CC BY
67
УДК 81'23
С.В. Лебедева, О.С. Зубкова
МЕТАФОРА КАК ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКАЯ МОДЕЛЬ: СЕМИОГЕНЕЗ И ИНТЕРАКЦИОНАЛЬНЫЕ ВОЗМОЖНОСТИ
В статье рассматривается метафора как лингвосемиотическая модель с конкретизацией ее семиогенеза и интеракциональных возможностей.
Ключевые слова: метафора, лингвосемиотическая модель, язык-фенотип, язык-генотип, естественный язык, инвариант, примитив, итема.
Основываясь на результатах современных когнитивных исследований [Кубрякова 2009; Но-водранова 2008; Gineste 2005; Muhling-Schlapkohl 2004; Bestgen 2008; Stem 2000, 2001; Ning Yu 2003], можно прийти к заключению, что семантическое и лексикологическое изучение метафоры не может вестись сегодня без принятия в расчет ментального пространства и отражения в нем языка. В современной научной парадигме формирование и восприятие метафоры, в том числе и профессиональной, не может абстрагироваться от когнитивных оснований, эксплицируемых в познавательный, социокультурный, учредительный опыт, являющийся продуктом смысла. В метафорах наиболее полно и наглядно вербализуются элементы мышления. Структура метафоры «выступает как объективная основа для моделирования идеальных, отраженных в сознании человека, в его внутреннем мире и языковой картине мира ассоциативных отношений» [Новикова 2006: 39]. В основе данных ассоциаций находятся процессы, обусловленные особенностями функционирования перцептивной системы человека. «В связи с этим, формирование метафор <...> происходит на подсознательном уровне, а сам процесс, соответственно, является естественным и неконтролируемым» [Гуревич 2010: 17]. Подчеркнем, что речь идет в целом о метафорах, способы объективации которых в лингвистическом пространстве достаточно разнообразны.
Важно отметить, что метафора выступает как организующий центр в наборе тех моделей (когнитивных схем), по которым сознание «умеет» образовывать производные значения и знаки. Человек сравнивает два предмета/объекта окружающей действительности, обнаруживает между ними некоторое сходство и переносит название первого объекта на второй. Именно «развернутость» аналогий является, по мнению С. Люка (С. Luc) [Luc 2000, 2002], «эксплицированной основой образа метафоры или «итемой» («item»)» [Luc 2000: 152].
Подчеркнем, что в случае профессиональной метафоры, как и любой другой, проявляется тройная структура итемы: визуальная структура, риторическая структура, сопоставляющая их на ментальном уровне, и синтаксическая структура, устанавливающая эквивалентность для первых двух итем и выводящая на синтаксический уровень новую образованную итему получившейся метафоры. Таким образом, метафора не просто констатирует уже имеющиеся в окружающей действительности подобие/сходство/аналогию, но создает его.
Основываясь на идеях нашей концепции формирования метафоры как продукта естественного и искусственного семиозиса, представляем лингвосемиотическую модель, отражающую языковое кодирование, конструируемое в лингвосе-миотических категориях.
Анализ теоретических и эмпирических источников [Бауиоу8ка 2008, КЙ81еуа 1975, ЫиЬ-Н^-8сЫаркоЫ 2004, №и§ Уи 2003], позволил очертить ракурс проблемы взаимоотношений между концептами в теоретико-дескриптивном изложении и их формированием в ментальном пространстве индивида. Мы предположили существование некой модели, в рамках которой осуществляется это взаимодействие с использованием ментального метаязыка. Этот метаязык репрезентируется в символьных конструкциях в языке-генотипе и в языке-фенотипе и затем манифестируется выражениях естественного языка. Напомним, что «язык-генотип - это метаязык ментальных репрезентаций, который может быть выявлен лишь эмпирическим путем» [Бе8с1е8 2008: 16], имеющий своей целью «встраивание» основных необходимых инвариантов ментальных репрезентаций в семиотические репрезентации языка и речи. Этот подвид ментального языка обеспечивает подвижность семиотической базы естественного языка и является частью общей языковой системы. Система самого языка-генотипа формирует формальные описания различных категорий се-
миотических единиц естественного языка. В системе языка-генотипа формируются также различного рода корреляции между семиотическими континуумами. Манифестации языка-генотипа непосредственно не наблюдаемы, но реализуются в морфосинтаксических конструкциях естественного языка (см. схему 1).
