CC BY
23
к своим родителям. При этом, 56,7% респондентов уверены, что большинство их сверстников считают, что проживут ли родители всю жизнь вместе, во многом зависит от детей.
Проведенное исследование показало, что в когнитивной сфере студенческой молодежи существует достаточно большое количество непродуктивных стереотипов, которые требуют коррекции и замены на продуктивные. В противном случае много шансов, что эти стереотипы со временем превратятся в поведенческие.
Литература
1. Берулава, Г.А., Берулава, М.М., Боташева, З.С., Непша, О.В., Сагилян, Э.М., Сплавская, Н.В. Роль стереотипов психической активности в развитии личности/ Под общей редакцией Г. А.Берулава.-Москва; Изд-во «Гуманитарная академия»,- 2010.
Психология личности
Савченко И. А.
Мировоззренческие ориентиры в межкультурной коммуникации: интегративно-дезинтегративный аспект
Одной из основных проблем межкультурной коммуникации традиционно считается коммуникативный (мировоззренческий, когнитивный) диссонанс, интерпретируемый одновременно как причина и следствие непонимания, а в ряде случаев, конфликта между людьми разных культур. Такой подход органично укладывается в концепцию Ю. Хабермаса [1], который рассматривает коммуникацию в русле теории социального действия и оперирует понятием коммуникативного действия. Согласованность коммуникативных действий ведет к консенсусу, который является альтернативой коммуникативного диссонанса.
Для Хабермаса ценности и ценностный консенсус - магистральный социокультурный маркер коммуникации. Луман же считает ценности подвижными и лабильными. При этом Луман в принципе высказывает сомнения в пользе ценностного консенсуса [2, с. 122]. Автор данной статьи решила подойти к проблеме эмпирически. Так, для исследования ситуации пересечения различных мировоззрений был проведен анкетный опрос среди русских и иностранных студентов, обучающихся в нижегородских вузах.
Из числа иностранных студентов в опросе приняли участие 247 человек из вузов Нижнего Новгорода: Нижегородского государственного технического университета им. P.E. Алексеева (58 чел.), Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского (98 чел.), Нижегородской государственной медицинской академии (47 чел.), Нижегородского государственного архитектурно-
строительного университета (44 чел.). Опрашивались африканцы (43%), индусы (16%) и китайцы (41%). Возраст респондентов - 21-25 лет, среднее время пребывания в России у африканцев и индусов - 3 года, у китайцев - 5 лет. Гражданство респондентов: Индия (16%), Китай (41%), Камерун (14%), Танзания (16%), Намибия (13%).
Собстеннаи жизнь Дети Родмнз
ПрИИДДЛСЖНОС Тй к соосму народу
Семья Родители
0% 10% 20% 30% 40% 50% 60%
Диаграмма 1. Ценностные предпочтения русских и иностранных студентов (указано в % количество студентов, поместивших ценности на первое место)
Из числа иностранных студентов в опросе приняли участие 247 человек из вузов Нижнего Новгорода: Нижегородского государственного технического университета им. Р.Е. Алексеева (58 чел.), Нижегородского госуниверситета им. Н.И. Лобачевского (98 чел.), Нижегородской государственной медицинской академии (47 чел.), Нижегородского государственного архитектурно-строительного университета (44 чел.). Опрашивались африканцы (43%), индусы (16%) и китайцы (41%). Возраст респондентов - 21-25 лет, среднее время пребывания в России у африканцев и индусов - 3 года, у китайцев - 5 лет. Гражданство респондентов: Индия (16%), Китай (41%), Камерун (14%), Танзания (16%), Намибия (13%).
В опросе русских студентов участвовали 215 человек в возрасте от 19 до 21 года. Все они обучаются в Нижегородском государственном техническом университете им. Р.Е. Алексеева. Мужчины среди них составили 52%, женщины - 48%. Большинство русских студентов являются гражданами России (92%), остальные 8% - граждане Украины, Беларуси, Казахстана и Молдовы.
