CC BY
83
УДК 340.12 ББК 67.0
МЕТОДОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ В ФИЛОСОФСКО-ПРАВОВОЙ КОНЦЕПЦИИ В.П. МАЛАХОВА В КОНТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ АНТРОПОЛОГИИ ПРАВА
ВАДИМ ИВАНОВИЧ ПАВЛОВ,
начальник кафедры теории и истории государства и права Академии МВД Республики Беларусь, кандидат юридических наук, доцент Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве E-mail: vadim_pavlov@tut.by
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Рассматриваются методология и антрополого-правовые взгляды профессора В.П. Малахова в рамках разработанной им философско-правовой концепции. Обосновывается, что в исследуемой концепции используется диалектический метод мышления и диалектическая логика, на основании чего В.П. Малаховым строится критика традиционной юридической теории. Антрополого-правовые воззрения ученого выражаются в разработанной им концепции правового существа, с которым связывается как сущность права, так и правовая реальность в целом.
Ключевые слова: философия права, диалектика, категория, антропология права, правовое существо.
Annotation. The article describes the methodology and anthropological and legal views of Professor Malakhov developed within their philosophical and legal concepts. It is proved that in the study used the concept of the dialectical method of thinking and dialectical logic, based on what critic construction Malakhov traditional legal theory. Anthropological and legal views expressed in the scientist he developed the concept of the legal entities, which communicates the essence of the law and law reality as a whole.
Keywords: legal philosophy, dialectic, category, legal anthropology, legal being.
Современная юридическая наука, несмотря на большое разнообразие проводимых исследований, наиболее остро нуждается в работах методологического характера. Следует признать, что сегодня на уровне общетеоретический юриспруденции по большому счету еще используются подходы советской юриспруденции, не в последнюю очередь за счет достаточно простого и привычного изложения материала и господства этих подходов в учебной литературе. В отраслевых юридических исследованиях в основном также продолжают использоваться советские методологические разработки, что сказывается на низкой интенсивности развития частных отраслевых теорий за счет моды на прикладные отраслевые исследования, направленные не на решение методологических вопросов в рамках отрасли права, а на совершенствование законодательства. Юридическое научное сообщество неоднозначно воспринимает и появление новых правовых концепций, предпочитая в основном использовать старые и уже знакомые методологические подходы, тем самым неявно склоняясь к принципу методологического мо-
низма. Также достаточно сильны сегодня позиции традиционной догматической, или, как ее еще именуют — формально-логической юриспруденции, которая большинством правоведов продолжает восприниматься в качестве нейтрального и универсального языка общеправовой теории. При этом опять же не обращается внимание та тот факт, что догматический язык общеправовой теории воспроизводит структуры догматического правового представления и мыслимо-сти права [1].
Вместе с тем нельзя не видеть и изменений в развитии русскоязычной юриспруденции. Следует признать, что современная ситуация в правоведении существенно отличается от ситуации первой половины 90-х гг. прошлого столетия, когда в основном происходила смена политики права с советской на либерально ориентированную. Сегодня в русскоязычном правоведении уже существуют и продолжают появляться достаточно оригинальные правовые концепции, разработанные вне либерального правового дискурса, использующие достижения как западноевропейских
философских концепций XX в., так и наследие русской дореволюционной мысли и русской эмиграции. Эти правовые концепции на фоне подходов, уже ставших привычными по учебникам общей теории права, нередко незаслуженно не замечаются. Однако, как никогда они нуждаются в пристальном внимании и в корректной методологической оценке, поскольку и изменение правовой реальности, и изменение действующего в ней человека требуют новых способов понимания, от которых, в конечном счете, зависит и регулятивная эффективность права.
Одной из таких современных концепций является философско-правовая концепция Валерия Петровича Малахова — доктора юридических наук, профессора, профессора кафедры теории государства и права Московского университета МВД России им. В.Я. Кикотя. Профессору В.П. Малахову удалось не только разработать философско-правовую концепцию, но и создать собственную научную школу [2], отличающуюся, прежде всего, методом познания правовой реальности и достаточно оригинальным, независимым, прежде всего, от ведущих западноевропейских философских направлений, видением как процесса правового познания, так и представления о праве.
Принципиальной методологической характеристикой концепции В.П. Малахова является использование диалектики как логики и метода мышления, мышления преимущественно категориального, а не понятийного типа. Рискнем предположить, что эта особенность не догматического, а рефлексивного мышления о праве, является личностной характеристикой автора концепции, обусловленная мощным философским импульсом его взгляда на жизнь. Ведь нельзя забывать, что Валерий Петрович еще в советское время получил классическое философское образование и защитил кандидатскую диссертацию по философии.
В отличие от советского диалектического материализма, выступавшего политизированной общеметодологической основой всякого исследования о праве, диалектика как метод мышления у В.П. Малахова постоянно предполагает отыскание в правовой реальности противоречивых сторон в феномене правового и за счет снятия этого обнаруженного противоречия влечет получение нового знания о праве. В этом смысле диалектика становится своего рода логическим способом интеллектуального отыскания парадоксов (то пара 5оф) — такого рода противоречий, которые имеют логически корректные выводы, однако дают возможность прийти к взаимно исключающим заключениям, в пространстве между которыми и кроется новое знание.
Не в последнюю очередь с этим связан и сам характер познавательного процесса в философии права В.П. Малахова: диалектическая связь постоянно ис-
пользуется ученым для диалога между философией и теорией права и для этого работа осуществляется преимущественно на уровне не понятийного, а категориального мышления о праве. В.П. Малахов так объясняет свою позицию: «так как связь категорий с объективным бытием вещей противоречива, значит, вне диалектики, как логики и метода, она и не может быть осмыслена. Выявление динамики этой системы связей и составляет суть и цель развертывания содержания категориального мышления» [3, с. 51]. Далее ученый поясняет: «категориальное мышление само по себе может быть понято как методология рефлексирующей мысли... вне рефлексирования категориальное мышление не существует, а вне категориального мышления невозможна сама рефлексия. Их единство и определяет качественную особенность философского подхода к действительности, в отличие, например, от юридического подхода к феномену права.» [3, с. 51].
Интересно отметить, что интеллектуальная работа с противоречием была весьма характерна для византийского богословского мышления, использовавшегося в средневековой традиции в богословских спорах. Однако антиномия использовалась византийскими богословами в основном не из-за того, что в самом противоречии заключена возможность выявления нового знания, а из-за постоянной опоры на догматы и следствия из них. Догматы — это парадоксы, стоящие выше знания, выше правил самого такого мышления, однако использующиеся в силлогистическом мышлении как универсальные аксиоматические принципы. Поэтому известный византийский богослов Григорий Палама, например, настаивал на использовании в богословии именно аподиктического, а не диалектического силлогизма [4, с. 229] с учетом опоры на догматы как богооткровенные истины. Однако наряду с использованием демонстративного силлогизма в Византии под влиянием трактата «Ареопагитики» сформировался и апофатический метод мышления, демонстрировавший ограничение интеллектуальных возможностей познания. В средневековой же латинской схоластике, особенно у Фомы Аквината, в основном использовался только доказательный силлогизм, причем он был распространен на все сферы познания и именно он стал основой получения богословских знаний [5, с. 53].
Как известно, схоластика оказала влияние и на формирование юридической традиции в процессе рецепции римского права на Западе и именно поэтому доказательный силлогизм и составил основной метод познания права, известный под названием формально-юридического.
