CC BY
236
УДК 316.7(075.8)
Р.К.Бажанова
МИСТИФИКАЦИЯ В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРЫ: ВИДЫ И ФУНКЦИИ
Мистификации благодаря способности быть своеобразным зеркалом динамики культуры и межличностных отношений творческих субъектов играют роль источника резонансных явлений. Артистический опыт мистификаторов сообщает процессу культурной преемственности и развития дополнительную привлекательность и творческую энергию.
Ключевые слова: мистификация, культурная динамика, артистизм, артистическая модель, резонанс, П.Мериме, АС.Пушкин, Ф. Барнум, массовая культура.
R.K.Bazhanova MYSTIFICATION IN THE CONTEXT OF CULTURE
Mystification play the role of a source of resonant phenomena through the inner richness of content, the ability to be a mirror of cultural dynamics and interpersonal relationships of creative actors. Artistic experience of hoaxer gives more attractiveness and creative energy to the process of cultural continuity and development.
Keywords: mystification, cultural dynamics, artistry, artistic model, resonance, P.Mérimée, AS.Pushkin, Ph.Barnum.
Классическая мистификация по своим социокультурным основаниям подразделяется на некоторые разновидности: как закамуфлированные, но меркантильно ориентированные подделки; как средство укрепления общественного статуса публичной персоны; как способ социального контроля; как маскировка творческой личности с целью самоутверждения в культуре.
Экономически обусловленные мистификации преследуют финансовые цели. Мастером каму-фляжа можно считать создателя фантастической кунсткамеры Финеаса Барнума, отличавшегося яркой артистической натурой, любовью к розыгрышам и манипуляциям с диковинами, способными привлечь толпы покупателей. Мотивом искусных подделок часто является соблазн легких денег. Справедливости ради следует отметить, что многие выдающиеся, резонансные для культуры, мистификации замышлялись поначалу ради выхода из денежного кризиса. В свое время А.С.Пушкин был очарован выдумкой П.Мериме,1 который в 1827 году в Париже выпустил сборник иллирийской поэзии «Гусли». Песни он, якобы, записал от гусляра Иакинфа Маглановича. Александр Сергеевич после раскрытия мистификации заинтересовался, на чем основывалось изобретение песен. С.А.Соболевский перенаправил вопрос своему другу П. Мериме. Писатель ответил, что «Гусли» он составил по двум причинам: во-первых, чтобы посмеяться над «местным колоритом», на который возникла мода в литературе того времени, и во-вторых, ему нужны были деньги. Он передал свои извинения русскому поэту, но лукаво заметил, что гордится и стыдится того, что провел А.С.Пушкина. А позже в 1840 году прямо признался в подделке, объявив ее шуткой, простительной романтику [11, с.17]. Меркантильный обман, как правило, раскрывается, и именуется, строго говоря, аферой, но талантливая подделка оказывается действенным фактором, способным вдохновить воображение друзей и соперников.
Примером персональной мистификации является феномен самозванства, сознательного и незаконного присвоения чужого имени или звания с целью обмана. Самозванец - это человек, который выдает себя за лицо, которым не является. Особенно много их было на протяжении XVIII века в Византии, Франции, Англии, России. Объектом статусного самозванства чаще всего выступали лица влиятельные, знатные, известные и интересные для большой аудитории. Это были, как правило, цари, видные аристократы и народные герои, например, Жанна д' Арк, которую небезуспешно попыталась в 1436 году «возродить» Жанна дез Ормуаз [14].
Последующие культурные события в эпоху романтизма оживили дух мистификаторства, но на другой основе, сделав имитацию интригой литературных текстов. Центральной персоной стал ролевой самозванец, увлекаемый выгодой и актерским тщеславием. Для подобного рода людей в большей степени был интересен процесс вербального перевоплощения в другого человека.
Писатели в литературных мистификациях, пользуясь готовым благодатным материалом, сгущали смысловой контекст самозванства, преследуя чисто художественные задачи, которые не могли быть решены без использования артистических стратегий. Скажем, А.С.Пушкин в «Повестях Белкина» ради расширения круга читателей экспериментировал с такими концептами,
1 Всем нам известны переводы А.С.Пушкина 11 песен из «Гуслей», и в частности, хрестоматийное стихотворение «Конь» (»Что ты ржешь, мой конь ретивый...»).