Главной нашей задачей было сравнение ценностных предпочтений иностранных студентов с предпочтениями студентов из России. Так, мы попросили респондентов распределить понятия, обозначающие основные ценностные ориентиры личности, по пятнадцати позициям в порядке убывания в зависимости от значимости, которую эти ценности представляют для опрашиваемого (см. Диаграмму 1).
Было выявлено, что у иностранцев главными (помещенными на первое
Иностранные студенты I Русские студенты
место) ценностными ориентациями являются родители (53%), семья (40%), принадлежность к своему народу (37%), родина (20%). Что касается русских, то на первое место они ставят родителей (45%), детей (35%), и семью (17%): собственную жизнь ценят лишь 7%, а принадлежность к своему народу не является значимой для русского студента.
Мы видим, таким образом, что определенные расхождения у русских и иностранцев наблюдаются как в индивидуально-личностных предпочтениях, так и в культурно-патриотических установках. Однако степень этих расхождений неодинакова.
Так, в плане индивидуально-личностных предпочтений и русские, и иностранцы достаточно большое значение придают родителям (соответственно 45% и 53%). Но у иностранцев внутренняя связь с родителями сильнее. Она обостряется, возможно, из-за расстояния, отделяющего иностранных студентов от родителей, а, возможно, из-за культурных установок, предполагающих особое уважение к отцу с матерью.
Неодинаковое отношение к детям и семье у русских и иностранцев позволяет судить о системности и фрагментарности в восприятии ценностей. При этом следует иметь в виду, что и русские, и иностранные студенты являются достаточно молодыми людьми, не имеющими детей. У русских - дисперсное восприятие ценностей: дети (34%), которых еще нет, оказываются важнее семьи, которая, меняя свой состав, остается всегда. У иностранцев - более цельный и, в то же время, реалистичный подход к ценностям. Иностранные студенты не указывают в качестве ценности детей, очевидно, по двум причинам: во-первых, как и русские, иностранцы на данный момент собственных детей не имеют; во-вторых, они, в отличие от русских, не разделяют понятие «дети» и «семья», которую в качестве основной ценности назвали 40% иностранцев и 18% русских.
Указание семьи в качестве главной ценности свидетельствуют о чертах этнообщинного сознания, которые у иностранцев представлены ярче, нежели у русских. В контексте социокультурной интеграции ценностные характеристики иностранцев мы расцениваем скорее как положительные, поскольку считаем культурную разнородность и привязанность членов этногрупп к своим этнокультурным корням важнейшим стимулом социального развития и социальных коммуникаций. Но есть и противоположные мнения, оценивающие привязанность к семье и общине как препятствие интеграции. Так, в открытом письме известного немецкого публициста Ральфа Джордано федеральному президенту ФРГ Кристиану Вульфу по вопросу о роли ислама в Германии есть следующие строки: «Куда мы придем, если стесняемся назвать неспособной к интеграции патриархальную культуру, для которой личность ничто, а семья и община-все?» [3].
Когда же речь заходит о культурно-патриотических установках (любовь к Родине (10% у русских, 20% у иностранцев), гордость за свой народ (37% у иносранцев и непредставленность данного фактора у русских), то здесь преимущество иностранных студентов становится еще более очевидным: скорее всего именно разрыв с Родиной актуализирует значимость данных ценностей.
Но иностранцы более индивидуалистичны, нежели русские: собственную жизнь на первое место отнесли 18% иностранцев, и только 7% русских. Помимо внутреннего индивидуализма, это объясняется, возможно, экзистенциальной неуверенностью иностранца в чужой стране, определенными опасениями за собственную безопасность.
Исследование ценностных ориентиров, на наш взгляд, целесообразно было сопроводить изучением нравственно-мировоззренческих предпочтений русских и иностранных студентов. Так, респондентам было предложено согласиться с утверждением, характеризующим ценностные предпочтения личности, или опровергнуть его. Анализ результатов опроса по данному блоку несколько прояснил ситуацию «перекрестка мировоззрений». Здесь у русских и иностранцев обнаружилось гораздо больше различий (см. Таблицу 1).