На наш взгляд, дистанцирование В.П. Малахова в своей правовой концепции от традиционного догматического познания права и работа с диалектическим ме-
тодом объясняется не только различием теории и философии права, но и интуитивной близостью ученого к антиномичному способу мысли. Именно последний, а не обычный формальный юридизм дает возможность дойти до существа правовой жизни и приблизиться к сути вещей, в том числе и к сущности права, которая связывается ученым с человеком в праве. Однако диалектический метод, равно как и византийская апо-фатика, являются чуждыми юридико-догматической традиции и, по-сути, вступают с ней в конфликт. В концепции В.П. Малахова эта проблема решается четким разграничением теории и философии права и недопущением их взаимной понятийно-категориальной интервенции. Впрочем, как мы уже отмечали выше, в таком случае возможности воздействия на теорию права снижаются из-за специфики догмы права, которая является не нейтральным языком, а носителем философско-правовых содержаний юридического концептуализма. Поэтому, несмотря на попытку наложения любой философско-правовой концепции на догму права без деконструкции последней результат остается неопределенным, хотя в строгом смысле философия права и не должна заниматься разработкой общетеоретических правовых понятий, это не ее задача.
Помимо оригинального методологического подхода, В.П. Малахов является одним из тех правоведов, которые в постсоветской юриспруденции впервые поставили вопрос о человеке в правовой реальности вне классического юридического дискурса, или, как последний именует сам ученый, формально-логического метода юриспруденции. В специальном исследовании [6, с. 10—84] антрополого-правовые взгляды Валерия Петровича были кратко рассмотрены нами в ряду других современных правовых концепций, актуализировавших проблему человека в праве. Остановимся на антрополого-правовых взглядах В.П. Малахова подробнее.
Анализ докторского исследования В.П. Малахова, а также других принадлежащих ему научных трудов дает основание заключить, что философско-правовая концепция ученого в определенном смысле может быть названа также и человекомерным, и даже антропологическим подходом к праву, поскольку познание природы права ученый связывает с человеком, точнее
— с пониманием человека как правового существа. «В нашем представлении, — говорит Валерий Петрович,
— решающий шаг — это шаг к человеку как правовому существу... <...> ...Только понимая, в чем суть правового существа и только отразив предмет, будучи при этом правовым существом, можно постичь природу права» [3, с. 186]. Поскольку в концепции ученого познание права предполагается не абстрактно, а в его конкретности, постольку традиционная юридическая
теория с ее учением о субъекте права для В.П. Малахова не является удовлетворительной. В связи с этой идеей ученый отмечает, что «логика права вообще связана с мышлением предикатов без субъекта, поэтому для любого из атрибутов «человека юридического» конкретный человек случаен и избыточен (излишен)» [7, с. 87]. В то же время в выступлениях и работах последних лет В.П. Малахов все чаще выступает против «реанимации человека в юридической теории» [7, с. 90], весьма критично ученый относится и к попытке постановки проблемы человека в отечественной юридической теории [7, с. 88]. С этой точки зрения, по мнению правоведа, «попытка ввести в юридическую теорию понятие человека приводит только к пустому морализированию... юридические рассуждения о человеке в праве могут быть оценены лишь как форма правового идеализма» [7, с. 87]. В этих посылах очевиден сугубый скепсис не только относительно учения о человеке в правовой реальности, но и относительно общеправовой теории как таковой. И это несмотря на то, что В.П. Малахов в своей философии права остается на позициях рассмотрения человека в праве как правового существа. К этим критическим высказываниям ученого мы еще вернемся, сейчас же рассмотрим вопрос о правовом существе.
Что, или, Кто есть правовое существо? Правовое существо имеет два значения: сущность и человек, причем человек не просто как индивид, а нечто большее. Правовое существо как человек «есть одновременно и что-то — специфическое единящее качество, свойство, момент, — что к человеку прибавлено и задает ему глубинную, абсолютную характеристику. Кроме того, перед нами — не правовой субъект, ибо с понятием о субъекте связана совершенно иная смысловая нагрузка. Но мы также не говорим и о правовой личности как о некоторой социальной качественности... Речь идет именно о правовом существе как о таком феномене, которому черты права присущи имманентно, для которого правовое бытие является всеобъемлющим и самодостаточным. Оно — определенная «ипостась» человека, наряду с его биосоциальностью, моральностью, боговдохновенностью, экономичностью, разумностью, историчностью и пр. Этими существами человек также никогда не перестает быть. Правовое существо — это человек, бытующий в сетке координат правовой реальности и перестающий быть полноценным человеком, как только он за пределы этой сетки выходит. Право — свойство человека, а человек — субстанция права .Правовое существо (или правовая сущность человека) должно приниматься как данность. <.> .правовая реальность не может быть ни выявлена, ни осмыслена, ни обоснована вне правового существа» [3, с. 188, 189; 193].
Итак, В.П. Малахов полагает, что у человека есть правовая сущность, она ему имманентна, и это есть факт, который следует просто принять. Однако в традиционной полемике вокруг проблемы правопони-мания одним из основных вопросов всегда является вопрос о маркере правового, т.е. о том, что (или кто) делает право правом, поведение — правовым поведением, отношение — правовым отношением, человека
— правовым человеком, а в нашем случае — правовым существом. Ведь иначе мы сталкиваемся с проблемой недифференциации правового и внеправового содержаний — нравственного, экономического, эстетического, религиозного и т.д.? Отчасти на этот вопрос мы находим ответ у В.П. Малахова в его обращении к внутреннему миру человека. «Мы, — говорит Валерий Петрович, — должны обратиться к внутреннему миру человека, ибо только он — действительный источник права. <...> .Главное, однако, то во внутреннем мире человека, что составляет его духовность. Духовность тем отлична от субъективно-побудительного (мотивационного) слоя внутреннего мира, что она самодостаточна, не функциональна, не вторична и не телеологична. Духовность есть собственно человеческое состояние, человеческое усилие в некотором возвышенно бескорыстном смысле, т.е. то, что в русской философской мысли часто отождествляется с религиозностью» [3, с. 185].
На наш взгляд, этот момент с вменением человеку правовой сущности как специфически правового срабатывает на уровне философии права, но не в части общеправовой теории. Не случайно здесь мы не видим понятия нормативности права, которое всегда рассматривается правоведами при решении подобных вопросов, в том числе оно было подробно исследовано и переосмыслено у Л.И. Петражицкого, к взглядам которого не раз обращается В.П. Малахов в своей диссертации.
Еще одной особенностью концепции правового существа является утверждение об утрате полноценности человека в случае «выхода за пределы сетки координат правовой реальности». Если право, как утверждает В.П. Малахов, — это свойство человека, то в случае осуществления человеком в практике своей жизни неправа, нарушения права — он утрачивает свою человеческую полноценность. Думается, что антропологический тезис о полноценности человека как правового существа требует очень осторожного отношения. По крайней мере, хотя он и соответствует в целом общей установке русской дореволюционной философии права (в частности, ее религиозной линии
— П.И. Новгородцев, И.А. Ильин и др.), тем не менее, входит в конфликт с восточно-христианским учением о личности и человеке. Тот же И.А. Ильин в свое вре-
мя не избежал соблазна подчинить религиозное бытие правовому: «право есть необходимая форма духовного бытия человека, а религиозное бытие есть бытие духовное; поэтому вне права не может быть и религии (!)» [курсив мой — В.П.] [8, с. 479]. Однако, очевидно, что вне права религия возможна, в истории данный факт находил неоднократное подтверждение. Равно и полноценность человека при ее определенном понимании вряд ли утрачивается за рамками права.
