CC BY
54
УДК 81'246
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
И. А. Савченко
Лингвоидентичность и социокультурные условия развития этнообщностей
Язык - это объединенная духовная энергия народа...
В. фон Гумбольдт
Определяется взаимозависимость лингвоидентичности и социокультурных условий жизнедеятельности этногруппы. Обосновываются причины размывания лингвоидентичности в массовом городском сообществе и ее стагнации в самоизолирующейся этнической общности. Наиболее благоприятной средой развития лингвокультурной идентичности признается институализированный поликультурализм.
An Interdependence of lingual identity and socio-cultural conditions of ethnic group are determined. The reasons of lingual identity washing out in mass city community and its stagnation in a self-isolated ethnic group are estimated. Institutionalized policulturalism is admitted as the optimum environment for lingual identity development.
Ключевые слова: монолингвизм, полилингвизм, социокультурные отношения, лингвоидентичность, культурная идентичность, мультикультурное сообщество, этническая общность, маргинальность.
Key words: monolingvism, polilingvism, socio-cultural relations, lingual identity, cultural identity, multicultural society, ethnic community, marginality.
В статье определяется значимость языка в структуре этнокультурной идентичности. Обычно, когда ученый ставит перед собой такую задачу, он задает испытуемому традиционный вопрос: «Что значит для Вас быть представителем своей национальности?». Количество ответов «Говорить на родном языке» указывает, какое место занимает лингвоидентичность в числе других параметров идентичности.
Золотым веком отечественной эмпирической этнолингвистики теперь можно с уверенностью считать пресловутые застойные годы. Именно в этот политически спокойный период был собран и обработан большой пласт эмпирических данных, прежде всего, о лингвокультурной идентичности этносов, населявших Советский Союз. Большинство исследований выявляли значимость языка как главного этнического идентификатора у населения союзных республик СССР: свыше 70-80% эстонцев, грузин, узбеков, молдаван
идентифицировали себя по признаку языка [14].
В восьмидесятые годы XX века на основе анализа художественных произведений, опубликованных в журнале «Дружба
народов» за 1955-1970 гг., М. Н. Губогло обнаружил, что число упоминаний «родного языка» как этнического идентификатора с 1955 по 1966 г. увеличилось в шесть раз, а с 1969 по 1970 г. - в девять раз [3, с. 270-271]. Губогло установил, что интенсивность динамики иных идентификаторов культуры слабее во много раз.
На примере народов Удмуртии [15], Карелии [9] и Кабардино-Балкарии [10] были получены данные, что у народов с распространенным массовым двуязычием язык как этнический идентификатор имел меньшее значение, чем у народов других республик. Тем не менее, среди других параметров - происхождение, обычаи, черты характера и др. - он был все же на одном из первых мест [1]. Между тем, сегодня достаточно сложно оценить значимость этих и многих других научных данных, полученных более двадцати лет назад. Возможно, результаты проводимых исследований указывают на некие общие вневременные закономерности становления лингвоидентичности. Но не следует исключать, что подобные данные детерминируются особенностями социальной эпохи, в которую они были получены. Так или иначе, изменение социокультурных условий существования культурных групп, связанные с развалом больших государств и появлением новых, интенсификацией миграций, глобализацией и развитием межкультурных коммуникативных связей, требуют новых исследований по проблемам лингвоидентичности.
Кроме того, что начиная с девяностых годов прошедшего столетия исследования этноидентичности (или этничности) приобрели крайне политизированный характер, и лингвокультурные аспекты этнического самосознания отошли на второй план [7; 19; 21]. Поэтому не случайно в начале статьи мы вспомнили застойные годы, когда исследования этничности были более эмпирически емкими и менее ангажированными.
В данной статье представлен анализ небольшого фрагмента многоаспектного эмпирического исследования, поведенного автором [16; 17]. Этот фрагмент позволяет проследить состояние
лингвоидентичностей в различных социокультурных условиях. Исследование проводилось в шести опросных аудиториях.
Первый опросный срез был проведен нами среди иностранных студентов. Собственно, мы априори были уверены, что результаты в данной категории респондентов будут самыми оригинальными и неожиданными, и поэтому сравнение полученных данных с результатами исследования в других аудиториях будет достаточно красноречивым. Забегая вперед, отметим, что наши ожидания если и были оправданы, то лишь частично. В опросе иностранцев1 приняли
1
' Исследование проводилось проектной группой. Руководитель: И.А.
Савченко. Члены рабочей группы: Морозова О., Борисова Н., Свирина М.