как самозванство, случай и любовь, связывая их в затейливые драматические узлы. Барышня-крестьянка Лиза Муромская усердно кажет себя в разных обличьях и при этом преодолевает слепой случай, творя случай по собственной воле[6, с.101,105]. Без самозванства любовь не возможна, равно как она не может не играть случаем. Сильвио в «Выстреле» ставит противника в ситуацию роковой случайности. Он испытывает своего давнего соперника на прочность породы. И оказывается, что можно быть самоуверенным игроком, когда ты молод, богат, холост, но семья, комфорт усиливают привязанность к жизни и обнажают подлинную натуру человека. Он оказывается не хладнокровным денди, а обычным русским барином. Словом, скрытые смыслы пушкинской прозы пронизаны артистическим подтекстом, где пересекаются концепты изменчивости, случайности, любви, свободы, подлинности и маски, намеренно образуются сложные в своей видимой простоте фабульные версии. Они открывают нам уровни философского постижения личностного бытия, которые вызревают имманентным образом, спонтанно, без философско-теоретического предварения.
Возвращаясь к явлению статусного самозванства, следует отметить, что оно поддерживается извне мощным предрассудком, именуемым монархическим стереотипом Данный стереотип включает ряд тесно связанных установок:
• Сакральный взгляд на власть и ее носителя, когда народное традиционное сознание приписывает магическую, таинственную сверхъестественную силу царской особе, способной совершить множество дел добрых и одолеть множество проявлений зла. Считалось, что он может даже вступить в особую связь с потусторонними силами, благодаря чему и совершает чудеса [1].
• Представление о законности власти и ее носителя, рожденной стариной и наследственностью. Причем подобная вера должна была поддерживаться самозванцем весьма искусно, с опорой на знание психологии окружающих людей.
• Представление о царе как защитнике и справедливом судье. А.С.Мыльников, в частности, раскрывая миф, созданный Екатериной II, отмечает, что имя Петра III, избранное в Смутное время многими самозванцами для «псевдонима», было не случайным. Кроме законодательной реформы Петра III, в которой угадываются общие тенденции, связанные с прокапиталистическим развитием, кроме просветительской идеи преемственности деяний Петра I и первых начинаний его внука, высказанной М.В.Ломоносовым, кроме содержательности духовных интересов юного царя, свою роль сыграл фактор оригинальности его облика и поведения. В какой-то степени они напоминали мифологического трикстера. Манеры Петра III - это необычное поведение. Молодой царь манкировал правилами придворной условности, искренно заботился о нижестоящих чинах, что проявилось уже во время командования Кадетским корпусом. Простота в обращении с простыми людьми, заинтересованность в разговорах с солдатами, появление в людных местах без охраны - все это породило народную популярность легенды о цесаревиче-избавителе [10,с.232-233].
Очень часто в истории мистифицировался незаконный статус власти. Я.Буркхардт в работе «Культура Возрождения в Италии» проводит мысль о сознании нелигитимности режима как проклятия большинства итальянских правителей. Поэтому папы и князья охотно окружали себя блестящими поэтами, и художниками, чей талант был признанным и настоящим. На этом фоне в культуре нередко мистифицировались отдельные приметы прошлых времен, когда шел поиск духовных скреп раздерганного и неустойчивого общества. Так, возрождение любви к античности, начавшееся с благоговейного созерцания римских руин, вдохновляло в равной степени итальянских гуманистов и правителей: в обстановке беззакония «пробудившийся к сознанию дух старался обрести новый устойчивый идеал» [4, с.115].
В современную эпоху мистификация теряет определение технологии, вводящей в однократное заблуждение, как достаточный признак его существа. Взрыв интереса к ней в XVIII-XIX веках расценивается как начало перехода инициативы от массового религиозного к персональному художественному мифотворчеству. Стали интересны не мифы о богах, а искусная личность, часто вкупе с необыкновенной легендой жизни, мифической биографией. В ходе этой эволюции мистификация достигла высокого уровня обобщения различных, накопленных ею техник: через создание иллюзорной действительности, провокацию аутентичности, подмену значений, совмещение реального и ирреального в едином контексте.
Сегодня в культуре можно различить фальсификации следующего рода:
1. Экономически меркантильно ориентированные подделки. Наиболее ярко они проявляются в сфере арт-менеджмента. Эти подделки приобретают еще и дополнительный
смысл, ведь помимо получения немалых сумм в случае успеха обманщик испытывает ни с чем несравнимое удовольствие от того, что удалось провести придирчивых экспертов и галеристов. Нередко художники совершали «акт мести» по отношению к высокомерным критикам, высмеявшим их творчество, выставляя собственные имитации полотен великих мастеров. Выдающийся фальсификатор и неудачливый художник Ван Мегерен сказочно нажился на подделках картин Яна Вермеера. После разоблачения Ван Мегерен признался, что желал славы и посрамления экспертов. «Когда картину признают за подлинник, он выйдет из-за кулис и скажет: это я сделал я - Ван Мегерен, и я ничуть не хуже Вермеера» [8, с.234-235].
