CC BY
33
Мишель Фуко
И СОВРЕМЕННАЯ АНГЛИКАНСКАЯ ЭККЛЕСИОЛОГИЯ
Рец. на: Ogden S. G. The Church, Authority, and Foucault: Imagining the Church as an Open Space of Freedom (Routledge New Critical Thinking in Religion, Theology and Biblical Studies). London and New York: Routledge, 2017. X + 180 p.
Michel Foucault and Contemporary Anglican Ecclesiology
Rev. on: Ogden S. G. The Church, Authority, and Foucault: Imagining the Church as an Open Space of Freedom (Routledge New Critical Thinking in Religion, Theology and Biblical Studies). London and New York: Routledge, 2017. X + 180 p.
Вопрос о власти в Церкви (~ церковного отношения к власти) актуален для современных христианских сообществ, и Русская Православная Церковь не исключение. Власть в отношении к Церкви представляет собой сложное и многогранное явление, рассматривается с различных точек зрения, различным образом классифицируется и структурируется. Подчас эти разногласия выливаются во внутри- или межконфессиональные конфликты, которые обусловлены, помимо прочего, неизбежной нехваткой критической рефлексии в отношении вопроса о власти. Поэтому обращение к этой проблеме в рамках современного «глобального мира», во многом обезличивающего частные политические и конфессиональные контексты, представляется значимым, даже если в данном случае рассмотрению подлежит Англиканская Церковь Австралии.
Англиканский священник и профессор теологии Университета Чарльза Стёрта (Австралия) Стивен Огден в своей книге «Церковь, Авторитет и Фуко: представляя Церковь как открытое пространство свободы» преследует цель разработки «пре-экклесиологии» (p. 160), т. е. самых общих очертаний нового прочтения Церкви, которое было бы свободно от уз властных отношений монархического типа — т. н. «sovereign power», определению этого явления посвящена первая глава исследования. Основным «собеседником» автора высту-
пает, пожалуй, самый известный и критически настроенный аналитик феномена власти — Мишель Фуко, чей подход представлен во второй главе. Третья и четвертая главы — это попытка проиллюстрировать негативное воздействие монархического принципа на церковную жизнь: с одной стороны, применительно к церковной иерархии, которая попадает под воздействие «эпистемиче-ского высокомерия» (epistemic hubris) — дискурсивной системы, включающей возвышенные обращения, самосознание в качестве «хранителей традиции», авторитарную культуру общения, положение «вне закона» (sovereign exception), епископальные прерогативы и т. д. С другой стороны, «очарование монархии» (spell of monarchy) влияет на мирян, парализуя их творческие силы, включая их в архаичную монархическую систему отношений. Все дело в том, что с момента основания Англиканская Церковь (как конфессиональное объединение, возглавляемое непосредственно королем) испытывала влияние этой системы, и это влияние продолжается («мы все еще не отрубили голову королю», восклицает автор вслед за Фуко (p. 80)).
Само обращение Огдена к тематике власти вызвано обеспокоенностью, что Церковь, существующая в соответствии с монархическим принципом, не способна нести «Благую весть» и обречена на маргинализацию (p. 14). Инклюзия «другого» (понятого в самом широком смысле) как равного, т. е. его «де-маргинализация», — это тот фактор, который способен изменить ситуацию. Но чтобы это стало принципом жизни церковного сообщества, должен быть совершен переворот в церковной культуре, протагонистом (?) которого видит себя автор.
Ключевой оппозицией книги является противопоставление Церкви как монархической системы и Церкви как «отрытого пространства свободы». Дистанция между этими образами Церкви, по мнению автора, преодолевается при помощи четырех катализаторов (catalyst) — критики, пространства, воображения и мудрости (wisdom). Эти общие, на первый взгляд, понятия получают у Огдена глубокую разработку в 5-7-й главах. Критика, парализованная в рамках унифицирующего монархического дискурса, освобождаясь, может оживить конфессиональное образование (Огден фокусируется на епархии как единице церковного устройства) и усилить его сопротивляемость по отношению к внешним и внутренним вызовам. Таким образом, пропитанная евангельским духом критика создает пространство как пространство (или пространства) свободы и потенциальной трансформации. Воображение, очищаясь критикой и работая в рамках творческого пространства свободы, является силой, способной создавать новые смыслы, позволяет «мыслить иначе». Таким образом, открывается путь к созданию новой общезначимой мудрости, которая позволяет общине верных в соответствии с евангельским духом отвечать на вызовы времени.
