CC BY
278
ФИЛОСОФИЯ
УДК 1(091)
В. П. Кошарный
«МИСТИЧЕСКИЙ АНАРХИЗМ» В РОССИИ НАЧАЛА XX в.
Рассматривается концепция «мистического анархизма», сформировавшаяся в кругах творческой интеллигенции в России начала XX в. Делается вывод о том, что «мистический анархизм» Вяч. Иванова и Г. Чулкова - одна из форм революционности, возникающих на переломных этапах развития страны.
Революционные события в России 1905-1907 гг. имели переломное значение для содержания и направленности русских религиозно-философских исканий. Столкновения освободительных устремлений интеллигенции с историческими реалиями обнаружили не только огромный потенциал социального творчества народных масс, но и, как предвидели наиболее прозорливые из русских общественных деятелей и мыслителей, выявили накопленную в массах ненависть и озлобление, слепую ярость и страсть к разрушению. Все это оставило неизгладимый след в мировоззрении либеральной интеллигенции и побудило к существенной коррекции мировоззренческих ориентиров. Именно в это время резко возрос интерес к истории революционных идей в России, сложились основные подходы к анализу и критике революционного социализма, началось оформление альтернативных концепций общественного развития.
В эти годы в России проблема революции как способа радикального переустройства общественной жизни, волновавшая не одно поколение русских мыслителей, аккумулировала в себе фундаментальные для социальной философии вопросы добра и зла, целей и средств, свободы и необходимости, насилия, разрушения и созидания, роли духовного начала в истории. Она возбуждала жаркие споры, порождала многообразные варианты интерпретации революционного действия. Одним из таких вариантов было и учение «мистического анархизма», созданное в начале ХХ в. в годы первой русской революции некоторыми видными представителями декадентства и символизма -идейных течений, значение которых выходило за рамки литературнохудожественного направления и эстетической программы, знаменуя определенную философско-мировоззренческую ориентацию части российской интеллигенции.
Позиция идеологического нейтралитета, характерная для декадентских и символистских кругов художественной интеллигенции, которая рассматривала ее как проявление подлинного служения искусству, в революционную эпоху мало способствовала популярности сторонников «новой» литературы. Более того, общественно-политическая индифферентность в атмосфере нарастающей демократизации общественного сознания воспринималась как нечто враждебное освободительным устремлениям народных масс. Не выдержал испытания временем и крайний индивидуализм декадентства, причины
возникновения которого теперь связывались с утратой религиозной веры. Начались интенсивные поиски альтернативы индивидуалистическому мировоззрению. На первый план сторонниками декадентства и символизма выдвигалась идея «религиозной общественности» в различных ее вариантах. Речь шла об «сверхиндивидуальном начале» (А. Белый), «мистической соборности» (Вяч. Иванов), «расширяющемся индивидуализме» (Д. Мережковский и З. Гиппиус).
Вяч. Иванов совместно с Г. Чулковым выдвинули религиозно-революционную теорию «мистического анархизма», в которой объединились идеи Вяч. Иванова о «соборном искусстве» с религиозно-анархистскими воззрениями Г. Чулкова. В годы революции Вяч. Иванов и Г. Чулков входили в «мистико-анархическую» группу, образованную в Петербурге и носившую название «Факелы» [1, с. 56-80]. В 1906-1907 гг. вышли в свет три книги альманаха с таким же названием, издателем которых был Г. Чулков. В 1906 г. была опубликована и брошюра Г. Чулкова «О мистическом анархизме» с большой вступительной статьей Вяч. Иванова «Идея неприятия мира и мистический анархизм». В этих работах и были изложены основные принципы «мистико-анархического» восприятия мира. Но еще раньше, в 1905 г., мисти-ко-анархические идеи получили отражение в небольших статьях Г. Чулкова, опубликованных в журнале «Вопросы жизни» [2, с. 204; 3].
