CC BY
83
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 1
Г.В. Майоров
МЕТАЛЕКСЕМА «СЛОВО» В КНИГЕ А.А. ПОТЕБНИ «МЫСЛЬ И ЯЗЫК»
Статья посвящена вопросам изучения лингвистического метаязыка в когнитивном аспекте. Поскольку метаязык лингвистики строится на основе естественного языка, он не является исключительно рационально-логическим конструктом. Некоторые ключевые лингвистические термины (слово, язык) не удовлетворяют сложившимся критериям научности. Когнитивные методы исследования, в частности, концептуальный анализ, позволяют при исследовании таких терминов учитывать не только понятийный аспект их содержания, но также его сублогические, образные компоненты. Приведенные результаты концептуального анализа имени «слово» в работе А.А. Потебни «Мысль и язык» показывают продуктивность такого подхода.
Ключевые слова: когнитивная наука, металингвистика, концепт, дискурс, картина мира, когнитивная метафора, концептуальный анализ.
The article is devoted to problems of studying the metalanguage of linguistics within a cognitive framework. Since the metalanguage of linguistics is constructed on the basis of natural language, it is not an exclusively rational-logical construct. Some key linguistic terms (word, language, etc.) do not satisfy the established criteria of the scientific approach. Cognitive methods of investigation, in particular conceptual analysis, enable the researcher, while studying such terms, to take into account not only the notional aspects of their content, but also its sublogical, image-like components. Results of conceptual analysis of the noun 'word' in A.A. Potebnya's work 'Thought and Language' adduced in the article demonstrate how productive this approach is.
Key words: cognitive science, metalinguistics, concept, discourse, worldview, cognitive metaphor, conceptual analysis.
1. Интеллект человека настолько тесно связан с его языковой способностью, что естественный язык [далее - ЕЯ] может быть справедливо назван универсальным инструментом мысли. В этом качестве ЕЯ так или иначе используется во всех сферах человеческой деятельности, но особенную значимость он приобретает в областях, связанных с систематическим получением и накоплением знаний, - прежде всего в науке. Язык науки создается на базе ЕЯ и образует отдельную подсистему (а вернее, класс подсистем, обслуживающих различные научные дисциплины) внутри национального языка. Формально языки научного описания отличает не только специфическая сфера употребления, но и наличие особого пласта терминологической лексики.
В этом отношении наука о языке отличается от всех прочих наук именно тем, что ее объект относится к тому же классу явлений, что и
основной инструмент исследования. Аналогично языкам других научных дисциплин, язык лингвистического описания «в значительной своей части строится на основе тех же единиц, что и язык-объект» [ЛЭС, 2000: 297], и совпадает с ним в плане выражения. Специфика лингвистики заключается в том, что ЕЯ в ней выступает в функции метаязыка, т.е. языка, «средствами которого описываются и исследуются свойства некоторого другого языка» [ФЭС, 1983: 364]. В принципе всякий ЕЯ может рассматриваться как «универсальный метаязык», с помощью которого «можно сформулировать грамматические правила любой коммуникативной системы, включая коммуникативную систему этого языка и любого другого естественного языка» [Гринберг, 2004: 21].
Метаязыковая функция исходно заложена в природе ЕЯ, который, будучи инструментом мышления, одновременно входит в число объектов познания, поскольку он воспринимается и осознается человеком. Эта двойственность ЕЯ является необходимым условием его научного изучения, однако она также создает определенные проблемы. Поскольку ЕЯ имеет особую материально-идеальную природу и «не доступен в своей целостности непосредственному наблюдению» [Чернейко, 2007: 152-153], всякий лингвист вынужденно опирается на донаучный опыт повседневного обращения с ЕЯ, когда приступает к его изучению [Алпатов, 1993: 20-21]. Этот опыт отражен в самом ЕЯ в форме тех представлений, которые стоят за словами обыденного языка, называющими лингвистические объекты. Хотя такие представления и служат отправной точкой лингвистического исследования, они принадлежат наивной картине мира - феномену обыденного сознания - и в силу этого могут приходить в противоречие с результатами, полученными в ходе научного изучения ЕЯ.