Таблица 1
Ценностные ориентиры русских и иностранных студентов
№ п/п Утверждение Ответ (в %)
Иностранные студенты Русские студенты
Да Нет Да Нет
1. Верю е Бога 77 23 11 89
2. Верю в загробную жизнь 47 53 23 77
3. За хорошие дела человек будет поощрен после смерти 53 47 17 83
4. За хорошие дела человек будет поощрен уже при жизни 98 2 20 80
После смерти челоьеку придется отвечать за свои нехорошие поступки 53 47 14 84
б. Уже при жизни человеку придется поплатиться за нехорошие дела 90 10 18 82
7. Террористы —это люди, которых сначала надо понять, а только потом - осуждать 11 89 10 90
8. Ради великой цели можно отдать и собственную жизнь 40 60 87 13
9. Мне трудно понять людей, исповедующих иную, нежели я, религию 50 50 7 93
10. Людям с р азн. в ер оиспов е данием не дано друг друга понять 13 87 2 92
11. Представителям разных культур и национальностей часто трудно понять друг друга 40 60 3 97
12. Часто мне бывает трудно понять представителей других религий и национальностей 27 73 12 88
13. Иногда цель настолько важна, что ради ее достижения приемлемы насилие и человеческие жертвы 13 87 7 93
Так, только 11% русских утверждают, что верят в Бога, и этот показатель очень низок, поскольку 77% иностранных студентов являются людьми верующими. Такие мнения можно оценивать по-разному. С одной стороны, конечно же, секуляритивные тенденции российской молодежи можно считать признаком прогрессивности, личностной независимости, торжества разума над суеверием и т.д. и т.п.
Но если религия предлагает человеку достаточно ясное понимание смысла жизни, то личность, живущая «без Бога», обречена на постоянный поиск смысла своего существования. В таких условиях, где намного сложнее быть счастливым,
создаются социальные предпосылки для депрессивного состояния общественного сознания.
«За хорошие дела человек будет поощрен уже при жизни» - с этим согласны 98% иностранцев и 20% русских. Более того, многие иностранцы (53%) уверены, что и «после смерти человек поощряется за хорошие дела», и только 17 % русских считают так же. Анализируя данные ответы, делаем вывод: у русских преобладают депрессивные тенденции, поскольку существует уверенность, что хорошие поступки не будут достойно оценены. Депрессивность подтверждается убеждением в безнаказанности дурных поступков: лишь 14% русских уверены, что после смерти человек ответит за них, и 82% русских считают, что и при жизни человека его нехорошие дела останутся безнаказанными. Здесь надо учесть, что говоря о безнаказанности, человек в первую очередь имеет в виду вовсе не себя, а других, тех, которых, по его мнению, «следовало бы наказать».
Итак, налицо явная разнонаправленность мироощущений: депрессивность у русских и оптимизм - у иностранцев, четко структурированные представления о смысле жизни и своем месте в мире у иностранцев и мировоззренческая потерянность - у русских. Эта потерянность во многом вызвана желанием, но невозможностью понять сущность происходящих актуальных социальных изменений, в том числе и в социокультурной сфере. Депрессивный настрой русских во многом обусловлен также нереализованностью стремления стать активным участником этих социальных изменений. «Ради великой цели можно отдать и собственную жизнь,» - так думают 40% иностранцев и 87% русских. Иностранцы ценят собственную жизнь как таковую, как великий дар. Смысл жизни для них (во многом благодаря религиозному сознанию) - в самой жизни и в подготовке к жизни загробной. Русские же считают, что жизнь приобретает смысл лишь в героических поступках и пассионарных действиях, более ценных и важных, нежели собственная жизнь.