В редакционном предисловии к первой книге альманаха «Факелы» говорилось, что авторы не стремятся к единогласию: «...лишь одно сближает нас -непримиримое отношение к власти над человеком внешних обязательных норм. Мы полагаем смысл жизни, - подчеркивал автор предисловия, - в искании человеком последней свободы. Мы поднимаем наш факел во имя утверждения личности и во имя свободного союза людей, основанного на любви к будущему преображенному миру» [4, с. 211].
Единства эстетических позиций среди участников альманаха действительно не было. Об этом свидетельствовало содержание первой и третьей книг, где были напечатаны художественные произведения. Г. Чулков позже вспоминал, что литературный эклектизм подчеркивался сознательно, он был призван выразить идейно-психологический кризис современности [1, с. 371]. И тем не менее у сторонников «мистического анархизма» существовала общая идейная платформа: они основывали свои анархические идеи на религиозно-мистическом миропонимании [5, с. 5]. Приверженцы «мистического анархизма» исходили из идеи о том, что неповторимая личность может утверждать и сохранять свою уникальность лишь в борьбе с общим, с довлеющими над ней законами объективного мира. Внешний мир с его «общезначимостью» гнетет личность. Необходим бунт, восстание личности против внешней закономерности жизни [4, с. 99]. Свободу личности они истолковывали как устранение всякой объективной закономерности в природе и обществе, а дорогу к ней усматривали в борьбе со всем миром вообще, демонстрируя, таким образом, крайний радикализм.
Теоретическая проблематика обсуждалась главным образом во второй книге альманаха, среди авторов которой, наряду с Г. Чулковым и Вяч. Ивановым, также были религиозные философы А. Мейер и Л. Шестов, сотрудник журнала «Вопросы жизни» И. Давыдов, поэт С. Городецкий и др. Однако главными теоретиками, определившими идейные установки книги, являлись все же Вяч. Иванов и Г. Чулков.
В новой теории отразилось мироощущение тех слоев российской интеллигенции, которые испытывали смятение перед лицом развертывавшейся революционной стихии. Люди, принадлежащие к кругам творческой интеллигенции, стремились вырваться из тисков рушившегося мира и приходили к анархическому бунту, отрицанию государственных, общественных, моральных норм. Осознание невозможности полной социальной изоляции в эпоху общественных потрясений побуждало к подмене реального мира мистическим. Абсолютная свобода, к которой стремились «мистические анархисты», представлялась достижимой исключительно на путях «мистического опыта».
Нужно отметить, что термин «мистика» использовался «мистическими анархистами» в довольно специфическом значении. Г. Чулков определял мистицизм как «совокупность душевных переживаний, основанных на положительном иррациональном опыте, протекающем в сфере музыки» [8, с. 27]. Под музыкой, в свою очередь, он имел в виду не только «искусство, открывающее в звуковых сочетаниях начало мелодии и гармонии», но и «всякое творчество, основанное на ритме и раскрывающее нам непосредственно ноуменальную сторону мира» [8, с. 27].
«Мистический опыт» представлялся сторонниками «мистического анархизма» такой творческой деятельностью в сфере литературы, искусства, политики, которая обосновывает прорыв человека к сущности вещей и процессов, возможность его единения с Абсолютной сущностью.
В статье «Об утверждении личности» Г. Чулков обозначил основные программные пункты «мистического анархизма»: отрицание догматизма, всяческих авторитетов и утверждение личности. Мыслитель подверг критике тех представителей российской интеллигенции, которые пропагандировали идею «христианской политики», пытались создать христианские организа-ции1. Г. Чулков аргументировал эту позицию тем, что религия по своему существу абсолютна и не может быть сегодня приспособлена к монархии, а завтра к республике. А поскольку религия не связана с какой-либо формой государственной власти, то и личность, в силу того что она, по Чулкову, представляет собой выражение религии, не может согласиться ни с какой государственной властью. «Религия ставит себе абсолютные цели: памятуя об этих целях, личность никогда, ни в какой момент не может примириться ни с какой механической властью, в частности ни с какой властью государственной. Личность, - писал Г. Чулков, - должна быть активна в истории, но ее отношение к государству и социальному порядку может быть только революционно» [5, с. 15].