Указанная особенность науки о языке - одна из причин того, что лингвистическая терминология «не является рационально организованной, семиотически безупречной системой» [ЛЭС, 2000: 297]. Термины, обозначающие фундаментальные понятия лингвистики, например язык или слово, заимствованы из обыденного языка и, кроме того, не имеют однозначных непротиворечивых определений, т.е. не удовлетворяют сложившимся критериям научности. Тем не менее современная наука может обеспечить понимание этой проблемы и предложить для нее решение.
2. Наука ХХ-ХХ1 вв. отличается повышенным интересом к вопросам познания, которые в предыдущие эпохи считались уделом сугубо умозрительного философского рассуждения. Во второй половине XX в. началось формирование междисциплинарной когнитивной парадигмы научного исследования. Когнитивное направление в целом характеризуется тенденцией «сблизить исследование когниции с изучением языка» [КСКТ, 1996: 62]: ряд важных достижений ког-
нитивистики напрямую связан с наукой о языке. Так, Дж. Лакофф, опираясь на результаты изучения лексической сочетаемости в обыденной речи, выдвинул гипотезу о том, что понятийная система человека имеет в своей основе метафорическую, а не логическую организацию [Лакофф, 2004: 13; Лакофф, Джонсон, 2004: 25]. Гипотеза Лакоффа, поддержанная другими исследователями, стала основанием для пересмотра традиционных представлений о природе человеческого разума.
Одним из центральных понятий когнитивной науки является понятие концептуальной, или когнитивной, метафоры. Концептуальная метафора представляет собой «когнитивный процесс, который выражает и формирует новые понятия и без которого невозможно получение нового знания» [КСКТ, 1996: 55]. Эта точка зрения послужила основанием для изучения когнитивных феноменов лингвистическими средствами, к числу которых относится концептуальный анализ.
Метод концептуального анализа, разработанный Л.О. Чернейко, развивает идеи отечественных языковедов - И.А. Бодуэна де Куртене [Бодуэн, 1963], В.А. Успенского [Успенский, 1979], В.Н. Телии [Те-лия, 1986] и Н.Д. Арутюновой [Арутюнова, 1998]. В основе данной концепции лежит представление о структурах знания, включающих внерациональные, допонятийные компоненты наравне с компонентами рационально-логическими. Под концептом понимается модель содержания имени (субстантива) естественного языка, которое называет такой холистический метальный комплекс [Чернейко, 2007: 173-174]. Анализ сочетаемости слов, моделируемых как концепты, с глаголами физического действия и дескриптивными прилагательными эксплицирует когнитивные метафоры, посредством которых структурировано их сублогическое содержание [Чернейко, 1997: 201-204]. Совокупность выявленных таким образом метафорических образов (гештальтов) позволяет дать максимально полное и всестороннее описание исследуемого имени, не ограниченное только понятийной составляющей его семантики.
Другой задачей концептуального анализа является разграничение субъективного и интерсубъективного аспектов речевой деятельности, или, в терминологии Л.О. Чернейко, «дискурса субъекта» и «дискурса объекта» [Чернейко, 2007: 157-161]. Под дискурсом субъекта понимается «мировоззрение говорящего и его мироощущение», а под дискурсом объекта - «сложившийся культурный код, в котором явление, конституируя себя как область знания, "распространяет" о себе информацию в социуме через предикаты имени <.. .> объекта» [там же: 160]. Дискурс субъекта и дискурс объекта - это основные факторы, которые направляют речетворчество, и комплексный анализ концептов на материале различных идиолектов позволяет выявить те 176
компоненты их структуры, которые относятся к общепринятому или индивидуальному представлению того или иного феномена.
Результат концептуального анализа представляет собой реконструкцию целостных фрагментов картины мира, свойственной индивиду или социуму. Этот метод можно применять при изучении не только наивной картины мира, но и картины мира научной. Результаты исследований познавательной деятельности человека позволяют говорить о том, что «метафора является основой концептуализации и мышления на всех уровнях и стадиях развития мысли <...> Это утверждение справедливо не только для наивной картины мира, но и для самых сложных научных, математических и философских теорий» [Fernandez-Duque, Johnson, 1999: 86].
