CC BY
8УДК 930.1:159.98 DOI: 10.24412/2308-264X-2021-6-6-10
КУЛИКОВА О.Ю., ВОРОНОВ И.А. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ ТРАДИЦИОННЫХ ВОСТОЧНОАЗИАТСКИХ
ПСИХОТЕХНОЛОГИЙ
Ключевые слова: психотехнологии, Восточная Азия, историко-психологическое исследование, методология истории, культурно-исторические типы, восточные религии.
В статье рассмотрены пять возможных методологических уровней историко-психологического исследования традиционных восточноазиатских психотехнологий, и шесть характеристик, по которым мы можем соотнести то или иное исследование к указанным уровням. Историко-психологические исследования традиционных восточноазиатских психотехнологий могут быть соотнесены с тем или иным методологическим уровнем благодаря следующим характеристикам: 1) Методологический уровень исследователя; 2) Культурно-психологические особенности среды обитания самого исследователя; 3) Методологический уровень (возрастной, культурологический и образовательный), на котором находятся изучаемые исследователем субъекты -приверженцы конкретной религиозной школы; 4) Культурно-психологические особенности конкретной религиозной школы, изучаемой исследователем; 5) Методологический (возрастной, культурологический и образовательный) уровень целевой аудитории, на которую рассчитана информация исследователя 6) Культурно-психологические особенности среды обитания конкретной целевой аудитории, на которую рассчитана информация исследователя.
KULIKOVA, O.YU., VORONOV, I.A.
METHODOLOGICAL PROBLEMS OF HISTORICAL-PSYCHOLOGICAL RESEARCH OF TRADITIONAL EAST ASIAN PSYCHOTECHNOLOGIES
Key words: psychotechnologies, East Asia, historical and psychological research, methodology of history, cultural and historical types, oriental religions.
The article considers five possible methodological levels of consideration of the problem of historical and psychological research of traditional East Asian psychotechnologies, and six characteristics by which we can relate a particular study to these levels. Historical and psychological studies of traditional East Asian psychotechnologies can be correlated with one or another methodological level due to the following characteristics: 1) The methodological level of the researcher; 2) The cultural-psychological features of the researcher's own environment; 3) The Methodological level (age, cultural and educational) at which the subjects studied by the researcher are adherents of a particular religious school; 4) The cultural-psychological features of a particular religious school studied by the researcher; 5) The methodological (age, cultural and educational) level of the target audience for which the researcher's information is designed 6) The cultural-psychological features of the habitat of a specific target audience for which the researcher's information is designed.
Любое историко-психологическое исследование традиционных восточноазиатских психотехнологий неизбежно связывается не только с собственно историей, но и с религиоведением. И здесь исследователя поджидает ряд методологических проблем, о которых многие ученые - как отечественные, так и зарубежные - могут даже не подозревать.
Прежде всего, конкретизируем понятие «психотехнологии» относительно традиционно используемых при изучении восточноазиатского региона терминов и понятий типа «медитация», «духовные практики», «психическая саморегуляция», «психотренинги». В настоящей статье, по сути, это будут синонимы с той лишь разницей, что термин «психотехнологии» иерархически является базовым для всех перечисленных.
Далее следует обозначить уровень, на котором изучается проблема. Проще всего было бы обозначить его как «житейский» или «популярный» и «профессиональный» или «включенный». Но эта «грубая» классификация абсолютно не годится, так как уровней гораздо больше, и они отличаются друг от друга весьма существенно. Поскольку Россия - страна преимущественно христианская, то, исключительно ради наглядности, проиллюстрируем эти уровни на примере некого усредненного христианства, скомпилированного из множества направлений, конфессий и сект, уже несколько столетий бытующих на ее территории. Далее будет видно, что указанную ниже модель легко интерполировать на все мировые религии, в том числе и на восточноазиатские -буддизм, даосизм, конфуцианство и пр. Конечно, и эта модель - лишь обобщенная классификация достаточно большого класса психологических отношений к религии. Более того, в этой модели, естественно, учитываются отношения к религии только психически здоровых людей, выросших, в силу естественных обстоятельств, в определенной среде, которая и повлияла на их выбор.
Каждому методологическому уровню соответствует своя философия, своя мораль и своя, как следствие, психология поведения.