«Мистических анархистов» отличало не только отрицание всякой государственной власти и социального порядка. Они шли дальше, заявляя о «неприятии мира» вообще. «Неприятие мира - одна из древнейших форм богоборства», - утверждал Вяч. Иванов [2, с. 5].
В исследовательской литературе отмечалось, что возникновение идеи неприятия мира было связано с характером общественной жизни революци-
1 В годы первой русской революции наряду с уже упоминавшимся «Союзом христианской политики», который пытался организовать С. Булгаков в Москве, В. Эрном и
В. Свенцицким было создано «Христианское братство борьбы» с участием Н. Бердяева, С. Булгакова, П. Флоренского, представителей православного духовенства. В 1905 г. в Петербурге группа священников и представителей интеллигенции образовала «Братство ревнителей церковного обновления».
онной России, проникнутой отрицанием старого мира со всеми его атрибутами, включая институт православной церкви. Это была, по словам И. Я. Цвик, декадентская мистификация «в духе сложившихся убеждений о религиозном характере высших форм человеческой деятельности» [6, с. 31]. Соглашаясь с этим выводом в целом, уточним, однако, что «мистические анархисты» говорили не об отрицании религии вообще, а скорее мира, созданного Богом1. Хотя бесспорно и то, что бог православного вероучения их также не устраивал. Вяч. Иванов подчеркивал, что без противления божеству нет мистической жизни в человеке, нет внутренней драмы, нет действия. Неподвижной преданности «замкнутому в себе вероучению» он противопоставлял религиозное творчество, «динамическую религиозность».
«Мистические анархисты» с изрядной долей пессимизма оценивали творческие возможности революционной деятельности народных масс, усматривая в ней только разрушительное начало. Они выдвигали иное понимание творчества. «Мы там - где революция, - писал Г. Чулков, - но мы не только разрушаем, но и созидаем, но созидание наше всецело чуждо началу механическому. Наше творчество - творчество любви» [8, с. 25]. Настоящая сущность «мистического анархизма», как подчеркивал Вяч. Иванов, состоит не только в отрицании. Неприятие «мира данного» осуществляется во имя мира «долженствующего быть» [1, с. 16]. Творческие усилия почитателей «мистического анархизма» направлялись на создание новой религиозной общественности, в которой, на их взгляд, только и возможна полная реализация личностного начала. Утверждение идеала религиозной общественности свидетельствовало о решительном отказе Вяч. Иванова, Г. Чулкова и их сторонников от идеологии индивидуализма.
В произведениях теоретиков «мистического анархизма» отсутствует четкое определение понятия религиозной общественности. Тем не менее ясно, что речь шла о несколько ином типе «общественности», нежели у С. Булгакова и других русских мыслителей - тех, кто проделал в начале ХХ в. путь «от марксизма к идеализму». «Общественность», утверждаемая в рамках государственных образований, характеризовалась в качестве построенной на началах права и принуждения, а потому объявлялась неспособной обеспечить экспансию личного начала в жизни. Больше того, утверждалось, что такая общественность уничтожает личность. Принятие этой посылки имело следствием вывод о том, что только отрицание всякой государственности, а также и всякой собственности может открыть дорогу к построению подлинной общественности.
Из тезиса о том, что личность утверждает себя в свободе, «мистические анархисты» получали «революционное и анархистское» отношение ко всяким внешним нормам, которые навязываются личности миром, в том числе и обществом - «механической общественностью». Другим важным положением, раскрывающим особенности мистико-анархистского идеала, было утверждение любви как главного принципа созидания религиозной общественности - «свободного и любовного союза» [8, с. 25].
Идея «свободного любовного союза людей» не получила развернутого обоснования и конкретизации. К тому же она оказалась довольно противоре-
1 Параллели идеи неприятия мира и богоборчества Ивана Карамазова проводит Ю. Шерер [7, с. 170].
чивой. Союз этот, с одной стороны, мыслился свободным от теократии, т.к. «идея власти несовместима с идеей Бога» [8, с. 24]. С другой стороны, Бог должен все-таки как-то присутствовать в качестве конституирующего элемента. Но что конкретно должно заменить христианскую идею Бога, осталось все же до конца непроясненным (Г. Чулков говорил об Эросе) [8, с. 24].
