CC BY
56Частина 4
1сторична спадщина i проблеми сучасно1 психоло-
• ••
ги
А.А. Бреусенко-Кузнецов
Метафизическая традиция в психологии личности: инобытие в условиях победы сциентистского проекта
Аннотация. Статья посвящена поиску места метафизической традиции в системе оснований современной психологии личности. Показано, что клинически-ориентированные направления в западной психологии личности представляют метафизические подходы к изучению психической реальности.
Ключевые слова: метафизика, психология личности, методология
Проблема
Главной проблемой, к которой обращается наша статья, есть поиск места метафизической традиции в системе оснований современной психологии личности. Решение данной проблемы традиционно усложнено идеологическим противодействием со стороны сциентистски мыслящих учёных и сообществ, традиционно не согласных допускать в науку метафизическую мысль. Другая группа учёных - мыслящая антисциентистски - метафизические подходы часто готова принять «по умолчанию», без экспликации оснований такой готовности.
Фактом сегодняшней психологии личности стала широкая вариативность исследовательских методологий при двойственности отношений к ней учёных; анализируя данную ситуацию, мы пришли к экспликации двух антагонистичных логик построения персонологического знания:
• общепсихологическая, тяготеющая к монизму теоретико-методологических оснований естественнонаучного типа, вынужденно эклектичная и ассоциирующаяся с «наукой»;
• персонологическая, тяготеющая к плюрализму подходов, характерному для гуманитарного типа знания, к свободному диалогу партикулярных логик отдельных теорий и ассоциирующаяся с «практикой».
Отдельные симптомы данной ситуации, отслеженные В.А.Петровским, А.Эт-киндом и др. вызывают у авторов озабоченность, корни которой - по их же признанию, лежат ещё в некоторых чертах мировоззрении Л.С.Выготского (катастрофизм восприятия разномыслия в науке). Считать ли нынешние разногласия проявлениями кризиса в психологии личности - вопрос открытый, но конфликт оценок действительности налицо. И по нашему мнению, в его основе лежит вопрос философ-ско-методологического уровня, ключевой для становления и развития психологии
как таковой, а также и для идентичности учёных-психологов, а именно - вопрос о метафизике. Тот самый, отрицательный ответ на который приблизил выделение психологии в отдельную науку.
Конец Х1Х ст. (период становления научной психологии), как справедливо подмечено И.П.Манохой, характеризовался противостоянием двух способов познания:
1) естественнонаучного (его приметы - наглядная простота и ясность, точность и определённость взглядов, поиск необходимости в основании изменений явлений);
2) метафизического (базирующегося на историческом мышлении, которое предусматривает, что все познанное - только оболочка целенаправленного в своём развитии внутреннего мира) [4]. Мы знаем, что в ключевой для становления науки момент победил первый способ, однако - ценой вытеснения и обесценивания второго.
Задачи данной статьи: 1) выявление основных типов возражений против реабилитации метафизической психологии в научном статусе; 2) выявление специфики метафизической психологии и обзор основных исторических вех её развития; 3) выявление метафизически-маркированных элементов в известных теориях западной психологии личности.
Метафизическая психология: сущность и история традиции
Основные возражения против реабилитации метафизической психологии мы приведём с целью их отсеять, доказав их несостоятельность:
• «Метафизика ненаучна по самой своей сути» (аспект общей методологии).
• «Метафизика донаучна; она устарела как пройденный этап научного знания» (историко-психологический аспект).
• «Метафизика не может быть адекватно вписана в современную психологию личности» (аспект организационного строения психологической науки).
• «Даже если метафизика изучает «личность», то понимает под этим термином не ту личность, которая составляет предмет психологии личности, а нечто иное» (аспект технической методологии).
Очевидно, что лучшим способом отвода данных возражений будет указание на их идеологическую ангажированность, а лучшим способом утверждения обратного - осознание сути метафизического взгляда на мир (ныне заслоняемого множеством клишированных образов).
