CC BY
113
УДК 316.7(075.8)
Р.К.Бажанова
МИСТИФИКАЦИЯ В КУЛЬТУРЕ: АГОН И РЕЗОНАНСЫ СОБЛАЗНИТЕЛЬНОГО ПРИТВОРСТВА
В данной статье речь идет об истории мистификации в культуре. Многие подделки и литературные мистификации благодаря внутренней содержательности, способности быть своеобразным зеркалом динамики культуры и межличностных отношений творческих субъектов играют роль источника резонансных явлений. Артистический опыт мистификаторов сообщает процессу культурной преемственности и развития дополнительную привлекательность и творческую энергию.
Ключевые слова: мистификация, культурная динамика, артистизм, артистическая модель, резонанс, П.Мериме, АС.Пушкин, Ф. Барнум, массовая культура, прагматика подделки.
R.K.Bazhanova MYSTIFICATION IN CULTURE: THE AGON AND RESONANCES OF SEDUCTIVE PRETENSE
Keywords: mystification, cultural dynamics, artistry, artistic model, resonance, P.Mérimée, AS.Pushkin, Ph.Barnum, mass culture, pragmatics of forgery.
This article observes the history of mystification in culture. Lots of literary forgeries and mystifications play the role of a source of resonant phenomena through the inner richness of content, the ability to be a mirror of cultural dynamics and interpersonal relationships of creative actors. Artistic experience of hoaxer gives more attractiveness and creative energy to the process of cultural continuity and development.
Вторая половина восемнадцатого века, по словам С.Цвейга, была золотым веком искателей приключений, когда над всей Европой блистало «яркое семизвездие возвышенных жуликов и бессмертных авантюристов»[15, с.242-243]. Семь звезд авантюры - это ирландец Джон Лоу; француз Шарль Д'Эон де Бомон; барон Нейгоф, ставший королем Корсики; сицилиец Джузеппе Бальзамо, он же граф Алессандро Калиостро; прусский офицер, изобретательный мастер побегов из суровых темниц Фридрих Тренк; любимец Людовика XV, алхимик, граф Сен-Жермен и, конечно, Джакомо Казанова.
Образ жизни авантюриста, будучи по своей форме протейным приспособлением, отражал социальные нормы и порядки. Д.Казанова с горечью писал о возможности карьеры в Риме: «Человек, призванный строить судьбу свою в этой древней столице мира, должен быть хамелеоном, способным отражать все оттенки окружающей его атмосферы, Протеем, могущим принимать все обличья. Он должен быть гибким, вкрадчивым, скрытным, непроницаемым, нередко низким, коварно искренним, постоянно делать вид, что знает меньше, чем на самом деле, сохранять всегда один и тот же тон голоса, быть терпеливым, господином своего лица, холодным как лед, когда другой на его месте превратился бы в огонь; и если он имеет несчастье не носить веры в сердце, - дело обычно при подобном состоянии души, - он должен носить в уме своем и примириться, если только он честный человек, с тягостным сознанием собственного лицемерия. Если его отталкивает такое поведение, он должен покинуть Рим и искать счастья в другом месте» [6,с.147].
Однако, несмотря на все притворство и прагматизм, подобное лицедейство способствовало стремительному ходу общественной жизни. По замечанию А.Строева, авантюрист был «посредником между странами, культурами и социальными слоями, между жизнью и смертью, между нашим и потусторонним, подземным миром, между мужским и женским началом, между искусством и реальностью» [11,с.19].
«Весь мир - театр, и люди в нем актеры», «Тупость дураков - точильный камень для остроумия» - эти девизы стали лейтмотивами существования авантюристов. Обаятельные притворщики успешно лавировали в гуще жизни, используя человеческое невежество, и тем самым поддерживали свое зыбкое существование. Но одновременно великие искатели приключений оказались увлечены новой культурной волной - сочинительством пестрых текстов, начиная от мемуаров, литературных сюжетов и завершая мифами, слухами, сплетнями, анекдотами.
