CC BY
32
С. М. Елисеев
МОДЕРНИЗАЦИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫХ МАТРИЦ
В статье исследуются проблемы институциональных основ и моделей политических процессов, влияния исторически сложившихся социальных институтов, культуры и национального менталитета на процессы модернизации общества. Автор приходит к выводу о том, что в современных российских условиях есть опасность встать на путь мобилизационного развития, который ведет к торможению институциональных изменений и политическому застою.
Ключевые слова: политические институты, институциональная матрица, типы общественного развития, российское общество, модернизация.
Исследование институциональных основ и модели политических процессов имеет важное значение для понимания механизмов и закономерностей политического развития. Особую актуальность данная тема приобретает в контексте очередной попытки российской элиты перейти от устойчивого мобилизационного развития, основанного на эффективном использовании природных ресурсов, к устойчивому инновационному развитию, основанному на эффективном развитии и использовании человеческого и информационного капитала. Несмотря на последовательные и убедительные призывы руководства страны к переходу на инновационный курс развития Россия продолжает отставать от развитых стран, более того, этот разрыв увеличивается (см.: Национальные инновационные системы..., 2006, с. 170).]
В общественной мысли сформировались три парадигмы, позволяющие искать ответ на вопрос о путях и методах модернизации современного российского общества. Сторонники первого подхода в объяснении процессов концентрируют внимание на пусковом механизме изменений — агентах, которые запускают процесс. В рамках второй теоретической парадигмы предмет исследования — национальные особенности, мешающие «чистоте» реакции. Наконец, в рамках третьего подхода акцент сделан на мировой системе, в которой экзогенные условия и механизмы изменений не менее существенны, чем эндогенные (см.: Ядов).
В рамках активистской парадигмы ответ на вопрос путях и методах модернизации современного российского общества надо искать в области сопоставления реальных практик народов, поскольку
© С. М. Елисеев, 2011
именно практики непосредственно созидают, или же трансформируют социальные структуры. Компаративный анализ систем ценностей позволяет приблизиться к ответу с учетом того, что не ценностные приоритеты данной культуры как таковые, но ценностные ориентации людей потенциально реализуются в их практиках. Именно потенциально, так как наше поведение далеко не всегда согласуется с собственными ценностными ориентациями (см.: Ядов, www.isras.ru/blog_modern_1).
В мировой и отечественной науке активно обсуждается проблема влияния исторически сложившихся социальных институтов, культуры и национального менталитета на процессы модернизации. Предложенная К. Поланьи концепция зависимости социально-экономических изменений от исторически пройденного пути и идея о том, что система институтов каждого конкретного общества образует своеобразную «институциональную матрицу», являются основой дискуссий относительно будущего народов и государств в ми-росистеме (Ро1апу^ 1977).
Теория институциональных матриц исходит из системного характера общества, а фокус исследования направлен на то, как разные типы социальных отношений поддерживают и взаимодополняют друг друга, объективно ограничивая возможности изменений, не учитывающих эту внутреннюю связь элементов и целого. Теория институциональных матриц фокусирует внимание на исторически устойчивых и постоянно воспроизводящихся в практике людей социальных отношениях. Складываясь в истории развития общества и государства, эти отношения эволюционно закрепляются, представляя собой институционально-организационную деятельность человека, направленную на сохранение социального порядка и исторической устойчивости социума. Такие отношения называются базовыми институтами в отличие от всего множества социальных отношений, возникающих и пропадающих в ходе человеческой истории. Они образуют своеобразный институциональный каркас общества.
По определению Д. Норта, институциональная матрица общества представляет собой свойственную ему базисную структуру прав собственности и политическую систему и включает в себя политические институты, определяющие, каким образом происходит артикуляция и агрегация интересов, экономические структуры, которые определяют формальные экономические стимулы, а также социальные структуры, которые определяют нормы и правила социального взаимодействия (Норт, 2010, с. 150-151). Матрица отражает убеждения и ценности, сформировавшиеся в обществе в про_ 39
ПОЯИШЭКС. 2011. Том 7. № 3
цессе исторического развития относительно ограничений, существующих в настоящем или способных изменить правила игры в будущем (Там же, с. 79). Институциональная матрица обеспечивает взаимосвязанное функционирование основных общественных подсистем (экономики, культуры, политики) и ограничивает возможности акторов вносить произвольные изменения в процессы функционирования и развития социума.