Характеризуя правовое существо, В.П. Малахов наделяет его среди прочих следующими свойствами: негативная определенность («человек есть проекция человека», «человеческое бытие есть «стремление без обретения»» [3, с. 192]), устремленность, рефлексивность, подлинность («подлинность связывается правовым существом с цельностью своего проявления в жизни, с полнотой выступания в жизни, перед духовным взором других людей. Подлинность — личность, достоинство и право человека» [3, с. 196]), послушание («оно лежит в основе самоограничения, которое западные мыслители полагали основным моментом, способствующим пониманию природы права» [3, с. 202]), совесть.
Все эти прекрасные характеристики человека как правового существа, которые В.П. Малахов сформулировал в своей докторской диссертации, содержат в себе глубокий философско-правовой смысл и потенциал для развития права. Однако, на наш взгляд, они должны каким-то образом быть соотнесены с «человеком юридическим» уже не в философии, а в теории права. Понятно, что для этого теория не располагает даже соответствующими понятийно-категориальными средствами, для общеправовой теории человека нет, а есть лишь субъект права и его предикаты. Тем не менее, для того, чтобы цельная концепция правового существа не осталась только формой правового идеализма и необходимо продумывание способа соотнесения концепции с моделью человека в общей теории права. А это не может быть сделано иначе, как только, с одной стороны, посредством ревизии языка догмы права, с другой — посредством преобразования философской концепции о правовом существе в концепцию теоретико-, а, точнее, антрополого-правовую. Такой путь как раз не только предлагается, но уже и реализовывается в рамках современных антрополого-правовых исследований [9]. Утверждение В.П. Малахова о том, что «право — свойство человека, а человек — субстанция права» представляется гораздо более возвышенным, нежели тот скепсис и разочарование, которые обнаруживаются в фразах ученого относительно развития общеправовой теории, а еще больше, как нам кажется, современной правовой действительности.
Подводя итог рассмотрению методологии и ан-
тропологии права профессора В.П. Малахова, следует отметить, что философско-правовая концепция московского ученого является значительным явлением в современной юриспруденции. Нам представляется, что огромным потенциалом именно для развития общеправовой теории (возможно, вопреки мнению самого Валерия Петровича) обладает учение о правовом существе, которое хотя и изложено в форме фило-софско-правовой концепции, тем не менее, содержит в себе и общетеоретический потенциал. Нередко в истории правовой мысли случалось так, что под влиянием философско-правовых концепций формировались теоретико-правовые доктрины, которые выступали методологическим основанием для правотворческой и правоприменительной деятельности. Мы убеждены, что ученики и последователи Валерия Петровича Малахова могут также рассчитывать на это посредством продолжения дела своего учителя.
Литература
1. Павлов В.И. Генеалогия нормативности права: к проблематизации становления континентальной юридической догматики // Правоведение. Изв. вузов. 2013. №1.
2. Малахов В.П. Концепция философии права: Науч. издание. М., 2007.
3. Малахов В.П. Природа, содержание и логика правосознания: Дисс. ... докт. юрид наук. М., 2001.
4. Красиков С.В. Спор между Варлаамом Ка-лабрийским и Григорием Паламой о соотношении веры и науки // Античная древность и средние века. 2001. Вып. 32.
5. Тоноян Л.Г. Византийское восприятие трактата Боэция «О гипотетических силлогизмах» // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. 2013. Том 2. №4.
6. Павлов В.И. История антропологии права // Социокультурная антропология права. Коллективная монография / Под ред. Н.А. Исаева, И.Л. Честнова. СПб., 2015.
7. Малахов В.П. Мифы современной общеправовой теории: Монография. М., 2013.
8. Ильин И.А. О сущности правосознания II Общее учение о праве и государстве. М., 2006.
9. Этические и антропологические характеристики современного права в ситуации методологического плюрализма: Сб. науч. тр. Мн., 2015.
Reference
1. Pavlov V.I. Genealogiya normativnosti prava: k problematizatsii stanovleniya kontinental'noy yuridicheskoy dogmatiki II Pravovedenie. Izv. vuzov. 2013. №1.
2. Malakhov VP. Kontseptsiya filosofii prava: nauch. Izdanie. M., 2007.
3. Malakhov VP. Priroda, soderzhanie i logika pravosoznaniya: Diss. dokt. yurid nauk. M., 2001.
4. Krasikov S.V. Spor mezhdu Varlaamom Kalabriyskim i Grigoriem Palamoy o sootnoshenii very i nauki II Antichnaya drevnost' i srednie veka. 2001. Vyp. 32.
5. Tonoyan L.G. Vizantiyskoe vospriyatie traktata Boetsiya «O gipoteticheskikh sillogizmakh» II Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta im. A.S. Pushkina. 2013. Tom 2. №4.
6. Pavlov V.I. Istoriya antropologii prava II Sotsiokul'turnaya antropologiya prava. Kollektivnaya monografiya I Pod red. N.A. Isaeva, I.L. Chestnova. SPb., 2015.
7. Malakhov V.P. Mify sovremennoy obshchepravovoy teorii: monografiya. M., 2013.
8. Il'in, I.A. O sushchnosti pravosoznaniya I I.A. Il'in II Obshchee uchenie o prave i gosudarstve. M., 2006.
9. Eticheskie i antropologicheskie kharakteristiki sovremennogo prava v situatsii metodologicheskogo plyuralizma: sb. nauch. tr. Mn., 2015.
УДК 342 ББК 67.400
ЗНАЧЕНИЕ СИСТЕМНОЙ МЕТОДОЛОГИИ В ИССЛЕДОВАНИИ СТРУКТУРНО-СОДЕРЖАТЕЛЬНЫХ
ОСОБЕННОСТЕЙ ПРАВООХРАНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ
ИГОРЬ ВЛАДИМИРОВИЧ ПРАВКИН,
доцент кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя,
кандидат юридических наук. E-mail: pravkin013@rambler.ru Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве E-mail: pravkin013@rambler.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Анализируются структурно-содержательные особенности правоохранительной системы. Избирая системную методологию в качестве базовой, возможным оказывается установить, что по своим структурным характеристикам правоохранительная система является механической системой. При этом, выступая составляющей государственно-правовой системы, она оказывается частью органической системы, что в свою очередь предопределяет противоречивый характер, объективно затрудняющий ее реформирование.
Ключевые слова: системная методология, правоохранительная система, механическая система, органическая система, структурно-содержательные особенности.
Annotation. The article analyzes the structural features of law enforcement system. Choosing system methodology as a base, is possible to establish that according to its structural characteristics of the law enforcement system is a mechanical system. When this speaking component of the state-legal system, it is part of an organic system, which in turn determines the contradictory character, objectively impeding its reform.
Keywords: system methodology, the law enforcement system, mechanical system, organic system, structural and content features.
Рассматривая особенности становления и функционирования правоохранительной системы, закономерно возникает вопрос о выборе познавательного пути, способствующего пониманию исследуемой проблемы. Именно понимание внутренней структуры правоохранительной системы позволит нам рассмотреть правоохранительную систему с точки зрения тех изменений, которые претерпевают ее структурно-содержательные свойства и функциональные характеристики в условиях реформирования, а также с точки зрения тех закономерностей и особенностей, которые характеризуют ее развитие в соответствующих условиях.