участие 247 студентов из разных вузов Нижнего Новгорода: Нижегородского государственного технического университета имени Р.Е. Алексеева (58 чел.), Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского (98 чел.), Нижегородской государственной медицинской академии (47 чел.), Нижегородского государственного архитектурно-строительного университета (44 чел.). Опрашивались африканцы (43%), индусы (16%) и китайцы (41%). Возраст респондентов - 21-25 лет, в официальном браке никто из них не состоит. Среднее время пребывания в России у африканцев и индусов - 3 года, у китайцев - 5 лет. Большинство (91%) проживают в общежитии.
Социокультурная ситуация иностранных студентов в нижегородских вузах следующая. Студенты обучаются разным специальностям: медицинским, техническим, гуманитарным,
экономическим. Но компактно, т.е. в группах с иностранными же студентами, они обучаются только на практических занятиях по русскому языку. На всех остальных занятиях, которые, конечно же, проводятся на русском языке, иностранцы обучаются вместе с русскими студентами. Вместе с тем, в общежитии студенты-иностранцы проживают компактно в специальных секциях, предназначенных именно для иностранцев. Поэтому ситуация диаспоры для данных студентов поддерживается извне. По нашим наблюдениям, «междиаспорные» контакты иностранцев достаточно ограничены: китайцы общаются с китайцами, индусы с индусами, африканцы с африканцами. Общий культурный барьер во многом определяется барьером лингвистическим.
Помимо этого, лингвокультурное положение студента-иностранца определяется его отношением к проживанию в России вообще. Согласно результатам нашего опроса китайцы и индусы (82 и 79% соответственно) не возражают против того, чтобы задержаться в России не неопределенное время, африканцы же, скорее предпочли бы уехать в какую-либо из европейских стран (69%). Действительно, примерно четверть иностранных студентов остается жить в России (то есть заводят семьи, детей, приобретают недвижимость), более половины не покидают нашу страну после окончания вуза, а остаются на относительно продолжительный срок [6]. Опрошенные иностранные студенты, в принципе, проявляют стремление интегрироваться в русскую культурную среду. Хотя в среднем не более 26% иностранных студентов считают возможной настоящую дружбу с русскими, большинство иностранцев считают возможным вступление в брак с русскими (в среднем 55%), не возражают против русского соседа (61%), могли бы работать вместе с русскими (66%).
Второй целевой опросной аудиторией явились студенты в основном из так называемого «ближнего» зарубежья, обучающиеся в Нижегородских вузах: Нижегородском государственном техническом
университете имени Р.Е. Алексеева, Нижегородском государственном университете им. Н.И. Лобачевского, Нижегородского государственном архитектурно-строительном университете.
Были опрошены 253 респондента, из которых 60% - женщины, 40% - мужчины. Все респонденты достаточно молоды: 47% не достигли 20-летнего возраста, 36% - в возрасте 21-25 лет, 13% - в категории от 26 до 30 лет и только 4% - 31-35 лет. Большинство (93%) не состоят в браке. Национальность опрошенных: белорусы - 19%, абхазы - 3%, литовцы - 3%, эстонцы - 5%, украинцы - 17%, грузины -10%, армяне - 17%, азербайджанцы - 10%, таджики - 3%, туркмены -3%, молдаване - 8%.
Данные студенты-мигранты обучаются вместе с российскими студентами. Кроме того, многие из них проживают в России достаточно давно, закончили здесь школу и именно с Россией связывают дальнейшую учебу, жизнь и работу (около 65%). Имеют русских друзей. Многие (примерно половина) считают русский язык языком повседневного общения, около четверти родной язык утратили. Связи с национальными диаспорами многие студенты не поддерживают, выбор возможных супругов и друзей намереваются осуществлять как среди представителей своего этноса (75%), так и среди русских (73%). Половина респондентов не возражает против русского соседа, 70% - против дружбы с русскими. Только работать вместе с русскими почему-то хотят только 33% студентов-мигрантов. Такие тесные контакты с принимающим сообществом, естественно, влияют на лингвокультурную динамику в обозначенной категории студентов.
В процессе опроса мы попытаемся выяснить, являются ли опрошенные студенты из мигрантских семей аккультурированными в российскую лингвокультурную среду, либо их положение можно скорее назвать маргинальным.
Параллельно с исследованием среди студентов - выходцев из ближнего зарубежья опрашивались представители третьей опросной аудитории - русские студенты: всего 215 человек в возрасте от 19 до 21 года. Все они обучаются в Нижегородском государственном техническом университете им. Р.Е. Алексеева. Мужчины среди них составили 52%, женщины - 48%. Большинство русских студентов являются гражданами России (92%), остальные - граждане Украины, Беларуси, Казахстана и Молдовы. Около 30% русских студентов с радостью стали бы гражданами другого государства: 17% Англии, 7% Германии и 6% Соединенных Штатов. Указывая национальность друзей, 97% отметили исключительно русских. При этом 40% считают, что только патриотизм поможет представителям своей национальности сохранить родную культуру, 16% отметили традиции, и 28% - прекращение американизации. Исходя из личного опыта, 56% русских студентов считают наиболее близкой к русским
национальностью украинцев, 17% отмечают белорусов. Указанные социокультурные установки русских молодых людей, безусловно, каким-то образом предопределили их лингвокультурные ориентации.