2. Социальные мистификации. Примером мистификации как средства социального контроля можно считать придание словам и поступкам официальных лиц, представителей правящей элиты скрытого значения, предвестия неких последующих, ожидаемых обществом действий, а также обманные действия в форме «пробных шаров» заведомо непопулярных решений. Масс-медиа внушают всем, что за настойчиво тиражируемой новостью закреплен реальный и позитивный смысл. Словам помогают и вещи. Они тоже становятся средством введения людей в заблуждение. В условиях бюрократического произвола незначительные бумаги, например, документ, справка, выступают в роли сакрального, всесильного статуса, обесценивающего человека, его сущностные силы. Они функционируют как популярная репрезентативная мистификация. Очевидно, это самый антигуманный вид мистификации, поскольку изнуряет людей, крадет силы, жизненную энергию и время человека. «Оковы измученного человечества сделаны из канцелярских бумаг», - с горечью отмечал Ф.Кафка. Бумага может и фантом сделать реальностью, как это показал в «Поручике Киже» Ю.Тынянов.
3. Политические мистификации, которые отличаются свойствами частичного превращения. Это подражание и притворство. Подражание всегда направлено на нечто внешнее в целях копирования. Повторение представляет точное, легко и быстро схватываемое, но слабо удерживаемое состояние. Имитатор совершенно не меняется и не выражает вовне свое внутреннее состояние. Подражание неустойчиво, поверхностно и обращено к несущественным проявлениям объекта. Вследствие случайности копирования в имитации создается неверный образ целостности, искажается его содержание. Но эти негативные стороны вовсе не исключают имитацию из состава политически окрашенного артистизма. Наоборот, подражание как становление другого, нужного образа политика прочно «впаяно» в его легкую ткань. Форма оригинала помогает оживить бесплотный, расплывчатый замысел, доводя его до состояния характерного объекта с четкой конфигурацией. Подражание помогает найти внешнюю форму. Символика и стиль политической жизни Древнего Рима, к примеру, дали сильный импульс многим властителям для утверждения имперских амбиций. Римские древности, как правило, прикрывали деспотизм, создавали иллюзию движения в фарватере сильной государственности, оставаясь мнимостями. Переходной формой от имитации к превращению является притворство, «дружественный образ» в котором скрыт «образ враждебный» [7, с.161]. Поскольку внутренняя природа притворщика остается отталкивающей, то он прибегает к помощи маски. Маскарад всякого обманщика множественен, краток и поверхностен, правда, сознательно организуем. За маской начинается тайна, которая не должна быть разгадана. Артистический опыт включает в себя умение творить маску. Найти современную личину, которая подобно маске архаической, могла бы запечатлеть главнейшие черты объекта и вызвать нужный аффект, весьма трудно. Искусство политика в том и состоит, чтобы найти убедительный имидж благородства, плотно закрывающий то, неблаговидное или действительное, что надо скрыть. Маска обладает свойством концентрировать в себе силу большого напряжения. Оно обусловлено страхом выхода за границы маски, обнаружения себя подлинного. Личина заставляет все время играть чуждую роль, а свою душу скрывать. Однако, скрытая сущность всегда все о себе знает и боится разоблачения.
Кроме того, лицедей всегда полагает, что и другие люди, конкуренты, соперники, партнеры, подданные, также лицемерят, также носят маски. Поэтому в политических играх лицедею важно сорвать чужие маски, угадать истинное положение дел, раскрыть все тайны. Это его страсть, это его охота, которая тоже создает сильное напряжение. Правитель «ждет удобного случая „сорвать маску" с их лица», не доверяя никому и подчиняя себе превращения подвластных ему людей» [7, с.169-170]. Политические отношения, таким образом, порождают «обратное превращение». В этом состоит большое сходство с артистическими художественными темпоральными стратегиями. Артистизм политика заключается в способности быстро и четко осуществить как прямое
«предпревращение», так и обратное. Артистическим и полным превращением оно будет только в том случае, когда властитель примет как свои личные интересы государства, интересы народа и сможет блокировать помыслы и действия, чуждые благу. Общее целое в сознании гибкого политика всегда имеет образ динамичной множественности, тенденции движения, расстановки сил которой просматриваются им точно для каждого данного момента политической реальности. Общечеловеческий принцип благоговения перед жизнью в политической деятельности сочетается с благоговением перед законом. В тех многих случаях, когда метапринципы отвергаются, тогда возникает притворство, которое применительно к лживому поведению политического деятеля или государства обозначается как политиканство.