Несмотря на то, что правоохранительная система довольно часто становится предметом теоретико-правовых исследований, тем не менее, обнаружить в них единую дефиницию данной системы довольно слож-
но. Однако понимание правоохранительной системы не сконцентрировано в конкретной дефиниции, равно как и невозможно, опираясь на дефиницию объяснить, почему в условиях реформирования поведение правоохранительной системы оказывается сложным, трудно предсказуемым и порой противоречивым, почему не всегда формирование и реализация правовых стратегий реформирования правоохранительной системы являются возможными и целесообразными [1, с. 48], почему не все мероприятия, направленные на модернизацию правоохранительной системы оказываются эффективными.
Очевидно, что познание структурно-содержательных особенностей правоохранительной системы может быть успешным только при условии правильно избранной базовой методологии исследования. В ус-
ловиях методологического плюрализма оказывается возможным по-другому взглянуть на мировоззренческие основы определенных правовых процессов и явлений, поэтому выбор базовой методологии зависит исключительно от конкретных целей, которые ставит перед собой исследователь.
С учетом описанных выше проблем, обусловленных, в том числе, и структурно-содержательными особенностями правоохранительной системы, наиболее адекватную картину изучаемого феномена можно сконструировать, применяя в качестве базовой системную методологию.
К особенностям системной методологии можно отнести следующее:
• в ее основе лежит рассмотрение объектов в качестве определенных систем;
• ее применение ориентирует исследователя на выявление многообразных связей объекта и сведение их в единое целое;
• с ее помощью возможным оказывается исследование сложных, неоднородных объектов;
• в ее рамках предполагается описание каждого элемента системы (подсистемы) только в связи с целым;
• она связана с установлением процессов организации или самоорганизации систем;
• с ее помощью структурно-содержательные особенности объекта и его внутренние и внешние связи предстают в упорядоченном виде и др.
Следует отметить, что назначение системной методологии состоит в том, чтобы устанавливать системообразующие свойства различного типа как характеристики целого; создавать познавательные модели, связанные с определенным объемом задач; определять элементный состав как основу дифференциации и предмета исследования, и самих систем; вырабатывать средства управления системами [2, 38]. В связи с чем, в рамках системной методологии появляется возможность, во-первых, рассмотреть правоохранительную систему с точки зрения тех изменений, которые претерпевают ее структурно-содержательные свойства и функциональные характеристики в условиях реформирования, а также с точки зрения тех закономерностей и особенностей, которые характеризуют ее развитие в соответствующих условиях, во-вторых, признать, что правоохранительная система предстает сложным в структурном плане объектом, в-третьих, рассмотреть правоохранительную систему в качестве самостоятельной подсистемы, входящую в государственно-правовую систему, как образование более общего порядка, в-четвертых, рассмотрение правоохранительной системы с точки зрения специфики ее
системных свойств позволит прогнозировать последствия реформирования и обнаруживать новые возможности повышения эффективности функционирования государства.
В философской литературе отмечается два подхода к системным исследованиям: онтологический, когда система рассматривается как реально существующий объект (например, физическая целостность), и гносеологический, когда система рассматривается как модель отношений мыслимых явлений, выделяемых самим исследователем [3, с.7].
Целостность правоохранительной системы не проявляется в пространственно-временной плоскости. Мы не можем вычленить ее из объективной реальности как нечто материальное, физически определенное. Она лежит в сфере идеального, поэтому исследование и доказывание этой целостности требует определенного абстрагирования. В этой связи необходимо подчеркнуть, что системное исследование правоохранительной системы осуществляется не в онтологическом, а в гносеологическом аспекте, в силу чего она лишь представляется, мыслится в виде системы.
Комплексное изучение правоохранительной системы как сверхсложной системы стало предметом исследования теоретиков права сравнительно недавно. Вопросы, касающиеся правоохраны и функционирования таких органов, как суд, прокуратура, органы юстиции и органы внутренних дел, решались изолированно, без учета существующих взаимосвязей. При этом постепенно накапливалось множество проблем в организации правоохранительной системы и ее отдельных структурных звеньев. Нерешенность общих теоретических вопросов, а отчасти и ориентированность юридической науки на сиюминутную практику приводили к тому, что попытки проведения улучшений в организации правоохраны не всегда обеспечивали достижение желаемого эффекта.
При рассмотрении правоохранительных органов и их деятельности одним из первых системный подход применил А.Г. Братко, обосновавший необходимость комплексного изучения рассматриваемой нами сферы [4, с. 40-96; с. 206-207].
В научных исследованиях система традиционно понимается как совокупность взаимосвязанных элементов, образующая определенную целостность, которая обладает собственными свойствами, несводимыми к сумме свойств ее элементов [5, с. 19-22; 6, с. 43-48; 7, с. 118-134].
В научной литературе выделяется ряд черт, позволяющих рассматривать объект изучения как систему. К ним в самом общем виде относятся: 1) наличие множества элементов, составляющих данное явление; 2) взаимная связь этих элементов; 3) отграниченность
взаимосвязанных элементов от окружающей среды; 4) взаимодействие этих элементов при всей их специфике и противоречивости.
Первоначальный признак любой системы — наличие множества элементов. Несмотря на то что их количество в структуре того образования, которое принято обозначать термином «правоохранительная система», точно не определено, на данном этапе исследования нам важно отметить сам факт существования таких элементов как подтверждение существования правоохранительной системы как таковой.
Элемент системы — это ее составная часть, которая, вступив во взаимодействие с другими ее частями, обеспечивает появление нового качества, не присущего каждому из элементов, определяющего саму эту систему как целое. В пределах одного системного уровня, т.е. одноуровневой системы, элемент рассматривается как неделимая частица, так как его внутренние связи, строение для данной структуры безразличны. Но правоохранительная система, несомненно, относится к многоуровневым общественным системам, поэтому она практически не ограничена в возможности дифференциации, разветвления, многообразия, расширения функциональных возможностей [8, с. 23].
В сложных структурах, охватывающих несколько уровней (правоохранительная система, институциональный элемент, правоохранительные органы), отдельные виды, типы и уровни связей могут рассматриваться как элементы более общей структуры, т.е. при переходе с одного уровня на более общий сами структуры выступают как элементы.
Итак, правоохранительную систему образует определенное множество элементов. Их совокупность образует особую целостность, которая не является простой «суммой». Охватывая все элементы, объединяя их в целое, правоохранительная система приобретает свойства интегративного характера, которых не имеют отдельные элементы.
Интеграция элементов правоохранительной системы проявляется, в частности, при определении их целей. Каждый элемент, как известно, имеет свою, строго определенную цель или множество этих целей. Но цели отдельного элемента не совпадают с целями правоохранительной системы и, более того, могут не составлять даже части этих целей. Однако общие цели правоохранительной системы не могут быть реализованы без достижения целей каждым, отдельно взятым элементом. Именно целенаправленность и целеустремленность позволяют объединить все элементы не просто в механическое множество, а определенным образом связать их в единое целое — правоохранительную систему.
Внешние цели правоохранительной системы опре-
деляются ее необходимостью, что указывает на субординацию этих целей, их иерархию от наиболее общих, где правоохранительной системе может быть отведена роль только одного из факторов, способствующих достижению этой цели, к конкретным и непосредственным, которые могут быть разрешены и достигнуты только данной системой. Внешние цели системы обуславливают необходимость возникновения, существования и функционирования системы с точки зрения потребностей среды. Наряду с внешними, параметры системы предопределяются и ее внутренними целями.