В четвертую группу вошли курсанты Кстовского2 высшего военного инженерно-командного училища. В опросе приняли участие 111 человек. Все - мужчины в возрасте от 19 до 25 лет. Большинство (95%) холосты. Этническая принадлежность респондентов: русские из республик СНГ - 8% (из них треть - русские из Республики Беларуси, две трети - русские Казахстана), 11% белорусы, 13% казахи, 3% -уйгуры Казахстана, 20% - армяне, 11% - киргизы, 14% - таджики, 13% -туркмены, 11% - узбеки. Лингвокультурная ситуация данной категории респондентов, на наш взгляд, может оцениваться как промежуточная между первой (иностранные студенты) и второй (студенты-мигранты из СНГ) категориями опрошенных. Дело в том, что курсанты из ближнего зарубежья обучаются компактно: есть взвод армян, взвод казахов, киргизов и т.д. И в казармах представители одной национальности проживают вместе, в одном солдатском кубрике. В этом плане наблюдаются параллели с иностранными студентами в нижегородских вузах. Структурная диаспоризация курсантского коллектива закрепляется также закрытыми условиями военного вуза. Курсанты не свободны в передвижениях. Даже на выходные они не получают увольнений - причина проста: у них нет родственников или знакомых, у которых можно переночевать. Молодые люди ощущают себя «чужими среди чужих» (то есть среди таких же замкнутых в себе членов минидиаспор).
В Кстовском высшем военном инженерно-командном училище обращает на себя внимание также то, что курсантые из ближних зарубежных стран больше общаются с курсантами из дальних зарубежных стран (здесь есть взводы из Анголы, Мьянмы, Китая, Камбоджи и др.), нежели с курсантами из России. При этом причину здесь не нужно искать в неких культурных особенностях россиян и приезжих. Дело объясняется в первую очередь тем, что российские студенты более свободны, на старших курсах они при возможности могут проживать вне казармы, а праздничные и выходные дни проводят со своими семьями, проживающими преимущественно либо в Нижегородской области, либо в близких сопредельных областях Средней полосы России. Обследованные нами курсанты из прежних республик Советского Союза по большей части (около 65%) связывают жизнь со своей родиной. Даже русские Беларуси в
2 г
2 Кстово - город в России, административным центр Кстовского района Нижегородской области. Население 65,6 тыс. чел. (2005). Кстово расположен на правом берегу Волги в 29-ти км от Нижнего Новгорода.
основном намерены вернуться в эти республики и жить рядом с родными.
Рассматривая национальности возможных супругов, русских указывают русские из стран СНГ, белорусы, армяне и уйгуры. Выходцы из среднеазиатских республик и Казахстана стремятся найти супругу либо своей, либо какой-либо иной, но обязательно азиатской, национальности. Причину, судя по всему, следует искать в культурнорелигиозных факторах и стереотипных установках. Зато в кандидатуры возможных друзей, коллег, соседей курсанты из республик бывшего СССР охотно включали как своих соотечественников, так и русских, и курсантов из ближнего и дальнего зарубежья.
Таким образом, курсанты Кстовского училища стремятся сохранить родной язык, а русский язык используют в качестве языка межкультурной коммуникации с большинством курсантов училища.
В пятую выборку вошли студенты Камской государственной инженерно-экономической академии (ИНЭКА), г. Набережные Челны3. Мы опросили 398 студентов, из которых 30% - русские, 60% - татары, 1,5% - крещёные татары (именно так эти люди обозначили свою национальность), 3% - чуваши, 1,5% - азербайджанцы, по 1% -марийцев, казахов, немцев, киргизов.
Несмотря на то, что в г. Набережные Челны русских и татар примерно поровну, в нашей студенческой выборке татары явно преобладают. Возможно, это связано с тем, что многие русские получают образование в других городах России. В данном случае наблюдается этнокультурная картина, отличная от предыдущих. Татарстан, конечно же, субъект Российской Федерации, преподавание и вся официальная документация осуществляются здесь на русском языке. Между тем титульным здесь является татарский этнос. Кроме того, Татарстан характеризуется тем, что здесь очень силен пласт национальной интеллигенции, причем не только в столице, но и в менее крупных городах, таких, как Набережные Челны. И интеллигенция прилагает немалые усилия для сохранения национального, прежде всего, литературного татарского языка. При этом в вузе такого удаленного от республиканского центра города как Набережные Челны мы наблюдаем определенный процент внешних мигрантов - азербайджанцев, казахов, киргизов. Естественно, русский язык и здесь сохраняет функцию универсального языка межкультурной коммуникации. В таком же качестве используют
3 Набережные Челны (тат. Яр Чаллы, с 1983 по 1987 назывался Брежнев) -город в России, в северо-восточной части Татарстана, на обоих берегах реки Кама. Население города — 507 900 жителей (2009) (31-е место в РФ), что составляет около 13,5 % населения Татарстана; в том числе: татар 45,7 %, русских 45,1 %, чувашей 1,9 %, украинцев 1,6 %, башкир 1,4 %, марийцев, мордвы и удмуртов 1,9 % [12].