3. Хотя язык науки, как и само научное познание, в идеале стремится к рациональности, однозначности и непротиворечивости, научный язык сохраняет генетически присущие ему свойства, включая метафоричность. «За многими терминами, - отмечает Л.О. Чернейко, - стоят идеализированные, абстрактные объекты, и способ рассуждения о них аналогично обыденному мышлению и естественному языку базируется на символизации, которая проявляется в мотивированности как самого термина, так и его сочетаемости в тексте» [Чернейко, 2008: 10].
Метафоры в научном языке выступают не только как средство концептуализации, позволяющее представить абстракцию посредством наглядной аналогии. Во многих областях знания они играют ключевую роль, «определяя целые исследовательские программы, предписывая, какие феномены внимания следует изучать, каким образом это следует делать и какие экспериментальные данные учитывать» [Fernandez-Duque, Johnson, 1999: 83]. Иными словами, метафоры в научном языке задают концептуальные рамки, в которых осмысляются объекты исследования. Это свойство метафор особенно актуально для дисциплин, изучающих ненаблюдаемые феномены, для определения и разграничения которых требуются предварительно сформулированные теоретические основания [Fernandez-Duque, Johnson, 2002: 153].
К числу таких дисциплин относится и наука о языке. Выше говорилось, что проблематичными в лингвистике являются термины, которые в плане выражения совпадают со словами ЕЯ, называющими те же языковые объекты. Такие термины в какой-то мере «наследуют» наивные представления, закрепленные за соответствующими словами ЕЯ. Подход к этим словам метаязыка как к терминам оказывается недостаточным: традиционное определение связывает термин только с научным понятием [ЛЭС, 2000: 508] и тем самым исключает из рассмотрения внерациональные, сублогические компоненты, входящие в содержание метаязыковых единиц наравне с понятийной информа-
12 ВМУ, филология, № 1
цией. В связи с этим целесообразным представляется ввести термин «металексема», образованный по аналогии с терминами «метаязык» и «метаречь», для обозначения лексических единиц лингвистического метаязыка, моделируемых как концепты1.
Понятие металексемы, таким образом, помещает лингвистические термины в контекст когнитивного исследования, в рамках которого они могут быть осмыслены на уровне, включающем не только понятийную информацию, но и внерациональные представления о соответствующих объектах действительности. К примеру, слово может быть метафорически уподоблено живому существу, природному явлению, человеку, изделию и т.д. По замечанию Л.О. Чернейко, «изучение метаязыковых метафор, скрывающих в своей глубине сублогические модели языка, взятого в его необозримой целостности, представляется чрезвычайно важным, поскольку позволяет обнаружить внерациональную основу, на которой строится наука о языке. Сублогические модели языка обнаруживают такое видение объекта исследования, то есть самого языка, которое во многом определяет направление и способ его анализа» [Чернейко, 1997: 159].
4. В настоящей статье приведены результаты концептуального анализа металексемы слово в тексте работы А.А. Потебни «Мысль и язык» [Потебня, 1999]. Эта металексема занимает особое положение в лингвистике, поскольку соответствующий феномен, в отличие от многих других объектов науки о языке, является для говорящих «психолингвистической реальностью» [ЛЭС, 2000: 466]. Порождение и восприятие речи, а также выделение и обособленное использование единичных слов осуществляется на интуитивном, подсознательном уровне. В этом отношении исследователь-лингвист ничем не отличается от других носителей языка, так как он «опирается <.> на свою собственную языковую интуицию ("чувство языка")» [ФЭ, 1978: 30]. Вследствие этого в лингвистическом исследовании «понятие слова <...> выступает чаще всего как априорное, неопределяемое понятие, служащее исходным пунктом для дальнейших построений» [там же].
5. В соответствии с описанной выше процедурой концептуального анализа его объектом являются сочетания металексемы слово с глаголами, прилагательными, а также генитивные конструкции, позволяющие раскрыть логические и сублогические образы абстрактной сущности. Метафорические образы также могут иметь форму сравнений или определений. Результаты проведенного ана-
1 Во избежание терминологической двусмысленности следует оговориться, что в отечественной лингвистике термины «металексика» и «металексема» используются для обозначения слов типа вещь, предмет, которые характеризуются высокой степенью абстрактности значения [Орлова, 2003]. Как представляется, наглядность внутренней формы слова «металексема» оправдывает появление омонимичных терминов при условии четкого разграничения сферы их употребления.