Между тем, если большинство русских (87%) и достаточное количество иностранцев (40%) соглашаются с вероятностью добровольного героизма, то лишь 7% русских и 13% иностранцев уверены, что «иногда цель настолько важна, что ради ее достижения приемлемы насилие и человеческие жертвы»). Нужно ли доказывать, что ответ на данный вопрос указывает на мирные настроения обеих респондентских групп (хотя с заметным преобладанием русских): мало кто склонен оправдывать войны, военные перевороты и насилие в целом.
Здесь мы подходим с точки зрения цели нашего эмпирического исследования к самому важному месту наших рассуждений. Близость ценностных предпочтений у русских и иностранцев не ограничились отношением к насилию и жертвам. Несмотря на множество мировоззренческих противоречий, в тех вопросах, которые касаются взаимного понимания, бесконфликтного сосуществования и недопущения столкновений, большинство русских и иностранцев не приемлют агрессии. И все же русские показывают себя более миролюбивыми и менее склонными к абсолютизации культурных барьеров. И эта тенденция подтверждается ответами на другие вопросы.
Так, русские (97%) не согласны с тем, что «представителям разных культур и национальностей трудно понять друг друга». Большинство иностранцев подобное мнение разделяют (60%), хотя таковых все же меньше, нежели русских. Примерно такая же ситуация и с ответом на вопрос: «Часто мне бывает трудно понять представителей других религий и национальностей?». Такое мнение разделяют 27% иностранных студентов и 12% русских.
Как видим, достаточно четко прослеживается большая уверенность русских студентов в возможности преодоления культурных барьеров. Когда дело касается религиозных разногласий, тенденция проявляется еще четче. Отвечая на вопрос: «Мне трудно понять людей, исповедующих иную, нежели я, религию?»,- 50% иностранцев и 7% русских отвечают положительно. «Людям с разным вероисповеданием не дано друг друга понять» - это мнение разделяют 2% русских и 13% иностранных студентов. Сравнение данных по двум последним вопросам достаточно красноречиво. Русские, будучи по преимуществу людьми неверующими, в принципе не считают религию значимым ценностно-коммуникативным фактором в отношениях, в том числе, социокультурных. Иностранные студенты как бы объясняют свою конфессионально-мировоззренческую установку: «Да, мне бывает сложно понять представителей других религий, но тем не менее это возможно, и я к этому стремлюсь».
Наконец, стремление к мирному решению сложных вопросов и неприятие терроризма как способа решения этнических противоречий вызвало редкое единодушие в обеих опрашиваемых группах: только 10% русских и 11% иностранцев допускают, что «террористы - это люди, которых сначала надо понять, а только потом - осуждать». Вывод прост: мировоззренческие различия не обязательно ведут к конфликту мировоззрений, к диссонансу и прочим проблемам, не говоря уже об открытых столкновениях и нетерпимости.
В среде иностранных студентов была также выявлена тенденция к коммуникативной изоляции, направленной на избежание конфликта. О подобном, как мы помним, говорил Луман в отношении культур народов Дальнего Востока [2, с. 121]. Так, значительное число иностранных студентов (58% китайцы, 87% африканцев, 37% индусов) указали, что им приходилось сталкиваться в повседневной жизни с недоброжелательным поведением в отношении людей их национальности.
У иностранных студентов обнаружились внутренние негативные установки на межкультурный контакт: в ряде случаев недоброжелательное отношение видится им там, где его нет. Так, 30% китайцев, 44% африканцев и 10% индусов указывает, что «внешних признаков нет, но чувствуют недоброжелательство». Однако 28% китайцев, 43% африканцев и 7% индусов сталкивались с «высказываниями за спиной, холодностью в общении», 15% китайцев, 38% африканцев и 5% индусов - с открытым нежеланием разговаривать. Но только 7% африканцев и 2% индусов столкнулись с физическим насилием на национальной почве, по 1% - с принуждениями к выезду, перемене места жительства; в среднем по 4% испытали в свой адрес оскорбительные
замечания, насмешки, явное презрение; около 2% в каждой группе утверждают, что в их окружении были соотечественники, убитые на национальной почве.