представители местных этносов - немцы Поволжья, чуваши, марийцы.
Шестая выборка отличается от всех предыдущих своей моноэтничностью. Мы сочли полезным использовать моноэтничную (и моноязычную) группу потому, что через нее можно частично понять специфику полиэтничного коллектива. Исследовательский срез был проведен в Чеченской Республике в конце октября - начале ноября 2009 г. благодаря помощи активиста Всероссийского движения Росмолодежь Новикова Станислава, принимавшего участие в акции «Поезд без брони» в г. Грозном. Были опрошены 57 человек. Все -чеченцы, мужчины в возрасте от 21 до 29 лет, студенты старших курсов или недавние выпускники Чеченского государственного университета.
Среди наиболее близких к своей национальности чеченцы называют ингушей, к числу «симпатичных» этнических групп относят, помимо ингушей, русских, армян, осетин, а также дагестанские этносы. Большинство чеченцев готовы вступить в брак с ингушами, русскими и дагестанцами. С ними же чеченцы не отказались бы дружить и совместно работать. С армянами, осетинами и кабардинцами чеченцы считают возможными настоящую дружбу, соседство, сотрудничество, но не брак. Не считая возможными супружество и дружбу с грузинами, чеченцы, между тем, не против совместной работы и соседства с ними. Другие этносы чеченцы рассматривают как крайне дистанцированные от себя.
В каждой опросной аудитории задавался вопрос: «Что значит для Вас быть представителем своей национальности?». Ответы предполагали множественный выбор, и их варианты (не более трех) были различные: 1) говорить на родном языке; 2) жить родной культурой; 3) исповедовать свою религию; 4) быть чужим в родной стране; 5) бороться за права своего народа; 6) другое. Процент выбравших ответ «Говорить на родном языке» интересовал нас более всего.
Как и ожидалось, в разных опросных аудиториях мы получили различные ответы о роли языка в функционировании этнокультурной идентичности. Итак, иностранные студенты. Отвечая на вопрос «Что для Вас означает быть представителем своей национальности в России», ответ «говорить на родном языке» дали подавляющее большинство индусов и африканцев (86% и 74% соответственно) и очень мало китайцев (12%). Печальный ответ «быть чужим в чужой стране» достаточно редко встречается во всех трех группах (около 10%).
В диаграмме 1 показано, насколько неодинаково у студентов разной этнической принадлежности место лингвоидентичности среди различных составляющих культурной идентичности. Более того, становится ясно, что для некоторых (в частности, для китайцев)
культурная идентичность не является важной частью идентичности вообще.
100 90 80 70 60 50 40 30 20 10 0
□ Ряд1
Африканцы
Китайцы
Индусы
Диаграмма 1. Количество (в %) студентов-иностранцев, выбравших ответ «Говорить на родном языке» на вопрос «Что означает для меня быть представителем своей национальности»
Чем объясняется такое несовпадение ответов ? Имеются данные о том, что крупные этносы, являющиеся титульными в своих государствах, наделяют язык меньшей этнокультурной значимостью. В Москве, например, на рубеже 80-90-х годов по языку идентифицировало себя не больше четверти русских [1]. Аналогичную закономерность мы наблюдаем сегодня в ответах китайцев. Они, судя по всему, уверены, что есть много маркеров помимо языка, позволяющих им считать себя китайцами (чего стоят 49% китайцев, идентифицирующих себя как «посланников своей страны в России»). Помимо этого налицо высокая адаптивная способность китайцев -25% считают, что быть представителем своей национальности в России означает «осваивать новую культуру». Внутриэтническая устойчивость в сочетании с поразительной приспособляемостью, вплоть до прямого копирования и подражания (никто в мире не делает копии успешнее, чем китайцы) в лингвистическом плане проявляется в том, что жители многочисленных «чайнатаунов» в западных столицах по преимуществу не говорят по-китайски, а используют язык принимающего сообщества. Выходит, китайцам как самому многочисленному в мире этносу вроде бы нет нужды «цепляться» за свой язык.