Теоретической базой для разработки модели послужили: семиотико-когнитивные представления о моделировании С.К. Шомиана [Shaumyan 1995]; работы A. Culioli [Culioli 1999] о высказывании; работы когнитивного направления [Pottier
2001], [Johnson 1992], [Jackendorf 1999], [Langacker 1982, 1986, 1987], [Frazier 1995], [Luc, 2000,
2002], [Marks 1987], [Nosofsky 1992], [Le Ny 2000], [Stern 2000, 2001], [Vandeloise 1991], [Gineste, Le Ny 2005], [Oleron 1995]; когнитивного расширения модели J.-P Descles [Descles 2000, 2006, 2008], [Pascu 2008], [Plunkett 1998], [Priol 2007], [Goujon 2009]; комбинаторной логики с использованием контекстуального исследования [Berri, 1995, Daynovska 2008], описание ментальных репрезентаций и их возможных форм и манифестаций в языковом поле [Richard 1990, Rossari 2000, Letalleur 2007, Pottier 2001].
Прежде всего, отметим, что с точки зрения семиотики и когнитивной парадигмы, метафора -это когнитивно-семиотическая модель, по которой сознание человека, основываясь на исходном (имеющемся) содержании знака, формирует новое представление [Marin, Legros 2004, Pascu 2008]. По нашему мнению, профессиональная метафора
может рассматриваться как лингвосемиотическая модель, т.е. как учредительная структура, базирующаяся на инварианте (инвариант - ментальная единица, суть значения, организующая структуры с более сложной архитектурой, встраиваемая в иерархическую сеть взаимоотношений ментальных репрезентаций, оформляющихся впоследствии в концепт), отражающая «следы» памяти в психофизиологическом пространстве индивида и объективирующая их в языковом континууме. Аргументируя свою позицию, заметим, что источником этой модели являются ментальные репрезентации, специфически выражаемые в конкретном языковом пространстве. Взаимодействие между ментальными репрезентациями осуществляется посредством примитива, образующего сложные комбинации когнитивных схем и упорядочивающего последние в языке-генотипе. Предлагаемая нами модель носит дескриптивный характер и описывает процессы формирования и формулирования понятия в ментальном пространстве.
По нашему мнению, лингвосемиотическая модель (далее ЛСМ) абстрактна и включает в себя семантико-когнитивные представления, формирующиеся в языке-фенотипе. По нашему мнению, ЛСМ включает в себя различные уровни ментальных репрезентаций со специфической для каждого уровня архитектурой построения и отражения в языке-фенотипе. Язык-фенотип проявляется в морфологических, синтаксических и просодических конструкциях естественного языка.
Схема 1
Язык фенотип
(формирование морфологических, синтаксических и просодических конструкций естественного языка)
Эта система состоит из гомогенных подсистем, включающих в себя различные предикативные схемы (в частности, семантико-когнитивные и отношения между ними). В языке-фенотипе проявляется полисемичность лексемы путем представления последней сетью реальных схем в форме различного рода отношений (генерализации, соединения, спецификации, абстракции, метафори-зации с изменением доменов). Таким образом, профессиональная метафора является совокупностью семантико-когнитивных репрезентаций, связанных с языком, в котором появилась эта лексема.
ЛСМ конструируется семиотико-когнитив-ными инвариантами и примитивами, которые являются «кирпичиками» ментальной модели любого языка [Бе8с1е8 1998, 2008]. Заметим, что первый уровень нижеследующей схемы отражает семио-тико-когнитивные представления метафоры, включающей в себя примитивы, оформленные в схемы и когнитивные сети. На втором уровне происходит оформление сети структур, соединенных между собой отношениями спецификации, обобщения, абстракции и метафоризации и манифестирующихся в языковом континууме (см. схему 2).
Отметим, что семиотико-когнитивные репрезентации реализуются в два этапа. На первом -строятся и хранятся семиотико-когнитивные схемы, соответствующие примитивам входящих в состав метафоры лексем. На втором - осуществ-
ляется связывание всех значений операциями инсталляции и детерминации, осуществляющих полисемию. Эти два этапа функционируют параллельно, соединяясь затем в одну итему вновь образованной метафоры.