Помимо этого, респонденты-африканцы (75%) утверждают, что им приходилось испытывать ущемление при поиске работы. При этом намного менее значительная часть китайцев (21%) и индусов (26%) дает аналогичный ответ. Так, для африканца цвет кожи, который максимально (по сравнению с китайцами и индусами) внешне отличает его от европейца, становится коммуникативным барьером в принимающем сообществе. Холодность, удаленность друг от друга, избегание коммуникативных контактов - все эти барьеры являются реальными в жизни многоэтничного социума.
Луман определяет главное условие преодоления барьеров коммуникации посредника [4]. В соответствии с этой идеей Лумана автор настоящего исследования вместе с рабочей группой студентов решили испытать себя в качестве посредников. Мы запланировали провести эксперимент, цель которого - ознакомление иностранных студентов с русской культурой, а русских - с китайской, индийской и африканскими культурами. Мы стремились к расширению путей коммуникативного взаимодействия, стиранию граней культурных стереотипов. Главное в задуманном эксперименте - большое количество участников как с русской, так и с иностранной стороны.
Прекрасной возможностью осуществить задуманное стал Международный День студента -17 ноября (2009 г., Нижегородский государственный технический университет им. P.E. Алексеева). За относительно короткое время мы создали дружескую обстановку, узнали много нового о других культурах и показали свою. Праздник удался. Студенты шли на контакт с нами легко: с удовольствием принимали участие в конкурсах, пели, танцевали. Все остались довольны: и организаторы, и иностранные студенты, и приглашенные артисты.
Безусловно, большинство иностранных студентов в начале праздника чувствовали неловкость и стеснение, однако, осознав то, что мы хотим наладить отношения с ними, подружиться, узнать что-то новое об их культуре и поделиться своей, полностью окунулись в атмосферу дружбы и понимания.
В ходе устного интервью и анонимного опроса выяснилось, что большинство (75%) иностранных студентов остались довольны. Каждый из них выразил личную благодарность организаторам мероприятия, стуценты высказали пожелание проводить подобные мероприятия чаще и убеждали нас, что после праздников личные контакты с русскими студентами наладились (47%) и жизнь стала немного ярче. Наши труды не пропали даром, всё прошло соответственно нашим планам. Кроме того, 35% указали, что русские студенты стали намного терпимее и доброжелательнее по отношению к студентам-иностранцам.
Таким образом, наша цель была достигнута: мы проложили мостик взаимопонимания между культурами. Международный День студента послужил «отправной точкой» дальнейшего укрепления отношений, поэтому мы решили не ограничиваться разовым мероприятием. После этих коммуникативных событий последовали другие - менее грандиозные, но не менее значимые (Новый
год, Татьянин день, Первое апреля и т.д.). Последовательность и преемственность коммуникативных программ не менее важны, чем их насыщенность. Ведь Луман предлагал понимать процесс социокультурной эволюции как преобразование и увеличение возможностей перспективной коммуникации [2, с. 124].
Помня о разнице в мировоззренческих ориентациях, мы не стремились эту разницу ликвидировать, но делали все возможное, чтобы межкультурная коммуникация имела место. Не случайно Н. Луман полагал, что «коммуникация невозможна как без какого-либо согласия, так и без какого-либо разногласия» [2, с. 120].
Между тем, как это часто бывает, испытывая полное удовлетворение своей деятельностью на поле межкультурной коммуникации, мы вдруг ощутили, что в теоретических (лумановских) основаниях нашей работы есть определенные несоответствия. Вспомним хотя бы обращение Лумана к теории Парсонса. Оно было бы вполне закономерным, если бы Луман не стремился откреститься всеми возможными способами от теории социального действия, в разработку которой Парсонс внес существеннейший вклад.