Внешние и внутренние цели корреспондируют друг другу, но определяющими являются внешние. Поэтому с изменением среды соответственным образом должны изменяться и внешние цели системы, что, в свою очередь, не может не отражаться на характере и содержании внутренних целей. Вместе с тем целепола-гание системы — процесс объективный. Субъективно цели могут определяться только для искусственно создаваемых систем. При системном изучении объективно существующих явлений задача исследователя не формулировать самому, а выявлять цели системы, заданные ей объективными условиями ее существования. Это имеет сегодня актуальное значение при реформировании правоохранительной системы в условиях формирования правового государства в России.
Правоохранительная система должна быть выделена из окружающей ее социальной среды и представлена как нечто целое: с одной стороны, отграниченное от среды своей внутренней структурой и организацией, целеполаганием и функционированием, а с другой стороны, состоящее в определенных связях и взаимоотношениях со средой. Эти отношения имеют различное содержание (временные, пространственные, причинно-следственные и т.п.). Но среди них следует выделить и, прежде всего, те, которые являются системообразующими.
Системообразующие связи и отношения играют двоякую роль. Они связывают элементы системы в целое, определенным образом организуют их и целе-устремляют их функционирование. Одновременно эти связи и отношения отграничивают систему от среды и определяют место, назначение, значимость системы в среде. Представляется, что для правоохранительной системы таким системообразующим моментом является предполагаемый результат, направленный на вполне определенный объект, позволяющий судить о характере системы, ее элементном составе и устойчивых формах взаимосвязи между элементами, а также об эффективности функционирования системы.
Целостность системы обусловлена и проявляется не только в наличии определенных связей и взаимоотношений между элементами, но и, кроме того, в ее от-
граниченности и автономности по отношению к среде. У правоохранительной системы есть внешняя граница (отделяющая ее от среды), которая обусловлена функциональной выделенностью системы из среды. Такой внешней границей опять же выступает основное функциональное назначение этой системы — охрана, обеспечение правопорядка.
На наш взгляд, принципиально важно уточнить, что по своим структурным особенностям правоохранительная система является механической, а не органической. Она представляет собой комплекс относительно самостоятельно сосуществующих элементов, характер связи между которыми специфичен тем, что их взаимодействие не вызывает изменения внутреннего строения, взаимного преобразования самих элементов. Изменения одних элементов не влекут за собой с необходимостью трансформацию других, но при этом дисфункции единичных составляющих негативно влияют на функционирование системы в целом. Как и любая другая механическая система, правоохранительная система воспроизводится и действует не за счет внутренней самоорганизации, а за счет внешней организации, внешнего импульса.
В контексте исследования содержательно-структурных особенностей правоохранительной системы принципиально важным является то, что она может и должна рассматриваться как часть системы более общего характера — государственно-правовой системы. По отношению к правоохранительной системе последняя выступает непосредственной средой ее функционирования. При этом контакты системы со средой (государственно-правовой системой) осуществляются только в рамках ее функционального назначения, что позволяет не смешиваться, и не отождествляться с ней, и сохранять качественную обособленность.
Правоохранительная система выполняет специфическое функциональное предназначение, реализация которого является условием эффективного функционирования государственно-правовой системы как образования более общего порядка. Однако, поскольку правоохранительная система в рамках государственно-правовой системы выступает лишь одной из подсистем, в целом эффективное функционирование системы государства не в меньшей степени зависит от того, насколько эффективно функционируют другие входящие в ее структуру элементы. В этой связи важно понимать, что связь между эффективностью функционирования правоохранительной системы и системы государства не носит характера детерминизма.
Важно подчеркнуть, что, в отличие от правоохранительной системы, государственно-правовая система представляет собой органическую систему. Для нее характерны самоорганизация и саморазвитие, подчи-
нение частей целому, в том числе возникновение новых компонентов вследствие того, что этого требуют функции и структура целого. Компоненты, входящие в рассматриваемую систему, не способны к самостоятельному существованию вне системы, и изменения одних ее составляющих с необходимостью влияют на другие, но при этом сами изменения носят скорее вероятностный, нежели прогнозируемый характер.
Органический характер государственно-правовой системы предопределяют два момента важных для понимания закономерностей развития и функционирования правоохранительной системы в условиях реформирования государства.
Во-первых, связь между эффективностью функционирования правоохранительной системы и эффективностью функционирования государственно-правовой системы носит несколько иной характер, нежели связь между эффективностью функционирования отдельных элементов правоохранительной системы и названной системы в целом. Изменения отдельных компонентов правоохранительной системы не вызывают коренных качественных преобразований других ее компонентов и при этом влияют на функционирование данной системы только за счет увеличения или снижения их собственной эффективности. Изменения, происходящие в правоохранительной системе, способны влиять как на другие элементы государственно-правовой системы, так и на функционирование всей системы в целом. При этом, однако, характер причинно-следственных связей в данном случае носит более сложный, вероятностный характер.
Во-вторых, будучи по своим внутренним структурно-организационным особенностям механической, но при этом входя в качестве подсистемы в органическую систему, правоохранительная система, с точки зрения источников и механизмов своего развития, оказывается крайне противоречивой.
Итак, в структуре правоохранительной системы можно обнаружить множество элементов, взаимосвязанных между собой, объединенных в единое целое, которое имеет границу, отделяющую его от внешней среды. Но наличие таковой не означает полное обособление системы от окружающих ее факторов. В силу этого правоохранительная система может и должна рассматриваться в качестве части сложного целостного образования более общего порядка — государственно-правовой системы.
Указанный момент, характеризующий правоохранительную систему, очень важен для правильного понимания закономерностей и особенностей воспроизводства и функционирования правоохранительной системы в условиях реформ. С одной стороны, всякие изменения правоохранительной системы неизменно
влияют на государственно-правовую систему. С другой стороны, тот факт, что государственно-правовая система является органической системой, предопределяет то, что изменения других элементов, входящих в ее структуру, также воздействует на правоохранительную систему.
Вместе с тем само существование взаимосвязи между функционированием правоохранительной системы и государственно-правовой системы, частью которой она является, не означает, что реформирование правоохранительной системы в любом случае оказывает существенный устойчивый позитивный эффект на функционирование государственно-правовой системы. Такой эффект в первую очередь имеет место при условии, что реформирование обеспечивает решение проблем, связанных с неэффективным функционированием самой правоохранительной системы, т.е. с недостаточной эффективностью, обеспечиваемой ею правоохраны. Помимо того, положительный эффект может иметь место в ситуациях, когда изменения в структуре и функционировании правоохранительной системы оказывают позитивный эффект на состояние других связанных с ней компонентов государственно-правовой системы.
Таким образом, несмотря на то, что реформирование правоохранительной системы способно влиять на устранение препятствий к эффективному функционированию государственно-правовой системы, круг тех проблем общественной жизни, которые можно решить посредством реформирования правоохранительной системы, объективно является ограниченным.
На основании изложенного можно сделать ряд теоретических выводов.
Правоохранительная система представляет самостоятельный объект исследования, обладающий всеми признаками системы. Однако о правоохранительной как определенной системе можно говорить только в гносеологическом аспекте, когда характеристика внутренних и внешних связей и взаимоотношений в процессе обеспечения правоохраны позволяют увидеть или помыслить в этом явлении социальной жизни целостность со всеми чертами, присущими системе.
По своим структурным характеристикам рассматриваемая система является механической. При этом, выступая составляющей государственно-правовой системы, она оказывается частью органической системы. Указанная особенность предопределяет то,
что развитие правоохранительной системы приобретает противоречивый характер. Это, в свою очередь, оказывается фактором, объективно затрудняющим ее реформирование.
