CC BY
13УДК 81'373/21:101.9(3)
БЕЛЕНОВ Н.В.
МОКША-МОРДОВСКАЯ ТОПОНИМИЯ САМАРСКОЙ ЛУКИ В ЭТНОИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ
Ключевые слова: этническая история, мордва, топонимика, мокша-мордовские говоры, Самарская Лука
В статье рассматривается мокша-мордовская топонимия Самарской Луки, как источник дополнительных сведений по этнической и языковой истории мордовского населения полуострова, которая ещё во многом остаётся неясной. При анализе мокша-мордовских географических названий, географической лексики различных мокша-мордовских говоров Самарской Луки, оттопонимических фольклорных преданий, рассматриваются такие вопросы этнической истории мордвы Самарской Луки как исходная территория её расселения, время проникновения на Самарскую Луку, исторический ареал проживания на полуострове, этноязыковой состав мордовского населения Самарской Луки на различных этапах истории, этноязыковые контакты с группами иноязычного населения - прежде всего, русскоязычного и тюркоязычного. Также постулируются и интерпретируются с этноисторической точки зрения различия между группами мордовского населения Самарской Луки. Основной базой для исследования послужили полевые материалы автора.
BELENOV, N.V.
MOKSHA-MORDOVIAN TOPONYMY OF THE SAMARA LUKA IN THE ETHNOHISTORICAL CONTEXT
Key words: ethnic history, Mordva, toponymy, Moksha-Mordovian dialects, Samara Bend.
In the article considers the Moksha-Mordovian toponymy of Samara Bend as a source of additional information on the ethnic and linguistic history of the Mordovian population of peninsula, which is still largely unclear. In the analysis of the Moksha-Mordvin geographical names, geographical vocabulary of the various Moksha-Mordvin dialects of Samara Bend, toponymically folk tradition, addressed the issues of the ethnic history of the Mordva of the Samara Bend as the original territory of its settlement, the time of penetration to the Samara Bend, the historical range of accommodation on the Samara Bend, the ethno-linguistic composition of the Mordovian population of Samara Bend on various stages of history, ethno-linguistic contacts with groups of the foreign population, primarily Russian-speaking and Turkic-speaking. Also postulated and interpreted from ethnohistorical point of view the differences between the groups of the Mordovian population of the Samara Bend. The main basis for the study was the author's own field materials.
Самарская Лука - территория, уникальная во многих отношениях. Массив Жигулёвских гор, встав на пути волжских вод и заставив их изменить направление, превратил её в полуостров, обособленный от окружающих природно-климатических ландшафтов и этноязыковых общностей. Средневековое тюркоязычное население Среднего Поволжья метко отразило указанные особенности в названии для данной территории - Уртюбе, что в переводе означает «Остров гор» [1]. Проживающие на Самарской Луке этнотерриториальные группы населения, начиная с древнейших времён, развивались в относительной изоляции от окружающей этноязыковой среды, что приводило к формированию здесь на протяжении истории ряда уникальных для Самарского Поволжья историко-культурных комплексов, прослеживаемых археологически - белогорской археологической культуры, местных вариантов городецкой и именьковской археологических культур, памятников новинковского типа и т.д. [2].
В историческое время, когда различные географические, исторические и этнографические аспекты территории Самарской Луки получают отражение на страницах статистических документов, путевых описаний и отчётов академических экспедиций, здесь фиксируются три этнотерриториальные общности - русская, чувашская и мокша-мордовская, каждая из которых уникальна в своём роде и, вместе с тем, внутренне неоднородна.
Настоящая статья посвящена спорным вопросам этнической истории проживающей на Самарской Луке мордвы-мокши, для решения которых нами привлекаются данные топонимики. Цель исследования: интерпретация этнической истории самаролукской мордвы, исходя из данных мокша-мордовской топонимии полуострова.