И вообще: могут ли быть посредники вне действия? В конце концов и организованные нами как посредниками коммуникативные события являлись совокупностью коммуникативных действий. Почему же Луман сам встраивает свои теоретические положения в критикуемую им модель: «коммуникатор -посредник - коммуникант», вовлекая себя тем самым в парадигму научного модерна?
Почему у Лумана вдруг начинает работать [4] хабермасовская теория рациональности коммуникативного действия, якобы «ошибочная уже чисто эмпирически» [2, с. 117]. Наверное, потому, что и Хабермас был прав: модерн является незавершенным проектом [5], и это - объективная социокультурная и коммуникативная реалия, что подтвердил наш эксперимент.
Подводя итог, попытаемся проследить, как тенденции межкультурной коммуникации соотносятся с интегративными и дезинтегративными процессами в обществе. Вспоминая Лумана, скажем: главное, чтобы коммуникация была. Отсутствие коммуникации ведет к сегрегации.
Коммуникацию не следует отождествлять с социокультурным взаимодействием в принципе, поскольку коммуникации значительно более дисперсны и динамичны. Поэтому отдельные разногласия и непонимание в коммуникациях не тождественны конфликту в социокультурном взаимодействии.
Теория коммуникативного действия, явившаяся вершиной модернистской парадигмы и получившая обоснование в работах Ю. Хабермаса, хотя и имеет тенденцию к упрощенному объяснению коммуникативного процесса, в принципе делает его достаточно понятным и четко структурированным. В этом плане Н. Луман напрасно призывает отказаться от теории действия применительно к коммуникации.
Коммуникативный диссонанс может иметь как негативный эффект, позитивный, поскольку поиск причин смысловой дисгармонии может привести
к пониманию. Вместе с тем, абсолютизация категории консенсуса, как у Ю. Хабермаса, тоже может иметь неоднозначные последствия. Конечно, в идеале коммуникаторы должны понять друг друга. Но абсолютное понимание невозможно даже между близкими людьми, даже молчание можно интерпретировать по-разному, а продолжающаяся коммуникация может рождать все новые поводы к непониманию и, соответственно, порождает новые понимания. Лишь полная нейтрализация смыслов может создать квазиконсенсус. Собственно, это и происходит в современном политкорректном социуме.
Для социокультурной интеграции необходим сам факт и предмет коммуникации, представляющий интерес для обеих сторон, и, тем самым (по Парсонсу- обязательно) выступающий посредником.
Таким образом, межкультурную коммуникацию можно считать основанием интеграционно-дезинтеграционных процессов в полиэтничном обществе. Она которая представляет собой эмерджентную систему коммуникативных действий, имеющих социокультурное содержание. Такое рассмотрение межкультурной коммуникации возможно благодаря синтезу концептуальных положений теории Ю. Хабермаса, развивавшему в контексте рационализма и научного модерна идеи коммуникативного действия и консенсуса, и системного подхода Н. Лумана, в постмодернистском толковании представлявшего коммуникацию как аутопойэтичную и самодостаточную sui generous.
Литература
1. Хабермас, Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие / Пер. с нем. под ред. Д. В. Скляднева, послесл. Б. В. Маркова. - СПб.: Наука, 2000. -380 с.
2. Луман, Н. Что такое коммуникация? // Социологический журнал. №3,1995— 114—125с., 122 с.
3. Джордано, Р. Письмо в защиту Германии [Электронный ресурс] // Лента.ру, 13 октября 2010.
4. Луман, Н. Невероятность коммуникации / Проблемы теоретической социологии. Вып 3.- СПб.: СПбГУ, 2000.- 75-93 с.
5. Habermas, J. Die Moderne - ein unvollendetes Projekt, in: Kleine politische Schriften I-IV. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1981.203 s.
Ахмедханова P.A.
Эмпирическое изучение психологических детерминант развития позитивных отношений дагестанских подростков со сверстниками других
этносов
Развитие позитивных отношений между субъектами разных этносов в настоящее время представляет собой приоритетную социальную задачу.
