CC BY
17
МИХАИЛ СПАСОВСКИЙ -АРХИТЕКТОР И ХУДОЖНИК (ФАКТЫ И ВЕРСИИ ЖИЗНИ В ТЕГЕРАНЕ)
© Возчиков В.А.*
Алтайский государственный гуманитарно-педагогический университет им. В.М. Шукшина, г. Бийск
Если жизнь и деятельность известного русского эмигранта, журналиста и монархиста по политическим взглядам Михаила Михайловича Спасовского (1890-1971) в Китае и Австралии нашла определенное отражение в научной литературе, то пребывание семьи Спасовских в Тегеране остается неисследованным; предлагаемая статья в какой-то мере восполняет существующий пробел. Предметом анализа настоящей публикации является практически неизвестные аспекты деятельности М.М. Спасовского - как искусствоведа, изучающего восточные орнаменты, и как архитектора, участвующего, в частности, в реализации строительной программы персидского шаха. В научный оборот вводятся некоторые новые свидетельства и документы.
Ключевые слова русская эмиграция; русская диаспора в Иране; М.М. Спасовский - архитектор в Тегеране; восточные орнаменты; альбом рисунков М.М. Спасовского; автобиографии М.М. Спасовского.
Эмигрантские скитания Михаила Михайловича Спасовского в силу разных причин не слишком привлекают внимание современных исследователей. Практически не описан в литературе (во всяком случае, в известных нам источниках) «персидский» период жизни Спасовского, продолжавшийся почти 15 лет. Некоторые материалы и документы, имеющиеся в нашем распоряжении, свидетельствуют, что именно в Тегеране Михаил Михайлович отказался от надежды устроить свою жизнь в качестве деятеля искусств (архитектора и художника), сделав выбор в пользу политики и журналистики. Целью данной публикации является прояснение именно творческих усилий и возможностей М.М. Спасовского. Выражаем искреннюю благодарность Веронике Игоревне и Георгию Михайловичу Лавриным, проживающим в Мельбурне, за душевную отзывчивость и бесценную помощь в нашем поиске сведений о жизни и деятельности М.М. Спасовского, чьей внучкой является Вероника Игоревна. Автор также глубоко признателен русскому библиографу Библиотеки им. Гамильтона Гавайского университета (США) г-же Патриции Полански (Ро1ашку) за предоставленную возможность познакомиться с некоторыми труднодоступными документальными источниками.
* Профессор кафедры Педагогики и психологии, доктор философских наук, профессор.
Дорога в Тегеран, начавшаяся 27 февраля 1926 г. [см.: 7, л. 58; 4, л. 1; 5, л. 1; 3, л. 5], заняла 20 дней, «... из коих 11 суток прожил в Баку, дожидаясь визы», затем - «день на пароходе, два дня в Энзели, два дня на автомобиле, -и вот Тегеран» [7, л. 58]. В персидскую столицу семья Спасовских прибыла «19 Марта (1926 г. - В.В.) вечером» [7, л. 58; 3, л. 5]; в позднем источнике [11, с. 163] сообщается о «конце февраля», что явная ошибка или описка, поскольку подобное невозможно даже технически.
Думается, собственно длительное ожидание визы, равно как и уподобление проделанного маршрута «путешествию» [см.: 7, л. 58], дезавуирует позднейшую версию Спасовского, согласно которой отъезд из СССР интерпретируется как «бегство». В автобиографии, датированной 30 сентября 1950 г. и составленной на Формозе, Михаил Михайлович описывает давние события в драматических красках: «Угрозы большевиков заставили меня бежать из Петербурга 27 Февраля 1926 года с женою, матерью, сыном и дочерью. 15 Марта 1926 года через кавказскую границу переехал в Персию, где и прожил четырнадцать с половиной лет» [4, л. 1].
Однако большинство прямых и косвенных данных, коими мы владеем, свидетельствует о том, что Михаил Михайлович покинул Советский Союз как благополучный и законопослушный гражданин, отправившийся с ведома и разрешения властей в зарубежную поездку с научными целями - «. для изучения сводчатых сооружений персидского античного зодчества» [5, л. 1]. Пусть даже указанная формулировка была лишь «предлогом», как утверждает Спасовский в автобиографии от 30 июня 1933 года [см.: 5, л. 1], она обеспечила ему возможность загодя подготовиться к отъезду и организованно его осуществить. Хлопоты вовсе не были «изнурительными», как бы ни пытался представить их Михаил Михайлович спустя десятилетия, ибо всего лишь дважды (Спасовский конкретно говорит о «повторной» просьбе!..) потребовалось обратиться в соответствующие органы, чтобы добиться результата [см.: 11, с. 163]. Полагаем даже, что советские чиновники были благожелательны к желанию Михаила Михайловича и сами подсказали ему, как правильно написать ходатайство: «В комиссариате иностранных дел в Москве и в Петербурге большевики мне сказали, что в Польшу они могут разрешить выехать только мне одному, вся семья должна остаться в качестве заложников, или они могут разрешить выехать только моей семье, но я сам должен остаться заложником. Осенью того же 1925 г. [в другом источнике: «... в первых числах января 1926 года» - см.: 11, с. 163. - В.В.] я узнал, что со всей семьей я могу выехать только в Персию» [3, л. 5]. Угрозы «заложни-чеством» представляются вымышленными «страшилками», ибо они совершенно необъяснимо «снимаются» в «персидском» варианте отъезда!.. Возможно, в середине 20-х гг. действительно были какие-то трудности с оформлением легальных поездок в европейские страны, обусловленные, например, политическими отношениями с конкретной страной или длительно-
стью оформления документов, точными данными мы не располагаем, - вот и предложили «органы» Спасовским «восточный» маршрут, принятый Михаилом Михайловичем!.. Позднейшие спекуляции Спасовского на этот счет легко объясняются интересами конкретного момента...
Скажем более: «будничный» характер отъезда Михаила Михайловича из СССР стал поводом для определенных инсинуаций в некоторых эмигрантских кругах. Так, редактор шанхайской газеты «Новое время» П. Са-винцев в 1942-м году высказывал недоумение, почему советская власть «очень услужливо» отправила Спасовского в Персию - «командировала», давая понять читателям, что последний - умелый приспособленец к ситуациям [см.: 8]!..