С революционными событиями в России «мистические анархисты» связывали начало процесса построения нового типа общественности, новой соборности, которая будет состоять из свободных личностей, связанных не формально-механическими узами до сих пор существующих общественных отношений, а любовью и творчеством. С позиции этого достаточно туманного и неопределенного идеала будущего общественного устройства «мистические анархисты» критиковали признанных теоретиков анархизма - М. Штир-нера, П. Прудона, М. Бакунина и П. Кропоткина. Они упрекали последних в формализме, излишней сосредоточенности на социальной стороне жизни. Свою задачу Г. Чулков и Вяч. Иванов видели в некоем соединении «плана формального с планом мистическим».
Негативное отношение к исторической религиозности, православной церкви, как уже отмечалось, не означало отказа от религии вообще. Опираясь на идеи Д. Мережковского, активно обсуждавшиеся на заседаниях петербургских религиозно-философских собраний в 1901-1903 гг., Г. Чулков подчеркивал необходимость «вечной церкви». При этом понятие религии в духе известной традиции истолковывалось как чувство связанности людей, противостоящих иррациональной власти. Именно это чувство, по Г. Чулкову, ведет к мистической связи личности и мира, в результате чего возникает «новый мир» и «новая общественность» [2, с. 66].
Подобно Г. Чулкову, Вяч. Иванов также видел в «мистическом анархизме» синтез абсолютной свободы индивида с принципом общественности, хотя пришел к этой идее самостоятельно в процессе выработки эстетических принципов символизма. Рассматривая искусство как религиозный акт творчества, теургию, Вяч. Иванов полагал, что именно через искусство индивид придет к истинной общественности - соборности [9, с. 55].
Небывалая активность народных масс в годы первой русской революции побудила Вяч. Иванова к поискам ее оснований. Таковые он обнаружил в «мистическом энергетизме», уходящем якобы своими истоками в извечное противоречие между бессмертием богов и смертностью человека. Страхом перед смертью и стремлением к воскресению из мертвых уже в этом мире объяснял Вяч. Иванов источник движения масс и сущность преображения мира.
В то же время отвержение старого мира путем социальной революции представлялось теоретикам «мистического анархизма» лишенным духовных оснований и поэтому не имеющим какого-либо существенного значения для исторических судеб человечества. Позитивистско-материалистический взгляд на мир, отрицающий наличие иной реальности, кроме непосредственно данной, не может привести, считали они, к подлинному преображению жизни. Действительные зачатки свободы возможны только в религии. А потому настоящие революционеры, пусть даже и считающие себя марксистами, всегда бессознательно служили анархической идее. «И даже те социалисты, которые концами уст произносят слово о «диктатуре пролетариата», являются, - писал Г. Чулков, - по своей неосознанной психологии прямыми
анархистами, и, быть может, они-то из всех, не переступивших грани мистицизма, самые нам близкие люди, поскольку они искренне ненавидят собственность» [2, с. 30-31].
Рассуждая о свободе, неприятии ценностей буржуазного мира, утверждении личности, «мистические анархисты», таким образом, видели путь решения проблем, волновавших реальное общество, в области духа. В целом положительно встретив революцию 1905-1907 гг., они в то же время считали ее, как и Д. Мережковский, З. Гиппиус, Д. Философов, лишь «малой прелюдией» к всемирному пожару, в огне которого должен сгореть старый мир. И только после этого в свободном обществе восстанет мятежный дух челове-ка-мессии и поведет людей от «механического устройства» к «воплощению вечной премудрости» [2, с. 77].
