CC BY
12вопросы русской литературы, 2018, № 4
УДК 82-14. 821.161.1
МИФОЛОГИЯ ПРОСТРАНСТВА И ВРЕМЕНИ В ТВОРЧЕСТВЕ С. НОВИКОВА: ТРАДИЦИИ И ИХ РАЗВИТИЕ
Толоконникова Светлана Юрьевна,
кандидат филологических наук, доцент, научный сотрудник Научного отдела Борисоглебского филиала Воронежского государственного университета (г. Борисоглебск, РФ); e-mail: toloksvetlana@yandex. ru
Автор статьи рассматривает особенности формирования образов времени и пространства в творчестве крымского поэта С. Новикова. При анализе использовались интертекстуальный, мифопоэтический, семиотический методы. Особое внимание в статье уделяется степени традиционности функционирования в стихах С. Новикова тем, мотивов и образов, которые связаны с понятиями времени и пространства. Главной целью является анализ того, как проявляются некоторые мифологические, литературные и другие влияния в ряде произведений поэта. В конце статьи делается вывод о том, что решение образов пространства и времени в поэзии С. Новикова вполне узнаваемо. В своей основе оно соотносятся с мировой фольклорной и мифологической традициями и некоторыми общими тенденциями литературы и искусства. При этом поэт во многом оказывается оригинальным. Например, уникальными становятся новиковские пространства крымских
© С. Ю. Толоконникова, 2018
_№ 4, 2018, вопросы русской литературы
городов - одновременно бытовых и бытийных, обыденных и чудесных. Необычен своей глобальностью и крайней заостренностью образ беспощадного, уничтожающего времени. В результате подобного подхода особое звучание в новиковских стихах приобретает тема смерти.
Ключевые слова: мифология, время, пространство, стихи, С. Новиков, эпоха, часы, творчество.
Пространство и время - это древнейшие философские и мифологические категории. Они организуют восприятие человеком всей окружающей его действительности, в том числе и собственной жизни. Любая мифология начинается с космогонического повествования, а оно, в свою очередь, - с рассказа о появлении первых пространственных и временнымх элементов, градаций и систем. Поэтому не удивительно, что в искусстве различным образам пространства и времени придается особенно важное значение, причем они зачастую символизируются и мифологизируются (что связано и с особенностями личностного постижения бытия, и с самыми древними культурными традициями). В стихах С. Новикова художественные пространство и время тесно сопряжены с мифами о творце и его особом мире. При этом они представлены через ряд тем, мотивов и образов, достаточно регулярно возникающих в культурах разных времен и народов. Основной целью нашей статьи является рассмотрение того, как именно и насколько традиционно формируются мифологические образы времени и пространства в произведениях поэта.
Одним их наиболее постоянных образов пространства у Новикова становится дом. Тема дома в любой мифологической системе практически всегда связана с оппозицией свое - чужое, которая не только разделяет на две противостоящие группы различные понятия и концепты, но и отражает эмоциональное и даже мистическое восприятие бытия, и в первую очередь - пространства. «Свое» пространство соотносится со всем, что отражает представление о правильном, упорядоченном мире, то есть, условно говоря, космосе. Оно теплое и светлое, понятное и гармоничное, радостное и дружественное. Дом - это средоточие и оплот космоса, он защищает че-
вопросы русской литературы, 2018, № 4_
ловека от опасностей и зла чужого окружающего мира. У С. Новикова в таком доме живут близкие люди, любовь и чудо, но - при одном условии: наличии в его пространстве атмосферы творчества. В стихотворении «Грустная песенка» дом жив и счастлив, пока в нем живет художник. Когда он съезжает, пространство жизни и любви разрушается:
В мансарде, словно в трюме, мышиный писк и мгла
[2, с. 34].
Дом перестает быть «своим» и приобретает черты «чужого» хаотического бытия, которое традиционно описывается через понятия мгла, холод, пустота.