Весьма возможно, что благодаря авантюристам оживает и забытое ремесло особого рода. Занимались им талантливые люди, по натуре своей также авантюристы. Правда, по характеру деятельности они более закрыты, менее публичны, менее авантажны. Это мистификаторы, авторы несколько иных текстов.
Мистификация (от греческого mystes - посвященный в религиозные таинства и латинского facere - делать, притворяться) традиционно означает сознательное введение кого-либо в заблуждение. По замечанию В.Ланна, мистификации существовали всегда, но их скопление наблюдалось наряду с Эпохой Возрождения, в середине XVIII века в Англии, и в первой трети XIX века во Франции [9]. Изучение литературных мистификаций давно опирается на аксиому о желании писателя обрести собственное лицо в чужом стиле и художественной форме. Потребность осуществить «волшебное
превращение» подобно актеру, проживающему множество чужих жизней, согласно литературоведческому объяснению, вдохновляет и литератора на некую метаморфозу. Недаром Г.Флобер восклицал: «Эмма - это я!» Между тем непосредственное лицедейство ради самоутверждения может оказаться не совсем удачной забавой, автор - «калифом на час». Эффект и культурная эвокация «возвышающего обмана», видимо, обусловлены дополнительными, более вескими причинами.
Ф.Ницше, выдвинувший идею переоценки ценностей, видел истоки мистификации в стремлении приписать универсуму категории смысла, целостности и организации. Мистификаторы превращают Ничто в Нечто. Философ ссылается вдобавок и на власть сновидений. Возвышение ценности своего существования, чувств или страстей - вот причина обмана, сопровождающего нашу жизнь, вот исток иллюзии, которой увлекается человек. Он создает обман и находит счастье в его восприятии, переживании.
Известны культуры, которые расцветают, благодаря всеобъемлющей склонности к мистификации. Самая впечатляющая среди них для Ницше - Древняя Греция. Эллины полагали, что жизнь в царстве призраков (богов) и красоты более реальна, нежели в мире логики, трезвого наблюдения и сухой абстракции. Подобный самообман не случайность и не прихоть, отмечает Ницше [10]. Добровольная иллюзия всякий раз воспроизводится как естественная, единственно возможная и спасительная реакция на жизненные драмы и коллизии. На основе разочарования и первичного нарратива повествователь развертывает ленту заблуждений следующего порядка. Слои обманов конструируют необходимые смыслы, приводя в последующем к эстетствующей мистификации[10].
Для чего мистификатору необходимо введение других в заблуждение через красивый обман? Дополняя немецкого философа, допустим еще одну причину. Человеку необходим замаскированный и одновременно прочитываемый ответ на внешние вызовы, способный обеспечить личную устойчивость и самостоятельность. Опасность их потери или нехватки исходит от постоянного наращивания внешних сил умаления, вытеснения (как в японской игровой стратегии) из наличного пространства, от проявлений пластифицирующей, формирующей, но чуждой субъекту силы. Этот аспект бытия рассматривал Аристотель, когда рассуждал о природе власти, пользуясь картинами гончарного ремесла и концепта флейты, который будет ответно переосмыслен много позже и в шекспировском «Гамлете». Стагирит высказывается так: «Подчиненный - это как бы мастер, делающий флейты, а правитель - это флейтист, играющий на его флейте» [1,с.112]. Прибегший к мистификации Гамлет сравнивает себя с флейтой и запрещает играть на ней, отстаивая свой выбор и самостоятельность. Так что в более широком плане можно говорить о проявлении в Универсуме того начала, что относится или может быть отнесено к Ничто, небезразличному, но враждебному к Бытию, а мистификацию объяснить и как феномен самостояния. Мистификация как раз и схватывает, порою бессознательно, агональную грань в сопряженности Бытия и Ничто, удостоверяя непосвященных в наличии Великого Конфликта и выстраивая художественно-этическую аргументацию в поддержку Бытия.
Намеренное введение в заблуждение есть в определенной степени слабость перед натиском Ничто. Но извинить эту слабость, отчасти реабилитировать ее может артистический обертон мистификации, творческая составляющая, когда создается не подделка, а новый образ иной личности. «Мистификатор не только умело создает текст от имени совершенно другого человека, но также создает образ самого человека. Писатель-мистификатор наделяет этот образ собственным вымышленным характером и биографией» [4,с.65].