4. Литературные мистификации экстра-класса, обусловленные состязанием-интеграцией массовой и элитарной культур. Мы видим примеры сложнейших мистификаций, как было выше сказано, достигающих высокого технического уровня. Их структура во многом определяется холодной игрой постмодернизма, но рационально-ироничный дискурс у талантливого мастера волшебным образом превращается в блистающий и притягательный мир, который пронизан человечностью. Глубинное содержание оказывается обращенным к сложным философским и жизненным проблемам, а форма выстраивается как увлекательный поиск или сентиментальная история.
В этом плане большой интерес представляют культурные тексты с множественными мистификациями. Они показывают мастерское слияние обманных техник, скрытых отсылок и цитирования, фундаментом которых являются идеи калокагатии, культурная память, артистизм.
Артистическое начало представлено метаморфозами персонажей, дискурсом тайны (приемы «нон-финито», подтекста и маски), эвокативными ловушками (эротизм, динамика, экзотика, фантастические миры, «кам-бэк» забытых культурем). Наиболее заметным явлением стали романы Джона Фаулза «Коллекционер», «Волхв» и «Женщина французского лейтенанта» [13]. Генетически они схо-дны с неординарной детской сказкой Л.Кэррола «Алиса в стране чудес», отличаясь обилием культурем, которые также связаны с миром сознательных обманов.
Так, в романе «Женщина французского лейтенанта» начинают мерцать скрытыми смыслами, прорываясь сквозь дискурс мелодрамы, проблемы викторианской эпохи, связанные не только с правовым положением слабого пола. Перед мысленным взором читателя возникает художественная жизнь, тон в которой определяют исторические ретроспекции, оживленные прерафаэлитами. Д.Фаулз добивается эффекта наслаивания мистификаций на основе эмблем и символов излюбленных культурных эпох и стилей. Тени средневековых рыцарей, прекрасных незнакомок, французских моряков, пропавших среди бурь и волн, английских чудаков, находящих духовную опору под сенью замков и парков, таящих древнейшие тектонические разломы, отважных феминисток, притягательных в своей женственности, возникают для того, чтобы мы могли в эпилоге романа выбрать его наиболее обоснованное завершение. Но для этого нужно вновь перелистать страницы прочитанной книги, поскольку возникает мистическое ощущение недопонятых, ускользнувших смыслов, способных прояснить целостный замысел повествования. Интеллект ведет игру.
По-другому мыслит свои «множественные» мистификации Милорад Павич. В «Хозарском словаре» он как настоящий археолог пытается воссоздать из уцелевших артефактов былого его жизненный мир, воплощая неразрывное соединение вымышленного и достоверного дискурсов, точного цитирования и мистификации, определенности и недосказанности. Писатель сохраняет в этой книге структуру словаря Даубмануса не случайно, фиксируя нелинейные ритмы современности [16, с.172].
С подобными изощрениями литературных мистификаторов перекликаются соблазнительные имитации артефактов, вдохновленные литературными опытами и подхваченные кинематографом. Так, нельзя не заметить утверждения в повседневной жизни такого явления, как винтаж (воспроизведение стилевых примет одежды, украшений, мебели, игр нашего недалекого прошлого). Культурно-исторический ландшафт предстает сегодня в череде сериалов, которые не избегают воссоздания старинных художественных стилей, любовно фиксируют материальные приметы, ландшафты, обычаи и нравы разных сословий и реальных персонажей. Особую популярность приобрели голливудская лента «Титаник», сериалы «Великолепный век» и «Аббатство Даунтон». Красота и дух эпохи эмблематически были сведены практическим разумом массового общества до состояния вещественных символов - целой серии женских украшений, которые получили свое имя: Хюррем-султан, Сердце Океана, Аббатство
Даунтон. Винтаж представляет, однако, своего рода сложную мистификацию. Он искусно сочетает иллюзию возрождения культурно-исторических реалий, репрезентируя старинные стили и кросс-культурные пересечения в свете современных оценок. В пространство сегодняшнего «теперь» попадает вчерашнее «теперь», во многом очищенное от частностей и подтекстов, рожденных духом своего времени. Из культурных текстов взгляд дизайнера выхватывает, интеллект «опредмечивает» не всё исторически выразительное, но те конфигурации, которые созвучны духовным квинтэссенциям современности. Тяжеловесному сентиментализму викторианских украшений сегодня массовый вкус предпочитает декоративные изыски эпохи ар-нуво. Из витрины стилей, подвергнутых редукции, из всего богатства эмблем, предложенных модерном, наше время выбирает немногое. Оно выбирает, к примеру, грациозных, переменчивых, непостоянных бабочек и стрекоз, которые, в свою очередь, восходят к артистическим интенциям старинных японских мастеров.