Семья пустилась в путь «на свои средства» [5, л. 1; 3, л. 5], которыми Спасовский, конечно же, в известном количестве располагал после распродажи имущества [см.: 3, л. 5], - во всяком случае, хватило и на дорогу, и на первое обустройство в Персии.
Через две недели после приезда в Тегеран (то есть, в начале апреля 1926-го года) Спасовский «... снес наши паспорта (моей матери, жены и свой) в советское консульство для регистрации» [3, л. 5]. Год спустя в автобиографии, о целях написания которой мы можем только с большей или меньшей вероятностью предполагать (о своих соображениях по содержанию текста скажем ниже), Михаил Михайлович будет утверждать, что при передаче паспортов сообщил «для сведения консула» (точнее - полномочного представителя СССР в Иране; весной 1926-го указанную должность занимал Константин Константинович Юренев), что «приехал в Персию на свои средства и по своей инициативе» [3, л. 5-6], следовательно «ничем не обязан большевикам и намерен вести в Персии совершенно самостоятельный образ жизни и на советскую службу поступать не намерен» [3, л. 6].
Полагаем, однако, что в действительности ничего подобного Спасовский не произносил, описал же ситуацию в искаженном виде из конъюнктурных интересов, «приспособляясь» к политическим вкусам потенциальных читателей автобиографии. Во-первых, если бы Михаил Михайлович на самом деле намеревался вести «совершенно самостоятельный образ жизни», зачем он вообще пошел в советское представительство?.. Во-вторых, если приехавший Спасовский сразу же решительно отказался от какой-либо помощи постпредства, почему последнее в лице своей торговой структуры уже в мае предоставило Михаилу Михайловичу работу [см.: 3, л. 6]?.. Наконец, в-третьих, - подобное поведение совершенно не соответствовало характеру Михаила Михайловича, насколько мы смогли понять его в процессе наших исследований, - осторожному и прагматичному!..
Вернее всего, при встрече с К.К. Юреневым (или иным чиновником постпредства) Спасовский поблагодарил «власть» за предоставленную возможность выехать заграницу, выразил свою заинтересованность в поддержке со
стороны представительства, предложил свои услуги в качестве специалиста по строительству и архитектуре, - именно так требовала поступить ситуация, чтобы не попасть, как очевидно и самому Михаилу Михайловичу, «... в положение совершенно изолированное, беспомощное и беззащитное», будучи «без связей, без знакомства, без знания местного языка ...» [3, л. 5]. К слову сказать, со временем персидский язык на каком-то уровне Михаил Михайлович, видимо, освоил, во всяком случае, в автобиографии от 30 сентября 1950 г. он определенно указал: «Знаю персидский язык» [4, л. 1]. Подтверждения данного факта нам, к сожалению, нигде не удалось обнаружить, так что остается принимать (или не принимать - мы склоняемся именно к такому варианту) его на веру Согласно воспоминаниям К. Гелеты, Спасов-ский иностранными языками не владел - во всяком случае, во второй половине 40-х гг. [см.: 2].
Самыми первыми, так сказать, «горячими» свидетельствами о жизни Спасовских в Тегеране являются письма Михаила Михайловича к Э.Ф Гол-лербаху: первое - от 30 октября 1926 г. [см.: 7, л. 58-60]; второе - от 19 декабря того же года [см.: 7, с. 61-62 об.]. В данных документах частного характера отразилось, полагаем, истинное настроение Спасовского в первые месяцы пребывания заграницей: Михаил Михайлович бодр, энергичен, наблюдателен, любознателен, полон желания проявить себя на новом месте, добиться материального достатка и признания. «Много работаю, - сообщает Спасовский другу, - и по строительству (заработок), и по изучению персидского искусства, - старого, ныне хорошо позабытого персами» [7, л. 58-58 об.].
Из автобиографии, датированной 29 июля 1927 г., следует, что в ближайшей перспективе Спасовский видит себя «. в качестве специалиста -1) по восточному искусству и 2) по новейшему строительству» [3, л. 9]. Достижение поставленной цели представляется вполне осуществимым: «Здесь богатый материал для научно-исследовательской, художественной работы, -делится наблюдениями Михаил Михайлович. - Ей я отдаю maximum своего времени, внимания и сил. Иногда езжу (на автомобиле) по окрестностям Тегерана (радиус моих поездок 25-30 в.), делаю зарисовки, фотографирую -старые дворцы, мечети, караван-сараи. Коллекционирую черепки, - облицовочные плитки с великолепными орнаментами в красках XI-XV вв. - и монеты. Подбираю литературу (из заграничных центров) и открытки - с замечательными репродукциями древних персидских работ и раскраскою. Эти открытки - шедевр своего рода по тонкости и изяществу технического достижения. Мы понятия не имеем о подобного рода открытках. Я их выписываю из Лондона гл. обр., затем из Парижа и Нью-Йорка» [7, л. 58 об.].
Дополним цитируемое письмо Спасовского фрагментами описаний аналогичных поездок, сделанных в более позднее время М. Сергеевым: «Быстро промелькнули южные предместья иранской столицы. Здесь расположены кирпичные заводы, цементный завод, утопающая в зелени мечеть
Шах-Абдул-Азим - одна из наиболее известных в Иране религиозных святынь. Позади остались развалины древней столицы Ирана, - города Рея, -находящиеся в 11 километрах от Тегерана <...>.
Через три с половиной часа мы подъехали к Куму. Постройки в городе преимущественно глинобитные, кирпичных же домов мало. Нам бросилось в глаза, что подавляющее большинство домов имеет куполообразную форму. Как нам объяснили, причиной является отсутствие строительного материала - деревянных балок, необходимых для возведения обычных на Востоке плоских крыш» [9, с. 7-8]. Как видим, особенности «... сводчатых сооружений персидского античного зодчества» [5, л. 1] привлекали внимание не только Спасовского!..