Таким образом, согласно представленной схеме, ЛСМ - это представление, структурируемое одним значением лингвистического единства, составленное из первоначальных (примитивных) и переменных величин. Заметим при этом, что предлагаемый нами термин инвариант принципиально отличается от концепта, прототипа, тагерта и др. Примитивные величины (инварианты) не сократимы на простые последовательности черт или сем и реализуются посредством «интуитивного предпочтения». Каждый из инвариантов, объективированный в «окне сознания» (термин А.А. Залевской) благодаря осознаваемой и неосознаваемой психической деятельности принимает поступающую активацию и трансформирует последнюю в когнитивные сети и схемы. Именно инвариант определяет вероятность сочетания отдельных элементов когнитивной сети. Сети состоят из примитивов (микроструктур познавательных действий индивида) и ментальных репрезентаций, понимаемых нами вслед за А.В. Брушлинским как когнитивные структуры, включающие возможность не только получения знаний о мире, но и способ их получения [Брушлинский 1994, 2003].
Схема 2
Следует оговориться, что мы разделяем точку зрения Ж.-Ф. Ле Ни [Ье Ку 2000] о том, что необходимо различать ментальные репрезентации «первого уровня» (то, что является непосредственно результатом отражения окружающего мира в психике индивида) и «второго уровня» - «репрезентативной матрицы» (в нашем случае - семиотической карты). По нашему мнению, «первому уровню» соответствуют ментальные репрезентации языка-фенотипа, в то время как «второму уровню» - языка-генотипа. Развивая данный тезис, мы предложили бы понимать ЛСМ как иерархический структурный элемент общей когнитивной системы индивида, объединяющий ментальные репрезентации языка-генотипа и языка фенотипа для построения общего когнитивного представления о предмете/объекте окружающей действительности в психике человека. Заметим, что ЛСМ модально специфична и параметрически нейтральна (параметрическая нейтральность пропадает благодаря введению метафоры в контекст речи), поскольку реализуется прогностический синтез, направляющий поступательное развитие речемыслительного действия или встречное конструирование проекции воспринимаемого высказывания на основании взаимодействия идентифицированных признаков, увязанных с ними носителей, структур знаний и синтезированной совокупности энциклопедических и языковых знаний [Залевская 2005].
Просодический фокус восприятия метафоры «запускает» лингвистические процессы, в то время как кинетический размер речи является результатом первичной интерсубъективности в ментальном пространстве индивида. Семантическая пустота заполняется синестезией нашего восприятия реальности. Когда мы употребляем метафору, мы неизбежно приступаем к конденсации воспринимаемой, «реальной реальности», которая вытекает из отражения мира, представленного в качестве ментальных репрезентаций, и подвергается радикальному сокращению в языке, в котором она воплощается в соединение произвольных голосовых или письменных знаков. Реальность претерпевает значительные сокращения в языке человека. Язык фиксирует некий фрагмент реальности в его суггестивном развитии.
Согласно результатам исследований мышления как непрерывного процесса [Брушлинский 1994; 2003; Аллахвердов 2003, 2006], формирование замысла продолжается в ходе его реализации и через его реализацию, мышление у любого человека всегда, хотя бы в минимальной степени,
является самостоятельным, открывающим нечто существенно новое. Значит, в рамках ЛСМ происходит как формирование замысла решения, ин-сайт (на уровне языка-генотипа), так и последующая реализация такого замысла (уровень языка-фенотипа). Для нашего рассуждения важно, что само формирование замысла продолжается в ходе его реализации и через его реализацию. Иными словами, этап наполнения языковых «моделей», о которых говорил Ф. де Соссюр, осуществляется именно при двухуровневом компилятивном взаимодействии ментальных репрезентаций в речемыслительной деятельности индивида. Последний тезис нуждается в дополнительном пояснении.