Иная ситуация у студентов-африканцев. У африканского студента в России наблюдается эффект двойной идентификации: по
отношению к африканцам - выходцам из различных стран Африки и по отношению к остальной социальной среде. В последнем случае дифференцирующим фактором является цвет кожи. В первом случае, т.е. среди других африканцев, такой студент определяет себя подобно тому, как это происходит у него на родине. В то время как в большинстве стран Африки государственными являются английский и/или французский языки, различные родоплеменные группы
продолжают в бытовой сфере активно использовать африканские языки: киконго, банту, фулани, фанг и др. Например, житель Камеруна идентифицирует себя не как африканец, и даже не как камерунец, а, скажем, как представитель народа банту, говорящий на языке своего племени. В этом смысле для студентов-африканцев язык, судя по всему, действительно является важной этноидентификационной позицией уже потому, что является чуть ли не единственной этнодифференцирующей позицией.
У индусов - схожая лингвокультурная ситуация. Напомним, что в этническом составе Индии более 500 национальностей и племен. Согласно Конституции официальным языком является хинди, однако в
V V п
этом качестве продолжает использоваться английский. В государственном делопроизводстве употребляются также 18 региональных языков, что закреплено в приложении к Конституции. Естественно, в такой ситуации говорящий на хинди будет идентифицирован как хиндустанец, на бенгали - как бенгалец, на маратхи - как маратхи, на гурджарати - как гурджаратец и т.д.
Отметим, что на вопрос «Что для Вас означает быть представителем своей национальности в России» можно было давать до трех ответов, и здесь индусы и африканцы в большинстве выбрали второй ответ «Жить родной культурой» (81% и 74%), при этом лишь 6% китайцев дали аналогичный ответ. Здесь проявляется корреляция лингвистической и культурной идентичности. Становится ясным, что чем больше в понятии идентичности культурного содержания, тем больше в нем и лингвистического наполнения.
В следующей группе респондентов - студентов нижегородских вузов из семей мигрантов (преимущественно из СНГ) мы увидели крайне слабую лингвоидентификационную способность. Так, в среднем в данной выборке 23% опрошенных указали «говорить на родном языке». При этом 73% дали нейтральный ответ «быть представителем своей страны в России», а 63% указали «осваивать новую культуру». Были и другие ответы: «жить родной культурой» -27%, «исповедовать свою религию» - 17%, «быть чужим в чужой стране» - 8%.
Диаграмма 2 позволяет сравнить ответы на обсуждаемый вопрос, полученные во второй и третей выборках: у студентов-мигрантов и русских студентов. Видно, что у русских родной язык как культурноидентификационный признак выражен гораздо отчетливее (40%), чем у приезжих (самый большой показатель - у армян: 34%, самый низкий - у абхазов: 13%), у большинства из которых явно прослеживаются маргинальный настрой и тенденция к утрате культурных корней. Однако 40% русских, идентифицирующих себя по лингвистическому признаку, - не такой уж большой показатель. Здесь мы снова видим подтверждение того, что крупные, титульные в своих государствах, этносы наделяют язык не очень высокой значимостью.
Большинство же мигрантов добровольно покинули общества, в которых их этносы являлись титульными, и покинули, в отличие, скажем, от студентов-индусов, навсегда. При этом, если эти мигранты или их семьи и подготовили себя к отрыву от родной культуры, внутренне они оказывались не готовы к освоению новой культуры, именно поэтому среди них так много маргиналов - людей без культурной идентичности, испытывающих большие затруднения в ответе на вопрос «Что значит для Вас быть представителями своей национальности?».
Диаграмма 2. Количество (в %) русских студентов и студентов-мигрантов из стран ближнего зарубежья, выбравших ответ «Говорить на родном языке» на вопрос «Что означает для меня быть представителем своей национальности»
Отношение курсантов Кстовского высшего военного инженернокомандного училища к родному языку как к маркеру социокультурной идентичности показывает диаграмма 3. Напомним, что эту группу вошли исключительно граждане республик СНГ, и даже русские здесь являются гражданами либо Беларуси, либо Казахстана.
На первый взгляд может показаться удивительным и неправдоподобным несовпадение результатов опроса с данными по предыдущей выборке. Впечатляет, насколько велики показатели лингвокультурной идентичности: 91% у армян, 75% у белорусов, 88% у узбеков и 80% у казахов. Несколько меньше показатели лингвоидентичности у представителей ряда мусульманских республик: у туркмен - 67%, у киргизов- 50%, у таджиков - 38%. Такие сравнительно невысокие (хотя и не низкие) показатели лингвоидентичности объясняются доминированием в культурной идентичности этих народов (а также узбеков) религиозного (исламского) маркера (ответ «Исповедовать свою религию»).