Видимо, нужными зарубежными адресами Михаила Михайловича снабдил некто Вл. Ив. Кашин (Владимир Иванович? - В.В.), которого Спасов-ский уважительно позиционирует как одного из редких в Тегеране любителей персидской старины [см.: 7, л. 62], имеющего «... постоянную связь с музеями и издательствами Парижа, Лондона и Нью-Йорка <...>» [7, л. 61 об.]. Вполне возможно, что Спасовский вообще заказывал репродукции через Кашина или даже просто пользовался теми открытками, которые имелись у его нового знакомого. Во всяком случае, о сложившемся поисковом творческом сотрудничестве Михаила Михайловича с Вл.Ив. Кашиным свидетельствует следующий фрагмент письма к Э.Ф. Голлербаху: «Посылаю тебе две открытки в изд. Брит. Музея. Если они для тебя интересны, вышлю еще. Вообще, я с Кашиным будем снабжать тебя чем можем» [7, л. 61 об]. Сам же Кашин надеется получить от Голлербаха, отмечает Спасовский, открытки с видами «... сфинксов против Акад. Худож. и против домика Петра В., мечети на Петр. Ст. (против Петроп. крепости) и персидское старое серебро (Эрмитаж) - и монографии и вообще книги, труды (теперешние) по персидскому искусству; <...>» [7, л. 62]. Данная просьба интересна, на наш взгляд, тем, что ставит под сомнение утверждение Михаила Михайловича в автобиографии 1927-го года, что «. не имеется ни одной специальной книги, которая была бы целиком посвящена изучению персидских орнаментов» [3, л. 7]. Впрочем, Спасовский, словно предвосхищая возможные возражения, «подстраховался» уточняющим словом «целиком».
Текст автобиографии 1927-го г. производит впечатление хорошо структурированного документа, продуманного в том числе и в деталях, - от шутливо-претенциозного заголовка «Meum curriculum vitae» (католическая латынь, милая сердцам предполагаемых польских адресатов, о чем ниже) до знаково позиционирующей подписи - «архитектор Мих. Спасовский».
Автобиография выдержана в стилистике современных резюме. Символично, между прочим, что термин «curriculum vitae» (с лат. - ход жизни) в настоящее время используется как в полном, так и кратком (cv) написании и означает самооценку своих деловых качеств претендентом на ту или иную
должность. Резюме (или cv) - важная составляющая пакета документов, предоставляемого работодателю и на канцелярском языке именуемого «Делом».
Рассматриваемый нами текст М.М. Спасовского предназначался для подобного «пакета», что видно из завершающей части рукописи:
«При сем прилагаю родословную нашего рода Спасовских и копии нижеследующих документов:
1) удостоверение за № 2823 от 20 Июня 1924 года о моем звании архитектора;
2) удостоверение за № 6228 от 9 Октября 1923 года о моей службе в Академии Художеств;
3) бумага г. Начальника Тегеранской Полиции, удостоверяющая мой отказ от советского гражданства» [3, л. 9].
Мы не располагаем информацией ни о цели сведения перечисленных материалов в один «пакет», ни о том, кому они адресовались и были ли переданы «по назначению». Однако косвенные данные позволяют предположить, что составляя «Meum curriculum vitae» Михаил Михайлович имел в виду в качестве адресата правительство Польши, благо, в то время в Тегеране находился польский поверенный в делах Станислав Гемпель, с чьей помощью можно было бы корреспонденцию переслать в Варшаву. С уверенностью, впрочем, позволим себе утверждать, что если бумаги Спасовского и попали на стол нужному чиновнику, никаких перемен в жизни Михаила Михайловича и его семьи не последовало.
В пользу «польской» версии свидетельствует, на наш взгляд, совершенно не обязательное, если иметь в виду абстрактного «работодателя», упоминание родственников Спасовского с характерными именами - дядю Казимира (брата отца) и Викторию Бржостовскую (сестру отца), а также уточнение, что во время пребывания в Казани с 1898-го по 1910-й (там Спасовский учился в гимназии) Михаила опекал ксендз Сливовский «по личному поручению моего деда Станислава Спасовского» [3, л. 1]. Полагаем, что такие сведения могли заинтересовать и, следовательно, - расположить в пользу автора только польского чиновника!.. Главное же, что укрепляет в нашем предположении, - четко выраженное намерение автора «curriculum vitae» в ближайшие годы перебраться в Польшу «на постоянное место жительства», причем не просто переселенцем на историческую родину, но «в качестве специалиста» [3, л. 9].
На наш взгляд, прагматический смысл сообщения о намерениях и вообще передачи правительству Польши пакета документов (если, повторим, такие контакты имели место!) - в желании получить от полномочных структур материальную помощь, оказание которой было бы вполне естественно в случае некоей «заинтересованности» в потенциальном «специалисте».
В «curriculum vitae» и деловым стилем изложения, и подбором фактов Михаил Михайлович словно «подталкивает» потенциальных «спонсоров» к
выводу, что последние не ошибутся, поддержав столь талантливого и энергичного человека, как Михаил Спасовский!... Действительно, сделанное за год пребывания в Тегеране (день приезда - 19 марта 1926-го, автобиография же датирована, как уже сказано, - 29 июля 1927 года) впечатляет и позиционирует Михаила Михайловича как незаурядного исследователя-первопроходца просто поразительной работоспособности!...
«Еще будучи студентом Академии Художеств я интересовался восточным искусством, главным образом, восточной архитектурой. Под руководством профессора Л. Бенуа мною было сделано несколько эскизных проектов зданий в восточном стиле. Волею судеб очутившись в Тегеране, я решил максимально использовать свое пребывание в Персии и специализироваться на изучении персидских памятников старины, - с достоинством, неторопливо повествует Михаил Михайлович. - Не имея материальной возможности в настоящее время (сказано будто между прочим, но не ключевые ли сии слова во всем документе? - В.В.) широко поставить это дело научного изучения персидских памятников, я временно ограничил свою задачу и стал изучать старые персидские орнаменты. Этот вопрос совершенно новый в современной научно-художественной (возможно, Спасовский хотел сказать: научно-искусствоведческой? - В.В.) литературе. Ни на одном языке не имеется ни одной специальной книги, которая была бы целиком посвящена изучению персидских орнаментов. Таким образом, мои монографии являются первыми в области исследования персидского декоративного искусства.