Речь идет о ментальной репрезентации метафоры и о ее когнитивной переработке. Понятие концентрации, имеющее место в начале любого уровня ментальной репрезентации, позволят привлечь внимание к особенностям некоего объекта, предварительно извлеченного из совокупности других объектов (из которой он выделяется потому, что был воспринят человеком как «живой» образ). Этот первый анализ реален и значителен, а затем он принимает в представлении человека новую, «персональную» форму. Первоначальное впечатление в ментальной репрезентации превращается в единственное выражение, присущее особенному контексту. Это уже особый способ перехода из ментальной репрезентации в линейную плоскость языка. Формой репрезентации значения, в рамках предлагаемой нами модели, являются схемы инвариантов и примитивов в семиотическом и в языковом континуумах. Благодаря транзитивности инварианта, обеспечивается активация схем в когнитивной сети образующейся метафоры.
В ЛСМ, по нашему мнению, активация имеет последовательный характер и распределяется посредством транзитивности инварианта. Активация может переходить от одной схемы к другой посредством примитивов, пока не будет достигнут стабильный уровень активации (см. подробнее: [Marks 1987]). Важным для нас представляется тот факт, что сигналы разных модальностей объединяются в одной схеме и составляют в общую активацию сети.
Полагаем, что в ЛСМ действует принцип последовательно распределенной переработки, поскольку первоначально возбуждаются необходимые инварианты ментальных репрезентаций, складывающиеся впоследствии в примитивы, образующие когнитивные схемы и сети. Примитивы
не имеют прямых лингвистических коррелятов, но необходимы для формального конструирования ментальных репрезентаций как в языке-генотипе, так и в языке фенотипе. Языковое значение складывается уже не на уровне примитивов, а на уровне схем (когнитивных представлений). (При восприятии, наоборот, когнитивная схема активизирует примитивы, которые зависят от перцепции и взаимодействия с окружающей средой.)
Каждая когнитивная схема представляет значение многозначного единства. Различные схемы, представляющие различные применения единства, затем интегрируются в структурируемую сеть. Сеть состоит из схем, каждая из которых - из ансамбля примитивов. Благодаря активированной схеме, говорящий делает акцент на каком-либо значимом для него аспекте метафоры. «Однако схематизация может быть «навязана» языком или культурой» [Сагой 2008: 45]. При этом когнитивный прототип, организующий ядро понятия метафоры, коррелирует с классом объектов, имеющих синонимические значения, но различающихся на уровне дефиниций. Когнитивная схема образующейся метафоры, не связана с одной итемой, а продолжает взаимодействие с инвариантами и примитивами, входящих в ее состав лексем.
Как отмечает Ж. Криспино [Сп8рто 2003], фундаментальной характеристикой схематизации на ментальном уровне является разделительный способ представления сущности понятия. Этот процесс непрерывен. По мнению ученого, это вызывает определенную трудность: формирующаяся схема, значение которой наиболее близко к тому, что адресант желает выразить, оказывается часто слишком специфической и не всегда может быть подкреплена лингвистическим коррелятом. Мы полагаем, что это одна их характеристик семиотического характера образа метафоры и связано с избирательностью внимания. Иными словами, вначале внимание концентрируется на том, что распознаваемо наиболее легко, на персонажах и объектах рядом с центральным объектом, затем на элементах более диффузного оформления, менее выдающиеся, менее заметных. Принцип от общего к частному усиливает когезию смысла метафоры.
Эти процедуры осуществляются для всех понятий (напомним, что в образовании метафоры «принимают участие» как минимум два понятия, объединенные ассоциациями по сходству или ассоциациями по смежности). Затем осуществляется встраивание сетей в общую архитектуру ментально-семиотического пространства где посред-
ством компиляции [Daynovska 2008; Crispino 2003; Guibert 2003; Gwiazdecka 2008; Descles 2000] складывается схема инварианта метафоры. Далее осуществляется тот же порядок запуска инварианта метафоры, построения схем и выстраивание архитектуры ментального пространства полученной метафоры, которая оформляется в языке-фенотипе и вербализуется в письменной или устной речи.