И все же, почему, за незначительными исключениями, для большинства курсантов, приехавших в город Кстово из бывших союзных республик, лингвоидентификационный фактор столь важен? В описании нашей выборки мы уже в какой-то мере ответили на
данный вопрос. Курсантский взвод, сформированный по национальному признаку, представляет собою минидиаспору -сплоченный коллектив, члены которого общаются на языке, непонятном представителям внешней по отношения к диаспоре среды. Свой язык становится неким «сокровищем», благодаря которому даже командиры, начальники курсов, преподаватели, конечно же, не владеющие языком этических групп курсантов, не могут пересечь сокровенный внутренний барьер группы. Язык здесь приобретает признаки ритуального объекта, какими обладает тотем в примитивном обществе. Многим известен пример, описанный в книге Л.Г. Ионина «Социология культуры: путь в новое тысячелетие» [8]. Ионин заостряет внимание читателя на так называемых отрицательных ритуалах, которые представляют собой систему запретов, призванных резко разделить мир священного и мир вульгарного. В курсантской «диаспоре» ее внутренняя жизнь является священным миром. Внешняя среда - мир вульгарного, представители которого - несвященные существа - не имеют доступа в мир священного. Роль тотема-чуриги, который нужно бережно хранить, чтобы несвященные существа не проникли в мир священного, выполняет язык.
По причинам, которые мы можем только предположить, на лингвистический фактор в качестве культурно-идентификационного вообще не указали русские Беларуси и уйгуры Казахстана. Предполагаемые причины такого явления, на наш взгляд, в двух случаях полярно различны. Уйгуры Казахстана не указали родной язык как фактор этноидентификации по простой причине: родной (уйгурский) язык, хотя еще не утрачен полностью, но вытесняется из всех официальных сфер и практически не используется молодым поколением. В то же время официальный (казахский) язык еще не осознается как родной.
У русских Беларуси причина избегания указаний на лингвоидентичность иная. Как на родине, в Беларуси, так в условиях закрытого учебного заведения в России они живут среди белорусов и в качестве языка общения используют преимущественно русский, которым в Беларуси владеют практически все, и поэтому владение языком не является дифференцирующим признаком. Использование в речи русского языка (часто параллельно с белорусским) никак не осмысливается. Кроме того, судя по общим результатам опроса, русские ощущают себя в Беларуси вполне комфортно, никаким образом не ущемляются и после окончания училища хотят вернуться в Беларусь.
Почему же тогда так высоки показатели лингвоидентичности у русских Казахстана (84%)? Их лингвокультурное положение иное, нежели у русских Беларуси. Русские Казахстана в большинстве своем не владеют казахским языком (гораздо большее число казахов
владеет русским), что создает значительные жизненные трудности для русскоязычного населения Казахстана, поэтому и имеет место сильная лингводифференциация4. Дело в том, что как только титульное значение этноса оказывается под вопросом, языковой фактор усиливается. Этот феномен давно известен ученым. Так, к примеру, было установлено, что в Татарстане, Туве, в Северной Осетии в период обострения этнических противоречий (1994-1995 гг.) для русских язык стал выступать основным этническим идентификатором, и значение его отмечали от 50 до 70% в некоторых группах русских [1].
100
90
80
70
60
50
40
30
20
10
0
□ Ряд1
у у ^ ^ #А
у У°
Этническая принадлежность респондентов
Диаграмма 3. Количество (в %) курсантов Кстовского высшего военного инженерно-командного училища из стран ближнего зарубежья, выбравших ответ «Говорить на родном языке» на вопрос «Что означает для меня быть представителем своей национальности»
Если внимательно посмотреть на данные, полученные при обследовании студентов Камской государственной инженерноэкономической академии (ИНЭКА) в г. Набережные Челны республики Татарстан, то становится ясным, что сосуществование на одном территориальном пространстве практически на равноправных основаниях двух языков - русского и татарского - актуализирует в целом лингвоидентификационные тенденции (диаграмма 4). Причем не только у основных этносов (82% русских, 77% татар и 67% крещеных татар), но и представителей менее многочисленных в Татарстане этнических общностей (83% чувашей, по 67% марийцев, поволжских немцев, киргизов). Не отметили родной язык в качестве культурно-идентификационного маркера казахи и азербайджанцы. Выяснилось, что в нашей выборке представители этих этносов практически отказались от использования родного языка в общении. В
4 Здесь можно сослаться на эмпирические данные: «6 из 10 русскоязычных людей в Казахстане хотят покинуть экономически наиболее развитую и богатую страну Центральной Азии; 9 из 10 студентов в казахских университетах являются представителями автохтонного населения, тогда как казахи составляют 5,5 из 10 человек населения [22].
рамках исследования было выяснено, что они живут в иноязычном окружении (преимущественно в общежитии), и даже в семьях родной язык уступает место русскому.
90
80
70
60
50
40
30
20
10
0
О# ^ ^ ^ ^
р0 ,®> л® _#■ л-г?