За время своего пребывания в Персии я написал нижеследующие монографии: 1) Ашрефские орнаменты (выделенные курсивом в данном фрагменте слова у Спасовского подчеркнуты волнистой линией. - В.В.) времен шаха Аббаса I Великого (первые годы XVII в.); 2) Газневидские орнаменты времен Газневидской династии (962-1187); 3) Вераминские орнаменты времен постройки соборной мечети Djome (1322); Сассанидские орнаменты (226-651), эта монография, начатая в прошлом году, еще не окончена - ввиду больших трудностей по изысканию материалов. В настоящее время я работаю над пятой монографией по исследованию древнего города Рея в связи с Вераминскими крепостями. Эта последняя моя работа ведется мною в плане архитектурно-археологических и исторических изысканий.
Каждая моя монография содержит две основные части: 1) альбом художественных зарисовок в красках и 2) литературно-исторический обзор, в котором я даю краткий исторический очерк той эпохи, к которой относится изучаемый памятник и затем критическое исследование его архитектурно-художественного значения в связи с иллюстрациями из моего альбома зарисовок» [3, л. 7-8].
Итак, всего лишь за год завершены три монографии, в работе - четвертая, начата - пятая. Причем исследования, как уверяет автор, совершенно оригинальны, ведь - повторим цитируемое выше - «ни на одном языке не
имеется ни одной специальной книги, которая была бы целиком посвящена изучению персидских орнаментов» [о справедливости сказанного судить, конечно специалистом; во всяком случае, в письме В.П. Никитина Г.В. Вернадскому от 16 августа 1948 г. упоминается «... художник Морозов (изучивший в Персии знаменитую вереминскую мечеть)» - см.: 10, с. 634]. Даже имея в виду, что в термин «монография» Спасовский вкладывал совершенно иное содержание, чем принято в научных кругах в настоящее время [например, беллетристическое эссе В.В. Розанова об античных монетах Спа-совский без тени сомнения называл «монографией», - см., в част: 11, с. 147], перечень сделанного внушает уважение. Проблема лишь в том, что наличие перечисленных «трудов» ничем более, кроме как «curriculum vitae», не подтверждается!.. Действительно, где же упомянутые работы, можно ли с ними ознакомиться?.. Вроде бы и указывает Михаил Михайлович на местонахождение текстов, но столь неконкретно, что решиться на поиск - значит, обречь себя на годы труда без особой надежды на успех!.. Судите сами:
«Первая монография - Ашрефские орнаменты (выделенные нами курсивом слова в данном фрагменте у Спасовского подчеркнуты волнистой линией. - В.В.), переведенная на английский язык, препровождена мною в Лондон в распоряжение Королевского Азиатского Общества. Вторая монография - Газневидские орнаменты послана в Берлин в одно частное книгоиздательство. Третью монографию - Вераминские орнаменты, которую я только что окончил и над которой работал более года, мне хотелось бы отдать в распоряжение Польского Правительства (таким образом назван, как мы полагаем, адресат пакета документов М.М. Спасовского! - В.В.). Эту монографию я препровождаю при моих бумагах (к которым, конечно же, относится и «curriculum vitae»!.. - В.В.) в Варшаву (еще одно косвенное подтверждение нашей версии! - В.В.) на имя Министерства Иностранных Дел для передачи в такое Государственное Учреждение, которое интересуется Востоком и изучает восточное искусство. Крайне желательно отпечатать монографию не только на польском, но также и на английском языке, чтобы монография получила распространение не только в Европе, но в Англии и Америке, где очень интересуются изучением Востока» [3, л. 8].
Поскольку «Вераминские орнаменты» (рисунки и пояснительный текст, если уж называть вещи своими именами!..) «препровождались» при подготовленных Спасовским документах, видимо, данная «монография», над которой автор «работал более года», действительно существовала; прочие же позиции приведенного выше перечня «трудов» мы можем подтвердить лишь в малой части (о замечательной документальной - «вещественной» - находке скажем далее!), принимая - или не принимая! - большинство сведений исключительно на веру.
Отметим предусмотрительность Спасовского при составлении «Meum curriculum vitae». Позиционировав себя как специалиста по восточным ор-
наментам, Михаил Михайлович не исключает, что данное направление может не заинтересовать польские министерские инстанции, а потому заготовил дополнительное предложение, касающееся облика современных городов и звучащее весьма актуально:
«Мои предположения на ближайшие годы таковы: мне хотелось бы пробыть в Персии еще около двух лет, примерно, до весны 1929 года, - усилить и развить свою научную работу по изучению персидского искусства в плане археологических и художественных изысканий и расширить свое исследование классических памятников персидской архитектуры. Затем уехать в Северо-Американские штаты для практического изучения американской строительной техники, главным образом, постройки домов и различного вида зданий для промышленных и технических предприятий (элеваторы, склады, фабрики, гаражи), - и попутно изучить вопрос о постройке городов в связи с перепланировкою старых городов, согласно новейшим требованиям техники и гигиены. Для этой цели мне необходимо пробыть в Америке около трех лет, - и затем вернуться в Европу, в Польшу на постоянное место жительства ...» [3, л. 8-9].
Обобщим вышеизложенные. В середине 1927-го года М.М. Спасовский связывал свое будущее с архитектурой и строительством, полагая «осесть» в конце концов в Польше - стране своих предков по отцовской линии. Однако планы Михаила Михайловича, как известно, не сбылись: то ли он вообще отказался обращаться к правительству Польши и не дал хода подготовленным документам, то ли не получил от «инстанций» ожидаемого ответа (нам представляется, что случилось именно так!) - соответствующими данными мы не располагаем. Факты же свидетельствуют, что ни в США, ни в Польше Спасовский не был, а жил с семьей в Иране практически по 1940-й год.