Важным представляется рассмотрение вопроса «приоритетности выбора» фокуса инварианта в ЛСМ. По нашему мнению, приоритетность обусловлена близостью фокуса к «следу» памяти в психофизиологическом пространстве, определяемой посредством многомерного внутреннего шкалирования. Последнее позволяет объяснить процесс категоризации по эталону (см. подробнее: [Чугунова 2006; Лебедева, Зубкова 2006]). На основании модели, разработанной С.А. Чугуновой для мысленного образа [Чугунова 2006], мы предлагаем свою схему категоризации по эталону, полагая, что сопоставление с предшествующим опытом при опознании метафоры человеком, происходит по следующим признакам: вербализованному, амодальному, приобретенному вариативному, статистическому, осознанному, неосознанному, невербализованному, модальному, инвариантному (см. схему 3).
Результаты концептуализации (категоризации) закрепляются в памяти посредством когезии с вербальными средствами, т.е. имеет место лек-сикализация. Для пользования метафорой необходима его актуализация в памяти, благодаря чему становятся доступными связанные с этим словом языковые и энциклопедические знания (в том числе различные виды выводного знания, путь к которому может требовать ряда переходов).
Концептуализируя сопоставляемые понятия, индивид должен выявить или закрепить за ними правила взаимного соединения: с этого момента деятельность по запрашиванию сменяется деятельностью по монтированию. На этой второй стадии моделирующей деятельности разыгрывается не что иное, как своего рода борьба против случайности. Вот почему критерии рекуррентности приобретают едва ли не демиургическую роль: именно благодаря регулярной повторяемости одних и тех же единиц и их комбинаций, метафора предстает как некое законченное целое, иными словами, как целое, наделенное смыслом. Создается новая категория объекта, который не принадлежит ни к области реального, ни к области рационального, но к области функционального.
Схема 3
Затем, и это особенно важно, со всей очевидностью обнаруживается тот сугубо человеческий процесс, в ходе которого люди наделяют вещи смыслом. Новизна этого процесса заключается в факте появления такого мышления, которое пытается не столько наделить целостными смыслами открываемые им объекты, сколько понять, каким образом возможен смысл как таковой, какой ценой и какими путями он возникает. Таким образом можно было бы сказать, что человек является не носителем бесконечного множества смыслов, а производителем смыслов, так, словно человечество стремится не к исчерпанию смыслового содержания знаков, но единственно к осуществлению того акта, посредством которого производятся все эти исторически возможные, изменчивые смыслы (см. подробнее: [Ваг1Ье8 2004]).
Поскольку человек осознает действительность, то он расчленяет ее на элементы и устанавливает между ними определенные связи и отношения. Особую роль при этом играет опора на ситуацию, структуру знаний о том, что, как и с чем связано в окружающем мире. Ситуация определяется как некоторая взаимосвязь явлений, которая входит как часть в более расширенные связи и отношения. Образ ситуации в сознании человека представляет собой сложный многоуровневый и многоканальный психический феномен, включающий в себя модальные и амодальные, инвариантные и вариативные характеристики с превалированием в разные моменты времени и у разных субъектов различных составляющих образа (знака, значения, предметного содержания, личностного смысла и их чувственной ткани). Субъективные образы ситуации формируются индивиду-
альным тезаурусом, в ассоциативных значениях пересекаются разные модели (образы) ситуации. Опираясь на концепцию единой интегративной сущности единиц памяти, мы понимаем образность как способность слова вызывать в сознании и подсознании тот или иной мысленный образ с доминированием различных его составляющих, за которым в социуме закреплен определенный знак. Иными словами, в фокусе внимания человека может оказаться какая-то одна особенность объекта или явления окружающей действительности, не обязательно существенная, но возбудившая наиболее яркие впечатления и переживания. Поскольку другие качества объекта при этом остаются в «тени», то «создаются условия для формирования метафорического «флюса», дальнейшее раздувание которого происходит за счет специфической категоризации по эталону» [Залевская 1998: 43], то есть через систему знаний. Признаки и признаки признаков различаются у каждого носителя языка, что обусловлено уникальностью инвариантов и динамичностью категоризации.