Артистическая компонента сама по себе опирается на игровое начало, в котором высвечиваются пересечения Бытия и Небытия, Небытие в его эстетических расположениях выступает своего рода дразнящим флером, «покрывалом Майи», псевдоморфозой, садом разбегающихся дорожек, позволяющих прикоснуться к истине. М.Хайдеггер говорит о Бытии как о впускании присутствия: «Бытие не есть. Бытие имеет место как выход присутствия из потаенности» [12,с.72].
Воплощая своё «Я» в ином образе, через текст-симулякр, литературные мистификаторы обходятся без «сценических подмостков», отказываются от непосредственного лицедейства, отделяют собственную телесность от представления. Они сосредотачивают интеллект на том, чтобы сделать пространством игры тот или иной культурный текст. Игра здесь по-прежнему остается во власти испытанных артистических форматов маски и загадки, но мистификация начинает выполнять большую социально-гуманитарную нагрузку, сгущая смыслы под влиянием скрываемой интенции, тайного замысла.
В отличие от авантюристов мистификаторы реализуют не очевидную, но важную общественную потребность, связанную не с политической стабильностью, которой необходимы «яркие и юркие» носители социальной энергии, но с глубинными политическими, национальными и художественными процессами, которые нуждаются зачастую в сиюминутном и остро привлекательном философско-культурном резонансе [2].
Классическим примером является история Краледворской (РК) и Зеленогорской рукописей (РЗ). Первая была «найдена» в 1817 году в городке Кралов Двор (северо-восточная Чехия) учеником крупного чешского слависта Йозефа Добровского Вацлавом Ганкой, вторая год спустя была прислана из поселка Зеленая Гора (Западная Чехия) по почте неизвестным патриотом. Как выяснилось, оба текста были плодом совместных усилий самого Вацлава Ганки, поэта Йозефа Линды и художника-реставратора Франтишека Горчички.
Появление этой подделки было не случайным. На рубеже XVШ-XIX столетий возник громадный общественный интерес славянских народов к собственной истории и фольклору. Многие славянские культуры располагали аутентичными источниками, способными пробудить патриотические чувства и укрепить национальное достоинство. Свой героический эпос был у сербов, русский народ имел «Слово о полку Игореве», но чехи не находили нужной моральной опоры в немногих фольклорных преданиях. Подобная нехватка для народа, испытывавшего в условиях Австрийской империи немецкий культурный прессинг, ставила чехов в заведомо униженное состояние. Могла ли малая нация претендовать на самостоятельность, не имея духовного потенциала для создания собственного героического эпоса?
В этой ситуации В.Ганка и предоставил своим соотечественникам актуальную подделку, в которой на «древнебогемском языке», очень похожем на русский язык, Россия воспета как единственная защитница восточных славян [8]. Главное содержание памятника - всевозможные «ратные повести»: в РК чехи-язычники побеждают короля, который служит иноземцам, чехи-христиане побеждают поляков, саксов и татар, которые нападают на Европу по вине немцев. РЗ содержит всего одну поэму «Суд Любуши». В ней чешская королева разрешает спор о наследстве между братьями в соответствии с чешским, а не с немецким обычным правом. Согласно тексту древние чехи VШ-IX веков имели сейм и законы, а также древние верования и «древнебогемскую» мифологию битвы, не уступающую скандинавским сагам. Патриоты получают актуальный для начала XIX столетия девиз «Не хвально нам в немцах правду искати» [8]. Не удивительно, что успех рукописей на родине был феерическим. В самой Чехии они стали символом национальной борьбы за независимость, и на этой волне даже критически мыслящие филологи уклонились от верификации текстов.
Мистификация весьма часто отражает расстановку политических сил, классовый менталитет. По утверждению В.Ланна, она обнажает социальный генезис. Когда генезис подходит к завершению, когда определяются контуры социальных группировок - появляется мистификатор. До него аутентичные писатели отображают сам социальный генезис, причем многократно. Но когда генезис завершается, то место писателя может занять мистификатор[9].