Любопытно, что в главке «Мимоходом о себе», подготовленной для второго издания книги о В.В. Розанове (Нью-Йорк: Всеславянское издательство, 1968. - 172 с.), Спасовский утверждает, что отнюдь не в Польшу он собирался выехать, а «. в Зап. Европу, где были у меня родные, друзья и знакомые» [11, с. 162], [ср.: в автобиографии 1927 г. Спасовский как раз в Польше надеется найти «. своих близких родных и при их помощи получить польское гражданство» - 3, л. 5]. Действительно, сестры жены Спасов-ского Надежды Александровны (в девичестве - Бушковой) после замужества оказались в Европе: пианистка Ольга - в Германии, а Екатерина - в Париже; внучка Михаила Михайловича Вероника Игоревна в одном из электронных писем автору (от 11 июня 2015 г.) сообщила, что бабушка (Надежда Александровна) временами получала письма из Парижа от своей сестры... Однако зарубежные родственники самого Спасовского проживали именно в Польше (потомки деда - Станислава-Гилярия, найденные генеалогом Витольдом Ханецким, о чем последний сообщил автору в электронном письме от 1 июля 2015 г.).
Не странно ли: ни о «монографиях», ни о былом увлечении орнаментами Михаил Михайлович в 1968-м даже не упоминает!.. Забыл?.. Однако рукописи, альбом с рисунками много лет бережно хранились в его архиве!.. Выскажем предположение, что написанное ранее уже не имело для Спасов-ского никакого значения: что ж, случился некогда «творческий» сюжет в биографии, не принесший результата, но и не потребовавший, вероятно, особых усилий, - будь иначе, Спасовский с понятной гордостью отметил бы свои заслуги «первопроходца» в исследовании восточных орнаментов (ведь
0 встречах с В.В. Розановым, о сбереженных письмах последнего Михаил Михайлович рассказывал на протяжении всей жизни)!..
Повторим еще раз: у нас нет достаточных оснований утверждать, что вышеназванные в автобиографии «монографии» были Спасовским действительно подготовлены как законченные исследования, но то, что Михаил Михайлович, будучи в Тегеране действительно интересовался восточным искусством - бесспорно. Документальным подтверждением сказанному -альбом орнаментов, оформленный М.М. Спасовским и хранящийся ныне в семье Вероники Игоревны и Георгия Михайловича Лавриных (Лавринович) в Мельбурне. Данный раритетный источник атрибутирован нами следующим образом: Architect M. Spassovsky. 1926. Afghanistan. Ghazni. One album ofartistic dravings and paintings (water colours). Рукопись, рисунки. 10 л., в т.ч.
1 л. - карта региона [Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лавринович) (Мельбурн, Австралия), см.: 13].
Однако описание альбома предварим следующими замечаниями пояснительного характера. Видимо, в афганском Газни М.М. Спасовский не был -во всяком случае, в 1926-м году, коим датируется альбом. Обратим внимание на цитируемое выше письмо к Э.Ф. Голлербаху, в котором Михаил Михайлович сообщает о весьма ограниченном радиусе своих поездок - 25-30 верст от Тегерана [см.: 7, л. 58 об.]. Следовательно, Спасовский воочию не видел ни гробницы Махмуда, ни иных древностей, а выполнил рисунки или по открыткам, полученным из музеев с помощью Вл. Ив. Кашина (см. выше), или же по «черепкам» (образцам орнаментов), которые каким-то образом могли оказаться в собираемой им коллекции [см.: 7, л. 58 об.].
В альбоме представлена карта азиатского региона, включающего территории, прилегающие к Газни [13, л. 3]. Полагаем, что данная карта выполнена с образцов, присланных Михаилу Михайловичу из Петрограда. В цитируемом выше письме к Э.Ф. Голлербаху (от 30 октября 1926 г.) находим просьбу Спасовского: «... будь настолько добр, прогуляться по Невскому до Штаба, до картографического магазина, - купи для меня географическую карту Персии и Турции с «захватом» Сирии и Ирака. Эта карта «сороковер-стка» <...> продается отдельными листами по 80 коп. шт. Тебе придется купить два листа, - на одном будет Персия, на другом Турция с кусочком Сирии и Ирака. Ты это все внимательно рассмотри» [7, л. 59]. Голлербах
просьбу выполнил, о чем свидетельствует письмо Спасовского от 19 декабря 1926 г.: «Твое письмо от 14-XI получил 26-XI. Карту тоже получил дня через три. Великое спасибо за внимание и доброту» [7, л. 60].
Описание альбома орнаментов М.М. Спасовского
(в квадратных скобках - перевод текста на русский язык, выполненный Ольгой Вячеславовной Возчиковой)
Architect M. Spassovsky. 1926. Afghanistan. Ghazni. One album ofartistic dravings and paintings (water colours). Рукопись, рисунки. 10 л., в т.ч. 1 л. - карта региона [Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лавринович) (Мельбурн, Австралия)].
Л. 1.
В правом верхнем углу, в две строки, прописными буками, первое слово подчеркнуто:
AFGHANISTAN [Афганистан] GHAZNI [Газни].
На листе слева, выравнивание по левому краю:
One album of artistic drawings and paintings (water colors) [Альбом художественных рисунков и картин (акварель)].
[Аналогичный текст на французском языке]:
Un album de dessins et peintures (aquarelle) artistique.
В правом нижнем углу, выравнивание по правому краю:
Architect M. Spassovsky 1926 [Архитектор М. Спасовский 1926].
Л. 2.
Надписи - по горизонтали, примерно посредине листа.
Надпись на правой стороне, чуть выше средины листа, выравнивание по левому краю:
Ornamentations and pars of inscriptions of the XI-XII centaury.
[Орнаменты и детали надписей XI-XII века].
[Аналогичный текст на французском языке по левой стороне, чуть ниже средины листа, выравнивание по левому краю]:
Ornements et fragments d'inscriptions XI-XII siecles.
Л. 3.
Географическая карта (участок), нарисованная М.М. Спасовским.
Город Ghazni выделен двойной окружностью.
В левом нижнем углу, во врезанном в карту прямоугольнике - текст, написанный рукою Спасовского (в четыре строки, выравнивание по центру):
A rough sketch map of Shasnevid's dynasty's possessions at the time of Mahmud (997-1030) [Набросок карты владений династии Сефевидов времен Махмуда (997-1030)].
В правом нижнем углу, прямо на карте надпись:
Architect M. Spassovsky.
February, 1927. - Teheran [Архитектор М. Спасовский. Февраль 1927. Тегеран].