^ * О* ^ ^ ^ ^
• ^ <э
□ Ряд1
Диаграмма 4. Количество (в %) студентов Камской Государственной инженерно-экономической академии, г. Набережные Челны, выбравших ответ «Говорить на родном языке» на вопрос «Что означает для меня быть представителем своей национальности»
В последней чеченской моноэтничной выборке 85% определили язык как культурноидентификационный маркер. И хотя такой показатель очень значителен, он все же уступает количеству чеченцев, отметивших в качестве главного признака национальной принадлежности свою религию (ислам) -97%, и борьбу за права своего народа -97%. Оценивая языковую ситуацию в Чеченской Республике, необходимо вспомнить об этнокультурных процессах, происходивших там в последние два десятилетия. До начала этот регион серии вооруженных конфликтов в 1989 г. был одним из самых лингво- и культурно-гетерогенных в России5. На сегодняшний же день по разным данным от 93 до 95% населения Чеченской Республики -этнические чеченцы [11]. Моноэтничный и монолингвистичный состав современной Чечни можно опрометчиво принять за признак духовного возрождения чеченского этноса. Между тем чеченский автор А.И. Халидов [18, с. 94] напоминает о лингвокультурном «гумбольтовском круге» народа «из пределов которого можно выйти только в том случае, когда вступаешь в другой круг». Чеченцы же за сравнительно короткое время «прорвали по всей его окружности» и «не вошли ни в
5
5 По данным Всесоюзной переписи 1989 г., на территории Чечено-Ингушской АССР проживало 1 270 429 человек, из них чеченцев - 734 501 , русских - 293 771, ингушей - 163 762 , армян - 14 824, татар - 14 824 , ногайцев - 12 637 и т.д. [2]. Но за период с 1989 по 2002 г. более 200 тыс. русских, 125 тыс. чеченцев и ингушей и 50-75 % жителей Кавказа: грузин, азербайджанцев, осетин и татар покинули Чечню .... Также в массовом порядке стали покидать Чечню малые народы Дагестана: аварцы, даргинцы, кумыки, лакцы, ногайцы [11].
какой другой круг» [18, с. 94]6 и приблизились к порогу культурноязыковой деградации [13, с. 7].
Теперь, когда получены результаты исследования, мы снова можем задаться вопросом: что значит язык для народа, что значит родной язык для отдельного человека. Что такое язык - великая ценность, которую надо бережно хранить, или всего лишь инструмент, с помощью которого индивиды и группы обмениваются информацией?
Именно как инструмент, имеющий скорее прикладное значение в жизнедеятельности этноса, рассматривал язык наш великий соотечественник Л.Н. Гумилев7. Сердцем этноса Л.Н. Гумилев считает общую «историческую судьбу» [5, с. 48]. С Гумилевым не соглашались многие ученые, в частности авторы известной работы «Народы, расы, культуры» Чебоксаровы [20], которые среди основ национального самосознания в первую очередь называют язык.
В нашем исследовании мы увидели, что в большинстве случаев изолированность этнической группы, добровольная или вынужденная, в большинстве случаев способствует сохранению исконной лингвоидентичности. Так было у большинства иностранных студентов, у курсантов Кстовского училища, у молодых людей из г. Грозного. Но здесь язык играет все ту же прикладную интрументальную роль. Он не осознается как ценность, но как способ дистанцирования от других общностей. На таком языке перестают слагать стихи, писать книги, даже в сетевой коммуникации его не используют. Язык не развивается, он подобен сокровищу, зарытому в землю, которое не приносит радости ни своим обладателям, ни кому-либо еще.
В маргинальной среде, которою являет собою современное городское сообщество, влекущее к себе, язык, как ни парадоксально, оказывается в сходной ситуации, лингвоидентичность слабеет. Социальная идентичность принимает некий нейтральный, усредненный характер. На примере нашего исследования среди нижегородских студентов мы увидели, что русские студенты, будучи
6
6 В Чечне «степень владения русским в последние годы стремительно падает, не в последнюю очередь из-за энергичных попыток вытеснить его из сфер образования, науки и т.д. (при этом не находя ему альтернативы). Параллельно с этим буквально за несколько лет родной чеченский язык оказался поставлен в такие условия, в которых он вряд ли сможет выжить, если эта тенденция не будет преодолена в самое ближайшее время» [18, с. 94].
7 Рассуждая о месте языка в самосознании народа, Гумилев писал, что это «не единство языка, ибо есть много двуязычных и триязычных этносов и, наоборот, разных этносов, говорящих на одном языке. Так, французы говорят на четырех языках: французском, кельтском, баскском и провансальском, причем это не мешает их нынешнему этническому единству, несмотря на то, что история объединения, точнее - покорения Франции от Рейна до Пиренеев парижскими королями, была долгой и кровавой <...>. Кроме того, есть сословные языки, например, французский - в Англии Х11-Х111 вв., греческий - в Парфии 11-1 вв. до н. э., арабский - в Персии с VII по XI в. и т. д. Поскольку целостность народности не нарушалась, надо сделать вывод, что дело не в языке ... [5, с. 51-53.].