5. Литературные мистификации, связанные с определением места писателя в художественном процессе. Классическим примером является творчество П.Мериме и А.Пушкина, которые творили в условиях соперничества романтизма и зреющего реализма. В данном случае весьма вероятны творческие состязания, в которых подхватываются самые неожиданные темы, образы, сюжетные линии, странствуя от одного автора к другому, подвергаясь «интерференции» и субъективной интерпретации. Так невидимыми нитями связаны «Руслан и Людмила» и индийские мифы, «Капитанская дочка» и «Кармен». Это броуновское движение рождает новые темы, новые яркие образы, выстраивает иную конфигурацию системы отношений персонажей, позволяя писателю обрести собственный стиль.
6. Мистификации, основой которых стала гендерная динамика, требовавшая не только духовно-интеллектуального осмысления, но и визуально-вещественного воплощения, потенции-ально способного охватить разные сферы культуры: не только профессиональную, или элитарную, но и повседневную, неспециализированную, массовую. Самый яркий пример демонстрирует творческое соперничество Эльзы Скиапарелли и Габриель Шанель, ознаменованное созданием неоклассики в области женской моды, (одежда и костюмные украшения). Импульсом для творческих поисков здесь было требование новизны, обновления языка моды, приближение ее к реальной жизни работающих женщин [2, с.93].
Предложенный реестр мистификаций может быть продолжен и дополнен. Так Вернер Фульд в своей «Энциклопедии фальсификаций» разворачивает описание целого веера подделок в мире искусств, ремесел и географических изысканий от Ксенофонта и Марко Поло до Швейка, любекских фресок и писем Ф.Ницше [12].
Помимо классификации в проблемное поле входит и аспект заразительности подделок, не раскрытый в части его механизма, а именно имманентного артистического заряда, способности к резонансу. Артистические стратегии, и здесь отличаются в определенном смысле магическими возможностями. Художественность, подаваемая в «режиме мерцания» скрытая и притягательная выразительность внешней и внутренней формы, определяют специфику эстетического компонента мистификации. Талантливые мистификации обладают волшебным даром будить воображение, позволяют понять и оформить смутные замыслы творцов, подталкивая к увлекательному состязанию, в котором люди хотят превзойти оригинал, добиться нового совершенства.
Подражание балладам Оссиана (Д.Макферсона) обусловило духовное движение юного Пушкина к сложному единству лирики, эпоса и фольклора. Под влиянием поэм Макферсона творили И.В. Гете, поэты Озерной школы, немецкого движения «Буря и натиск». Милорад Павич в своей ветвящейся вариантами мистификации вдохновлялся текстом подлинного «Хазарского словаря», изданного в 1691 году польским книжником Иоанном Даубманусом. [16, с.171].
Хорошую мистификацию отличает по преимуществу игровая направленность, а именно, желание создать миф и включиться в азартное соревнование, которое инспирируется творческим поиском, потребностью самоидентификации писателя в ситуации хаоса или назревающего взрыва культуры. В октябре 2011 года в Кёльне завершился процесс по крупному делу о фальсификации картин. В течение 35 лет художник В. Бельтракки успешно поставлял коллекционерам картины в стиле экспрессионистов, А.Дерена, Г.Кампендонка. Он ставил их подписи на свои имитации, заработав на этом миллионы[5,с.260]. Удивительно другое. Многие жители Ганновера, когда в музее Шпренгеля было выявлено поддельное полотно Кампендонка, выполненное Бельтракки, просили разрешения на покупку фальшивки.
Полагаем, что такой отклик можно объяснить серьезностью намерений автора, который успешно вообразил себя гением и решил вступить в состязание с ним. Здесь были важны не деньги, а развитие идей, заполнение пробелов. Обманщик заявил, что рисовать ненаписанные картины других художников было гораздо увлекательнее, хотя его собственные картины продавались неплохо. «Любой филармонический оркестр только интерпретирует произведение композитора. А я ставил себе цель - сочинить новую музыку этого композитора... Я старался уловить особенное в художнике, чтобы постараться передать это даже по возможности немного лучше, чем удалось ему самому». [5, с.261]. Резонанс в профессиональной среде был аналогичным: специалисты отмечали, что Бельтракки написал самого лучшего Кампендонка, из всех существующих.