По мнению Y. Bestgen [Bestgen 2008], категоризация подвижна и требует расширения границ ментальных категорий в соответствии с бесконечным потенциалом возможных контекстов. Участники коммуникативного акта справляются с такой подвижностью благодаря знанию/чувствованию о допустимых границах каждой категории [Jackiewicz 1999; Goujon 2009]. В дискурсе на такие допустимые границы накладываются ограничения по отношению к специфической ситуации в ходе передачи некоторого смысла для достижения совместимых семиотических репрезентаций при интеракции. Такие сложные взаимо-
действия имеют своим результатом множественную «подгонку» ментальных репрезентаций под особые требования дискурса. Такая «подгонка» осуществляется, по нашему мнению, в акте глубинной предикации (см., например: [Залевская 2002 а,б, 2005, 2007]) с трактовкой его нейрофизиологической основы через динамические временные связи, основывающиеся на общих (совпадающих) элементах объектов, соотносимых в аналитико-синтетической деятельности мозга. Поскольку динамические временные связи при их повторении переходят в замыкательные, метафора является средоточием пучка связей, прямо ведущих к продуктам многочисленных актов глубинной предикации, что в совокупности со связями по линиям звуковой и графической формы слова дает многомерную систему связей (см., например: [Залевская 2005]).
Акты глубинной предикации как «минимальные акты познания» (термин Г.П. Мельникова) включают констатацию фактов сходства и различий по разным аспектам языковых и энциклопедических знаний, эмоционально-оценочных переживаний индивида и выработанных социумом норм и оценок, что объясняет способность метафоры в индивидуальном лексиконе (как производной ряда психических процессов (аффективных, наглядно-действенных и понятийно-логических) и как узла пересечения связей по линии каждого из этих процессов) «служить средством доступа к единому информационному тезаурусу, содействуя выходу говорящего или слушающего человека за пределы непосредственно сообщаемой или воспринимаемой информации» [Залевская 2005].
Таким образом, сложность анализа метафоры вытекает из неустранимой относительности, которая существует между понятиями и значениями, а также между референтами и лингвистическими знаками. Однако отметим, что разведение этих направлений в значительной мере условно, поскольку процесс построения определенной динамической модели определяется с одной стороны познавательными целями, а с другой, спецификой методологии когнитивной науки в целом, семиотики и филологии в частности, в русле которых нами исследуется метафора.
Исходя из вышесказанного, метафора, по нашему мнению, представляет собой лингвосе-миотическую модель, в рамках которой осуществляются специфические ментальные операции над знаниями и посредством которой происходит соотношение сложных когнитивных пространств с более простыми и конкретными следами опыта
индивида. Единство внутренней и внешней формы метафоры, значимость для человека всех описанных выше параметров, подтверждает валидность предлагаемой лингвосемиотической модели и обусловливает ее интеракциональные потенции. Предлагаемый нами лингвосемиотический подход к рассмотрению метафоры позволяет актуализировать этапы формирования метафоры (в том числе и профессиональной) и обеспечивает проведение релевантного психолингвистического и семиологи-ческого анализа исследуемого феномена.
Список литературы
Аллахвердов В.М. Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания. СПб.: Речь, 2003. URL: http://www. psyportal.ru
Аллахвердов В.М. О причинах возникновения психической интерференции // Вторая меж-дунар. конф. по когнитивной науке: Тезисы докл.: в 2 т. 9-13 июня 2006 г. СПб.: Филол. фак. СПбГУ, 2006. Т. 2. С. 619-621.
Брушлинский А. В. Проблемы психологии субъекта. М.: ИП РАН, 1994. 109 с.
Брушлинский А.В. Психология субъекта. М.: Ин-т психологии РАН; СПб.: Алетейя, 2003. 272 с.
Гуревич Л.С. Параметрическая модель когнитивного пространства метакоммуникации: ав-тореф. дис. ... док. филол. наук. М., 2010. 37 с.
Залевская А.А., Каминская Э.Е., Медведева И.Л., Рафикова Н.В. Психолингвистические особенности взаимодействия слова и текста. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1998. 120 с.
Залевская А.А. Некоторые проблемы понимания текста // Вопр. языкознания. 2002. № 3. С.62-73.
Залевская А.А. Самоорганизующиеся сети связей в индивидуальном лексиконе // Психолингвистические исследования слова и текста: сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. С. 41-51.
Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избр. тр. М.: Гнозис, 2005. 543 с.
Залевская А.А. Общенаучная метафора «живое знание» и проблема значения слова // Вестн. Твер. гос. ун-та. Сер. Филология. Вып. 7. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 12 [40]. С. 18-33.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка // Вопр. когнитивной лингвистики. № 1. 2009. С. 5-12.