Первый уровень - самый низкий - житейский, обывательский уровень, который характеризуется весьма поверхностным знанием о христианстве. Основным отличием субъектов этого уровня является, прежде всего, ношение некоторой христианской атрибутики - крестиков, иконок. При этом для них характерно относительно редкое посещение церковных служб и практически полное незнакомство хотя бы с общим содержанием Евангелий. Отношение к христианству выглядит здесь, как некая дань традиции, как некая «народная привычка», культурологическая особенность народа - не больше.
Второй уровень - «любительский». Точно так же, как кто-то считает себя фанатом спортивного клуба, знает его игроков по именам и старается не пропускать в СМИ информацию о любимой команде, сторонники этого уровня легко «щеголяют» специфической терминологией, знают некоторые основы христианства, поверхностно знакомы с содержанием текстов Нового Завета, достаточно регулярно посещают церковные службы и даже знают имя священника ближайшей церкви.
Третий уровень - «научный». Исследователь хорошо (на основе имеющейся у него информации) знает историю вопроса. Достаточно глубоко, как ему кажется, с научной позиции, изучил тексты Библии, даты и авторов переводов библейских текстов на русский язык, уверенно владеет топографией и хронологией библейских времен и регулярно публикует опровержения или доказательства библейских событий, правильности переводов и пр., свято веря в реальность персон в ней описанных и воспринимая Евангелия и послания апостолов, как историческую хронику двухтысячелетней давности. Молодая наука археология в последнее время часто дает богатую пищу для размышления и анализа информации. Иногда взгляд научного исследователя поднимается на последнюю книгу Нового Завета и здесь мы можем ожидать самый широкий спектр мнений и толкований.
Четвертый уровень - «профессиональный» или «церковно-обрядовый». Церковный календарь, регламентирующий всю служебную деятельность «профессионалов», лежит в основе церковных служб и чтений текстов Священного Писания в определенные дни по особым уставам. Что происходит, когда эти уставы изменяются в России хорошо знают по временам Раскола XVII века.
Пятый уровень - «психотехнология». Сам термин «психотехнология» воспринимается в современном обществе с некоторым негативным оттенком. Но иные термины еще хуже, поэтому остановимся на этом. Основная задача этого уровня - целенаправленное формирование, посредством конкретной психотехнологии, некой идеальной модели мира, относительно которой отстраивается вся интеллектуальная жизнь и поведение человека. Сама модель этого идеального мира формируется посредством многолетней «практики» (еще один термин, который не всегда воспринимается адекватно) четвертого этапа. Но подкрепленный достаточно высоким образовательным уровнем современного мирского образования. Упрощенно - это объединение четвертого и третьего уровней в единый бесконфликтный конструкт, с позиции реального взгляда на окружающую действительность.
Психотехнология заключается в том, что психическая жизнь личности протекает в соответствии с эмпирически определенными много столетий назад закономерностями изменений психических состояний человека относительно космических законов движения планеты Земля вокруг Солнца [3]. Специальные «психотелесные» упражнения адаптируют механизм переработки информации у человека в соответствии с церковным календарем, высвобождая жизненные силы для решения творческих задач путем снижения вероятности допущения ошибок принятия решения этим самым механизмом переработки информации. Сам этот механизм прекрасно описан в Теории функциональных систем Петра Кузьмича Анохина. Конечно, после публикации Анохиным своей теории прошло ровно полвека, и некоторые его утверждения сейчас уже выглядят наивно (например, тезис о невозможности математического моделирования биологических систем - с развитием компьютерной техники и многомерных методов анализа данных и информационных технологий экспертных систем эта задача сейчас прекрасно решается), но иные наоборот - нашли яркое подтверждение в научных исследованиях.
Пятый методологический уровень можно обозначить как систему моделирования мира и взаимодействий человека с ним посредством психических отношений, а также систему управления этих отношений средствами конкретной психотехнологии.
Приведенная классификация методологических уровней - весьма упрощенная и обобщенная - позволяет нам далее более корректно подойти к вопросу решения методологических проблем историко-психологического исследования традиционных восточноазиатских психотехнологий.
Безусловно, одним из ярких представителей исследования культурно-психологических традиций Восточной Азии следует назвать Николая Вячеславовича Абаева и его коллег по цеху, пытавшихся решать эту же методологическую проблему в 80-90-х годах прошлого столетия.