Мокша-мордовская топонимия на Самарской Луке собиралась и анализировалась нами в течение полевых сезонов 2017 и 2018 годов. Работа велась во всех населённых пунктах Самарской Луки, где в настоящее время фиксируется мокша-мордовское население, а именно в сёлах Торновое и Шелехметь Волжского района Самарской области и в селе Бахилово Ставропольского района Самарской области. В ходе работы были собраны, систематизированы и проанализированы не только собственно географические названия, но и иные составляющие топонимического пространства мордвы-мокши Самарской Луки: географическая лексика, сравнительно-
сопоставительная, флористическая, фаунистическая и сельскохозяйственная лексика, топонимические предания [3].
Топонимический и сопутствующий лингвистический материал позволил сформулировать следующие положения относительно этнический истории мокша-мордовского населения Самарской Луки:
1. Носители мокша-мордовских говоров Самарской Луки не понимают носителей говоров иных мокша-мордовских диалектов, в результате чего полноценное общение между ними возможно лишь при посредстве русского языка. Мордовское население полуострова осознаёт значительное отличие местных говоров как от литературно-письменных мордовских языков, так и от их диалектов: «А у нас здесь свой язык, самаролукский. К нам из Мордовии приезжали - они его не понимают» (ПМА, Самарская область, Ставропольский район, село Бахилово, 2018) [16]. Для мокша-мордовских говоров Самарской Луки нами выявлены существенные морфологические, акцентологические, фонологические и лексические отличия от других мокша-мордовских диалектов. Если исходить из классификации мокша-мордовских диалектов А.П. Феоктистова, то самаролукские говоры демонстрируют наибольшую близость с выделяемым учёным смешанным диалектам мокша-мордовского языка, на который сильное влияние оказали эрзянские говоры [4]. При этом ряд характеристических особенностей мокша-мордовских говоров Самарской Луки не позволяют прямо включать их в состав смешанного диалекта. Для того, чтобы выделять отдельный самаролукский диалект мокша-мордовского языка пока, по нашему мнению, недостаточно данных. Поэтому в настоящее время можно ограничиться выводом о том, что мокша-мордовские говоры Самарской Луки среди выявленных мокша-мордовских диалектов стоят особняком.
2. В ходе исследований нами было выделено три мокша-мордовских говора на Самарской Луке: бахиловский (бытует в селе Бахилово Ставропольского района Самарской области, ранее распространялся также на прибрежный посёлок Бахилова Поляна), торновский (бытует в селе Торновое Волжского района Самарской области) и шелехметский (бытует в селе Шелехметь Волжского района Самарской области). Различия между мокша-мордовскими говорами Самарской Луки осознаются самими их носителями, при этом свободному общению между ними данное обстоятельство не препятствует.
3. При ряде общих характерных особенностей и свободном общении между носителями, мокша-мордовские говоры Самарской Луки имеют значительные отличия друг от друга, которые лежат, главным образом, в области лексики. Вкупе с рядом этнокультурных отличий, а также фольклорной традицией, бытующей в каждом из говоров [5], это позволяет высказать предположение о гетероморфном происхождении различных групп мордовского населения Самарской Луки.
4. Ряд топонимов Самарской Луки, относящихся к топонимическому пространству мокша-мордовских сёл, следует признать субстратными, немордовскими. Более всего подобных топонимов относится к окрестностям села Торновое (озеро Обкан, озеро Каль, урочище Елгуши). Географические названия Каль и Елгуши при этом могли быть адаптированы в мокша-мордовской этноязыковой среде с вторичной этимологизацией, однако ряд факторов (ареальный, сравнительно-сопоставительный, принцип семантического соответствия) не позволяют относить их к мокша-мордовским без дополнительной аргументации. Что же касается лимнонима Обкан, то в вопросе его происхождения мы солидарны с В.Ф. Барашковым, который полагает, что данное название восходит к иранским языкам [6].
5. Географическая лексика мокша-мордовских говоров Самарской Луки отличается значительным количеством заимствований из других языков. При этом количество и происхождение таких заимствований в каждом из говоров существенно отличается. Общим для всех говоров является термин буерак для обозначения жигулёвских оврагов, однако и он имеет различные вариации (так, в торновском говоре бытует форма баряк, которая служит здесь для обозначения не только оврагов, но и ручьёв; в шелехметском говоре бытует форма байарак, применительно только к оврагам). Возможно, данные отличия обусловлены различными путями заимствования. Тюркский географический термин буерак мог быть заимствован торновской мордвой у русского населения Самарской Луки, у которого для обозначения оврагов бытует форма барак (Подгоры (ПМА, Самарская область, Волжский район, село Подгоры, 2012), Ермаково [7]).