«Чужое» пространство всегда хаотично, в нем главенствуют элементы распада. Оно некрасиво, устрашающе, наполнено смертью. Однако и оно иногда приобретает обманчивый облик дома. В мифологии и фольклоре такие псевдо (или даже анти) дома обычно являются местами обитания нечистой силы, связанной со смертью и миром мертвых. Они определяются по наличию необычных, чудовищных признаков: это может быть изба на куриных ногах (дом Бабы Яги), дикая пещера - логово Змея Горыныча или мрачное и холодное уродливое строение - замки Кощея Бессмертного или Дракулы. У С. Новикова признаки подобного анти-дома - это тоже холод, тьма, запустение, как в «Грустной песенке». Это - выморо-ченность пространства, в котором гуляет ветер, выметающий из стен жилища все, что дорого лирическому герою.
<...> и сквозняк, как новый квартиросъемщик, разгуливает по комнатам, заглядывая в углы
( из цикла «Тема часов») [ 2, с. 54].
Этот сквозняк уносит с собой все, что дорого человеку, делая его одиноким. Мотивы одиночества и смерти у Новикова также
_№ 4, 2018, вопросы русской литературы
дополняют образ дома - пустого и «паутинного» (из стихотворения «Тебе») [2, с. 69] и наконец - разрушенного, умирающего. Дом принимает смерть, как живое существо, как человек:
Покорный стальному усилью, качнется, исчезнуть спеша, и кажется, с глиняной пылью его отлетает душа
(«Сносят дом») [2, с. 49].
Еще один часто встречающийся у С. Новикова образ пространства - город. Он расширяет так называемое «свои», «космические» пределы бытия. Крымский поэт в своих стихах предлагает собственную концепцию урбанистического пейзажа, в котором сугубо городские приметы сочетаются с элементами традиционного природного пейзажа. Город обычно дружествен лирическому герою и является для него пространством жизни, творчества, творения и возрождения. Это во многом - традиция В. Маяковского, для которого «адище города» с его дымящими трубами и трамваями, вечной людской толчеей и вывесками многочисленных магазинов не является злом, а, напротив, представляет собой некий особый поэтический родник и новый мир. Вслед за Маяковским и Новиков видит даже в малопривлекательных (иногда почти бодлеровских) приметах городского бытия радость и источник надежды на чудо:
Есть грустная радость - бесцельно по улицам ранним брести, где уголь в пещеру котельной спешат кочегары сгрести <... > <... >
В подъездах сгружают бидоны, в дежурках не спят сторожа, и утро будильников звоном расстреливает горожан... В домах просыпаются дети
вопросы русской литературы, 2018, № 4
и плачут, не зная, что есть короткая радость на свете -влюбляться в небесную жесть
(«Есть грустная радость...») [2, с. 39].
Особым городом для ялтинца С. Новикова, конечно, стала именно Ялта. Ее пространство у поэта особенно космично, в нем есть все: небо, море, звезды и беспечное человечество:
О, как мне хочется туда, где бредит тенью черепица и где спектральная вода не устает о днище биться, где свод стоит над головой дремучих звезд в чаду шелковиц и ресторанных пустословиц взлетает к небу сноп цветной
(«Воспоминания о Ялте») [2, с. 44].
Но тональность ялтинских стихов иногда становится щемяще-грустной, так как в них появляются темы смерти - гибели человека, эпохи, творчества. Умирает старый, гениальный и непонятый людям скрипач Гонза - герой стихотворения «Городу моего детства», гибнет и его скрипка. Умирает прошлое лирического героя («Зима в старом городе»). Уходят люди и эпохи, и даже вечное искусство не может их спасти:
И, растопырив свой треножник вблизи лотка, где пышет снедь, безумный пробует художник свой краткий век запечатлеть.
Но дождь идет. Не уставая, летит дремучая вода, и Рим ракушечный смывает,
_№ 4, 2018, вопросы русской литературы
и мир игрушечный смывает с бумаги слабой навсегда
(«Памяти старой Ялты») [2, с. 51].