Конечно, надо учитывать идеологическую обстановку того времени в стране, когда официальная доктрина, мягко говоря, не приветствовала изучение восточных религий. Но в этих сложных условиях научная школа, созданная Н.В. Абаевым, заложила основательный фундамент под историко-психологические исследования традиционных восточноазиатских психотехнологий [1, 2]. Были выпущены десятки публикаций, сборников научных статей и монографий. Тем не менее, с позиции современных знаний, по прошествии 30 - 40 лет после публикаций Н.В. Абаева и его коллег, мы можем и должны внести некоторые коррективы в ряд положений, высказанных тогда в их публикациях.
Первое, что следует обозначить, это тот методологический уровень, с которого происходило исследование традиционных восточноазиатских психотехнологий. Используя приведенную выше пятиуровневую классификацию, мы уверенно можем говорить, что основная масса публикаций по данной тематике соответствовала третьему «научному» уровню, и была ориентирована на читателя первых трех уровней. Соответственно их уровню их восприятия информация и понималась. Справедливости ради следует отметить, что с тех пор мало что изменилось - в отечественных и зарубежных публикациях мы продолжаем наблюдать ту же картину. Представителей четвертого уровня мы вообще не надеемся даже увидеть в числе авторов публикаций подобного рода, а пятый уровень как правило игнорируется в силу своей рациональной прагматичности, что не приветствуется приверженцами всех остальных уровней.
Основными методологическими проблемами изучения «психологической традиции буддизма», например, Н.В. Абаевым и М.И. Вечерским были обозначены её «многообразие культурно-исторических вариаций», «множества взаимосвязей с автохтонными религиозными, социально-культурными и психологическими традициями» и «трудности адекватной интерпретации категориального аппарата в терминах иной культурно-психологической традиции» [2].
Понятно, что термин «психология» использовался авторами (в числе которых не было ни одного профессионального психолога) скорее в житейском, чем научном смыслах, что можно проиллюстрировать следующей цитатой: «Если в тибетском буддизме мы имеем детально разработанную: психологическую систему, то, например, такая влиятельная школа китайского буддизма, как чань, совсем не ставила перед собой цели дать систематическую трактовку психологических проблем» [2]. Эта фраза, мягко говоря, очень далека от истины и в настоящее время воспринимается весьма наивно. Дело в том, что и тибетский буддизм, и школа Чань имеют единое методологическое основание, связанное со специфическим календарем, регламентирующим психическую жизнь адептов обеих школ и единую, по сути, психотехнологию. Различие этих направлений буддизма заключалось только лишь в акцентах на средства - в одном больший акцент был сделан на чтение текстов и воздействие на психику посредством звуков и образов, а в другой, чанской, - на психотелесные упражнения и воздействие на психику посредством движений по механизму сегментарной иннервации. Хотя в обеих присутствовала и двигательная компонента, и образно-звуковая.
Учитывая, что конечной целью психотехнологий было приведение психики человека в некое идеальное состояние, в состояние «идеального мужа», как говорили еще конфуцианцы, то различие психотехнологий было продиктовано тремя вполне естественными факторами: 1) насущными требованиями окружающей среды - как природной, так и социальной; 2) народными традициями и уровнем познания мира, характерными для конкретного географического региона; 3) личным предпочтением отцов-основателей в выборе средств психологической регуляции.
Первый фактор определял задачи, стоящие перед психотехнологией. Согласно Н.В. Абаеву: «Социально-практическое значение этих методов определялось тем, что они служили действенным средством психофизической подготовки к различным видам практической деятельности, которое давало человеку возможность активно противодействовать влиянию неблагоприятных и
агрессивных факторов окружающей социально-природной среды, поддерживать оптимальный режим жизнедеятельности и повышать свою работоспособность не только в обычных, но и в сложных или экстремальных условиях» [1].