Шелехметская мордва могла заимствовать термин напрямую из тюркской этноязыковой среды. На русский источник заимствования для торновского термина, помимо фонетического сходства, указывает также относительно большее, по сравнению с другими мокша-мордовскими говорами Самарской Луки, количество заимствований из русского языка в географической лексике. Значительное распространение в торновском говоре имеет термин рипча, являющийся адаптированной формой русского термина репище. Для обозначения рек используется прямое заимствование из русского языка - река. При этом существенна и доля вероятных тюркизмов в торновском географическом лексиконе: это термин буа для обозначения рытых прудов и термин чанэ для обозначения колодцев (последний фиксируется только по данным топонимии, но в живой речи населения села Торновое в настоящее время не встречается). По-видимому, данные термины заимствованы в торновский говор из кыпчакских языков, хотя здесь нельзя исключать и сохранения лексической архаики, не только мордовского, но и общефинноугорского порядка [8]. В шелехметском говоре мокша-мордовского языка нами отмечено значительное число эрзянизмов (например, термин для обозначения колодцев - анксема) [9], при этом ряд терминов (например, термин река), как и в торновском говоре, заимствован из русского языка.
6. Наряду с этим, в самаролукских говорах мокша-мордовского языка встречается и ряд собственно мордовских архаизмов. Особенность сохранения лексической архаики в периферийных и изолированных языковых ареалах известна давно и подтверждена для мордовских языков в результате диалектологических полевых исследований [8; 10]. Как мы уже упоминали, к подобной архаике может относиться торновский географический термин буа. В бахиловском говоре мокша-мордовского языка в составе ряда топонимов сохраняется географический термин кура, который здесь имеет значение 'озеро; пруд'. Подобная семантика в финно-угорских языках является древнейшей, А. Альквист и П. Рахконен выделяют его из ряда гидронимов Центральной России [11; 12]. Однако в бахиловском говоре, по-видимому, значение термина было переосмыслено сравнительно недавно, поскольку в левобережном селе Старая Бинарадка, значительную часть мордовского населения которого составили переселившиеся на волжское Левобережье в начале XVIII века выходцы из Бахилово, бытует схожий термин - куре в значении «деревня; село», что находит надёжные параллели в ряде других мордовских говоров региона. Интересно отметить, что, в целом, корпус географической лексики самаролукской мордвы в левобережных сёлах сохраняется (ПМА, Самарская область, Красноярский район, село Старая Бинарадка, 2019; ПМА, Самарская область, Красноярский район, село Молгачи, 2020).
7. Заслуживает внимания факт отсутствия в мокша-мордовских говорах Самарской Луки заимствований из чувашского языка (по крайней мере, в ходе полевых исследований нами не выявлено ни одного такого заимствования), хотя мордовские и чувашские деревни издавна соседствовали на территории полуострова, а межэтнического антагонизма между их жителями отмечено не было [13]. Данный факт тем более обращает на себя внимание, что в рассматриваемых говорах содержится существенное количество заимствований из тюркских кыпчакских языков, с носителями которых на Самарской Луке мордовские поселенцы исторически не соседствовали. Кроме того, нами отмечены факты параллельного существования различных названий у чувашей и у мордвы для одних и тех же географических объектов, без калек и переводов. Например: урочище Чуракайка (место бывшей одноимённой чувашской деревни) у торновской мордвы называется Шре-Паксе, что значит «Стол-Поле» (ПМА, Самарская область, Волжский район, село Торновое, 2017) [16]. Данный вопрос также может быть значительно прояснён при всестороннем исследовании чувашских говоров Самарской Луки.
8. Согласно местным оттопонимическим преданиям, мордовское население проживает на Самарской Луке издревле, районы прежнего проживания предков информаторы назвать не могут, что резко контрастирует с топонимическими преданиями левобережной мордвы Самарского Поволжья, в среде которой веками сохраняется память о прежних местах жительства предков [3]. Бахиловская мордва при этом связывает приход своих предков на Самарскую Луку с татарами [5], что находит косвенное подтверждение на археологически материалах.