Этот случай служит наглядным подтверждением и другой мысли. В превращении и выдумке, обусловленной моментом агона, сосредотачивается хороший заряд творческой энергии. Азарт вдохновляет нередко и самого мистификатора на поиск новых ветвлений образов. Можно полагать, что артистизм мистификации, замешанный на включенности автора подделки в движение искусства и подражание-состязание, обладает побудительной, синергетической сущностью, поскольку оживляет и организует творческий процесс.
Но каковы не межличностные, а внутренние источники резонанса мистификации? Р.Ф. Бекметов отмечает, что мысленный диалог работает по принципу «волнового резонанса», налицо таинственно случайное схождение образов. Общая схема его действия напоминает модель разветвлённо расходящегося движения «импульсов» и «волн». Это текучее, колеблющееся, подвижное пространство мысли. Близким аналогом может служить фрактал с кружевным рисунком, в котором часть копирует целое[3,с. 94].
Ученый полагает, что источник «резонанса» включает такие онтологические свойства, к которым испытывает притяжение медитативное сознание. Оно всегда чутко внимает тонким «смысловым обертонам» образных средств: слову, рисунку, жесту, звуку. «Суть в его способности „слышать" едва различимые оттенки мысли, ее нюансы, воспроизводя и передавая не столько целостность содержания, сколько его конструктивную направленность, „изгиб", „поворот". „Смысловой обертон" глубоко ассоциативен; ассоциативность и есть главный атрибут его поэтики» [3,с. 94].
Дополним эту плодотворную идею. Механизм творчества в плане генерирования сообщений связан не только с совокупным опытом писателя и с биологически обусловленными структурами сознания. Мистификатор-артист отличается врожденным влечением к подражанию, подхватыванию и рецепции, улучшающей, превосходящей оригинал или его частности. И он, при этом, испытывает удовольствие от своих ответных «диалогических жестов» на стыке маскировки и демонстрации. Подобную картину мы видим в случае с масками новеллы П.Мериме «Кармен», представляющей ответные разработки конфигураций пушкинской «Капитанской дочки».
Кроме того, ответы в диалоге явно наделены помимо всего и соединением дружественных, но разнящихся свойств смотрения: взора и взгляда. Взор можно определить как рассеянное, дистанционное, коррелируемое культурно-исторической оптикой созерцание ближних, непосредственно данных миров. Взгляд, напротив, есть непосредственно субъективный, емкий сплав душевного и духовного посылов, трансцендентных по своим истокам и траектории движения.
А.С.Пушкин и П.Мериме («Руслан и Людмила», «Кармен», соответственно) на стадии замысла обращают свой взор на Восток, на Индию. Авторам важно найти универсальные символы и почерпнуть энергию мифа, рожденного цивилизацией, отличившейся своим всеобъемлющим синкретизмом. Исходное пространство культуры открыто для жадного взора мастера, но затем оно «свертывается и укладывается» в скрытые смыслы, в невидимую область. Индия уходит в подтекст, проявляясь в формах более понятных и привлекательных для читателей, в частности в реалиях испанской, цыганской культур (П.Мериме) или древнерусской старины (А.С.Пушкин). Абсолютные или частичные мистификации рождены в этом длящемся, порой прерывном, но плодотворном диалоге восхитительных притворств, в конечном счете, влечением к личной и творческой свободе.
Мистификация выполняет ряд социальных функций. Она поддерживает культурную память, позволяя наследовать и сохранять определенный стиль. Мы наслаждаемся возвышенной музыкой «Адажио» Т. Д. Альбинони (1671-1751). Большая часть его наследия была безвозвратно утрачена во время бомбежки Дрездена авиацией союзников в конце II мировой войны.
Итальянский музыковед Ремо Джадзотто работал в Дрезденской библиотеке сразу после войны и там «нашел» крохотный рукописный фрагмент басовой линии адажио, по которой восстановил мелодию. Так появилось на свет одно из самых исполняемых в мире произведений. И значится оно как «Адажио Альбинони», хотя теперь считается доказанным, что авторство целиком принадлежит Р.Джадзотто [9].
Мистификации присуща творческая функция, благодаря нацеленности на эстетический, художественный эксперимент. Борис Акунин (Г.Чхартишвили) рассуждает, например, о мистификации, которая может подтвердить или опровергнуть равенство возможностей на книжном рынке для всех писателей, известных и новичков [15].
Мистификация выполняет также деструктивную функцию, когда используется как средство борьбы или устранения конкурентов. В свое время Наполеон поставил фальшивомонетничество на широкую ногу для подрыва экономической мощи соседних государств [12, с.267]. Литературная мистификация в рамках деструктивной функции нередко выступает «выжигающим аттрактором», скрытым под чужим именем и нацеленным на переоценку устаревших ценностей, устранение цензурных препятствий.