Метафизика (греч. цеха та фитка - то, что после физики) - философское учение о сущности мира, о первоначалах сущего, или о сверхчувственных принципах бытия человека и мира. Данное учение признают «ядром» философии, т.к. метафизический способ мышления лежит в основе философствования как такового. Метафизика предполагает «беспредпосылочное знание» (В.В.Миронов), идея которого восходит к платоновскому образу «второй навигации» (на вёслах), необходимой в святи с неудачей «первой навигации» досократиков (по ветру, на парусах чувственного познания).
Способ познания, которым пользуется метафизика - умозрение (греч. 6ea>pía - теория, лат. speculatio - спекуляция) - определяется самым общим образом как деятельность мышления, посвящённая предметам или событиям, не данным в опыте, но либо предполагаемым (гипотетическим), либо же и вовсе сверхчувственным (доступным только мысли и интуиции). Марксисты усматривают в его основе «пассивное» созерцание, т.е. не опирающееся на опыт и преобразующую мир практику (хотя едва ли корректно говорить о пассивной мыслительной активности). Известная оппозиция «метафизика / диалектика» (где первый член соответствует изолированному видению явлений без учёта изменений, а второй - видению их во взаимосвязи и развитии) имеет чисто риторический, пропагандистский смысл. Впервые
её применил Г.В.Ф.Гегель, желая подчеркнуть и оттенить достоинства собственного диалектического метода построения метафизики сравнительно с методами прежних метафизических учений. Мы считаем, специфика метафизического умозрения - в умственном трансцендировании от явленного пласта реальности к сущностному.
Под философской (метафизической) психологией обычно понимают период (VII-V ст. н.э. - XIX ст. н.э.), но можно её определить и как способ существования психологии, при котором психические явления рассматриваются в качестве проявлений психической же сущности (т.е. души). Как способ - метафизическая психология вовсе не прекратила своё существование с появлением научной психологии.
Выделение психологии в самостоятельную науку можно описать через метафору «кризис рождения», и оно не обошлось без утрат. Ради обретения научного статуса психология не просто согласилась идти новыми путями (экспериментальными), ведущими не совсем туда, куда она собиралась, а заплатила за признание официальным отказом от своего традиционного предмета, по сути же - предала себя, превратилась в другую науку - «психологию без души» (Ф.Ланге) - чем не описание травматичного опыта? И что, как не пережитая наукой травма, принуждало академических психологов на протяжении всего ХХ ст. настойчиво обесценивать опыт веков предыдущих?
Душу как предмет философской (метафизической) психологии мы определим как сущность психических явлений, т.е. глубинное (сущностное) основание всех психических проявлений человека. Само употребление понятия «душа» отсылает к метафизическому контексту - хотя представление о душе древнее метафизики. Оно возникло в мифологической культуре, но в синкретическом сознании мифа - никак не могло стать предметом «о-пределения» (установления пределов значения). Миф чужд теоретизации, он задаёт лишь необходимый минимум познавательных ориентиров - для обеспечения магических практик. Лишь метафизика с её дифференцирующим образ мира категориальным строем позволяет душу не только определить, но и положить в основу умозрительного учения. Метафизическое исследование позволяет открывать душевные и за-душевные глубины, отвлекаясь от узко-практических задач, как, напр., предсказание чьего-то поведения76 - и тем гарантировать от редукционизма.
В античности метафизика задаёт фундамент всякой науке, и этот фундамент в своей сути - онтологический. В свете решения вопроса о бытии методологически выстраивалась науки, принадлежащие ко «второй философии» («физике»). В версии Платона психология находится полностью в метафизическом поле - и на методологическом уровне, и на теоретическом. Аристотель же относил психологию (учение о душе) ко «второй философии» («физике»), однако её всё равно с полным правом можно назвать и «метафизической» - в том смысле, что в ней применяется метафизическая методология. Выполнение «первой философией» методологической функции в отношении конкретных наук в античности оправдывается её большей самодостаточностью: «Не связанная ни с субъективностью человека (как науки «пойети-ческие»), ни с человеческой деятельностью (как науки «практические»), метафизика, по Аристотелю, является самой ценной из наук, существуя не как средство, а как цель человеческой жизни и источник наслаждения» [2, с.362].