Нами отмечено также новейшее переосмысление истории мордовского населения полуострова, бытующее, главным образом, в среде недавних эрзянских переселенцев в село Рождествено и другие русские населённые пункты Самарской Луки. Согласно этому преданию, мордва на Самарской Луке появилась совсем недавно - в середине XX века, после переселения из
прибрежных районов Татарстана, при затоплении их водами Куйбышевского водохранилища (ПМА, Самарская область, Волжский район, село Подгоры, 2020) [16]. Следует отметить, что данное предание может являться достоверным лишь для представителей нескольких эрзянских семей, присутствие же мокша-мордовского населения на Самарской Луке документально подтверждается с начала XVII века.
Анализ мокша-мордовской топонимии Самарской Луки позволил установить ряд объективных фактов этноязыковой истории данной этнотерриториальной группы:
- язык мокшан Самарской Луки значительно отличается от всех известных диалектов мокша-мордовского языка;
- топонимная лексика - как и лексика вообще - различных мокша-мордовских говоров Самарской Луки имеет отличительные особенности в рамках каждого говора, что свидетельствует о гетероморфности формирования и развития различных групп мордовского населения на полуострове;
- топонимная лексика ряда говоров (прежде всего - шелехметского) содержит значительное число эрзянизмов, что позволяет предполагать участие эрзянского этнического элемента в этногенезе самаролукской мордвы на раннем этапе её истории.
Вместе с тем, только опираясь на данные топонимики, нельзя сделать однозначного вывода о том, где искать «прародину» самаролукской мордвы. Исходя из комплекса данных о рассматриваемой этнотерриториальной группе мордвы, можно наметить три вероятных варианта, из которых мы отдаём предпочтение первому.
1. Предками мордвы Самарской Луки является мордовское население Самарского Поволжья периода Золотой Орды, оставившее такие археологические памятники как Барбашинский и Муранский могильники [14].
2. Мордва пришла на Самарскую Луку относительно поздно, на рубеже XVI - XVII веков с территорий, ныне входящих в состав Пензенской и Саратовской областей [15].
3. Мордва на Самарскую Луку переселялась в период Казанского ханства - в том числе, с территорий, входящих ныне в состав Республики Татарстан и Ульяновской области. Связь бахиловской мордвы с рядом мордовских населённых пунктов Казанского Поволжья постулируется в ряде архивных документов [13].
Возвращаясь к тезису о гетероморфности этноисторического развития различных групп мордовского населения на полуострове, заметим, что нельзя исключать вероятности того, что рассмотренные варианты могли иметь место в комплексе.
Литература и источники
1. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.2: Извлечения из персидских сочинений. -М-Л.: Наука, 1941. - 307 с.
2. Васильев И.Б., Матвеева Г.И. У истоков истории Самарского Поволжья. - Куйбышев: Куйбышевское книжное издательство, 1986. - 233 с.
3. Беленов Н.В. Мокша-мордовская топонимия Самарской Луки. - Самара: Порто-принт, 2018. - 200 с.
4. Феоктистов А.П. Диалекты мордовских языков // Mordwinisches Worterbuch. Helsinki, 1990. Bd.l. S. LX - LXXXV.
5. Рощевский Ю.К. Народная проза Самарской Луки. - Тольятти: Лит. агентство В. Смирнова, 2002. - 359 с.
6. БарашковВ.Ф., Дубман Э.Л., Смирнов Ю.Н. Самарская топонимика. - Самара: Изд-во Самарского ун-та, 1996. - 192 с.
7. ЕмельяновМ.А. Жигулёвская «кругосветка». - М.-Куйбышев: Куйбышевское краевое издательство, 1935. - 146 с.
8. Терентьева О.П. Гидронимы Ветлужско-Вятского междуречья (потамонимы): дисс. ... канд. филол. наук. - Йошкар-Ола, 1994. - 202 с.
9. Беленов Н.В. Эрзянизмы мокшанских говоров Самарской Луки в этноисторическом контексте// Историко-культурное наследие народов Урало-Поволжья. - 2018. - №2. - С. 120-125.