Феномен подделки нередко возникает на волне растущих социокультурных притязаний обеспеченных слоев при дефиците знаний и реальном пренебрежении культурой.
А.Н.Зограф в монографии, посвященной ранней нумизматической литературе, рассказывает о небывалой популярности среди коллекционеров-нуворишей книги «Беглый обзор монет наиболее знаменитых лиц, существовавших с сотворения мира, с кратким описанием их жизни и деяний, заимствованным у классиков» Гильома Рулля (1-е издание, Лион, 1553). Автор не ограничивался монетными изображениями знаменитых деятелей классической древности, а присоединял к ним, с одной стороны, средневековых императоров и королей вплоть до XVI века, с другой стороны -античных мифических героев и богов, ветхозаветных патриархов, и даже Адама и Еву. Отсутствие соответствующих монет не смущало составителя сборника: прибавляя к лишенным надписи головам в шлеме на различных греческих монетах имена Ахилла или Менелая, он получал монеты этих героев.
Широкий успех книги Рулля, по словам А.Н.Зографа, показывал «большую претенциозность господствующего класса феодалов при непритязательном вкусе и невысоком уровне образованности» [5,с.16-17]. Мистификация в данном случае стала индикатором фатовства как поверхностного отношения к ценностям искусства, в которых прагматический ум нашел средство легкого общественного самоутверждения.
Исследователь отмечал, что подобные книги делают понятным ажиотажный спрос на особую группу подделок античных монет, возникшую в середине XVI века в той же среде. Они обычно именовались «падуанцами», и изготавливались медальерами Джованни Кавино и Алессандро Чезати. Легкомыслие, с каким в подобных подделках заполнялись пробелы и измышлялись требуемые для полноты картины монеты, заражало своим ядом все последующее собирательство. Они создавали известную падкость на новый, сенсационный материал и обусловливали беспросветный дилетантизм, в котором нумизматическое исследование пребывало до конца XVIII века [5,с.16-17]. Таким образом, наивная мистификация, спровоцированная притязаниями богатых дилетантов, была совсем не безобидной, а привела нумизматическую аналитику к застою и тупику.
Мистификация, по своей сути являясь обманом, вместе с тем требует особого рода искусства,
поскольку обязательно предполагает стилизацию. Именно через стилизацию укрепляется в своих правах собственно артистическая литературная мистификация.
Но одна только стильность не составляет ее внутреннее устойчивое, все определяющее начало. Стилизация представляет скорее модус, форму данного феномена. Определение её существа сегодня приобретает весьма большой исследовательский интерес. Внимание к проблеме подделки обострилось в связи с размыванием четких представлений относительно ядра художественной ценности в эпоху технической воспроизводимости артефакта.
Особенно волнующие процессы происходят сейчас в мире моды. Престиж брендов известных домов моды подтачивается волнами искусных подделок. Мир культуры сотрясают невероятные скандалы, связанные с поточным производством антикварных и живописных фальсификатов[3]. Политическая мистификация стала непреложным фактом общественной жизни, предлагая общественному сознанию череду самозванцев и политических утопий.
Как было сказано, главным отличием обычной мистификации является намерение ввести других в заблуждение. Мистификатор работает в двух направлениях. Он превращает ничто в нечто, конструируя новую, невиданную персону автора (самого себя в облике другого лица: например, Макферсон становится шотландским скальдом Оссианом, граф Сен-Жермен - магом-алхимиком, П.Мериме и вовсе Кларой Газуль).
Артистическое зерно мистификации обуславливает «обходной путь»: через заблуждение - к истине и выход из заблуждения, что достигается сложной структурой артефакта-обманки. Мистификатор может переоформить свойства вещей. Здесь весьма показательной остается кунсткамера, созданная американским мистификатором Барнумом с его «русалками», доисторическими гигантами и прочими выдумками. Мистификация «играет» контекстом внутри основного текста и несет в себе большой содержательный потенциал. Это требует от автора богатства интерпретации, ассоциативных ходов и виртуозного соотнесения части с целым [14].