Еще один особенный город у Новикова - Евпатория. Сказочность этого топоса подчеркивает совокупность особых примет: он - «Мекка / для киношников соседних», «трогательный», «акварельный, в стиле ретро» [2, с. 22]. Диптих о Евпатории перекликается по замыслу и тональности с ялтинским стихотворением «Мне бы сумрак вернуть этих улиц оседлых...». В обоих текстах центральным является мотив изменения времени, ухода чудесного, детского, сказочного в небытие смертельных изменений, которые знаменуют конец эпохи.
Пространство эпохи - особый образ у С. Новикова. Это постоянно (и далеко не в лучшую сторону) изменяющийся хронотоп. Эпоха в раннем творчестве Новикова - это «пеньковый век», который уцав-кой душит самого лирического героя и его собратьев по творчеству. Историческим контекстом этого образа, конечно, являлось советское время, СССР 60-80-х годов ХХ века. Пространство этой эпохи, с точки зрения лирического героя, наполнено ложью и фальшивыми кумирами. Ему противостоит мир друзей - художников, поэтов, - в котором бьет ключом настоящая жизнь, протест и творчество, за что лирический герой благодарен судьбе:
Спасибо за то, что мы были такими, как были, что нам недобрые звезды светили мигая, как трубки реклам.
Спасибо за обморок птичий и бестолочь споров ночных, за звонкое косноязычье измятых тетрадок твоих
(«Спасибо за то, что мы были.») [2, с. 26-27].
вопросы русской литературы, 2018, № 4_
В более поздних стихах Новикова время и пространство старой эпохи трансформируются. Эта метаморфоза, как оказалась в итоге, происходит далеко не в лучшую сторону. Пеньковая эпоха сменяется веком счетоводов и бухгалтеров, пространством, в котором все продается и оценивается деньгами. То, что молодому поэту казалось далеким от идеала творца, уйдя в прошлое, приобретает иные черты - наделяется признаками настоящей жизни, в которой царили молодость, искренность и любовь, а сомнения сменялись надеждой. Новая же эпоха - это век мертвенности. Она обладает страшными приметами пространства небытия: не всходит утро, мир поглощается чернотой и холодом, а Бог в нем умирает. Зато в этом кошмарном мире царят Число и счетовод, и даже дети, которые в русской литературе со времен Ф.М. Достоевского и символистов считались чистыми созданиями, чуждыми грубой меркантильности, меняются до неузнаваемости:
Над городом порхает счетовод, и метроном чеканит шаг по-прусски... Дитя отцу, волнуясь, задает вопросы об усушке и утруске.
Все продано. Все куплено. Щелчок. И кассовый сверкает звон обвальный... И в детской на волшебный сундучок с размаху ставят автомат игральный («Эпоха кончилась.») [2, с. 6].
Не меняется в новые меркантильные времена только стрекоза, перекочевавшая в новиковское стихотворение из басни И.А. Крылова. Она, как брюсовские «<...> мудрецы и поэты, / Хранители тайны и веры» [1, с. 198], остается единственной носительницей духовности:
Из всех существ одна лишь стрекоза живет, как встарь, цифири не итожа,
№ 4, 2018, вопросы русской литературы
свои гуманитарные глаза слезит в потемках с ледяного ложа
[2, с. 6].
Одним из наиболее интересных топосов у Новикова становится пространство сада. Сад в мировой мифологической традиции - это место и первый результат космического творения, начало начал, дом богов. Такое решение образа сада было характерно еще для древневосточных мифологических систем, в том числе семито-аккадской, вавилонской, персидской, древнеиранской. Сад в них был местом обитания демиурга и душ праведников после их смерти. Библейский Эдем и Райский Сад у христиан - это пространства вечного блаженства, бессмертия и единства с Создателем. Рай как прекрасный сад описывается в исламе и иудаизме. Образ сада становится квинтэссенцией японского синтоизма и буддизма. Сад как идеальное мистическое пространство возникает в произведениях многих авторов - в особенности средневековых мистиков, представителей барокко, романтиков и модернистов. В русской поэзии наиболее последовательно и значимо образ сада представлен у Б. Пастернака, который соотносит его с Творцом, поэтом, самим лирическим героем (см. стихи «Эдем», «Гефсиманский сад», «Сон», «Как бронзовой золой жаро-вень... », «Плачущий сад» и др., роман «Доктор Живаго»).