В средневековой патристике метафизика впервые обращается к персонологиче-ской проблеме. Сам же феномен личности возникает в контексте христианской идеи о создании человека по образу и подобию Божественной Личности. Отец во-
76 Любопытно, что последнюю задачу выдвигает не только предсказательная магия, но и экспериментальная психология личности - решает, правда, иными способами
сточной церкви Григорий Нисский, возражая античной идее о человеке как микрокосме, находит величие человека «не в космоподобии, но в том, чтобы быть образом Творца нашей природы» (Цит по [7, с.42]). В западной же патристике открытие «личности» связывают с бл. Августином, указавшим на осознание «противоречия, несовпадения человеческой воли с Божественной, что, в конце концов, ведёт к открытию «Я» как личности» [7, с.57]. Августин создал «концепцию «Я», где личность реализуется в той мере, в которой отражены три лика Троицы и их единство» [7, с.57].
Возрождение стало периодом упадка теоретической метафизики и перевода её усилий в практическую сферу; философский гуманизм этой эпохи - метафизичен по методу, но по составу основных решаемых задач принадлежит к области педагогики. Метафизика Нового времени сосредоточенность на вопросах гносеологии, что можно считать симптомом растущей её уязвимости. Невостребованность онтологической спекуляции стала оборотной стороной наивной веры во всесилие классической механики.
И.Кант подверг критике основания прежней метафизики и сам подвёл под неё трансцендентальное обоснование (такое, благодаря которому мы узнаём, что некие представления и понятия могут существовать лишь a priori - то есть, принадлежат устройству самого нашего ума). Познание устройства ума важно для опытных наук - отсюда уместность метафизики в качестве их методологии. Г.В.Ф.Ге-гель впервые применил умозрение как способ самопознания философствующего ума. Организованное диалектически, оно усматривало в «Боге» и «природе» стадии развития самого себя (как Абсолютного духа, вечно полагающего себя как другое и снимающего различие в новом синтезе). По Г.В.Ф.Гегелю, психология принадлежит к триаде наук, описывающих «субъективный дух» и подготавливает переход духа из субъективной формы в объективную и в абсолютную. Гегелевскому панлогизму оппонировала иррационалистическая метафизика А.Шопенгауэра, указавшего на волю -бессознательную тёмную силу как на метафизическую основу мира, подлинную сущность всякого бытия. Воля - «вещь в себе» в кантовском смысле, но вполне доступная и непосредственному познанию, помимо недостоверных представлений.
Метафизика Ф.Ницше - это «метафизика ценностей» и (в реконструкции М.Хайдеггера) строится на пяти главных идеях: «воля к власти», «нигилизм», «вечное возвращение равного», «сверхчеловек», «справедливость». Поскольку же и психологию Ф.Ницше понимает «как морфологию и учение о развитии воли к власти» [6, с.258], она у него также метафизична. Такой психологии принадлежит господствующее положение среди наук, ибо она «стала теперь вновь путём к основным проблемам» [6, с.259]. Инсайт Ф.Ницше о нигилизме предстаёт в словах «Бог мертв», которые означают: «сверхчувственный мир лишился своей действенной силы» [11, с.147]. «Убивать - этим словом наименовано здесь событие, в котором сущее как таковое не уничтожается, вообще и без остатка, но становится иным в своем бытии» [11, с.171]. Сверхчувственное бытие подменяют высшие ценности. Вместо вечного блаженства ищут земное счастье, вместо религиозного культа заботятся о культуре, Божественное творчество заслоняется людским бизнесом. Таким новым способом полагания ценностей и становится воля к власти (предмет новой психологии), а человек, действующий и определяемый на её основе, суть «сверхчеловек». Таков он, начиная с Нового времени.
Не без влияния Ф.Ницше - М.Хайдеггер, а за ним Ж.-П.Сартр, также строят метафизику нигилистическую - с зияющим «Ничто» на месте сверхчувственных первоначал бытия. Основной вопрос метафизики М.Хайдеггера - о смысле бытия -предполагает прорыв к подлинному бытию (в экзистенциализме) и преодоление обольщения сущим (эссенциализма). У М.Хайдеггера метафизика как онтология
понимающего бытия становится также феноменологией и герменевтикой - что даёт ресурс установления связи между методологическими конструктами современной психологической науки.