Особенно важна такая игра для литературной мистификации. Литературная мистификация -это текст или фрагмент текста, автор которого приписывает его создание подставному вымышленному или реальному лицу.
Артистической эту работу делает «мыслящее действие» [7, с.148], которое возникает благодаря воссозданию мира невидимого, неизвестного, неподвластного проверке фактическим материалом. М.А.Хольнева поэтически выразила существо «другого мира» в мистификации таким образом: «Это дразнящий цинизм средств образности при максимуме встревоженных смыслов, неожиданно распахнутая дверь и вскрик застигнутой врасплох проблемы. Вот почему мистификация выступает катализатором поэтической образности за счет подсознания и воображения читателя, объединяя интуитивный и аналитический планы повествования» [13, с. 82-83].
Таким образом, мистификации как преемники авантюризма благодаря внутренней содержательности, выступают своеобразным зеркалом динамики культуры и самосознания творческих субъектов. Они говорят нам о существовании напряженных силовых полей Бытия и Ничто и помогают благодаря артистизму утвердить присутствие личности, группы, этноса в Бытии.
Список литературы
1. Аристотель. Политика //Антология мировой политической мысли. Зарубежная политическая мысль: истоки и эволюция. - В 5 т. - Т. 1. - М.: Мысль. - 1997 - 832 с.
2. Бажанова Р.К. Тайны Кармен: миф в контексте культуры и писательского поиска // Обсерватория культуры. - 2013. - № 5. - С.114-119
3. Васильева Н.Г. «Ненастоящие картины -настоящие деньги», или Все наоборот. -Иностранная литература. - 2013. - 4. - С.258-263
4. Galimska Maria. Мистификация как литературное явление (Черубина де Габриак)// Polilog.Studia Neofilologiczne. - 2013. - №3. - С.65-75
5. Зограф А.Н. Античные монеты/А.Н.Зограф. - М.: Изд-во АН СССР. - 1951 - 261 с.
6. Казанова Д.Д. Мемуары/Д.Д.Казанова/ Пер. с французского М.А.Петровского, С.В.Шервинского. Предисл. и примеч. Г.И.Ярхо. - М.: Книга. - 1991 г. - 302 с.
7. Касториадис К. Воображаемое установление общества/ К. Касториадис/ Пер. с французского
1. Aristotel'. Politika //Antologija mirovoj politicheskoj mysli. Zarubezhnaja politicheskaja mysl': istoki i jevoljucija. - V 5 t. - T. 1. - M.: Mysl'. - 1997 - 832 s.
2. Bazhanova R.K. Tajny Karmen: mif v kontekste kul'tury i pisatel'skogo poiska // Observatorija kul'tury. -2013. - № 5. - S. 114-119
3. Vasil'eva N.G. «Nenastojashhie kartiny - nastojashhie den'gi», ili Vse naoborot. - Inostrannaja literatura. -2013. - 4. - S.258-263
4. Galimska Maria. Mistifikacija kak literaturnoe javlenie (Cherubina de Gabriak)// Polilog.Studia Neofilologiczne. - 2013. - №3. - S.65-75
5. Zograf A.N. Antichnye monety/A.N.Zograf. - M.: Izd-vo AN SSSR. - 1951 - 261 s.
6. Kazanova D.D. Memuary/D.D.Kazanova/ Per. s francuzskogo M.A.Petrovskogo, S.V.Shervinskogo. Predisl. i primech. G.I.Jarho. - M.: Kniga. - 1991 g. -302 s.
7. Kastoriadis K. Voobrazhaemoe ustanovlenie obshhestva/ K. Kastoriadis/ Per. s francuzskogo M.Ryklina. - Gnozis, Logos. - 2003. - 480 s.
М.Рыклина. - Гнозис, Логос. - 2003. - 480 с.