У Новикова пространство сада тоже соотносится с мотивом творчества. Сад - это одновременно место творения и сам Создатель, дающий поэтам волшебство жизни и слова:
Это прихоть судьбы или сада, занесенного снегом на треть, -дать незрячему - пристальность взгляда и немного - заставить запеть. Это сад. Это он. Невозможный... Разодетый в сплошное шитье.. Это он в нас вложил осторожно ледяное дыханье свое
(«Это прихоть судьбы или сада <... >) [2, с. 15]).
вопросы русской литературы, 2018, № 4_
В пространстве сада растворяются лирический герой, его путь и судьбы всех поэтов:
Это сад! И считаться - и не стоит. Мы гудим у него под рукой тростниковою дудкой простою иль нехитрой забавой другой...
[2, с. 15].
При этом сад жизни и души поэта переживает потери и постепенно приходит в запустение:
В наших садах - разруха... Бродим - не узнаем. Здравствуй, моя разлука. Пуст паутинный дом
(«Тебе») [2, с. 69].
Эти печальные изменения объясняются разрушительным влиянием тока времени, который на своем пути беспощадно уничтожает все и всех.
Время у С. Новикова тоже мифологизировано, причем преимущественно в традиционном ключе. В частности, в его стихах явно присутствует календарная мифологическая составляющая. Времена года связаны с определенными состояниями миропорядка и души лирического героя. Весна - это, как водится, мировые природные начала, обновление цикла и ритмов бытия. Она начинается по-крымски рано - в конце февраля. Именно этот зыбкий промежуточный временной отрезок, когда внутри зимней непогоды только зарождается новая жизнь, больше всего привлекает поэта. Рождается будничная картинка, приобретающая неожиданно космогонический характер:
Нет Бога в отечестве зимнем моем,
и жизнь равнозначна распаду.
...Но в парке под утлым февральским дождем
_№ 4, 2018, вопросы русской литературы
с повозки сгружают рассаду. <... >
И значит, нечаянно время пришло высаживать внове на грядку все астры, все флоксы, все розы - назло погоде и миропорядку
(«Нет Бога в отечестве зимнем моем.») [2, с. 11].
Следующего за весной лета (как и зимы) у Новикова почти нет. Его приметы лишь вкраплены в отдельные тексты: это «знойный перрон» в стихотворении «Ангел жизни быстротечный» [2, с. 10], перемолотый в песок июль («Этот трогательный город.»), Бездонное лето («Мне бы сумрак вернуть этих улиц оседлых...») и др. Зато осень представлена весьма обширно. Осень в большинстве новиковских стихов - это (как и весна) торжество идеи творения, преображения - но и время подведения итогов перед периодом всеобщего замирания. В эту пору лирический герой ощущает особую пронзительность бытия и красоту мира, полное слияние с природой. Он начинает говорить языком деревьев и трав, но при этом ощущает свою мизерность и бестолковость в контексте простой красоты мироздания:
Утром я выйду - на черной земле, там, где блестят слизняковые нити, в звездной, под утро остывшей золе, -круглые знаки вчерашних событий.
Тайнопись эту, школяр, пробегу, окаменею, бездарный, над нею, если запомнить - навечно смогу, расшифровать - навсегда не сумею...
(«Падают яблоки в нашем саду.») [2, с. 41].