Л. 4 (нумерация в правом верхнем углу - 1). В левом верхнем углу, выравнивание по левому краю: Afghanistan. Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII]. Внизу страницы, под рисунками, слева направо: Fig. № 2. Fig. № 1.
Под центральным рисунком (Fig. № 1), справа, выравнивание по правому краю:
Architect M. Spassovsky.
November, 1926. - Teheran [Архитектор М. Спасовский. Ноябрь, 1926 -Тегеран].
Л. 5 (нумерация в правом верхнем углу - 2). Два горизонтальных орнамента. Подпись под верхним орнаментом, посредине: Fig. № 4.
Ниже и левее надпись, относящаяся к двум рисункам: Afghanistan. - Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII]. Под вторым рисунком, посредине, подпись на английском (fig. №) и русском языках:
Fig. № 5. Эпоха Махмуда.
В правом нижнем углу, врезкой в правый нижний край рисунка: Architect M. Spassovsky. November, 1926. - Teheran.
Л. 6 (нумерация в правом верхнем углу - 3). Два горизонтальных орнамента. Подпись под верхним орнаментом, посредине: Fig. № 6.
Ниже и левее надпись, относящаяся к двум рисункам: Afghanistan. - Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII]. Под вторым рисунком, посредине, подпись на английском (fig. №) и русском языках:
Fig. № 5. Орнаменты, украшающие гробницу Махмуда. Справа, врезкой в правый нижний край рисунка: Architect M. Spassovsky. November, 1926. - Teheran.
Л. 7 (нумерация в правом верхнем углу - 4).
Вверху листа - три горизонтальных рисунка, под центральным - подпись на английском (fig. №) и русском языках:
Fig. № 7. Орнамент неизвестной гробницы.
Ниже надпись, относящаяся к верхним и нижнему рисункам:
Afghanistan. - Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII].
Подпись под нижним рисунком:
Fig. № 8.
Правее нижней подписи: Architect M. Spassovsky. November, 1926. - Teheran.
Л. 8 (нумерация в правом верхнем углу - 5). На листе - шесть рисунка.
Вверху - два горизонтальных орнамента без подписи. Слева - общая подпись:
Afghanistan. - Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII]. Слева на листе - вертикальный орнамент, под ним подпись: Fig. № 10.
В центре листа - горизонтальный орнамент, под которым посредине подпись: Fig. № 9.
Внизу листа - два горизонтальных орнамента, в правый из которых в правый нижний угол врезается надпись: Architect M. Spassovsky. November, 1926. - Teheran.
Л. 9 (в правом верхнем углу нумерация - 6).
На листе - пять горизонтальных орнаментов: два - вверху, два - внизу, один - посредине.
Между верхней и средней горизонталью - надпись: Afghanistan. - Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII]. Под орнаментом в центре листа - подпись: Fig. № 11.
Справа, врезкой в правый нижний край второго рисунка нижней горизонтали:
Architect M. Spassovsky. November, 1926. - Teheran.
Л. 10.
Несомненно, данный лист относится к альбому, но в процессе хранения отделился от общей скрепы.
На листе - десять разноформатных орнаментов: вверху - два вытянутых горизонтальных; по центру - пять вертикальных прямоугольных рисунков различной ширины; внизу - слева и справа вытянутые прямоугольные, в центре - вертикальный прямоугольник (ближе к квадрату) орнамента.
Между верхней и центральной горизонталью - слева общая надпись ко всему листу.
Afghanistan. Ghazni. XI-XII [Афганистан. Газни. XI-XII].
В отличие от предыдущих подписей, на данном листе нет тире перед названием города.
Подписи к орнаментам по центральной горизонтали:
Fig. № 12. Fig. № 13. Fig. № 14. Fig. № 15. Fig. № 16.
В правый нижний угол последнего орнамента по нижней горизонтали врезается подпись:
Architect M. Spassovsky.
November, 1926. - Teheran.
Утверждение Спасовского, будто бы он в первые месяцы своего пребывания в Тегеране «перестраивал Паминар (так в оригинале. - В.В.) до осени» и в ноябре «работа была закончена» [см.: 3, л. 6], некорректно и нескромно. Паменар - знаменитый исторический район Тегерана, какую «перестройку» мог вести здесь Спасовский, да еще вместе «с одним советским архитектором»?..
В письме Михаила Михайловича к Э.Ф. Голлербаху от 19 декабря 1926 г. некто, называемый в цитируемой выше автобиографии «советским архитектором» [3, л. 6], описывается как русский инженер, начальник одного из отделов иранского торгового полпредства Советского Союза [см.: 7, л. 61], а собственно «перестройка Паминара» сводится к «приспособлению» бывших шахских бань для канцелярских помещений представительства. Кажется, особой необходимости участия Михаила Михайловича в работах вообще не было, поручение же ему какого-то маловразумительного «технического надзора» [см.: 3, л. 6] выглядит как «замаскированная» под конкретное дело материальная помощь советских чиновников недавно приехавшему в незнакомую страну соотечественнику!.. Право, никакой профессиональной квалификации не требовалось, чтобы наблюдать, как со стен убирались старинные орнаменты и древняя отделка заменялась современной покраской!.. Дополним сказанное следующим фрагментом из письма к Э.Ф. Голлербаху:
«Начальник одного из отделов этого учреждения (советского торгпредства. - В.В.) (русский инженер), показывая мне старинную отделку своего временного кабинета, подвел меня к одной двери.
- Как Вы находите эту дверь?
Я был удивлен вопросом, - с первого взгляда, дверь как дверь, покрытая серой масляной краской. И только, по присмотревшись, я увидел под слоем свежей краски какие-то рельефы и впадины, слабые намеки как будто на какой-то рисунок.
- Неужели?!.
- Да.
И он указал на другую, соседскую дверь - черного дерева в богатой инкрустации из серебра и бронзы (вторая часть предложения - после тире -М.М. Спасовским подчеркнута. - В.В.)
- И эту дверь хотели замазать, но с большим трудом я все-таки ее отвоевал. Ту не успел спасти» [7, л. 62-62 об.].
К слову сказать, российское торгпредство и в настоящее время располагается на Паменаре (офис № 23)!..