Объектом, на который направлено функционирование правоохранительной системы, выступает правовой порядок. Целевым назначением данной системы является охрана (обеспечение) правопорядка.
Существует зависимость между результативностью функционирования правоохранительной системы и эффективностью государственно-правовой системы. Однако такая зависимость не носит характера детерминизма.
Органический характер государственно-правовой системы предопределяет то, что изменения в структуре и функционировании правоохранительной системы объективно влияют на состояние не только самой государственно-правовой системы, но и ее компонентов.
Литература
1. Правкин И.В., Правкина И.Н. Роль правовой стратегии в реформировании правоохранительной системы // Современное право. 2015. № 7.
2. Малахов В.П., Эриашвили Н.Д. Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. — М.: ЮНИ-ТИ-ДАНА, 2011.
3. Сетров М.И. Основы функциональной теории организации. — Л.: Наука, 1972.
4. Братко А.Г. Правоохранительная система (вопросы теории). — М.: Юридическая литература, 1991
5. Мамонтов А.Г. Возможности системной методологии исследования судебно-правовой сферы // История государства и права. — 2010. — №4.
6. Малахов В.П. Многообразие методологий современной теории государства и права: системная методология // История государства и права. — 2009. — №19.
7. Гарашко А.Ю. Применение системной методологии в исследовании источников права / В сборнике: Право и государство: XXI век — век перемен сборник научных статей. — М., 2012.
8. Артемьев А.М. Системные свойства, функции и правовое обеспечение государственной правоохранительной службы: Монография. — М.: Московский университет МВД России, 2008.
УДК 342 ББК 67.400
ПРАВОВЫЕ СТРАТЕГИИ В ОСНОВНЫХ ФОРМАХ СОВРЕМЕННОГО ПРАВА
ИРИНА НИКОЛАЕВНА ПРАВКИНА,
преподаватель кафедры теории государства и права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве E-mail: irysik_san@mail.ru
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация. Выявляются особенности конструирования правовых стратегий в современном праве, функционирующем на различных уровнях организации правовой жизни. Избранная методология позволила установить многозначность понятия «правовая стратегия», что обусловлено с одной стороны, многозначностью понятия «стратегия» и широтой сферы его использования, с другой стороны, тем, что стратегичность права как объективно присущее ему свойство по-разному проявляется в праве различных форм и видов.
Ключевые слова: правовая стратегия, современное право, методологический плюрализм, правовая жизнь, государственное право, международное право, групповое право, индивидуальное право.
Annotation. The article is devoted to design legal strategies in modern law, operating on different levels of organization of legal life. Chosen methodology allowed establishing the ambiguity of the notion «legal strategy» that is due on the one hand, the ambiguity of the concept of «strategy» and the breadth of the scope of its use, on the other hand, the fact that the strategic law as objectively inherent property is manifested differently in the law different forms and types.
Keywords: legal strategy, the modern law methodological pluralism, rule of life, national law, international law, group law, individual right.
Процесс преобразования правовой системы российского общества, оптимизации действующего права и гармонизации правореализационной практики в условиях постоянных экономических, политических и социальных изменений может быть успешным только при условии осуществления государством последовательной, научно обоснованной и внутренне непротиворечивой правовой политики, ориентированной на достижение правовых целей, значимых для человека, общества и государства [1, с. 45-48; 2, с. 107-116; 3,с. 49-52].
Целесообразная, внутренне согласованная и последовательная правовая политика, способная обеспечить совершенствование действующего права, может осуществляться государством только на основе стратегического подхода. В силу этого правовые стратегии неизменно становятся основой государственно-правового регулирования общественных отношений и, как следствие, оказываются значимым источником развития права.
Очевидно, что исследование любой теоретико-правовой проблемы необходимо начинать с выбора методологии, позволяющей достигнуть поставленных целей [4, с. 9; 5, с. 7; 6, с. 200-209]. Разрешая вопрос о применении той или иной методологии в исследовании правовых стратегий, необходимо обратить внимание на то, что в условиях методологического плюрализма
появляется возможность построения наиболее полной и адекватной картины изучаемого явления или процесса. Следовательно, применение сложносоставной методологии, сочетающей в себе элементы различных подходов, повышает вероятность ясного истолкования правовых стратегий и их роли в развитии современного права. Поэтому, для того, чтобы исключить сведение проблемы правовых стратегий к вопросу о стратегиях, которые создаются и реализуются в правовой сфере исключительно государством, наиболее полное и всестороннее представление о правовых стратегиях позволяет составить их изучение на основе социологической методологии, при условии, что ее компоненты будут дополнены элементами формально-юридического и управленческого подходов, традиционно применяемых в исследовании отдельных правовых стратегий.
Очевидно, что в рамках исследования правовых стратегий в различных формах современного права необходимо уточнить, что же все-таки подразумевается под современным правом и в каких формах оно существует.
Современная юридическая теория не дает однозначного ответа на вопрос о том, что собой представляет современное право, в силу того, что специфика этого права не может получить концентрированное выражение в конкретной дефиниции. По нашему мнению, современное право — это право «настоящее»,
принадлежащее существующему периоду исторического развития и отвечающее требованиям заданной эпохи и текущему этапу общественного развития. Это право модернистское, прогрессивное.
На сегодняшний день наиболее актуальным и типичным признается право «западного образца», и о нем, как правило, ведут речь как о современном. Важно подчеркнуть, что в рассматриваемой ситуации в качестве «западного» идентифицируется отнюдь не только то право, которое выступает таковым по своей цивилизационной принадлежности. «Западным», а, следовательно, современным в данном случае признается, в том числе и право, сформировавшееся на основе рецепции последнего [7, с. 72].
Отдельно следует остановиться на проблеме форм современного права.
Понимаемые, как специфические способы организации правовой жизни общества, формы права различаются по уровню, по типам общностей и субъектам права, по характеристике их взаимодействия друг с другом, по степени самоорганизации, по характеру направленности, по характеру целевой установки, по степени персонифицированности, по своим основаниям, по властно-принудительному компоненту, по степени обособленности, по специфике и характеристике норм, функционирующих в конкретных формах права и т.д. В рамках характеристики обменных процессов формы права различаются с точки зрения целей взаимодействия субъектов права, механизмов его осуществления, способов оформления и т.д. [8, с. 51-57].
Наиболее важным моментом для понимания специфики современного права является различение его форм по типам общностей и субъектам права. Такое различение позволяет учесть специфику организации правовой жизни на разных ее уровнях — общественном (общем), международном, групповом и индивидуальном. Кроме того, значимым представляется различение форм права по характеру их связи с государством: очевидно, что право, порождаемое государством, составляет ядро современного права и существенным образом отличается от иных форм права. Характеризуя общественный уровень правовой жизни, можно говорить о двух формах современного права — государственном праве и праве гражданского общества. В применении к международному уровню правовой жизни также можно говорить о двух формах современного права — межгосударственном и собственно международном. Для группового уровня правовой жизни характерно групповое право, которое является локализованной формой права, имеющей схожие с государственным правом элементы, хотя и различные в своей сути. Для современного группового права характерно существование таких видов как обычное, корпоративное, каноническое (церковное) и теневое право. В применении к индивидуальному уровню правовой жизни можно вести речь о такой форме как индивидуальное право.
Избранная методология познания правовых стратегий позволяет выявить правовые стратегии, формируемые и реализуемые на различных уровнях правовой жизни, как государством, так и без его непосредствен-
ного участия.