В основе институциональной матрицы лежит культура общества. Культурная составляющая матрицы (ее социокультурный код) создает модели принятия решений и определяет принципы построения институциональной структуры. Структура отражает убеждения агента, способного определять правила игры. Внедрение этих правил будет приводить к определенному результату в соответствии с желанием агента, которые могут быть направлены как на создание монополии, так и конкуренции. Институциональная структура принуждает к определенным социальным отношениям, моделям поведения, способам легитимации и осуществления власти.
В контексте теории институциональных матриц ответ на вопрос о путях и методах модернизации современного российского общества надо искать в исследовании исторических условий и закономерностей формирования его институциональной матрицы и способностей нынешнего поколения создать новый алгоритм модернизации, адекватный вызовам современности. Эмпирически проблема переводится в плоскость компаративных межкультурных исследований. Анализ данных о национальных структурах ценностей, социальных и политических институтах, устоявшихся социальных практиках способен выявить особенности институциональной матрицы российского общества и ответить на вопрос о возможности ее изменения в современных условиях.
Как свидетельствует история, социальный порядок может быть достигнут посредством как авторитарного, так и демократического правления. Авторитарное правление является наиболее адекватным режимом, обеспечивающим мобилизационный тип развития. Ключевыми характеристиками системы мобилизационного развития выступают централизация и жесткая иерархизация управления, основанные на государственном принуждении и насилии по отношению к групповым и личным интересам, приоритет политического фактора над экономическим, низкий уровень общественного контроля за деятельностью политических институтов. В основе мобилизационного типа лежит принцип опережающего в развития политических институтов по отношению к экономическим и социальным институтам. В данном типе экономические и социокультурные факторы играют второстепенную роль по отношению к политическим.
Мобилизационный тип развития создает соответствующую институциональную и социальную структуры общества, которые выступают инструментом решения особых задач в условиях ограниченных ресурсов. Ограниченность ресурсов в сочетании с желанием скорейшего достижения результатов стимулирует формирование достаточно жесткого каркаса институциональной структуры, способного в сжатые сроки аккумулировать ресурсы и мобилизовать массы на коллективные действия.
Мобилизационной тип, как правило, не предполагает создание широкой социальной базы общественным преобразованиям, поскольку большинство социальных групп либо вообще, либо частично не разделяют ценности и установки правящей элиты на модернизацию общества. Большинство групп населения осознает, что ни при каких условиях не сможет прийти к власти, которая концентрируется в руках узкой группы элиты и служит ей для решения конкретных задач. Новые институциональные изменения и структуры имеют либо незначительную социальную поддержку, либо полностью отторгаются, что приводит в действие известный механизм циклических изменений, когда реформа сменяется контрреформой, на смену реформаторам приходят консерваторы.
Инновационный тип развития предполагает определенное соответствие между стоящими перед обществом потребностями и существующими ресурсами. Исторически ему соответствует система демократического правления. Сами демократические институты выступают своеобразной инновацией по отношению к предшествующим авторитарным структурам власти и управления. Это утверждение не исключает возможности развития демократических институтов и в условиях мобилизационного развития. Но в этом случае они имеют крайне нестабильный характер и подвержены авторитарной эрозии.
В основе инновационного типа лежит принцип опережающего инвестирования в развитие экономики и человека. В этом типе экономические и культурные факторы играют доминирующую роль по отношению к политическим. Государство и общество выступают равноправными партнерами в инновационном процессе, а с точки зрения теории организации инновационный тип предполагает большую свободу экономических агентов и политических акторов, что приводит к развитию самоорганизации и децентрализации управления. Инновационный тип предполагает создание новой институциональной структуры элитообразования (см.: Гаман-Голутвина, 2006). Система инновационного развития предполагает появление новых социальных групп, непосредственно заинтересо-
ванных в этом процессе и связывающих с ним перспективы постепенного прихода к власти.
Применительно к российскому обществу можно утверждать, что на протяжении многих столетий мобилизационный тип является определяющим в ее истории. Развитие происходит под влиянием экзогенных преобразований во внешней среде в условиях ограниченности ресурсов и конкуренции, неразвитости внутренних эндогенных факторов. Это обстоятельство, на наш взгляд, имеет ключевое значение для понимания сложившейся институциональной матрицы, определяющей культуру и темпы институциональных изменений, способы легитимации и осуществления власти, рекрутирования элит и т. д.