Рис. 1. Альбом орнаментов М.М. Спасовского, л. 9
Важнейший факт, случившийся в жизни М.М. Спасовского во время пребывания в Иране, - отказ от советского гражданства. Видимо, можно с уверенностью утверждать, что такое событие действительно произошло, но
вот когда именно и каким образом?.. Возможно, где-то в соответствующих Архивах и хранятся интересующие нас сведения, но в настоящее время у нас нет достаточных данных для четкого ответа на поставленный вопрос.
По утверждению самого Михаила Михайловича, его отказ от советского гражданства произошел следующим образом:
«В феврале текущего 1927 года я подал на имя Тегеранского Начальника Полиции заявление о том, что я со всей своею семьею отказываюсь от советского подданства и просил принять меня под защиту персидских законов. Это мое заявление с рекомендацией одного видного персидского генерала (бывшего моего соседа, когда я жил у Dervaze Jousoufabade) было любезно принято г. Начальником Полиции и через неделю я получил от него бумагу, которая официально удостоверяет мой отказ от советского подданства. Эту бумагу я отнес во II-й Департамент Министерства Иностранных Дел. Здесь мне сказали, что эта бумага вполне удостоверяет мою личность и никаких дополнительных утверждений не требуется, - с этой бумагой меня могут принять на персидскую государственную службу, если будет работа по моей специальности» [3, л. 6].
Поскольку в перечне прилагаемых к «curriculum vitae» материалов (см. выше) под пунктом 4 действительно значилась «бумага г Начальника Тегеранской Полиции, удостоверяющая мой (М.М. Спасовского. - В.В.) отказ от советского гражданства» [3, л. 9], видимо, некий «документ» соответствующего содержания действительно наличествовал. Но вот что он «удостоверял»?.. Сдал ли Михаил Михайлович советские паспорта - свой и семьи - в иранскую полицию?.. Перестав быть советскими подданными, в каком статусе жили Спасовские в Тегеране?.. А, может быть, в действительности разрыва с СССР и не произошло (во всяком случае, в 1927-м), и «бумага» начальника полиции играла не юридическую, но «имиджевую» роль, «усиливая» позицию Спасовского в зондируемых им контактах с властными структура Польши?.. Последнее, признаться, представляется нам весьма вероятным.
Повод для сомнения в изложенной версии дает, между прочим, сам Михаил Михайлович. В автобиографии 1933 года он указывает, что отказался от советского гражданства «... через пол-года по приезде в Тегеран» [5, л. 1], стало быть, если следовать календарю, - в октябре 1926-го. Однако ранее Спасовский утверждал, что лишь в ноябре 1926-го закончил «перестраивать Паминар» [см.: 3, л. 6] по заказу советского постпредства - вряд ли какое бы то ни было сотрудничество было возможно, заяви тогда Спасовский о своем разрыве со страной. В подтверждение истинности своих слов Михаил Михайлович вновь ссылается на некий «соответствующий документ», выданный ему, правда, уже не «Начальником Тегеранской Полиции» [3, л. 9], но должностным лицом, названным весьма туманно, - Тегеранским Градоначальником (шефом полиции) [см.: 5, л. 2]. Мы готовы согласиться, что в известном смысле градоначальник курирует городскую полицию, но не командует же ею непосредственно, как следует из вышеизложенной редакции!..
Полагаем, что отказ М.М. Спасовского от советского гражданства произошел в начале 30-х годов. На втором листе автобиографии от 30 июня 1933 года имеется приписка карандашом, выполненная, судя по содержанию, не ранее осени 1937-го года. Михаил Михайлович, очевидно, просто для памяти, исключительно для себя зафиксировал основные этапы трудовой деятельности «по своей специальности» архитектора в Тегеране:
«С 1930 по 1934 год состоял архитектором персидского Красного Креста. С 1934 г. по 1936 год состоял архитектором в гор. Управе гор. Тегерана и вел постройку Театра. С весны 1936 г. по осень 1937 года был прикомандирован к Дворцовому Управлению и перестраивал в Мазендеране, около гор. Ашрефа, Дворец Сафиабад - для Его Величества» [5, л. 2].
Сведения в целом подтверждаются автобиографией от 30 сентября 1950 г., интересной некоторыми подробностями архитектурно-строительной деятельности Михаила Михайловича: «Последовательно занимал должности архитектора: - 1) в Персидском Красном Кресте, строил больницы, главным образом, в центральной и западной Персии, - 2) в Муниципалитете гор. Тегерана, строил городской Оперный Театр, гостиницу и имел частную строительную практику и 3) был назначен Архитектором Высочайшего Двора Риза Шаха Пахляви (так у Спасовского. - В.В.) для капитальной перестройки старинного дворца «Сафiабад» в Мазандеране, северной провинции Персии, где находятся главные поместья Шаха» [4, л. 1; см. также: 11, с. 163]. Насколько нам известно, Тегеранский Оперный театр был построен во второй половине 60-х гг. прошлого века, а вот что имел в виду Спасовский под строительством городского Оперного Театра в середине 30-х, пояснить затрудняемся. Не удалось нам найти никаких сведений и о придворной должности «Архитектор Высочайшего Двора» - видимо, Михаил Михайлович позволил себе выразиться несколько метафорично... Известно, впрочем, что Спа-совскому весной 1939-го были поручены декорирование и устройство праздничной иллюминации в Тегеране по случаю свадьбы наследного принца Мохаммеда Резы Пехлеви и египетской принцессы Фавзии [см.: 12].
На наш взгляд, не мог Спасовский отказаться от советского гражданства ранее 1930-года, не будучи трудоустроенным. Неосмотрительно было бы и разорвать все контакты с советским постпредством сразу же, как Михаил Михайлович оказался в структуре Красного Креста, - прежде чем решиться на такой шаг прагматичный Спасовский должен был убедиться, что работа «пошла», материальное положение семьи более или менее устойчиво... Потому мы и датируем отказ Михаила Михайловича от советского гражданства началом 30-х годов, рискнем даже сказать более конкретно - Спасовский стал «невозвращенцем» в 1932-м!... Потомки Спасовского - его внук Борис Глебович и правнучка Елена Борисовна, - знакомясь в Государственном Архиве административных органов Свердловской области с Делом Глеба Михайловича Спасовского [см.: 1], обратили внимание на сведения о том, что Михаил Михайлович отказался от гражданства и буквально сжег советский
паспорт именно в 1932-м (данные из электронного письма Е.Б. Спасовской автору от 30 сентября 2015 г.). В настоящее время по нормативному регламенту работы с архивными документами мы не можем привести конкретную ссылку на источник, однако на некоторых материалах вышеуказанного Дела остановимся подробнее в специальной статье о судьбе Глеба Спасов-ского - вернувшегося в СССР сына Михаила Михайловича.