Следует обозначить, что понятие «правовая стратегия» является многозначным, что обусловлено с одной стороны, многозначностью понятия «стратегия» и широтой сферы его использования, с другой стороны, тем, что стратегичность права как объективно присущее ему свойство по-разному проявляется в праве различных форм и видов.
В основном своем значении правовая стратегия предстает как недетализированный план деятельности (воздействия), осуществляемой с целью изменения существующего права и происходящих в правовой жизни процессов в соответствии с заранее сконструированной идеальной моделью, отражающей определенное состояние действующего права и правовой практики. При этом подразумевается, что изменение, выступающее целью правовой стратегии, является необратимым, направленным и закономерным качественным изменением действующего права и других компонентов правовой системы общества, т.е. их развитием.
Кроме того, понятие «правовая стратегия» может использоваться в одном из двух дополнительных значений — для обозначения либо долгосрочного качественно определенного направления развития права (в применении к международному праву, праву гражданского общества, обычному праву), либо линии поведения, которую избирает и которой придерживается человек как субъект права в соответствии с собственными представлениями о правовом (в применении к индивидуальному праву).
Выявляя особенности правовых стратегий в государственном праве необходимо обозначить, что государственное право является юридическим (официальным, позитивным) правом. Будучи связанным, непосредственно с возникновением и функционированием самого государства, оно исходит от государства и приводится в действие в его интересах. Государственное право является организуемым и формализованным, и в нем властно-волевое установление нормы предшествует правоотношению. Инструментальный характер права предопределяет и то, что собственно правовые стратегии конструируются государством редко, чаще они выступают компонентом комплексных стратегий. При этом, как правило, речь идет о таких комплексных стратегиях, которые по существу являются политическими. Например, такая правовая стратегия как обеспечение равноправия граждан независимо от расы, национальности, языка, отношения к религии и других обстоятельств является компонентном комплексной стратегии развития потенциала многонационального народа Российской Федерации (российской нации) и всех составляющих его народов (этнических общностей) [9]. В данном случае цель реализации названной правовой стратегии в контексте осуществляемой государством политики носит промежуточный характер, конечные же цели — сохранение единства и целостности России, укрепление российской государственности — являются политическими.
Межгосударственное право предстает результатом политико-правового взаимодействия формально — государств, фактически — представляющих их власт-
ных субъектов и выступает как воспроизводимая юридическим порядком, не самоорганизующаяся система [10, с. 101]. Таким образом, по характеру связи с государством это право является государственным.
Международное право — это негосударственное, неюридическое право. Оно есть органичная система, самоорганизующееся культурное образование. Международное право имеет неустановленный характер и поэтому функционирует на основе признания его субъектами общих норм и ценностей. Это мировая культура в действии (действительности) [11, с. 406].
В отношении собственно международного права о существовании в нем правовых стратегий можно говорить, лишь рассматривая стратегии как качественно определенные направления его долгосрочного развития. Для межгосударственного права правовые стратегии характерны именно как задаваемые извне векторы его изменения, в том числе — развития.
Стратегии в межгосударственном праве по своему характеру схожи со стратегиями в государственном праве. Они выступают стратегиями оптимизации правового инструментария, предназначенного для решения государствами, их конструирующими, актуальных для них задач. Как правило, они конструируются в качестве компонентов комплексных стратегий, нацеленных на решение политических задач, актуальных для взаимодействующих государств, и в этом смысле о них можно говорить как о политико-правовых стратегиях. Реализация таких стратегий, как правило, требует использования инструментария не только самого межгосударственного права, но и права государств. Иными словами, организация их осуществления предполагается не только на межгосударственном (наднациональном), но и на внутригосударственном (национальном) уровне, и только при таком «двухуровневом» осуществлении реализация стратегии может быть эффективной.
Для того чтобы проиллюстрировать сказанное о правовых стратегиях в межгосударственном праве, рассмотрим следующий пример. Стратегия «внедрения» моделей правового регулирования, предусмотренных правом Евросоюза, в законодательство соседних с ним государств (так называемых стран «пояса добрососедства») [12, с. 118].
Названная правовая стратегия, которая нашла свое отражение в Программе «Большая Европа — соседство: новые рамки для отношений с нашими восточными и южными соседями» и в Стратегии «Европейская политика соседства», в сущности, является компонентом политической стратегии «встраивания» слабо «освоенного» пространства в «более широкий спектр интересов и целей ЕС в области политики, экономики и безопасности»[13, с.117]. Она дополняет собой базовые для Стратегии «Европейской политики соседства» экономические и политические составляющие и нацелена в конечном итоге на создание благоприятных правовых условий для реализации политических и экономических интересов ЕС. Повышение эффективности законодательства тех стран, о которых идет речь, гармонизация существующих в них правовых систем, не являются конечными целями реализации данной стратегии. Более того, «если говорить
о заимствовании законодательства стран-адресатов в сфере бизнеса или в целом об открытии рынков, то это неблагоприятно скажется на большинстве соседних с Евросоюзом государствах, поскольку они не готовы в полной мере к конкуренции» [14, с. 22].
Для собственно международного права, в развитии которого момент самоорганизации является определяющим, стратегии не характерны в том смысле, в каком мы говорили о них в применении к государственному и межгосударственному праву. В отношении международного права можно говорить о стратегии лишь как о долгосрочном качественно определенном направлении его развития, следование которому способствует эффективной реализации международным правом его функций, т.е. используя понятие правовой стратегии в переносном значении.
Если вести речь о правовых стратегиях в международном праве в обозначенном смысле, то можно выделить такие наиболее значимые для него стратегии как формирование единого мирового правового пространства; стимулирование центробежности и сдерживание центростремительности в межнациональных отношениях; гуманизация правовой жизни; материализация идей правового государства, гражданского общества, демократии, приоритетности и неприкосновенности естественных прав человека, правовой защиты частной собственности.
Групповое право, будучи самостоятельной формой права, имеет различные модификации. В отличие от обычного права, корпоративное, каноническое и теневое право характеризуются сочетанием в них моментов самоорганизации и организации. Как следствие, характерным для них оказывается и стратегическое планирование, причем, чем более значимы в них моменты организации в сравнении с моментами самоорганизации, тем большую роль в их развитии играют правовые стратегии как недетализированные планы воздействия на право и правовую жизнь.
Среди перечисленных видов группового права именно корпоративное право является таким, для которого моменты организации значимы в гораздо большей степени, чем моменты самоорганизации.
Возникновение корпоративного права обусловливается необходимостью в урегулировании, упорядочении и стабилизации внутрикорпоративных отношений. Сбалансированность и упорядоченность внутриорга-низационных связей между участниками (членами) достигается с помощью корпоративного регулирования, которое характеризуется как нормативным (нормативные акты, устанавливающие полномочия общего собрания участников), так и индивидуально-правовым регулированием (решение общего собрания о назначении генерального директора).