Еще один вариант образа времени в новиковских стихах - часы. Они имеют ярко выраженный негативный смысловой оттенок обратного жизненного отсчета. В мировой культуре изображение ча-
вопросы русской литературы, 2018, № 4_
сов всегда ассоциировалось с понятиями бренность, смертность, но одновременно и вечность. Недаром циферблат, хоть и разделенный на части, визуально обозначающие временные дистанции, изначально был всегда круглым, как бы замыкающим время в кольцо бесконечности. Однако С. Новиков, обращаясь к образу часов, обычно актуализирует именно те смыслы, которые связаны не с вечным, а с конечным. Они разворачиваются в стихотворении «Тема часов», «Мне бы сумрак вернуть этих улиц оседлых...» и др. Стрелки у его часов отсчитывают секунды, влекущие все и всех в мире бренности к неизбежной гибели. Такая трактовка образа была характерна для европейского искусства XVI века. В частности, песочные и циферблатные часы были постоянным элементом в картинах жанра Vanitas (в переводе с латинского суета, тщеславие). Они по значению совпадали с двумя другими константными символами - черепом и увядшим цветком. Подобные натюрморты-аллегории были призваны напоминать о скоротечности жизни, неизбежной гибели и тщетности наслаждений. Почти то же самое мы видим и в некоторых стихах Новикова, которые призывают помнить о том, что жизнь неуклонно движется к своему концу:
Отучайтесь
Чувствовать себя хозяином в своем доме, Потому что в нем уже поселилось Время...
(«Отучайтесь.») [2, с. 53].
Апофеозом беспощадного тока времени становится смерть как конец всего: жизни человека, эпохи и самой природы. Умирают друзья, уходит в черную пустоту жизнь самого лирического героя. В конечном итоге в стихах С. Новикова появляется мотив уничтожения чуда творчества и даже Творца, так как у мертвой эпохи Бог -тоже мертвец (стихотворение «Эпоха кончилась...» [2, с. 6]).
Итак, решение образов пространства и времени в поэзии С. Новикова, с одной стороны, вполне узнаваемо. В своей основе оно соотносятся с мировой фольклорно-мифологической традицией и некоторыми общими тенденциями литературы и искусства в це-
_№ 4, 2018, вопросы русской литературы
лом. При этом поэт во многом оказывается совершенно оригинальным. В частности, уникальными становятся новиковские пространства крымских городов - одновременно бытовых и бытийных, обыденных и чудесных. Необычен своей глобальностью и крайней заостренностью образ беспощадного, уничтожающего времени. В результате подобного подхода особое звучание в новиков-ских стихах приобретает и тема смерти. Анализ мотива гибели, ухода в творчестве С. Новикова может стать целью будущих научных исследований.
Список использованных источников
1. Брюсов В. Стихотворения, лирические поэмы. - М.: Московский рабочий, 1979. 288 с.
2. Новиков С. Правила стихосложения. - Симферополь: Крымский Архив, 2008. 104 с.
MYTHOLOGY OF SPACE AND TIME I N THE WORK OF S. NOVIKOV: TRADITION AND THEIR DEVELOPMENT
Tolokonnikova Svetlana Yurievna,
candidate of philological Sciences, associate Professor, researcher, research Department of Borisoglebsk branch of Voronezh state University (Borisoglebsk, Russia); e-mail: toloksvetlana@yandex. ru
The author considers the peculiarities of the formation of images of time and space in the works of the poet Crimean S. Novikov. The analysis used intertextual, mythopoetical, semiotic methods. Special attention is paid to the degree functioning tradition in verses S. Novikov themes, motifs and images that are associated with the concepts of time and space. The main objective is to analyze how to manifest some mythological, literary and other effects in a number of works of the poet. It concluded at the end of the article that the solution space and time in images of poetry S. Novikov quite recognizable. At its core, it relates to the world of folklore and
вопросы русской литературы, 2018, № 4_
mythological tradition and some of the general tendencies of art and literature. This poet is original in many respects. For example, a unique space becomes S. Novikov's Crimean cities - both domestic and existential, everyday and wonderful. Unusual its global image and extreme acuteness merciless, annihilating time. As a result of this approach, a special significance in S. Novikov's verses acquires the theme of death.
Keywords: mythology, time, space, poetry, S. Novikov, era, clock, creativity.
References
1. Bryusov V. Stihotvoreniya, liricheskie poehmy [Poems, lyrical poems]. - M.: Moskovskij rabochij, 1979. 288 s.
2. Novikov S. Pravila stihoslozheniya [Rules of the poem]. -Simferopol: Krymskij Arhiv, 2008. 104 s.