Более детально: в процессе практики указанных психотехнологий на первых порах наблюдается «оздоровительный» эффект - физические качества, за счет психокоррекции механизма переработки информации у человека, приходят в некое оптимальное состояние, высвобождая энергию, которая ранее уходила на адаптацию организма к изменяющимся условиям внешней среды. Далее наблюдается постепенный рост уровня профессионально значимых качеств (ПВК). Известно, что личность формируется в процессе социальной деятельности человека. Так вот на этом этапе, вместе с ростом уровня ПВК растет и степень конкурентоспособности практикующих указанные психотехнологии. На третьем этапе у конкретного индивида может проявляться рост индивидуальных способностей, традиционно приписываемых к «необычным», например, интуитивные или антиципационные способности. Учитывая последние достижения в области исследования антиципации можно утверждать, что, по аналогии с первым этапом, здесь наблюдается «оздоровительный» эффект, но уже не на уровне тела, а на уровне психики. Отечественный исследователь В.Д. Менделевич указывал, что антиципационные способности могут быть маркером психического здоровья, а американский исследователь Роберт Розен (R. Rosen) в своих публикациях постоянно доказывал, что антиципация - это жизнь, это характеристика вообще любой биологической жизни.
Четвертый, завершающий, этап характеризуется некой степенью оптимальности психических процессов, принятия решения и поведения человека в каждый момент его жизни. Как указывал Н.В. Абаев: «Овладение этими методами п их применение непосредственно в процессе конкретной практической деятельности существенно повышало ее продуктивность, позволяя человеку вырабатывать в себе более оптимальный тип реагирования па эмоциогенные стимулы, более высокую степень гибкости, мобильности и вместе с тем надежности систем жизнеобеспечения. Умение управлять своими психофизиологическими реакциями, вырабатывавшееся в результате длительной психорегулирующей тренировки, позволяло также человеку в экстремальных ситуациях активизировать и мобилизовывать потенциальные возможности своего организма, раскрывать и высвобождать «запасные», эволюционно сформированные, но не задействованные резервы адаптации для более адекватного реагирования на агрессивные воздействия внешней среды» [1].
Итак, при историко-психологических исследованиях традиционных восточноазиатских психотехнологий должны комплексно учитываться следующие методологические проблемы:
• Методологический уровень исследователя.
• Культурно-психологические особенности среды обитания самого исследователя.
• Методологический уровень (возрастной, культурологический и образовательный), на котором находятся изучаемые исследователем субъекты - приверженцы конкретной религиозной школы.
• Культурно-психологические особенности конкретной религиозной школы, изучаемой исследователем.
• Методологический (возрастной, культурологический и образовательный) уровень целевой аудитории, на которую рассчитана информация исследователя.
• Культурно-психологические особенности среды обитания конкретной целевой аудитории, на которую рассчитана информация исследователя.
Литература и источники
1. Абаев Н.В. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. - Новосибирск: Издательство «Наука», Сиб. отд-ние, 1983. - 272 с.
2. Абаев Н.В., Вечерский М.И. Актуальные вопросы методологии и методики историко-психологического изучения буддизма // Буддизм и культурно-психологические традиции народов Востока. - Новосибирск: Издательство «Наука», Сиб. отд-ние, 1990. С. 7-22.
3. Воронов И.А., Полещук А.Ф. Магниторецепторы в психической деятельности человека и коррекция негативных состояний средствами психотелесных упражнений // Ученые записки университета имени П.Ф. Лесгафта. - 2020. - № 3 (181). - С.518-524.
References and Sources
1. Abaev N.V. Chan'-buddizm i kul'tura psihicheskoj deyatel'nosti v srednevekovom Kitae. - Novosibirsk: Izdatel'stvo «Nauka», Sib. otd-nie, 1983. -272 s.
2. Abaev N.V., Vecherskij M.I. Aktual'nye voprosy metodologii i metodiki istoriko-psihologicheskogo izucheniya buddizma // Buddizm i kul'turno-psihologicheskie tradicii narodov Vostoka. - Novosibirsk: Izdatel'stvo «Nauka», Sib. otd-nie, 1990. S. 7-22.
3. Voronov I.A., Poleshchuk A.F. Magnitoreceptory v psihicheskoj deyatel'nosti cheloveka i korrekciya negativnyh sostoyanij sredstvami psihotelesnyh uprazhnenij // Uchenye zapiski universiteta imeni P.F. Lesgafta. - 2020. - №2 3 (181). - S. 518 - 524
КУЛИКОВА ОЛЬГА ЮРЬЕВНА - кандидат исторических наук ([email protected]).
ВОРОНОВ ИГОРЬ АНАТОЛЬЕВИЧ - доктор психологических наук, профессор, Национальный государственный университет физической культуры, спорта и здоровья имени П.Ф. Лесгафта, Санкт-Петербург ([email protected]). KULIKOVA, OLGA YU. - Ph.D. in History ([email protected]).