Фуко необходим автору как наиболее последовательный критик «несвободы», природа которой определяется через концепт «власти/знания». Эта концепция позволяет выработать единый подход к анализу самого разнородного материала — от церковных слухов до официальных постановлений, от моделей поведения духовенства до церковной титулатуры и т. д. Автор пы-
Мишель Фуко и современная англиканская экклесиология
тается показать, что Фуко не чуждался поиска истины, несмотря на то, что его образ в среде церковных интеллектуалов ассоциируется с релятивизмом. Истина не представляется ему только знанием, в котором могут быть разные «режимы истины». Истина — это «освобождение», которое, впрочем, не понимается как выход из-под чьего-то институционального или персонального контроля, но понимается как качественное изменение в ситуации «власти/ знания», как выход за пределы устоявшихся субъективностей, т. е. настоящих форм подчинения.
Выносить оценочное суждение об иноконфессиональном теологическом исследовании, очень сильно обусловленном конкретным религиозно-политическим контекстом и, ко всему прочему, выполненном в нехарактерном для отечественной гуманитарной науки жанровом формате, всегда затруднительно. Тем не менее нам кажется необходимым предложить ряд наблюдений самого общего плана, касающихся значения темы, логики повествования и особенностей стиля.
Книга Стивена Огдена выполнена в формате критического междисциплинарного исследования, автор привлекает огромное количество современной литературы из областей богословия, философии и социальных наук, «испещряет» своей текст ссылками на нее. Необходимо заметить также, что исследование вышло в серии «New Critical Thinking in Religion, Theology and Biblical Studies» престижного научного издательства «Routledge», аккумулирующей в этой серии самые передовые исследования в области современной теологии. При этом создается впечатление, что на практическом уровне автор чувствует себя не очень уверенно, не вполне убедительно «вписывая» эмпирические замечания в теорию. Так, например, описывая работу Синода Англиканской Церкви Австралии, где рассматривается вопрос о сексуальности, автор обращает внимание на то, что, по-видимому, заседания не стенографировались и данные о заседаниях ограничиваются протоколами, выложенными на сайте Синода. Этот случай рассматривается как проявление «просчитанной властной стратегии» по «содержанию верных во тьме [неведения]» (p. 88). Автор не посвящает своего международного читателя в подробности: является ли ведение стенограмм обычным для работы этого органа, в каких случаях исключения делались ранее и т. д. Такой логический разрыв наводит на мысль о том, что критическое отношение к формату проведения заседания обусловлено исключительно не симпатичным автору решением Синода — о невозможности для церковнослужителей иметь сексуальные связи вне брака и проистекающим из этого решения запретом на рукоположение представителей ЛГБТ сообщества. И этот же логический разрыв оказывается препятствием на пути к вписыванию этого конкретного случая в рамки фу-кольдианского анализа властных отношений. В этом плане концентрация автора на критике односторонне преподнесенных несовершенств церковной жизни создает впечатление «разрыва» между теоретическим и практическим уровнями работы.
Разрыв между практикой и теорией, заметный в этом исследовании, позволил одному из его рецензентов (Скотту Коуделлу, коллеге С. Огдена по Центру общественной и контекстуальной теологи при университете Чарльза Стёрта)
утверждать, что Огден написал не одну, а две книги1. Каждая из них имеет право на существование: первая — как исследование властных отношений внутри Англиканской Церкви (Англиканского содружества) с привлечением большого числа теоретического материала, вторая — как публицистическое (с элементами пророческого пафоса) высказывание о несовершенствах современной церковной жизни. Однако связь между этими уровнями не выстраивается. Возникает даже ощущение, что автор не просто обращается к современным критическим исследованиям «в поисках языка», но стремится через апелляцию к их авторитету обосновать свое недовольство текущим положением вещей в Церкви. Более того, сам способ преподнесения кейсов («епископ накричал на того-то» и т. п.) внушает подозрение, что автором движет своего рода «ресентимент» — обида за неспособность повлиять на ситуацию изнутри и желание компенсировать это через влиятельное высказывание в поле науки.
Вопрос, который поднимает Огден, актуален и обсуждаем в Русской Церкви. И действительно, критика субординационного и «акривийного» подходов подчас бывает вполне уместной именно как подчас явно ошибочных стратегий устройства церковной жизни. В этом смысле проделанная Огденом работа по интерпретации административных и интеллектуальных вопросов как единого пространства знания/власти (в духе Фуко) интересна, полезна и продуктивна.