Таковы основные идеи «мистического анархизма» - идейного течения, срок жизни которого оказался невелик. Уже в конце 1907 г. оно начало сходить со сцены. Еще раньше от него отошли А. Блок, А. Белый и В. Брюсов. А. Блок писал позднее, что к «мистическому анархизму» он пришел, пытаясь понять революцию [10, с. 146], но с самого начала воспринял его не как теорию, а лирически [10, с. 204]. Критически были встречены идеи Вяч. Иванова и Г. Чулкова и в среде либералов-идеалистов. Н. Бердяев охарактеризовал их как «мистическую эпидемию» [11, с. 76], упрекал в отсутствии реализма, а потому и неспособности решить проблему личности. По мнению Н. Бердяева, личность в декадентстве распалась на мгновенные настроения. Потеря самосознания личности привела к утрате сознания реальностей мира, смешению «Я» с «не-Я». Смешав мистику с психологической утонченностью, декаденты ограничились переживанием преходящего настроения, а не вечной действительности. Бердяев верно заметил, что самое интенсивное переживание иллюзорно, если оно направлено на предмет, не обладающий статусом реальности. Реальная же мистика, по Бердяеву, возможна лишь тогда, когда переживание связано с абсолютным бытием [11, с. 19].
«Мистические анархисты» при всех очевидных пороках и противоречиях их учения все же отразили обеспокоенность и сомнения части российской интеллигенции в возможностях исключительно социально-политического решения проблемы свободы личности. Для таких сомнений у них были реальные основания. Опыт европейской истории показал иллюзорный характер свобод, провозглашенных буржуазными революциями, в том числе и Французской революцией XVIII в. Попытки освобождения гражданина путем социально-политических революций на основе рационалистических теорий нередко приводили к порабощению личности массой, к «тирании множества». Именно поэтому теоретики «мистического анархизма» считали такой путь освобождения человека, не обладающим нравственной безусловностью, что и побуждало их к поискам свободы на иных, в данном случае религиозных путях.
Концепция «мистического анархизма» представляла собой одну из многочисленных форм революционности, возникающих на переломных этапах исторического развития. В ней нашли свое выражение интенсивные поиски российскими интеллектуалами духовных опор в условиях крайней неустойчивости социального бытия. Решая фундаментальную для всей философии революции проблему соотношения «внутренних» и «внешних» преобразований, сторонники «мистического анархизма» сделали выбор в пользу пер-
вых: духовная революция, революция во внутреннем мире человека приобретала у них статус эпицентра творческих усилий личности, отодвигая на второй план изменение социально-экономических отношений, политических институтов и социальной структуры.
Список литературы
1. Чулков, Г. Годы странствий. Из книги воспоминаний / Г. Чулков. - М. : Федерация ; Интернационал. - 1930. - 397 с.
2. Чулков, Г. И. О мистическом анархизме / Г. И. Чулков // Вопросы жизни. -1905. - № 6. - С. 201-209.
3. Чулков, Г. Анархические идеи в драмах Ибсена / Г. Чулков // Вопросы жизни. -1905. - № 8. - С. 207-217.
4. Факелы : в 3-х кн. - СПб. : Тихомиров, 1906-1907. - Кн. 1. - 211 с.
5. Факелы : в 3-х кн. - СПб. : Тихомиров, 1906-1907. - Кн. 2. - 238 с.
6. Цвик, И. Я. Религия и декаденство в России / И. Я. Цвик // Методологические аспекты социально-философской критики. - Кишинев : Штиинца, 1985. - 191 с.
7. Шеррер, Ю. Религиозные поиски русской интеллигенции начала XX века /
Ю. Шеррер // Общественные науки и современность. - М., 1991. - № 2. -
С. 167-174.
8. Чулков, Г. Об утверждении личности / Г. Чулков // Факелы : в 3-х кн. - СПб. : Тихомиров, 1906-1907. - Кн. 1.
9. Иванов, Вяч. О «факельщиках» и других именах собирательных / Вяч. Иванов // Весы. - 1906. - № 6. - С. 51-65.
10. Блок, А. Собр. соч. : в 8 т. / А. Блок. - М. ; Л., 1963. - Т. 8.
11. Бердяев, Н. А. Духовный кризис интеллигенции. Статьи по общественной и религиозной психологии (1907-1909) / Н. А. Бердяев. - СПб. : Тип. тов-во «Общественная польза», 1910. - 304 с.