Научная психология и клиническое инобытие метафизики
Научная психология исторически возникла в акте отрицания метафизики как единственной формы существования психологического знания. Произошло это как раз в начале эпохи Сциентизма и ознаменовалось внедрением эмпирических методов (эксперимента и наблюдения). Не удивительно, что как раз позитивизм и образовал философскую методологию экспериментальной традиции в психологической науке. Превращение психологии в позитивную (естественную) науку, невозможное в принципе - так как её объект (психическая реальность) лежит вне предметной области естественных наук, - стало на какое-то время идеалом построения данной науки. Само внедрение метода эксперимента, первоначально заимствованного у физиологии и наскоро приспособленного для решения психологических задач, стало для психологии мощной прививкой естественнонаучных методологических схем.
Вместе со схемами были заимствованы и связанные с ними мировоззренческие формы - идеи, исторически восходящие к тому пониманию научного опыта, которое сформировалось в эпоху барокко (XVII ст.). Специфическая для этой эпохи форма познавательного кризиса - «кризис закона и опыта» (И.П.Маноха) - соответствует её основному содержанию, т.е. научной революции, институциализации науки как своеобразного способа познания и преобразования мира. Поскольку наука в эту эпоху обрела власть благодаря своей практической полезности, инсти-туциализирующаяся наука всё более «превращалась в технику». Из-за этого, как пишет И.П.Маноха, «идея опыта как наиболее эффективного и продуктивного основания для конструирования мировидения человека и соответствующих способов её взаимодействия с миром существенно беднеет, поскольку акцент делается на непосредственном, реально-практическом опыте, в то время как метафизический опыт, опыт интеллектуального постижения действительности, остаётся за гранью «практичности», а значит, полезности и необходимости» [4, с.21]. И далее: «Когда говорят о кризисе опыта, имеют в виду именно сужение понятия опыта, сведение его лишь к одному из возможных уровней осуществления. Этот факт выглядит особенно поразительно, когда его рассматривают на фоне культурно-исторической ситуации в целом: эпоха, совершившая великое открытие сущности и возможностей опыта, сама же сузила его до наиболее приемлемых, обобщённо-упрощённых форм» [4, с.21].
Многие предрассудки эпохи барокко с тех пор воспроизводятся в каждом методологическом кризисе европейской науки: мифологизация закона (который «неизвестно почему, но существует и действует» [4, с.22]); тенденциозное утверждение естественности децентрированного видения пространства; навязчивая вера в механический детерминизм, который в психологии обретает черты рефлексологической редукции психических явлений; упрощённое понимание опыта и др. Следует заметить, что данные барочные предрассудки были впервые отрефлексированы отнюдь не сегодня. Кстати, многие авторы метафизических теорий личности специально занимались их опровержением. Делали они это в момент, когда для психологии, выделяющейся в отдельную науку, воспроизводился кризис века XVII-го. От этого новоявленного кризиса опыта, по впечатлениям Д.С.Мережковского, вся отечественная культура обретала новое качество: «небывалое развитие опытных знаний наложило своеобразную печать на умственный строй современного человека, породило непреодолимое, инстинктивное недоверие к творческой способности духа,
к нашему внутреннему, идеальному миру. В поэзию, в религию, в любовь, в отношение к смерти и к жизни проникает особое трезвое настроение лабораторий, научных кабинетов и медицинских клиник. Это, если можно так выразиться, запах и колорит XIX века. Вместе с тем непрерывная, уже третий век продолжающаяся, работа отрицания и разрушения прежних идеалов не могла не оставить на людях неизгладимого следа. Беспредельная скорбь и горечь познания пленяет наши души чувствами беспредельной умственной свободы, свободы единственной, необычайной, не испытанной ещё ни в одном из прошлых веков» [5, с.173]. В «лабораторно-клинических» декорациях люди стали «как боги». Их власть, однако, покоилась на искушении «демоном научного прогресса», и, как водится, требовала присяги: не иметь иного Господа, кроме идола Науки, свято чтить мифы и ритуалы XVII века и т.д. И вот, когда идеал построения Вавилонской башни в отпавшей от философии психологической науке только было начал воплощаться, зазвучали диссонирующие с общим настроением голоса психологов-метафизиков. В «научном» мировоззрении не всё равно научно, указывал Л.М.Лопатин. «Объективной психологии» нет и быть не может, есть лишь объективный метод в психологии, показывал Г.И.Челпанов. Само метафизическое умозрение - тоже род опыта, доказывали Н.А.Бердяев, И.А.Ильин и др. Носители опровергаемых ими предрассудков, однако, не приняли сии неудобные истины.