Очевидно, что базовой формой права в правовой системе любого современного общества является государственное право. Поэтому, рассуждая о правовых стратегиях в корпоративном праве, следует указать на то, что в зависимости от способа, которым предполагается обеспечить сохранение и эффективное функционирование корпоративного права в условиях доминирования государственного права, эти стратегии могут быть
разделены на два типа — стратегии интегрирующего типа и стратегии защитного типа. Стратегии интегрирующего типа предполагают «встраивание» корпоративного права в чужеродную для него среду государственного права, «приспособление» его к этой среде. Примером стратегии интегрирующего типа выступает стратегия приведения корпоративного права и корпоративной правовой практики в соответствие с установленными государством и закрепленными действующим законодательством стандартами и требованиями антикоррупционной политики. Стратегии защитного типа нацелены на то, чтобы оградить внутреннее правовое пространство корпорации (действующую в ней систему норм, складывающиеся на основе корпоративного права отношения, корпоративный правовой порядок и т.д.) от разрушительного для него влияния государственного права. Рассмотрим пример правовой стратегии защитного типа в корпоративном праве. Если у корпорации нет возможности быть прибыльной в условиях неоправданно высоких налогов, то она будет искать пути снижения налогового бремени, и корпоративное право будет формироваться с учетом актуальности этой цели. Если не удастся найти легальные пути достижения поставленной цели, то корпорация все равно будет стремиться к ее реализации, только незаконными средствами. В существующих условиях, характеризующихся доминированием государственного права, постоянным расширением сферы юридического регулирования, наиболее эффективными, как показывает практика, являются стратегии интегрирующего типа.
Ведя речь об индивидуальном праве, следует обозначить, что это право исходит от человека, им поддерживается и отстаивается, в нем находят свое выражение его личные интересы и притязания, т.е. значимое для него самого, а не для общества. Индивидуальное право — это право неюридическое и неформализованное. Оно «в каком бы смысле его ни рассматривать, чаще всего выступает формой привилегии, признанного и поддержанного неравенства, заслуги, выделенно-сти, обособленности и т.п.» [15, с. 131]. важно отдавать себе отчет в том, что индивидуальное право, будучи результатом индивидуальной правовой жизни, всегда уникально, как и сам индивид, поэтому и стратегии в нем чаще всего являются уникальными по своему содержанию и механизму реализации.
В современных условиях наиболее типичными стратегиями в индивидуальном праве как генеральными линиями правового поведения людей являются стратегии борьбы за право. При этом показательным является то, что чаще всего в качестве «противников» в такой борьбе рассматриваются не только носители частных интересов, но и государство с его правом и правовой практикой.
Литература
1. «Стратегия государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» (утв. Указом Президента РФ от 19.12.2012 г. № 1666).
2. Гайнанов Р.Р. Реализация программы ЕС «Восточное партнерство» в странах Южного
Кавказа. Дисс. ... канд. полит. наук. М., 2014.
3. Дубинина Е.Н. Причины, сущность и способы юридизации современных общественных отношений. — М.: Тула, 2016.
4. Дубинина Е.Н. Юридизация отношений в современном обществе. Автореферат дис. ... канд. юрид. наук. М., 2010.
5. Ивлева Н.Ю. Критерии и назначение типоло-гизации правосознания // В сборнике: Теоретико-правовые и культурно-исторические проблемы взаимосвязи органов внутренних дел и гражданского общества. Москва, 2016.
6. Клименко А.И. Идеологическая функция государства. Исторические и культурные особенности ее осуществления. // Закон и право. 2004. № 5. С. 11-13.
7. Клименко А.И. Либерализация политически организованного общества как функция правовой идеологии. // История государства и права. 2010. № 6 С. 38-42.
8. Клименко А.И. Правовое и политическое сознание. Различия и взаимосвязь. // Закон и право. 2004. № 8. С. 55-59.
9. Лановая Г.М. Отличительные признаки современного права. // Право и образование. 2011. № 5.
10. Лановая Г.М. Формы существования базовых типов современного права. М.: Граница, 2014.
11. Малахов В.П. Общая теория права и государства. К проблеме правопонимания. М.: ЮНИ-ТИ-ДАНА: Закон и право, 2013.
12. Малахов В.П., Эриашвили Н.Д. Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. М., 2011.
13. Малахов В.П., Эриашвили Н.Д. Методологические и мировоззренческие проблемы современной юридической теории. М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2011.
14. Малыковцева Е.В. Проявление ценностного содержания права в правовой действительности // Вестник Московского университета МВД России. 2016. № 2.
15. Правкин И.В. Особенности взаимодействия правоохранительной системы и институтов гражданского общества в Российской Федерации // В сборнике: Теоретико-правовые и культурно-исторические проблемы взаимосвязи органов внутренних дел и гражданского общества. Москва, 2016.
16. Правкин И.В., Правкина И.Н. Роль правовой стратегии в реформировании правоохранительной системы // Современное право. 2015. № 7.
17. Юн С.М. Формирование концептуальных, организационных и финансовых основ Европейской политики соседства (2002-2004 гг.) // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 374.
18. Юн С.М. Формирование концептуальных, организационных и финансовых основ Европейской политики соседства (2002-2004 гг.) // Вестник Томского государственного университета. 2013. № 374.
УДК 340.12 ББК 67.0
СОЛИДАРНОСТЬ ОБЩЕСТВА КАК БАЗОВЫЙ ПРИНЦИП СОЦИАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА В КОНТЕКСТЕ НОВЫХ РЕАЛИЙ
ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА РОДИОНОВА,
доктор юридических наук, доцент, исполняющая обязанности заведующего кафедрой трудового и экологического права Ивановского государственного университета.
E-mail: o.rodionova1955@gmail.com Научная специальность 12.00.01 — теория и история права и государства;
история учений о праве и государстве
Citation-индекс в электронной библиотеке НИИОН
Аннотация: Анализируется солидарность как принцип современного социального государства. Социальная функция государства сглаживает противоречия между различными социальными группами, являясь объединяющим общество началом. Но масштабные миграционные процессы, охватившие европейские страны, предопределяют сокращение реализации социальных прав человека из-за значительного увеличения числа реципиентов и наполняя понятие «солидарность» новыми смыслами.
Ключевые слова: солидарность, неопатерналистское социальное государство, «социальное включение», миграция, «право на достойную жизнь», социальные права человека.
Annotation: In the article solidarity as a principle of the modern social state is analyzed. The social function of the state relieves the contradictions between different social groups as far as it is a basis for social unity. But massive migration processes in European countries determine the reduction in the realization of social human rights due to a significant increasing of the recipients. And thus the concept of "solidarity" is filled with new meanings.
Keywords: solidarity, neo-paternalistic social state, "social inclusion", migration, "the right to a worthy life", social human rights.
Современные исследователи часто используют термин «солидарность» в контексте социального государства. «Солидарность — (фр. soИdarite) единомыслие, единодушие, общность интересов; активное сочувствие чьим-то действиям или взглядам.».1 Действительно, этот термин относится к чувству сопричастности, которое объединяет людей, создавая привязанность к группе, взаимные обязательства, обусловливающие совместные действия. Социальная функция позволяет обществу существовать в состоянии стабильности, снимая остроту противоречий, частично выравнивая материальное неравенство, выявляя солидарные интересы, консолидирующие государственно-организованное общество.
Солидарность проявляется и через социальные права, что важно в контексте нашей темы. Как отмечают и отечественные, и зарубежные ученые,2 переход от доиндустриального к индустриальному обществу создал потребность в новых институтах, с целью
восстановления социальной сплочённости. И если в доиндустриальном обществе традиционные взаимоотношения людей базировались, в основном, на предписываемом статусе, который предопределялся рождение, то с развитием промышленного общества потребовались новые формы взаимоотношений, которые объединили людей в классово дифференцированном обществе и привели к возникновению социального государства.
Социальные права толкуются в содержательном аспекте несколько различно, в зависимости от истори-ко-политических и этнонациональных особенностей развития того или иного государственно-организованного общества: от права на небольшую часть экономического благосостояния и социальную защищенность до права на всеобъемлющее приобщение к социальному наследию и права на благосостояние, в соответствии с доминирующими в данном государственно-организованном обществе стандартами.