Лебедева С.В., Зубкова О.С. Медицинская метафора в современном языке: моногр. Курск: Изд-во Курс. гос. ун-та, 2006. 129 с.
Новикова Е.В. Эталоны сравнения в немецкой языковой картине мира: дис. ... канд. филол. наук. Омск, 2006. 156 с.
Новодранова В. Ф. Соотношение обыденного и научного знания в профессиональной коммуникации // Международный конгресс по когнитивной лингвистике: сб. материалов / отв. ред. Н.Н. Болдырев. Тамбов: Изд. дом Тамб. гос. ун-та, 2008. С. 635-637.
Чугунова С.А. Мысленный образ ситуации как медиатор понимания художественного текста: моногр. Брянск: Брянск. гос. ун-т, 2006. 158 с.
Barthes R. Essais critiques. Paris, Seuil, 1991. OCR & Spellcheck: SK, Aerius, 2004. 276 p.
Berri J., Maire-Reppert D., Oh H-G. Traitement informatique de la categorie aspecto-temporel-le // T A. Information 1991. № 1. P. 77-90.
Bestgen Y. Representation de l'espace et du temps dans le modele situationnel construit par un lecteur. Discours, 3, 2008. ISSN electronique, 19631723. Paris Sorbonne-Paris IV. URL: http // revus.org/
Caron J. Precis de psycholinguistiques. 2-e edition corrigee. Paris: Presses universitaires de France, DL, 2008. 1 vol. 267 p.
Crispino G. Une plate-forme informatique de l'exploration contextuelle: modelisation, architecture et realisation (context O). Application au filtrage semantique de texts. These de doctorat. Universite Paris IV Sorbonne, 2003. 241 p.
Culioli A. Pour une linguistique de renonciation. Operations et representations. Paris: Ophrys,
1999. 150 p.
Daynovska D. Analyse de quelques preverbes et prepositions francais et bulgares dans une perspective cognitive et formelle. These de doctorat. Universite Paris IV Sorbonne, 2008. 391 p.
Descles J.-P. Semantique cognitive de l' action: etude experimentale de la categorisation des verbes d' action // Langage. 1998. № 132. P. 48-68.
Descles J.-P. Representations cognitives, schemes enonciatifs et schemes predicatifs // Actes du colloque international «Linguistique francaise: nouvelles approches». Universite de Tromso. Octobre
2000. 23 p.
Descles J.-P. Operations metalinguistiques et traces linguistiques // DUCARD, D. et NORMAND C. (dir.). Antoine Culioli. Un homme dans le langage. Paris: Ophrys, 2006. Р. 41-69.
Descles J.-P., Djioua B. La recherche d'informations par acces aux contenus semantiques: vers une nouvelle classe de Systemes de Recherches d'Informations et de moteurs de recherche (aspects linguistiques et strategiques) // Linguistique
informatique (Roumanie) LaLIC «Langues, Logiques, Informatique et Cognition» 2 Universite de Paris-Sorbonne, 2008. 42 p.
Frazier L. Constraint satisfaction as a theory of sentence processing // Journal of Psycholinguistic Research, 1995. 24 (6). P. 437-468.
Guibert G. Methodes linguistiques utilisees dans l'analyse des textes: analyse epistemologique et propositions en vue d'un traitement formel. Application a des texts bibliques: Jonas, Ruth, Joel et Abdias. These en linguistique. Universite Paris IV Sorbonne, 2003. 390 p.
Gineste M.-D, Le Ny J.-F. Psychologie cognitive du langage: de la reconnaissance a la comprehension. Paris: Dunod, DL, 2005. 1 vol. VI. 170 p.
Goujon B. Utilisation de l'exploration contextuelle pour l'aide a la veille technologique. Reali-sation du systeme informatique VIGITEXT. These de doctorat en informatique. Specialite : Informatique linguistique, l'Universite de Paris IV Sorbonne, Institut des Sciences Humaines Appliquees (ISHA), 2009. 484 p.
Gwiazdecka E. Aspects, prepositions et preverbes dans une perspective logique et cognitive. Application au polonais: przez/prze-, do/do-, od/od-. These de doctorat. Universite Paris IV Sorbonne, 2008. 393 p.