На заре своего возникновения экспериментальная психология занималась элементарными психическими явлениями - отдельными психическими процессами. От их познания до понимания целостной личности почти столь же далеко, как и до понимания души как психической сущности. Познание психики на этом элементарном уровне не позволяет психологу реально помочь человеку в решении его душевных проблем (или личностных - что в данном случае то же самое). Но задача экспериментальной психологии и не сводится к помощи отдельному человеку. Она тяготеет к чистоте научного знания, которое не может и не должно опираться на выбивающиеся из статистических тенденций отдельные случаи. С некоторым запаздыванием сравнительно с экспериментальной психологией, опирающейся на эксперимент и статистическую верификацию результатов, возникла вторая историческая форма существования научной психологии - клиническая её ориентация, опирающаяся на клинический метод, внимательная к отдельным случаям, к которым неприменима математическая статистика. Строго говоря, её и не привяжешь к методологическим канонам, разработанным для позитивных наук, изучающих внешний опыт.
Первым крупным и подробно разработанным учением, принадлежащим к клинически-ориентированной научной психологии, стал классический психоанализ З.Фрейда, условной датой возникновения которого признаётся 1895 год. Стремясь по мере возможности (в той мере, в которой это не уничтожало сам каркас учения) удовлетворить позитивистским идеалам научности (демонстрируя «попытку благонадёжности»), психоаналитики приняли на себя и выдержали первый удар позитивистски настроенного академизма. Однако, метафизические элементы в составе психоанализа - не спрячешь. Разве что можно их переназвать.
Для обозначения теоретического аспекта своего учения З.Фрейд ввёл термин «метапсихология», дабы не просто отмежеваться от метафизики, но и научно преобразовать её конструкции (вписать сверхчувственную реальность в психологию бессознательного - откуда она и возникла в качестве проекции на мир) [3, с.226]. Метапсихология рассматривает явления в трёх планах: топики, динамики и экономики, каждый из которых вносит в познание психического метафоры из внешнего опыта: «местоположение», «сила», «энергия». Как будто бы перед нами чисто позитивистский проект объяснения «метафизических» реалий «физическими» причинами. Но так ли это?
Официальная уровневая модель общего строения психоанализа как будто намекает на доминанту опыта и задаёт индуктивный характер основной логики его организации: от 1) метода исследования (состоящего в выявлении «бессознательного значения слов, поступков и продуктов воображения (сны, фантазии, бреды) данного субъекта» [3, с.394] посредством истолкования свободных ассоциаций) к 2) психотерапевтическому методу (опирающемуся на исследовательский, предполагающему истолкование сопротивления, трансфера и желания) и к 3) метапсихоло-гии (совокупности «теорий психологии и психопатологии, в которых систематизированы данные, полученные психоаналитическим методом исследования и лечения» [3, с.394]), но эта модель фиксирует лишь внешнюю видимость. На деле из данных, полученных методами герменевтическими, ориентированными на понимающий тип знания - в принципе невыводимы объяснительные теории, составляющие фрейдовскую метапсихологию. Откуда же они возникают? По-видимому, одни снисходят на З.Фрейда в качестве великих инсайтов, другие выводятся из уже существующих теорий. Тем самым, метапсихология обнаруживает свой умозрительный исток и оборачивается разновидностью материалистической метафизики.