Началом формирования российской институциональной матрицы, по нашему мнению, можно считать Х век. Большинство европейских народов уже приняло христианство, в Азии распространяется ислам, а славянские племена все еще остаются язычниками. Принятие христианства заложило основы нового мировоззрения, сформировало новую систему убеждений и представлений о мире, социальном порядке и месте человека в нем. Частью нового мировоззрения стало убеждение об отсталости славянских народов от народов Западной Европы, поскольку последние пришли к христианству раньше славянских племен. В результате в сознании элит славянских народов сложились убеждения о необходимости догнать в будущем ушедшие вперед народы Западной Европы. Эта представление получит распространение и в русской культуре. В ней оно займет со временем едва ли ни центральное место и станет предметом жарких споров и дискуссий на многие столетия, а в кризисные и переломные периоды истории во многом будет определять стратегии общественного развития, выбор средств и методов достижения целей. Развитие Европы и России происходило параллельно и геополитически, и геоэкономически, и геокультурно.
Российское общество во все времена испытывает внутреннюю потребность следовать Западу, рассматривать все внутренние проблемы и конфликты в сравнении с Западом, одновременно защищая собственные культурные традиции от тотального подчинения европейской культуры. Русский историк С. М. Соловьев писал, что Россия и Европа одновременно начали движение по исторической дороге, однако вследствие существенных различий в условиях развития — чрезвычайно неблагоприятных в случае России — при равенстве внутреннего потенциала последняя развивалась медленнее, что стало причиной разницы в историческом возрасте между Россией и ее европейскими соседями в два века (Соловьев, 1989, с. 426-427). В условиях конкуренции с ушедшей вперед Евро-
пой Россия была вынуждена форсировать развитие, чтобы не стать жертвой «более взрослых» народов. «Юный народ, долженствовавший заимствовать... плоды цивилизации, осужден был гнаться за ними без отдыха, со страшным напряжением сил» (Там же, с. 462).
Представление о том, что Европа ушла значительно вперед по сравнению с Россией, усилилось и переросло в убеждение правящей элиты после освобождения от татаро-монгольского ига, когда встал вопрос о путях дальнейшего развития общества и построения национального государства. Именно тогда складывается институциональный каркас общества, включающий в себя политические институты, определяющие способы артикуляция и агрегация интересов, экономические структуры, экономические стимулы, нормы и правила социального взаимодействия. Таким образом, геокультурное воздействие Европы на Россию стало одним из важнейших факторов не только образования институциональной матрицы, но и тенденций ее институциональных изменений. «Оно прослеживается не только в западничестве и "выборе свободы и демократии": внимательный анализ славянофильских, самобытнических, евразийских, патриотических, националистических и т. п. взглядов свидетельствует о не меньшей референтности европейской и западной традиции в антизападнических воззрениях. Это выражается прежде всего в неосознанном принятии Европы (а со временем — и США) в качестве точки отсчета, главного оппонента, единственного культурного конкурента, того, от чего Россия принципиально отличается (разумеется, в лучшую сторону)» (см.: Розов, 2006).
Хотя геокультурное и геополитическое воздействие Европы на Россию является общепризнанным фактом, это не дает оснований предполагать, что их институциональные матрицы могут быть сегодня похожи друг на друга. Наоборот, под влиянием долговременных экономических, политических и культурных факторов исходные институциональные различия только усилились и укрепились. За последние 500-800 лет Западная Европа превратилась из отсталого в один из развитых регионов мира. Россия за аналогичный период достигла более скромных результатов. Заимствовав плоды западной цивилизации, непрерывно гонясь за ней со страшным напряжением сил, демонстрируя череду взлетов и падений, она продолжает отставать от развитых стран мира, в число которых вошли уже не только европейские, но азиатские и североамериканские государства.