Таким образом, талантливая мистификация благодаря внутренней содержательности, способности быть своеобразным зеркалом динамики культуры и межличностных отношений творческих субъектов играет роль источника резонансных явлений. Чуткое медитативное сознание, врожденное свойство натуры мастера откликаться на новые повороты чужого опыта, на малейшие ветвления и нюансы, вступая в диалог, составляют порождающую среду резонанса. Взгляд, способный в толще исторических конфигураций культуры найти плодотворную художественную идею, соприкасаясь в поле соблазнительного обмана с оптикой иного, соперничающего взора, также является источником широких волн резонанса. Артистический опыт мастеров фикций, создающих благодаря резонансам множественные превращения, сообщает процессу культурной преемственности дополнительную привлекательность и творческую энергию. Таким образом, мистификации выполняют в обществе целый ряд предназначений, необходимых культурной динамике.
Литература
1 Андреев И. Анатомия самозванства/ 1 Andreev I. Anatomija samozvanstva/ И.Андреев//Наука и жизнь. -1999. - № I.Andreev//Nauka i zhizn'. -1999. - № 19//[Электронный ресурс] 19//[Jelektronnyj resurs]
www.nkj.ru/archive/articles/9881/ (дата www.nkj.ru/archive/articles/9881/ (data
обращения: °4.°7. 2014). obrashhenija: 04.07. 2014).
2. Бажанова Р.КЛртистизм/кутюРье: жизнь и 2. Bazhanova R.KArtistizm kutjur'e: zhizn' i творчество Эльзы Скиапарелли // Многомерность и , т ,, „. . „.,,.„ , . „„„«^„ „ tvorchestvo Jelzy Skiaparelli // Mnogomernost i целостность человека в философии, науке и , . .
религии: материалы Международной научно- celostnost' cheloveka v filosoíii, nauke i religii:
образовательной конференции /под ред materialy Mezhdunarodnoj nauchno-
ЭАТайсиной. - Казань: Казанский университет. - obrazovatel'noj konferencii /pod red JeA.Tajsinoj. -
2012. - С.93-97. Kazan': Kazanskij universitet. - 2012. - S.93-97.
3. Бекметов р.Ф. «резонансное пространство» з. Bekmetov R.F. «Rezonansnoe prostranstvo» kak как фактор литературно-художественного c , . , . , .
Т. ^ ^ J faktor literaturno-hudozhestvennogo
взаимодействия в свете содержательных ..... ,, ,
возможностей этногенетической теории vzaimodejstvija v svete soderzhatel nyh
Л.Н.Гумилева./Р.Ф.Бекметов / /Евразийство и vozmozhnostej jetnogeneticheskoj teorii
проблемы современной науки. - Коллективная L.N.Gumileva./R.F.Bekmetov//Evrazijstvo i монография. Ч.1/составитель Т.В.Сорокина; научные problemy sovremennoj nauki. - Kollektivnaja
редакторы р.М.Валеев, р.р.Юсупов - Казань: ИИЦ monografija. Ch.1/sostavitel' T.V.Sorokina;
«^мура» - 2012. - С.92-". nauchnye redaktory R.M.Valeev, R.R.Jusupov -
4. Буркхардт Я. Культура Возрождения в Kazan': IIC «Kul'tura», - 2012. - S.92-99. Италии. Опыт исследования/Я.Буркхардт/пер. . ,, , т „ ,, тт , , , ... ^
и и и www »Г 4. Burkhardt Ja. Kul'tura Vozrozhdemia v Italii. Opyt
с нем. Н.Н. Балашова, И.И.Маханькова - М.: , , ' , , ' ^
Юристъ - 1996 - 591с issledovanija/Ja.Burkhardt/per. s nem. N.N.
5. Васильева Н. ««Ненастоящие картины - Balashova, I.I.Mahan'kova - M.: Jurist#. - 1996. -настоящие деньги», или Все 591s.
наоборот/Н.Васильева // Иност-ранная 5. Vasil'eva N. «Nenastojashhie kartiny -
литература. - 2013. - № 4. - С.258-263. nastojashhie den'gi», ili Vse naoborot/N.Vasil'eva
6. Ильенко С.Г. Самозванство и случай как // Inost-rannaja literatura. - 2013. - № 4. - S.258-
содержательно-интегрирующие доминанты художественно-стилевой основы «Повестей покойного Ивана Петровича
Белкина»/С.Г.Ильенко///Известия Российского государственного педагогического
университета имени А.И. Герцена. - 2005. -Вып.11. - Т.5. - С.100-113.