Базовый взгляд З.Фрейда на личность состоит в признании неизбывного конфликта, лежащего в её основании. Конфликт - многоуровневый (между сознанием и бессознательным, между динамическими инстанциями личности, между естественными влечениями и культурным запретом, между самими влечениями), и на каждом из уровней неустраним, т.е. субъект во фрейдизме - «разорванный», и вновь ему не срастись. Отсюда - пессимизм в терапии: даже излечённый невротик так и останется несчастным, просто будет меньше страдать.
Гносеологическая ориентация психоанализа, мешающая ему рассматривать субъекта в целостности, простирается в рационалистическую метафизику Просвещения (к И.Канту) и далее - в барочный рационализм Р.Декарта (мыслящему субъекту картезианства З.Фрейд противопоставил не менее расщеплённого желающего субъекта). Дуализм базовых влечений в теории З.Фрейда (в ранней версии - между либидо и Я-интересом, в поздней - между влечениями к жизни и к смерти) не менее радикален, чем картезианский дуализм субстанций - и вполне ему аналогичен (коль скоро субстанции, как и базовые влечения, служат исходными причинами всякой мотивации).
В плане выявления умозрительного характера теоретических построений психоанализа показательны «исторические» обоснования, отправляющиеся от фантазий и рукотворных мифов. При этом аутентичные записи сюжетов античной мифологии подкрепляются ссылками на авторитеты от сциентистской идеологии. Миф об убийстве вожака в дарвиновской первобытной орде в «Тотеме и табу» представляет своего рода сциентистскую карикатуру на прозрение Ф.Ницше о метафизическом убийстве Бога. Логической аргументации в поддержку идеи об Эдиповом комплексе новая фантазия не даёт, зато даёт надежду на риторический выигрыш у аудитории, склонной с одобрением воспринимать сциентистские идеологические
клише77.
Если психоанализ был вынужден вписываться в позитивистский образ науки ценой внутренней непоследовательности и логических прыжков, то аналитическая психология К.Г.Юнга более целостно и логично воплощает авторское мировоззрение. К.Г.Юнг настолько не стеснялся метафизичности своего учения, что в его
77 Той же цели социальной адаптации идей метафизического происхождения служит самопровозглашение психоанализа «третьим коперниканским поворотом» (в дополнение к геолиоцентризму Н.Коперника и эволюции человека от животного предка по Ч.Дарвину), а также намеренная биологизация базовых концептов психоанализа в английском переводе («влечение» стало «инстинктом» и т.д.).
творчестве едва ли встретишь чуждый метафизике элемент. Идеи «коллективного бессознательного» как внутренней представленности общечеловеческого психического истока, «архетипа» как базовой тенденции человеческого бытия, «нуминоз-ности» как важной стороны переживания архетипов, «автономных комплексов» как «отколовшихся душ», «Самости» как божественного прообраза единства эго, «компенсации» как бессознательной саморегуляции, телеологического характера личностного развития - «индивидуации» как пути к Самости, метафизическое понимание «символа» (предполагающее сущностную связь означаемого с означающим), алхимическая метафора переноса - это лишь наиболее известные из умозрительных концептов, входящих в юнгианскую теорию личности. При этом несомненно, что юнговское умозрение целиком и полностью основано на опыте - но на опыте мистическом, особенно подозрительном для сциентизма. Существует взгляд на учение К.Г.Юнга как на чисто мистическое, просто переведенное на научный язык психологии бессознательного (так, напр., архетипы - не что иное, как «научные наименования духов» - Э.Сэмюэлс [9]).
Метафизический багаж индивидуальной психологии А.Адлера также представлен рядом концептов, один из которых - «воля к власти» - суть прямое заимствование из метафизики ницшеанства. Другие идеи, напр., «социальное чувство», «стремление к превосходству» А.Адлер продуцирует сам, но способ их введения -столь же метафизический - в качестве аксиоматически допускаемой первоосновы стремлений. Аналогична ситуация и с «базовой тревогой» и «базовой враждебностью» К.Хорни, с «биофильной» и «некрофильной» ориентацией у Э.Фромма, с ключевой ролью «объектных отношений» у кляйнианцев. Доказать наличие того или иного «базового стремления» мешает генерализованность самого понятия.