10. Цыганкин Д.В. Мордовская архаическая лексика в топонимии Мордовской АССР // Ономастика Поволжья. - Саранск, 1976. - Вып. 4. - С. 167-171.
11. Альквист А. Меряне, не меряне// Вопросы языкознания. - 2000. - №2. - С. 15-35.
12. Рахконен П. Границы распространения меряно-муромских и древнемордовских гидронимов в верховьях Волги и бассейне Оки// Вопросы ономастики. - 2012. - №1. - С. 5-42.
13. СмирновЮ.Н., ДубманЭ.Л., БарашковВ.Ф., АртамоноваЛ.М. Самарская Лука в XVI - начале ХХ вв. - Самара: Самарский университет, 1995. - 200 с.
14. Сташенков Д.А. Новые археологические исследования на территории города Самары. - Самара: Издательство Ас Гард, 2012. - 136 с.
15. МалковаН.М. Погребальный обряд и инвентарь могильников эрзи и мокши XVI - начала XIX вв. Дисс. ... канд. ист. наук. - Самара, 2000. - 330 с.
16. ПМА - полевые материалы автора, собранные в течение полевых сезонов 2017, 2018, 2019 и 2020 годов в мокша-мордовских и русских сёлах Волжского, Ставропольского и Красноярского районов Самарской области.
References and Sources
1. Tizengauzen V.G. Sbornik materialov, otnosyashchihsya k istorii Zolotoj Ordy. T.2: Izvlecheniya iz persidskih sochinenij. - M-L.: Nauka, 1941. -307 c.
2. Vasil'ev I.B., Matveeva G.I. U istokov istorii Samarskogo Povolzh'ya. - Kujbyshev: Kujbyshevskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1986. - 233 s.
3. Belenov N.V. Moksha-mordovskaya toponimiya Samarskoj Luki. - Samara: Porto-print, 2018. - 200 s.
4. Feoktistov A.P. Dialekty mordovskih yazykov // Mordwinisches Worterbuch. Helsinki, 1990. Bd.l. S. LX - LXXXV.
5. Roshchevskij Yu.K. Narodnaya proza Samarskoj Luki. - Tol'yatti: Lit. agentstvo V. Smirnova, 2002. - 359 s.
6. Barashkov V.F., Dubman E.L., Smirnov YU.N. Samarskaya toponimika. - Samara: Izd-vo Samarskogo un-ta, 1996. - 192 s.
7. Emel'yanov M.A. ZHigulyovskaya «krugosvetka». - M.-Kujbyshev: Kujbyshevskoe kraevoe izdatel'stvo, 1935. - 146 s.
8. Terent'eva O.P. Gidronimy Vetluzhsko-Vyatskogo mezhdurech'ya (potamonimy): diss. ... kand. filol. nauk. - Joshkar-Ola, 1994. - 202 s.
9. Belenov N.V. Erzyanizmy mokshanskih govorov Samarskoj Luki v etnoistoricheskom kontekste// Istoriko-kul'turnoe nasledie narodov Uralo-Povolzh'ya. - 2018. - №2. - S. 120-125.
10. Cygankin D.V. Mordovskaya arhaicheskaya leksika v toponimii Mordovskoj ASSR // Onomastika Povolzh'ya. - Saransk, 1976. - Vyp. 4. - S. 167171.
11. Al'kvist A. Meryane, ne meryane// Voprosy yazykoznaniya. - 2000. - №2. - S. 15-35.
12. Rahkonen P. Granicy rasprostraneniya meryano-muromskih i drevnemordovskih gidronimov v verhov'yah Volgi i bassejne Oki// Voprosy onomastiki. - 2012. - №1. - S. 5-42.
13. Smirnov Yu.N., Dubman E.L., Barashkov V.F., Artamonova L.M. Samarskaya Luka v XVI - nachale HKH vv. - Samara: Samarskij universitet, 1995. - 200 s.
14. Stashenkov D.A. Novye arheologicheskie issledovaniya na territorii goroda Samary. - Samara: Izdatel'stvo As Gard, 2012. - 136 s.