VORONOV, IGOR A. - Doctor of Psychology, Professor, The Lesgaft National State University of Physical Education, Sports and Health, St. Petersburg ([email protected]).
УДК 94(38):321 DOI: 10.24412/2308-264X-2021-6-10-16
ХАЗИНА А.В., СИВАКИНА В.А., КИСЛИЦЫН Д.Ф. ИЕРАРХИЯ СНОВИДЦЕВ В АНТИЧНОЙ ОНЕЙРОКРИТИКЕ. К ПОСТАНОВКЕ
ПРОБЛЕМЫ
Ключевые слова: античная онейрокритика, дивинация, классификация сновидений, типология сновидцев, междисциплинарные исследования.
В статье рассматриваются особенности древнегреческих представлений о гипотетических «иерархиях сновидцев» и их возможной эволюции. Предпринимается попытка проследить, как античные мыслители, исследовавшие феномен сновидений, пытались встроить в свои философские системы не только различные классификации сновидений, но и представления об иерархии сновидцев. Выдвигается гипотеза о длительной конвергенции двух традиций, условно именуемых «высокой» и «низкой», в результате которой периодически возникали противоречивые иерархии, лишенные целостности и системности. Показано, что всякий раз, когда античный автор (философ, мыслитель, историк, компилятор) обращался к интеллектуальной разработке темы сновидений, ему неизбежно приходилось либо опираться на современную ему классификацию сновидений, либо вырабатывать оригинальную, в соответствии с собственной философской системой. Далее с неизбежностью возникал «запрос» на предложение (в рамках принятой классификации) той или иной «иерархии сновидцев» — автору приходилось накладывать эту иерархию на доступные, клишированные представления о типах сновидцев (фольклорных, легендарно письменных, исторически фиксированных).
KHAZINA, A.V., SIVAKINA, V.A., KISLITSYN, D.F.
APPROACHING THE PROBLEM OF THE DREAMERS' HIERARCHY IN THE FRAMEWORK OF THE ANCIENT
ONEIROCRITIC LITERATURE
Key words: ancient oneirocriticism, divination, class of dreams, typology of dreamers, interdisciplinary research.
The article examines the peculiarities of the ancient Greek ideas about the hypothetical "hierarchies of dreamers" and their possible evolution. Attempts are being made to trace how ancient thinkers studying the phenomenon of dreams tried to build into their philosophical systems not only various classifications of dreams, but also ideas about the hierarchy of dreamers. An assumption is put forward about two traditions, conventionally called «high» and «low» one, that intertangled and converged for a long period of time, which periodically brought about somewhat contradictory "dreamers' hierarchies" devoid of integrity and consistency. It is shown that whenever an ancient author (philosopher, thinker, historian, compiler) turned to the intellectual development of the theme of dreams, he inevitably had to either rely on the classification of dreams contemporary to him, or develop an original one, in accordance with his own philosophical system. Further, inevitably, there was a "request" for a proposal (within the framework of the accepted classification) of this or that "hierarchy of dreamers" - the author had to impose this hierarchy on accessible, clichéd ideas about the types of dreamers (folklore, legendary written, historically fixed)
Феномен сновидений, являясь одним из древнейших объектов внимания человеческого познания, в наши дни (особенно начиная с XIX и XX веков) продолжает генерировать постоянно разрастающееся проблемное поле междисциплинарных исследований, которое охватывает самые далекие области науки - от семиотики и нейрофизиологии до антропологии и философии. С начала XX века, благодаря интенсивным медицинским, когнитивистским и психоаналитическим публикациям, научные представления о физиологическом аспекте сновидений значительно обогатились [1].
Парадоксальным образом, когда речь заходит об изучении культурологического наследия Древней Греции, именно сновидения, при известном обилии источников, оказываются, по сравнению с другими социокультурными феноменами, наименее изученными, в то время как интерес к сновидениям продолжает углубляться, что проявляется во множестве отдельных узконаправленных работ. На недостаточность исследований феномена сновидений в рамках историко-антропологического подхода указывает и ряд современных исследователей, из общего числа которых можно выделить С.В. Соколовского, Чарльза Стюарта, Барбару Тедлок [2, 3, 4]. Практически все они подчеркивают значимость изучения сновидений как социокультурного феномена. Так, Чарльз Стюарт предложил термин «антропология сна», под которым предлагал
10