лиза организованы следующим образом: сначала даются контексты, отражающие логическое содержание концепта, затем примеры метафорической сочетаемости. Логическая информация по возможности группируется по темам, сублогическая - по составляющим основу метафор образам (гештальтам).
Труд А.А. Потебни «Мысль и язык», развивающий идеи В. фон Гумбольдта, посвящен проблемам формирования и развития языка и мышления в их взаимосвязи. Слово для Потебни является основной единицей языка, служащей для выражения мысли, поэтому понятие слова занимает центральное место в его работе.
Логическая модель слова в работе Потебни включает в себя следующую информацию:
1) Слово членимо на составные элементы: разложение слова; слово <.. .> есть <.. .> двучленная величина; совокупность внутренней формы и звука.
2) Слово занимает определенное место в иерархии языковых единиц: [слог] существует только как слово или как часть другого слова, <.> которое и в свою очередь есть только как часть высшего целого, то есть самой речи.
3) Слово бытийствует в речи: слово действительно существует только тогда, когда произносится.
4) Слово может быть употреблено обособленно: дитя сначала говорит только отрывистыми словами <...> и взрослые говорят отдельными словами, когда поражены новыми впечатлениями.
5) Слово обладает значением: психологическое значение слова; смысл слова <.> меняется.
6) Слово выражает грамматические отношения: слово, имеющее значение предиката; слово из предиката становится субъектом; слово вода есть привычное сказуемое для <...> чувственных восприятий воды.
7) Слово участвует в процессе коммуникации: услышанное слово; понятность слова; мы понимаем сказанное другим слово; дитя повторяет про себя непонятное слово; без размена слов человек <.> нравственно засыпает.
8) Слово является инструментом мысли: слово, будучи средством развития мысли <...> само не составляет ее содержания; слово сходно с понятием; слово принимается <.> как знак готовой мысли; слово есть <...> средство понимать другого; слово имеет ближайшее отношение к обобщению чувственных восприятий; слово может <...> одинаково выражать и чувственный образ, и понятие; понятие, составленное из объективированных уже в слове признаков образа.
Гештальты, кодирующие сублогическое содержание концепта слово в работе Потебни, можно распределить следующим образом:
I. Физический мир.
1) Неживая природа.
метафора вместилища: в слове человек находит новый для себя
мир.
ориентационная метафора: за словом <...> мы думаем видеть самый предмет; слушающий может гораздо лучше говорящего понимать, что скрыто за словом.
природное явление: слова должны были образоваться из междометий; образование слова есть весьма сложный процесс; к представлению и значению как стихиям отдельного слова примыкают приметы.
тяжелый предмет (камень): слово, раздробляя одновременные акты души на последовательные ряды актов, в то же время служит опорою врожденного человеку стремления обнять многое одним нераздельным порывом мысли.
2) Живая природа.
живое существо: единичное живое слово; слово <...> живет только тогда, когда его произносят.
зародыш: Удерживая разницу между организмом, имеющим самостоятельное существование, и словом, которое живет только в устах человека, можем воспользоваться сравнением первобытного слова с зародышем.
дитя: слово рождается в человеке невольно и инстинктивно; слово с самого своего рождения есть для говорящего средство понимать себя; этим не может окончиться развитие слова.
мать: мысль, вскормленная словом.
зерно: как зерно растения не есть ни лист, ни цвет, ни плод, ни все это, взятое вместе, так слово вначале лишено еще всяких формальных определений и не есть ни существительное, ни прилагательное, ни глагол.
орган: слово <.> есть орган мысли.
II. Мир человека.
1) Человек.
человек: [слово может] быть посредником между <...> разнородными группами восприятий; какой роли в душевной жизни можем ожидать от слова; слово вызывает в сознании прежние восприятия <.> заставляет человека пользоваться сокровищами своего прошедшего; уменье думать по-человечески, но без слов, дается только словом.
2) Предметы.