7. Канетти Э. Превращение//Бланшо М., Зомбарт В., Канетти Э., Тень парфюмера//Морис Бланшо, Вернер Зомбарт, Элиас Канетти. - М.: Алгоритм. - 2007. - С. 160179.
8. Козлов Г. Покушение на искусство. Арт-детектив/ Г.Козлов. - М.: Слово^кгуо:2007. -560 с.
9. Константинова Г. [Электронный ресурс] http:// shkolazhizni.ru/ archive/0/ n-43228/ (дата обращения:03.05.2014).
10. Мыльников А.С. Искушение чудом: «Русский принц», его прототипы и двойники-самозванцы/А.С. Мыльников. - Л.: Наука. - 1991 - 268 с.
11. Смиренский Б.Перо и маска/ Б.Смиренский. - М.: Московский рабочий. -1967. - 144 с.
12. Фульд В. Энциклопедия фальсификаций/ В.Фульд//Иностранная литература. - 2013. - №4. - С.263-282.
13. Хольнева М.А. Художественная мистификация - путь к авторскому замыслу (по роману Дж.Фаулза «Волхв»)/М.А. Хольнева//Виртуализация как художественный прием (на материале англоамериканской прозы)/под ред. В.А.Фортунатовой и др. - Н.Новгород, 2008. -180 с.// [Электронный ресурс]. http://www.dissercat. com/content/osobennosti-khudozhestvennoi-mistifikatsii-v-romane-dzhona-faulza-volkhv#ixzz2l1sjF4W8. (дата обращения: 12.03.2014).
14. Черняк Е.Б. Воскресшая Жанна/Е.Б.Черняк.//Времен минувших заговоры. - М.: Международные отношения. -1994. - 544 с.
15.Чхартишвили Г.[Электронный
ресурс]www.nki.ru/archive/ar^tides/9881/ (дата обращения: 04.02. 2014).
16.Шатько Е.В. Читать Павича. -Обманываться и верить/Е.В.Шатько// Иностранная литература. - 2013. - №4. - С.171-175
6. Il'enko S.G. Samozvanstvo i sluchaj kak soderzhatel'no-integrirujushhie dominanty hudozhestvenno-stilevoj osnovy «Povestej pokojnogo Ivana Petrovicha Belkina»/S.G.Il'enko///Izvestija Rossijskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta imeni A.I. Gercena. - 2005. - Vyp.11. - T.5. - S.100-113.
7. Kanetti Je. Prevrashhenie/ /Blansho M., Zombart V., Kanetti Je., Ten' parfjumera//Moris Blansho, Verner Zombart, Jelias Kanetti. - M.: Algoritm. -2007. - S. 160-179.
8. Kozlov G. Pokushenie na iskusstvo. Art-detektiv/ G.Kozlov. - M.: Slovo/Slovo :2007. - 560 s.
9. Konstantinova G. [Jelektronnyj resurs] http ://shkolazhizni.ru/archive/0/n-43228/ (data obrashhenija:03.05.2014).
10. Myl'nikov A.S. Iskushenie chudom: «Russkij princ», ego prototipy i dvojniki-samozvancy/A.S. Myl'nikov. - L.: Nauka. - 1991 - 268 s.
11. Smirenskij B.Pero i maska/ B.Smirenskij. - M.: Moskovskij rabochij. - 1967. - 144 s.
12. Ful'd V. Jenciklopedija fal'sifikacij/ V.Ful'd//Inostrannaja literatura. - 2013. - №4. -S.263-282.
13. Hol'neva MA. Hudozhestvennaja mistifikacija -put' k avtorskomu zamyslu (po romanu Dzh.Faulza «Volhv»)/M.A. Hol'neva//Virtualizacija kak hudozhestvennyj priem (na materiale anglo-amerikanskoj prozy)/pod red. V.A.Fortunatovoj i dr. - N.Novgorod, 2008. - 180 s.// [Jelektronnyj resurs]. http://www.dissercat. com/content/osobennosti-khudozhestvennoi-mistifikatsii-v-romane-dzhona-faulza-volkhv#ixzz2l1sjF4W8. (data obrashhenija: 12.03.2014).
14. Chernjak E.B. Voskresshaja Zhanna/E.B.Chernjak.//Vremen minuvshih zagovory. - M.: Mezhdunarodnye otnoshenija. -1994. - 544 s.
15.Chhartishvili G.[Jelektronnyj resurs]www.nkj.ru/archive/articles/9881/ (data obrashhenija: 04.02. 2014).
16.Shat'ko E.V. Chitat' Pavicha. - Obmanyvat'sja i verit'/E.V.Shat'ko// Inostrannaja literatura. - 2013. - №4. - S.171-175