С другой стороны, два образа Церкви — пребывающей «под заклятием монархии» (см. вышеприведенный и довольно тенденциозно описанный пример работы Синода) и «открытого пространства свободы» (грядущее освобождение от иерархического принципа церковного устройства и возвращение Церкви ее первоначального состояния «ученичества равных» (p. 118)), — снабженные большим количеством эмоционально окрашенных эпитетов (отрицательных в первом случае, и положительных — по втором), немного карикатурны. Кейсы, которыми автор подтверждает свое понимание ситуации, не вполне репрезентативны, и, будучи даны в описании самого автора (без привлечения первоисточников), не могут рассматриваться в качестве основания для аргументации. Примерно с таким же успехом можно было бы перевернуть ситуацию — назвать главным вызовом, стоящим перед Церковью, «экклесиологическую анархию», подкрепить это утверждение пересказом пары случаев, приведших к негативным результатам, и противопоставить это идеализированному образу субординированного церковного сообщества. Такой несколько утрированный взгляд связан с тем, что было сказано выше: в этом амбициозном исследовании теоретическая составляющая не получает должного основания в необходимом для этого масштабном эмпирическом исследовании. И поэтому выводы и тезисы практического плана порой кажутся недостаточно фундированными.
Исследование австралийского автора во многом знаменательно — сочетание ярко выраженной практической интенции и глубокого погружения в современную традицию критической мысли достойно уважения, освоения и даже усвоения. Однако, ввиду указанных выше моментов, нельзя сказать, что в данном исследовании этот синтез удался в полной мере и позволил прийти к действи-
1 Cowdell S. Shooting an elephant (in the room) // St Mark's Review. 2017. №. 240. P. 176-177.
тельно продуктивному результату, что, впрочем, является извинительной и неизбежной издержкой любого новаторского подхода.
Лютько Евгений Игоревич, диакон младший науч. сотрудник ПСТГУ Российская Федерация, 127051, г. Москва, Лихов пер. д. 6 e.i.lutjko@gmail.com
Eugene Lyutko, deacon St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities 6/1 Likhov pereulok, Moscow, 127051, Russian Federation e.i.lutjko@gmail.com
ORCID: 0000-0002-2859-3886
ORCID: 0000-0002-2859-3886
Рец. на: Grigore M., Kührer-Wielach F. Orthodoxa Confessio? Konfessionsbildung, Konfessionalisierung und ihre Folgen in der östlichen Christenheit Europas. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2018. 359 s.
Rev. on: Grigore M., Kührer-Wielach F. Orthodoxa Confessio? Konfessionsbildung, Konfessionalisierung und ihre Folgen in der östlichen Christenheit Europas. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2018. 359 s.
Данный сборник статей представляет собой попытку отойти от привычных практик исследования процесса конфессионализации1 только на историческом материале, имеющем прямое отношение к латинскому христианству, и обратиться к православию на территории Восточной и Юго-Восточной Европы. Такой подход представляется полезным как с точки зрения уточнения самой теории кон-фессионализации, родившейся и развивающейся внутри замкнутой проблематики католическо-протестантских отношений, так и для исследований восточного христианства, поскольку поможет взглянуть на институции и исторические процессы Восточной и Юго-Восточной Европы с другой перспективы. В основу книги легли материалы конференции, проходившей в Майнце 5—7 июня 2015 г., а также результаты работы совместного научного проекта Института европейской истории им. Лейбница в Майнце (Leibniz-Institut für Europäische Geschichte) с Институтом немецкой культуры и истории Юго-Восточной Европы университета им. Людвига-Максимилиана в Мюнхене (Institut für deutsche Kultur und Geschichte Südosteuropas an der LMU München).
1 Термин «процесс конфесионазизации» впервые был введен в поле научных дискуссий во второй половине XX в. Понятие «формирование конфессий» (КопГеззюшЫЫипя) и «кон-фессионализация» (КопГе88ЮпаИ81егищ) активно использовались немецкими исследователями (такими как Е. В. Цееден, В. Райнхард, Х. Шиллинг) для создания теории, описывающей историю немецких религиозных институтов после Реформации и Контрреформации в XVI— XVII вв. Суть теории сводится к представлению о постепенном обособлении христианских сообществ на всех уровнях религиозной, культурной, социальной, государственной жизни.