Но не загнали ли мы себя в институциональную ловушку, создав по-своему уникальный механизм мобилизационного развития, демонтаж которого становится все менее возможным по причине предельно высоких транзакционных издержек и политических рис_ 43
ПОЯИТЭКС. 2011. Том 7. № 3
ков, неизбежных при осуществлении данной операции? В условиях мобилизационного развития его инициатором и движущей силой выступает государство. Оно берет под свой контроль имеющиеся ресурсы и создает новые институциональные ограничения деятельности остальных акторов и институтов. В результате складывается институциональная среде, в которой государство одновременно становится основным экономическим агентом и политическим актором, что на практике означает соединение политической и экономической власти в одном институте, утверждение зависимости развития институтов собственности от институтов власти (Ильин, Ахиезер, 1997). При этом власть всегда остается первичным, а собственность — вторичным образованием. Как писал Е. Т. Гайдар, «власть вечно занята добыванием для себя собственности, в основном за счет передела уже имеющейся (Гайдар, 1997, с. 2). По этой причине в системе отсутствуют действенные экономические стимулы развития собственности, но развиваются политические практики передела уже имеющейся.
Роль государства в процессе модернизации в России во многих отношениях отличается от роли государств на Западе и на Востоке. «С одной стороны, российское государство есть сила, инициирующая эволюционные изменения, а с другой — представляет собой инертную структуру, мало соответствующую природе глубинных социальных преобразований как таковых и блокирующую естественное разрешение назревших противоречий. В модернизационных усилиях государства общество, хозяйственный строй, культура и т. п. всякий раз выступают лишь в качестве объекта преобразования, но никогда — в качестве его опоры или стимула к изменениям. Их активный потенциал оказывается невостребованным. Накопленные за предшествующий период культурные и экономические силы общества отрицаются как ненужные, отжившие, негодные для дела обновления» (Пантин, Лапкин, 1998, с. 40).
В результате ресурсы мобилизационного развития постепенно иссякают, что создает предпосылки к торможению институциональных изменений, появлению признаков стагнации и последующего кризиса политического режима, выходом из которого становится либо стратегия реализации консервативной политики, направленной на сохранение достигнутого социального и политического порядка, либо смена элит и новые планы модернизации с учетом предшествующих ошибок и накопленного знания. В любом случае глубина институциональных изменений не затрагивает исходной матрицы, что обеспечивает ее постепенное восстановление или коррекцию с учетом изменившихся условий.
Встав этот путь, Россия не может с него сойти уже в течение не-
скольких столетий. За этот период государство как институциональная форма власти существенно окрепло, освоило технологии и методы мобилизации, накопило опыт легитимации и проведения социальных реформ. Сложилась система «русской власти» как комплекс устойчивых и воспроизводящихся отношений, отличающийся отсутствием всяких ограничений, «сдержек и противовесов», а также устоявшейся привычкой делать ставку на принуждение и насилие (Пивоваров, 2006). Когда имеет место институционально оформленное доминирование интересов одного актора, сочетающееся с искусственно ограниченной конкуренцией, все остальные акторы лишаются стимулов для инвестиций в новые знания и навыки. Как следствие, они деградируют, теряют способность инициировать новые институциональные изменения. Результат — образование стабильных структур (Норт, 2010, с. 96), предрасположенных к торможению институциональных изменений и последующей стагнации. Заинтересованы в торможении институциональных изменений созданный самим государством бюрократический аппарат и тесно связанные с ним привилегированные группы интересов. Следствие — институциональная и социальная стабильность при относительно низких темпах экономического роста, которые со временем падают и перестают удовлетворять потребности правящей элиты. Социум входит в фазу очередного кризиса, в нем формируется новый социальный запрос на реформы и модернизацию. Но принятие стратегического решения о модернизации принимается со значительным опозданием уже как запоздалая реакция на кризис или стагнацию. Отсюда — завышенные ожидания быстрого выхода из кризиса, снижения уровня неопределенности и риска, что приводит к форсированию институциональных изменений, но в недостаточном объеме (Не11тап, 1998, р. 203-234). В обществе формируется новый запрос на социальный порядок и стабильность, но уже на авторитарной основе, что приводит к замедлению реформ и подрыву веры в эффективность новых институтов. В общественном сознании укрепляются убеждения в их исторической неэффективности, постепенно возвращаются прежние институциональные практики, адаптированные к новым историческим и социальным условиям.