8. Костырко В. Парадоксы фольклорного ренессанса//Отечественные записки. - 2004. - № 4/
B.Костырко [Электронный ресурс]. http://magazines.russ.rU/oz/2003/4/2003_4_60.html (дата обращения:10.05.2014)
9. Ланн В. Литературная мистификация/ В.Ланн [Электронный ресурс]. www/imwerden.info/ belousenko/books/ИteraЛann_mistifikation/htm (дата обращения: 10.05.2014)
10. Ницше Ф. Об истине и лжи во вне нравственном смысле/ Ф.Ницше. [Электронный ресурс]. www.nietzsche.ru/works/other/about-istina (дата обращения: 20.05.2014)
11. Строев А. «Те, кто поправляет Фортуну». Авантюристы Просвещения/ А.Строев. - М.: Новое литературное обозрение. - 1998 - .400 с.
12. Хайдеггер М. Время и бытие//Онтология: тексты философии. - М.: Академический проект. - 2012. -
C.69-97
13. Хольнева М.А. Художественная мистификация -путь к авторскому замыслу (по роману Дж. Фаулза «Волхв») //Виртуализация как художественный прием (на материале англо-американской прозы)/под ред. В.А.Фортунатовой и др. - Н.Новгород, 2008. -С.82-93
14. Хольнева М.А. Особенности художественной мистификации в романе Джона Фаулза «Волхв»/ М.А. Хольнева [Электронный ресурс]. http://www.dissercat.com/content/osobennosti-khudozhestvennoi-mistifikatsii-v-romane-dzhona-faulza-volkhv#ixzz2l1sjF4W8 (дата обращения:02.03.2014)
15. Цвейг С.Казанова//Казанова Д.Д. Мемуары//Пер с французского М.А.Петровского, С.В.Шервинского. Предисл. и примеч. Г.И.Ярхо. - М.: Книга. - 1991. -С. 227-299
16. Шатько Е. Читать Павича - обманываться и верить.. .//Иностранная литература. - 2013. - №4. -С.171-176
8. Kostyrko V. Paradoksy fol'klornogo renessansa//Otechestvennye zapiski. - 2004. - № 4/ V.Kostyrko [Jelektronnyj resurs]. http://magazines.russ.rU/oz/2003/4/2003_4_60.html (data obrashhenija:10.05.2014)
9. Lann V. Literaturnaja mistifikacija/ V.Lann [Jelektronnyj resurs]. www/imwerden.info/ belousenko/books/litera/lann_mistifikation/htm (data obrashhenija: 10.05.2014)
10. Nicshe F. Ob istine i lzhi vo vne nravstvennom smysle/ F.Nicshe. [Jelektronnyj resurs]. www.nietzsche.ru/works/other/about-istina (data obrashhenija: 20.05.2014)
11. Stroev A. «Te, kto popravljaet Fortunu». Avantjuristy Prosveshhenija/ A.Stroev. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie. - 1998 - .400 s.
12. Hajdegger M. Vremja i bytie//Ontologija: teksty filosofii. - M.: Akademicheskij proekt. - 2012. - S.69-97
13. Hol'neva M.A. Hudozhestvennaja mistifikacija - put' k avtorskomu zamyslu (po romanu Dzh. Faulza «Volhv») //Virtualizacija kak hudozhestvennyj priem (na materiale anglo-amerikanskoj prozy)/pod red. V.A.Fortunatovoj i dr. - N.Novgorod, 2008. - S.82-93
14. Hol'neva M.A. Osobennosti hudozhestvennoj mistifikacii v romane Dzhona Faulza «Volhv»/ M.A. Hol'neva [Jelektronnyj resurs]. http://www.dissercat.com/content/osobennosti-khudozhestvennoi-mistifikatsii-v-romane-dzhona-faulza-volkhv#ixzz2l 1sjF4W8 (data obrashhenija:02.03.2014)
15. Cvejg S.Kazanova//Kazanova D.D. Memuary//Per s francuzskogo M.A.Petrovskogo, S.V.Shervinskogo. Predisl. i primech. G.I.Jarho. - M.: Kniga. - 1991. - S. 227-299
16. Shat'ko E. Chitat' Pavicha - obmanyvat'sja i verit'...//Inostrannaja literatura. - 2013. - №4. - S.171-176
