в качестве
талантливого драматурга и киносценариста. В этом отношении книга Т.Т. Давыдовой подготавливает необходимый фундамент для последующих открытий художественных достижений наименее исследованного творческого периода Е.И. Замятина.
В.Н. Евсеев выпустил сразу две книги: монографию «Роман «Мы» Е.И. Замятина (жанровые аспекты)» (Ишим, 2000) и учебно-методическое пособие «Проза Е.И. Замятина (вехи творчества, поэтика, опыт анализа рассказа «Пещера») (Ишим, 2000). Наибольший интерес для исследователей представляет, безусловно, монография, посвященная роману «Мы». В ней впервые прослеживается история многолетней полемики о жанровом статусе утопии и антиутопии, выявляются классификационные признаки последней. Монография В.Н. Евсеева во многом подводит итог этим спорам и выводит решение данной проблемы на качественно иной уровень: антиутопия впервые исследуется вкупе с другими важнейшими составляющими поэтики романа: хронотопом,
лейтмотивами, повествовательными структурами. Символизация, четкое структурирование времени и пространства, внутреннего мира героя, сверхусловность, амбивалентность образов, диалогизированное и цитатное повествование - индивидуальные приметы художественного мира «Мы».
Автор справедливо отмечает, что выявление и изучение формальных признаков антиутопии в нашей стране связано прежде всего с публикацией романа Е.И. Замятина «Мы», который и стал классическим «эталонным» образцом этого сложного жанра. Его появление было обусловлено конкретными историческими реалиями XX века, ставшего главным катализатором возникновения нового жанрового образования, предпосылки к рождению которого были уже в более ранних историко-литературных эпохах. В.Н. Евсеев не ставит под сомнение ни правомерность употребления самого термина «антиутопия», ни его традиционное смысловое содержание, в основе которого лежит «принцип отрицания»: «Монофонизму литературной утопии был найден противовес -образ многообразной и незавершенной жизни, не укладывающейся в унифицированные, рациональные модели - рецепты всеобъемлющего счастья, равного для всех людей» [5].
Автор монографии, указывая на краеугольный камень современных дискуссий о
творческом стиле Е.И. Замятина, называющих его то модернистом (экспрессионистом), то реалистом, старается все-таки исходить из общих философских и эстетических концепций писателя. Такой объективный подход позволяет В.Н. Евсееву справедливо определить «Мы» как «роман-синтез» многих жанровых форм: антиутопии, фантастики, социально-философского, сатирического, полемического романов.
Учебно-методическое пособие «Проза Е.И. Замятина: вехи творчества, поэтика, опыт анализа рассказа «Пещера») (Ишим, 2000) актуально в плане исследования поэтики важнейшего для творчества писателя рассказа «Пещера», который анализируется с точки зрения жанрового синтеза, проявляющегося в художественно-стилевых особенностях произведения, его образах, композиции, сюжете, хронотопе.
Подводя итоги краткому обзору научных монографий, вышедших в 2000 году, необходимо признать, что наука о творчестве Е.И. Замятина находится в стадии подъема. Совершенно очевидно, что «возвращенные» русской литературе в конце 80-х годов XX века произведения писателя прошли труднейшую проверку временем, не утратив к себе интереса ни со стороны читателей, ни со стороны исследователей. Творческое наследие Е.И. Замятина, вступая в новый тысячелетний виток развития великой русской культуры, поднялось на качественно новую ступень, освободившись от сиюминутных и случайных, поверхостных и непрофессиональных, политических и идеологических суждений и оценок. Это означает, что творчество Замятина сегодня востребовано и актуально и волне может быть рассмотрено в «контексте» современности.
1. Полякова Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи. Тамбов, 2000. С. 22.
2. Комлик H.H. Творческое наследие Е.И. Замятина в контексте традиций русской народной культуры. Елец, 2000. С. 4.
3. Давыдова Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М., 2000. С. 17.
4. Замятин Е.И. Современная русская литература// Лит. учеба. 1988. № 5, 6. С. 135-136.
5. Евсеев В.Н. Роман «Мы» Е.И. Замятина (жанровые аспекты). Ишим, 2000. С. 42.