Можно ли изменить исторически сложившуюся матрицу? Если да, то каким образом? По нашему мнению, принципиальных препятствий для изменения институциональной структуры общества нет. Культура российского общества не содержит принципиальных ограничений для развития демократии и инновационного развития. На первый план выходят не столько технологические, экономические или политические вопросы, сколько социокультурные.
Переход от мобилизационного к инновационному развитию должен иметь эволюционный характер и не сопровождаться радикальными реформами и потрясениями. Как свидетельствует мировой опыт, успешное проведение реформ и сохранение в течение длительного периода курса на экономическое развитие предполагает, прежде всего, изменение мировосприятия людей, их ценностей и убеждений, моделей принятия стратегических решений. Институциональные изменения без культурных не могут привести к желаемому результату. Простое заимствование чужых институциональных структур не приводит к автоматическому изменению мировоззренческих основ общества. Как свидетельствует успешный опыт изменения институциональной матрицы стран Западной Европы и ряда стран Юго-Восточной Азии, начинать надо не с политических, а социокультурных факторов (Линдсей, 2002, с. 272-289; Harrison, 1992). Современным обществам «присущи ярко выраженные культурные особенности, сохраняющиеся в течение длительного времени и оказывающее заметное влияние на их политическое и экономическое функционирование» (Инглхарт, 2002, с. 108). Все попытки «стереть» в процессе модернизации культурные особенности ради достижения универсального порядка не создают новых дополнительных стимулов к социальному и политическому развитию. Несмотря на модернизацию, самобытность культуры, обусловленная религиозными традициями, сохраняет свое значение.
Структура ценностей и норм российского общества сейчас не в силах поддержать институциональные изменения. В этом плане мы разделяем мнение российских ученых, считающих, что в России в настоящее время нет достаточных оснований для перехода к инновационному развитию (Круглый стол..., 2010, с. 128-145), а «в шкале ценностей так называемой правящей элиты на деле первенствуют стяжательство, карьеризм, власть. Для бюрократии, сомкнувшейся с крупным бизнесом, это и есть то "лучшее", что партия власти стремится "сохранить и приумножить" под флагом консервативной идеологии. В массовом сознании россиян преобладают "традиционалистские" ценности — следование привычному, боязнь перемен, патерналистские ожидания. Политика властей не способствует формированию сознания "модернистского" типа — с ориентацией на индивидуальную свободу, инициативу и предприимчивость. Трудно рассчитывать на модернизацию общества без социальных инноваций, поднимающих уровень культуры, нравственности, возвышающих человека» (Там же).
Мы вновь оказываемся в институциональной ловушке: понимая важность и необходимость перехода к инновационному развитию, руководство страны который раз уповает на государство как на
главную движущую силу, способную в сжатые сроки мобилизовать ресурсы на решение поставленной задачи, забывая о необходимости развития культуры и образования. Взяв на вооружение прежние способы достижения общественного прогресса мы, скорее всего, вновь не сможем выйти за пределы модели мобилизационного развития и заложить основы новой институциональной матрицы.
Нынешнее государство не готово справиться с поставленной перед ним задачей. Дело не только в том, что оно «является в значительной степени забюрократизированной, коррумпированной системой, не мотивированной на позитивные изменения, а тем более на динамичное развитие» (Путин, 2008, www.archive.kremlin.ru). Во-первых, в современном российском государстве господствуют устаревшие представления о путях и способах развития российского общества, о характере влияния культуры на развитие экономических и политических институтов, о месте и роли негосударственных организаций и институтов в общественном развитии. Во-вторых, современная ситуация существенно ограничивает возможности использования традиционные методы мобилизации, основанные на насилии и принуждении.
Чтобы перейти к инновационной модели, необходимы глубокие изменение ментальных схем восприятия действительности как элиты, так и рядовых граждан. Пока этого не произойдет, мы будет оставаться в плену прежних иллюзий, что якобы существующие экономические и политические институты способны обеспечить переход к инновационному развитию. В лучшем случае мы сможем добиться усовершенствования существующих экономических и политических институтов, без существенных изменений исторически сложившейся институциональной матрицы. А это будет означать, что следующие поколения окажутся в ситуации еще более сложной, чем нынешнее. Они будут иметь еще более существенные временные и институциональные ограничения для решения назревшей исторической задачи. Отчасти облегчить задачу будущим поколениям может, как это ни покажется странным, отказ от форсированного перехода к инновационному развитию сопряженного с ростом социальных и политических рисков, выбор эволюционной стратегии развития, в процессе которого шаг за шагом будут создаваться новые экономические и политические институты, культурные нормы и правила, исключающие или существенно ограничивающие мобилизационные стратегии акторов (включая государство).