Jackendoff R. The Architecture of The Linguistic-Spatial Interface // Bloom, P., Peterson, M. et al. (eds). Language and space. Cambridge-Massachusetts/London-England: The MIT press, 1999. Р. 1-30.
Jackiewicz A. Causalite et prise en charge enonciative // Etudes Cognitives, n°3, Academie Polonaise des Sciences, Varsovie, Pologne, 1999. P. 249-269.
Johnson M. Philosophical implications of cognitive semantics // Cognitive Linguistics, 3-4, 1992. Р.345-366.
Langacker R. Space Grammar, Analysibility, and the English Passive // Language, 58, 1982. Р. 22-80.
Langacker R. An Introduction to Cognitive Grammar // Cognitive Science, 10, 1986. Р. 1-40.
Langacker R. Noms et verbes // Communications : Semantique cognitive, 1987, 53. Р. 103-153.
Letalleur S. Reflexion croisee sur la notion de focalisation en langue et dans les theories des representations. These pour obtenir le grade de Docteur de l'universite de Paris Sorbonne. Paris-IV, 2007. 425 p.
Luc C. Representation et composition des structures textuelles et rhetoriques du texte. Approche pour la generation de textes formates. These de doctorat, Universite Paul Sabatier, Toulouse, 2000. 354 p.
Luc C. «Une typologie des enumerations basee sur les structures rhetoriques et architecturales du texte // Inscription Spatiale du Langage : structures et processus (IISLsp 2002), Toulouse, 2002. Р. 153-164.
Marin B., Le gros D. Psycholinguistique cognitive. Lecture, comprehension et production de textes. Paris, CEDEX. 2004. 400 p.
Marks L.E. On cross-modal similarity: Perceiving temporal patterns by hearing, touch, and vision // Perception & Psychophysics, 1987. Vol. 42, № 3. P.250-256.
Muhling-Schlapkohl M. Metapher. Schlussel des Verstehens? // Theologie und Philosophie 79 (2004). Р. 189-199.
Ning Yu. Chinese Metaphors of Thinking // Cognitive Linguistics 14, 2003. Р. 141-165.
Nosofsky R.M. Similarity scaling and cognitive process models // Ann. Rev. Psychol, 1992. Vol. 43. P. 25-53.
Oleron P. Un examen critique des modeles mentaux de Johnson-Laird // L'annee psychologique, 1995. Vol. 95. № 4. Р. 693-706.
Pascu A. Mathematique, informatique et applications aux sciences de l'homme. La logique de la d?etermination d'objets. Universit?e de Paris-
Sorbonne, Paris IV. Ecole doctorale concepts et langages, 2008. ED 0433. 250 p.
Plunkett K. Language acquisition and connectionism, numero special de Language and Cognitive Processes, 1998. 13 (2/3). Р. 97-104.
Pottier B. Representations mentales et categorisations linguistiques. Louvain-Paris: Peeters, 2001.240 р.
Richard J.-Fr. Les activites mentales. Comprendre, raisonner, trouver des solution. Armand Colin, 1990. 446 р.
Rossari C. Connecteurs et relations de discours: des liens entre cognition et signification. Nancy: Presses universitaires de Nancy, 2000. 163 р.
Shaumyan S. A semiotic Theory of Natural Language. Bloomington, Indiana University Press, 1995.250р.
Stern J. Metaphor in Context. Cambridge, MA: MIT Press, 2000. 385 p.
Stern J. Knowledge by Metaphor // Midwest Studies in Philosophy 25 (2001). Р. 190-223.
Vandeloise C. Autonomie du langage et cognition // Communications: Semantique cognitive. 53, 1991. Р. 69-101.
S.V. Lebedeva, O.S. Zubkova
METAPHOR AS A LINGVOSEMIOTICAL MODEL: SEMIOGENESIS AND INTERACTIONAL OPPORTUNITIES
In this article metaphor is viewed as a lingvo-semiotical model with specification on its semioge-nesis and interactional opportunities.
Key words: metaphor, lingvo-semiotical model, language-phenotype, language-genotype, native language, invariant, primitive, itema.