имущество: Только это дает возможность слову передаваться из рода в род [.] Наследственность слова есть только другая сторона его способности иметь объективное значение; мы понимаем произнесенное другим слово лишь настолько, насколько оно стало
нашим собственным; говорящий, чувствуя, что слово принадлежит ему, в то же время предполагает, что слово и представление не составляют исключительной, личной его принадлежности; слово одинаково принадлежит и говорящему, и слушающему.
изделие: материал слова; одно из необходимых условий создания слова; наблюдатель, имеющий пред собою уже созданное слово.
ткацкий челнок: Если сравнить создание мысли с приготовлением ткани, то слово будет ткацкий челнок, разом проводящий уток в ряде нитей основы и заменяющий медленное плетенье. 3) Творчество.
творчество: [слово] есть вытекающее из глубины человеческой природы средство создавать <.> идею; слово есть поэзия.
художественное произведение: человек <...> не сложил бы песни, поэмы, если б каждое его слово не было <.> поэтическим произведением; забвение внутренней формы кажется нам прозаичностью слова; потеря поэтичности слова; слово <.> первоначально есть символ, идеал и имеет все свойства художественного произведения.
6. Сопоставление логического и сублогического компонентов концепта слово в работе А.А. Потебни показывает, что они дополняют друг друга, поскольку содержат различную информацию. При этом, как представляется, информация, кодируемая посредством метафор, более существенна для излагаемой в книге «Мысль и язык» концепции. Например, комплекс гештальтов, связанных с представлением о слове как живом организме, воплощает идеи, восходящие к учению В. фон Гумбольдта, оказавшему на Потебню заметное влияние. Однако примеры выражения этих идей посредством «чистых» неметафорических конструкций в анализируемом тексте отсутствуют. То же самое можно сказать и о метафорах изделия и природного явления, которые освещают различные аспекты словотворчества, а также о метафоре художественного творчества, отсылающей к «ономатопоэтической теории языка» Потебни [ЛЭС, 2000: 569].
Таким образом, ключевые идеи Потебни выражены в его труде именно посредством концептуальных метафор. Дальнейшие исследования в области лингвистической метафорики позволят не только выявлять и эксплицитно описывать те или иные метафорические представления о лингвистических объектах у конкретных исследователей, но и систематизировать их, что в свою очередь даст возможность подробнее анализировать целые научные направления и традиции. Список ключевых лингвистических метафор, определяющих исследование языка, может быть расширен и дополнен концептуальными метафорами, которые относятся к более частным лингвистическим объектам.
Список литературы
КСКТ, 1996 - Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
ЛЭС, 2000 - Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М., 2000.
ФЭ, 1978 - Философская энциклопедия: В 4 т. Т. 3. М., 1978.
ФЭС, 1983 - Философский энциклопедический словарь. М., 1983.
Алпатов В.М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходах к языку // Вопросы языкознания. 1993. № 3.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1998.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию: В 2 т. М., 1963.
Гринберг Дж. Антропологическая лингвистика. М., 2004.
Лакофф Дж. Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о мышлении. М., 2004.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М., 2004.
Орлова А.Л. К вопросу о сущности металексики (научно-аналитический обзор) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2003. № 3.
Потебня А.А. Мысль и язык // Потебня А.А. Собрание трудов. Мысль и язык. М., 1999.
Телия В.Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М., 1986.
Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных субстантивов // Семиотика и информатика. Вып. 11. М., 1979.
Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М., 1997.
Чернейко Л.О. Новые объекты и инструменты лингвистики в свете старых понятий // Лингвистическая полифония: Сб. статей. М., 2007.
Чернейко Л.О. Язык исследователя как выражение его мировоззрения // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 2008. № 3.
Diego Fernandez-Duque, Mark L. Johnson. Attention Metaphors: How Metaphors Guide the Cognitive Psychology of Attention // Cognitive Science. Vol. 23 (1). 1999.
Diego Fernandez-Duque, Mark L. Johnson. Cause and Effect Theories of Attention: The Role of Conceptual Metaphors // Review of General Psychology. 2002. Vol. 6. N 2.
Сведения об авторе: Майоров Георгий Владимирович, аспирант кафедры русского языка филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