Следует отказаться от мобилизационного сценария развития в пользу инновационного. Трагедия многих поколений россиян заключается в том, что они в ситуации исторического выбора останавли-
вались на варианте форсированных изменений, требующих мобилизации всех ресурсов и приводящих в действие механизмы централизации и концентрации политической власти, создания экономических и политических монополий, превращения государства в основной двигатель прогресса, роста патерналистских ожиданий и поведенческих норм, поддерживающих и легитимирующих традиционные правила и модели поведения.
России не нужна система мобилизационного развития, рассчитанная на одно поколение политиков, которая затем будет коренным образом изменена следующим поколением из-за снижения эффективности и/или предрасположенности к торможению институциональных изменений. Нам надо понять, что «революционный» алгоритм не способен привести к устойчивому инновационному развитию. К нему ведут только эволюционный путь, который политикам может казаться слишком медленным, но который исторически является единственно эффективным. Как сказал выдающийся политик ХХ в. Уинстон Черчилль, «отличие государственного деятеля от политика в том, что политик ориентируется на следующие выборы, а государственный деятель — на следующее поколение». В России всегда было больше политиков, чем государственных деятелей. Политическим лидерам современной России предстоит сделать нелегкий выбор: вновь двигаться по наезженной исторической колее или, опираясь на знания и опыт, выбраться из нее, заложив начало новой модели развития.
Литература
Гайдар Е. Т. Государство и эволюция. СПб.: Норма, 1997. 222 с.
Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: вехи исторической эволюции. М.: РОССПЭН, 2006. 448 с.
Ильин В. В., Ахиезер А. С. Российская государственность: Истоки, традиции, перспективы. М.: Изд-во МГУ, 1997. 384 с.
Инглхарт Р. Культура и демократия // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под. ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М.: Московская школа политических исследований, 2002. С. 106-128.
Кирдина С. Г. Институциональные матрицы и развитие России. М.: ТЕИС, 2000. 213 с.
Круглый стол журнала «Полис» и ИС РАН «Теория и политика инновационного развития и инновации в политике» // Полис. 2010. № 2. С. 128-145.
Линдсей Ст. Культура. Ментальные модели и национальное процветание // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под. ред. Л. Харрисона, С. Хантингтона. М.: Московская школа политических исследований, 2002. С. 272-289.
Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Начала, 1997. 190 с.
Норт Д. Функционирование экономики во времени // Отечественные записки. 2004. № 6 // www.strana-oz.ru
Норт Д. Понимание процесса экономических изменений. М.: Издательский дом ГУ - ВШЭ, 2010. 256 с.
Национальные инновационные системы в России и ЕС. М.: ЦИПРАН РАН, 2006. 280 с.
Пантин В. И., Лапкин В. В. Волны политической модернизации в истории России // Полис. 1998. № 2. С. 39-51.
Пивоваров Ю. С. Русская власть и публичная политика. Заметки историка о причинах неудачи демократического транзита // Полис. 2006. № 1. С. 12-32.
Путин В. В. Выступление на расширенном заседании Государственного Совета «О стратегии развития России до 2020 г.» 08.02.2008 // www.archive.kremlin.ru
Розов Н. С. Цикличность российской политической истории как болезнь: возможно ли выздоровление // Полис. 2006. № 3. С. 8-28.
Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. М.: Правда, 1989. 768 с.
Ядов В. А. К вопросу о национальных особенностях модернизации российского общества // www.isras.ru/blog_modern_1
Polanyi K. The Livelihood of Man. New York: Academic Press, 1977. 335 p.
Harrison L. Who Prospeps? Now Cultural Values Shape Economic and Political Success. New York, 1992. 288 p.
Hellman J. Winners take all: The Politics of Partial Reform in Postcommunist Transitions // World Politics 50. 1998. January. P. 203-234.
North D. C. Institutional Change and Economic History // Journal of International and Theoretical Economics. 1989. N 1. P. 238-245.