очевидно вовлеченными в культурно-глобализационные процессы, постепенно утрачивают связь с родным языком как культурной ценностью, и воспринимают его лишь как инструмент информационного обмена, который, в принципе, может быть замен каким-либо другим.
Не случайно во всем мире мы видим тенденцию к
стремительному упрощению лингвистических структур, а точнее, к выхолащиванию языков - английского, французского, немецкого и др.
Мигранты, попадая в такую стремительно маргинализирующуюся среду, столь же стремительно теряют свои лингвокультурные основы, но и осваивать языковые ценности принимающей социальной среды не спешат. Выйдя из одного «гумбольтовского круга», в новый они не входят. Не входят потому, что этнокультурный круг принимающего сообщества тает на глазах, утрачивая свою «самость». Мигранты быстро осваивают инструментальные основы русского языка. Но русский для них - не язык Толстого и Чехова, а всего лишь
«морзянка», инструмент взаимодействия с другими членами общества.
Лишь в городе Набережные Челны, в Татарстане, где два крупных этноса находятся в состоянии некой языковой конкуренции, пытаясь доказать друг другу ценность родных языков, мы не обнаружили явных признаков лингвокультурной изоляции или маргинализации. В такой ситуации, когда язык возведен в ранг культурной ценности, которую надо беречь, представители неосновных, менее крупных,
этносов осознают свои языки подобным образом. Имеет место
культурная интеграция, при которой культурный обмен способствует развитию отдельных культур мультикультурного сообщества. Такие условия являются наиболее благоприятными для развития лингвокультурной идентичности.
Список литературы
1. Арутюнян Ю. В., Дробижева Л. М., Сусоколов А. А. Этносоциология. - М.: Аспект-Пресс, 1999.
2. Всесоюзная перепись населения 1989 года / Рабочий архив Госкомстата России. Таблица 9с. Распределение населения по национальности и родному языку.
3. Губогло М. Н. Современные этноязыковые процессы в СССР. - М., 1984.
4. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М.: Наука, 1985.
5. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. - Л.: ЛГУ, 1989.
6. Давидсон А. Б., Иванова Л. И. Московская Африка. Научный совет Российской академии наук по изучению и охране культурного и природного наследия. - М.: Изд-во театрального института им. Б. Щукина, 2003.
7. Данилова Е. Н. Идентификационные стратегии: российский выбор // Социологический журнал. - 1995. - № 6. - С. 56-65.
8. Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие: Учеб. пособие для студентов вузов. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Логос, 2000.
9. Клементьев Е. И. Социальная структура и национальное самосознание (на материале Карел. АССР): Автореф. дис. ...канд. истор. наук. - М.: Ин-т этнологии РАН, 1971.
10. Кумахов М. Г. Изменения социально-этнической структуры городского поселения Кабардино-Балкарской АССР (1959-1970): Дис. .канд. истор наук. - М.: МГУ, 1971.
11. Максудов С. Население Чечни: права ли перепись? //Население и общество. - № 211-212. - 29 августа-11 сентября 2005 / Центр демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. - С. 7781.
12. Набережные Челны. - [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www. chelni. info.
13. Овхадов М.Р. Национально-языковая политика и развитие чеченско-русского двуязычия. - М.: Прогресс, 2000.
14. Оптимизация социально-культурных условий развития и сближения наций в СССР / под рук. Ю. В. Арутюняна. - М.: Институт этнографии АН СССР, 1985.
15. Пименов В. В. Удмурты: Опыт компонентного анализа этноса. - Л.: Наука,
1977.
16. Савченко И. А. Культурная интеграция иностранного студента в
российскую социальную действительность: опыт исследования // Вестник
Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского. Социальные науки. - 2008. - № 4. - С 110-117.
17. Савченко И. А. Трансформации культурной идентичности в мультикультурном сообществе // Личность. Культура. Общество. - 2009. - Т. 11. -Вып. 3 (50). - С. 430-430.
18. Халидов А. И. Культура сквозь призму языка // Культура Чечни: история и современные проблемы / отв. ред. Х.В. Туркаев; Ин-т этнологии и антропологии. -М.: Наука, 2002.
19. Чагилов В. Р. Политизированная этничность: опыт методологического анализа. (Монография). - Москва, 1999.
20. Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы, расы, культуры. - М.: Прогресс, 1971.
21. Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. - 1995. - №№ 34.
22. Asimov F. Russians Are Leaving Kazakhstan In Mass Departure //HULIQ. -April 2nd. - 2008.