Покинули Персию Спасовские в 1940-м году, по утверждению Михаила Михайловича, - «под дипломатическим давлением СССР» [4, л. 1]. Мы не располагаем данными, в чем заключалось это самое «давление», потому воздержимся от комментариев. Однако заметим, что очень уж хронологически точно совпало указанное «дипломатическое давление» с весьма заманчивым предложением К.В. Родзаевского, касающимся перспектив трудоустройства Михаила Михайловича!.. Просто счастливое совпадение?.. Возможно!.. Однако не будем выходить за тематические рамки настоящей публикации.
Отъезд состоялся, полагаем, в начале сентября 1940-го. Во всяком случае, в письме Н. Супротивного редактору шанхайского еженедельника «Русский авангард» К.А. Стеклову от 13 сентября 1940-го сказано: «Несколько дней тому назад он (М.М. Спасовский. - В.В.) со своей семьей уехал из Тегерана в Харбин» [цит. по: 8]. Н. Супротивный не точен в отношении маршрута Спасовского, однако в данном случае для нас важны примерная дата отъезда (начало сентября) и указание на то, что в тот момент Спасовские находились в Тегеране, а не, скажем, «в маленьком персидском городке Каз-вин», куда Михаил Михайлович, по его словам, «... был выслан из Тегерана весною 1939 года - за «принадлежность к русской эмиграции» [6, с. 47]. Полагаем, что в Казвине Спасовский (один или с семьей) побывал, «придумывать» такую поездку у Михаила Михайловича никакого резона не было, однако покидал Иран все же из Тегерана, поскольку очень уж естественно досадовал Н. Супротивный, что Михаил Михайлович уехал, так сказать, не попрощавшись: «Не заходил он ко мне потому, что должен был уплатить свой долг. Оказывается, что он не только мне, но и другим, которые неоднократно помогали ему, он не заплатил и уехал, <...>» [цит. по: 8]. К слову сказать, есть основания полагать, что именно через полковника Николая Супротивного Спасовский стал известен А.А. Вонсяцкому, что во многом определило политическую и творческую деятельность Михаила Михайловича в 30-е годы, анализ которой - отдельная сложная тема.
Список литературы:
1. ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 72496. Л. 1-394.
2. Гелета, Константин. Памяти М.М. Спасовского / К. Гелета // Наша страна = Nuestro pais: Еженедельная газета (Буэнос-Айрес, Аргентина). - 29 августа 1972. - № 1175. - С. 3.
3. Спасовский М. Meum curriculum vitae: Автобиография: Рук.. 9 л. Без нумерации страниц. Дата написания указана автором - 29 июля 2017 г.
[Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лавринович) (Мельбурн, Австралия)].
4. Спасовский М.М. Автобиография: Машинопись. 1 л. Дата и место написания указаны автором - 30 Sept. 1950. 135 See Ting Road. Keelung. Taiwan Island. China [Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лаврино-вич) (Мельбурн, Австралия)].
5. Спасовский М. Родился 26 марта. Автобиография; без заголовка; озаглавлена нами по первым словам текста: Рукопись. 2 л. Без нумерации страниц. Дата и место написания казаны автором - 30 июля 1933. Добавлена поздняя приписка, содержащая сведения о деятельности с 1930 по 1937 гг. Тегеран [Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лавринович) (Мельбурн, Австралия)].
6. Недзвецкий М. (Гротт-Спасовский). Наша литургия / М. Недзвецкий (Спасовский); пуб. Ф. Мамонова // Кровь и дух: вопросы ариософии. - Изд.: Русское Общество Гобино, 2013. - № 1 (9). - С. 47-48.
7. ОР РНБ. Архив Э.Ф. Голлербаха. Ф. 207. Ед. хр. 90.
8. Савинцев, П. Вынужденная отповедь / П. Савинцев // Новое время (Шанхай); Shanghai Municipal Police file, Box 60: All Fascist Party. D. 7478 [microfilm reel 28-29]. - 16 сентября 1942.
9. Сергеев М. По Ирану (путевые заметки) / М. Сергеев // Эпоха = The Epoch: Двухнедельный литературно-художественный иллюстрированный журнал. Год изд. VI (Шанхай). - 8 марта 1946. - № 118. - С. 7-8; 28-30.
10. Сорокина М.Ю. Василий Никитин: свидетельские показания в деле о русской эмиграции / М.Ю. Сорокина; отв. ред. В. Аллой // Диаспора: Новые материалы. Альманах. - Париж, СПб.: Athenaeum - Феникс, 2001. -С. 587-644.
11. Спасовский М.М. В.В. Розанов в последние годы своей жизни. Среди неопубликованных писем и рукописей / М.М. Спасовский; сост., предисловие, коммент. А.Н. Николюкина // Настоящая магия слова: В.В. Розанов в литературе русского зарубежья. - СПб.: ООО «Изд-во «Росток», 2007. -(Серия Неизвестный ХХ век). - Вып. 1. - С. 112-185.
12. Унковский В. Зарубежная Русь / В. Унковский // Парижский вестник: Издание Управления Делами Русской Эмиграции во Франции: Еженедельная русская газета, выходящая по воскресеньям (Париж). - 27 сентября 1942. - № 16. - С. 5.
13. Architect M. Spassovsky. 1926. Afghanistan. Ghazni. One album ofartis-tic dravings and paintings (water colours). Рукопись, рисунки. 10 л., в т.ч. 1 л. -карта региона [Оригинал - в семье В.И. и Г.М. Лавриных (Лавринович) (Мельбурн, Австралия)].