15. Malkova N.M. Pogrebal'nyj obryad i inventar' mogil'nikov erzi i mokshi XVI - nachala XIX vv. Diss. ... kand. ist. nauk. - Samara, 2000. - 330 s.
16. PMA - polevye materialy avtora, sobrannye v techenie polevyh sezonov 2017, 2018, 2019 i 2020 godov v moksha-mordovskih i russkih syolah Volzhskogo, Stavropol'skogo i Krasnoyarskogo rajonov Samarskoj oblasti.
БЕЛЕНОВ НИКОЛАИ ВАЛЕРЬЕВИЧ - кандидат педагогических наук, доцент Самарского государственного социально-педагогического университета (belenov82@gmail.com)
BELENOV, NIKOLAY V. - Ph.D. in Pedagogic Science, Associate Professor, Samara State University of Social Sciences and Education.
УДК 391.7
ЯКОВЛЕВА К.М. ОТРАЖЕНИЕ НАРОДНЫХ ЗНАНИЙ ЯКУТОВ В ОРНАМЕНТИКЕ ТРАДИЦИОННЫХ УКРАШЕНИЙ2
Ключевые слова: якуты, Якутия, украшения, орнамент, растительный орнамент, сардана, myp^hyH, этномедицина, народные знания.
Статья посвящена отражению народных знаний якутов в области медицины в традиционной орнаментике металлических украшений, в частности цветочному мотиву в растительном орнаменте. Орнаментика якутских украшений имеет многочисленные вариации, появившиеся непосредственно внутри якутской культуры, а также заимствованные мотивы, которые получили местные названия и новую трактовку. Некоторые из символических знаков имеют универсальный характер и известны с глубокой древности на обширной территории. Одним из сохранившимся в наши дни орнаментов является растительный, который, в свою очередь, связан с идеей плодородия и процветания. Данный орнамент, в основном, используется на женских украшениях, как символ зарождения жизни и продолжения рода. Вероятно, прообразом растительного орнамента для мастеров служили самые яркие и значимые цветы в якутской культуре - «сардаана» и «ньургуhун», которые являются символами женственности, красоты, грации, пробуждения и расцвета природы. Для якутов они имели не только сакральное значение, но и являлись также средством лечения. Необходимо отметить, что эти же цветы являются частью системы жизнеобеспечения якутов, как одна из составляющих традиционной пищи и этномедицины.
YAKOVLEVA, K.M.
REFLECTION OF YAKUT FOLK KNOWLEDGE IN THE ORNAMENTATION OF TRADITIONAL JEWELRY
Keywords: Yakuts, Yakutia, jewelry, ornaments, floral ornaments, Sardana, Nyurguhun, ethnomedicine, folk knowledge.
The article is devoted to the reflection of Yakut folk knowledge in the field of medicine in the traditional ornamentation of metal jewelry, in particular, the floral motif in floral ornaments. The ornamentation of Yakut jewelry has numerous variations that appeared directly within the Yakut culture and borrowed motifs that received local names and a new interpretation. Some of the symbolic signs have a universal character and are known from ancient times on a vast territory. One of the ornaments that has survived to this day is the floral one, which in turn is associated with the idea of fertility and prosperity. This ornament is mainly used on women's jewelry, as a symbol of the birth of life and procreation. Probably, the masters used the prototype of plant ornaments, in particular flowers, the brightest and most significant flowers in the Yakut culture - "Sardaana" and "Nyurguhun", which are symbols of femininity, beauty, grace, awakening and flowering of nature. Among the Yakuts, they had not only a sacred meaning, but were also a means of treatment and food. It should be noted that these same flowers are part of the Yakut life support system, as one of the components of traditional food and ethnomedicine.
2 Работа выполнена в рамках Гранта РФФИ 19-09-00361 «Растения в традиционной медицине и в системе питания коренных народов Якутии, перспективы их использования в настоящее время: этнография, этнолингвистика и этнофармакология»; The work was carried out under the RFBR Grant 19-09-00361 "Plants in traditional medicine and in the nutrition system of the indigenous peoples of Yakutia, prospects for their use at the present time: Ethnography, ethnolinguistics and ethnopharmacology"