В целом понятно, чем глубинная психология подозрительна для учёных-аскетов от позитивизма, не допускающих в знании умозрительных конструкций. Сама идея «бессознательного» происходит из метафизики Г.Лейбница, А.Шопенгауэра, Э. фон Гартмана, Ф.Ницше. З.Фрейд её истолковывает применительно к реалиям клинической практики, находит проявления в конкретных эмпирических фактах - но идея заведомо шире своих обнаружений (говоря словами Л.С.Выготского, в итоге «всё есть бессознательное» [1]). К тому же, как подмечено Дж.Хиллманом, в понятие, полученное через отрицание, каждый волен вкладывать своё умозрительное содержание [12].
Гуманистическая психология в версиях А.Маслоу, К.Роджерса, Г.Оллпорта, А.Роше и др. отправляется от идеи исходной благости человеческой природы, извращаемой неадекватными способами инкультурации - которую можно встретить в метафизике Просвещения, конкретно - у Ж.-Ж.Руссо. Абсолютное доверие человеку как носителю индивидуального светлого первоначала становится важным методическим принципом, определяющим эффективность клиентоцентрированной психотерапии К.Роджерса, но по сути речь идёт о базовой установке терапевта, реализуемой вопреки внешней очевидности поведения клиента, с надеждой на иное, не проявленное. Установка на самоактуализацию, самореализацию человеком своего положительного бытийственного начала, которому препятствуют лишь внешние социальные силы и ситуации недостатка, провоцирующие дефицитарную мотивацию - вуалирует как раз тот слой внутренней конфликтности личностного бытия, на котором фиксирует внимание психоанализ, а в крайней форме - избавляет личность от ответственности (что также объяснимо идейным влиянием просвещенческого утопизма).
Феноменологический подход, исповедуемый К.Роджерсом, а также Ф.Пёрлзом, по видимости, противостоит метафизике (гештальттерапию даже можно назвать «феноменологическим бихевиоризмом»), однако стоит вслед за Н.А.Бердяевым, И.А.Ильиным и Н.О.Лосским признать философское умозрение «родом опыта»,
как опыт феноменологии Э.Гуссерля (при всех его редукциях - феноменологической, эйдетической, психологической, трансцендентальной) оказывается как минимум родственным, а то и - особой его разновидностью. При этом оказывается, что феноменологическая психология работает, строго говоря, не с психическими явлениями, а с «феноменами» - в каковых сущность и явление совпадают (ср. по М.Хайдеггеру определения феномена: «само-по-себе-себя-кажущее» - и явления: «себя-не-казание, отсылание» [10]), откуда недалеко и до идеи метафизической психологии Л.М.Лопатина о «самообнаружении сущностей».
Экзистенциальная психология личности, совершая движение «от Фрейда к Хайдеггеру» (А.М.Руткевич [8]) - прямо исходит из метафизических концептов философии экзистенциализма, востребованных по причине не-улавливания фрейдовским натурализмом специфики проблем человеческого бытия. Поскольку её представители рефлексировали над происхождением своих идей (и не утаивали его), здесь нам нет нужды специально выискивать концепты «сверхопытного» происхождения. Дазайнанализ Л.Бинсвангера берёт за основу экзистенциальную антропологию раннего М.Хайдеггера, экзистенциальная терапия М. Босса - экзистенциальную онтологию М.Хайдеггера позднего. Р. Лейнг в своей экзистенциально-феноменологической теории личности использует наработки «экзистенциального психоанализа» Ж.П. Сартра - учения чисто умозрительного, несмотря на название, намекающее на клинику. К.Ясперс, сочетая в себе психиатра и экзистенциального философа, имел возможность обращаться за метафизическими идеями к самому себе; в его «Общей психопатологии» философский уровень рассмотрения выступает определяющим.
Как видим, многие учения из клинически-ориентированной мета-традиции - существенно гуманитарны и опираются на философско-методологический базис, щедро нагруженный метафизическим наследием. В тех же случаях, когда то или иное учение пытаются адаптировать под сциентистские каноны, мы сталкиваемся с эклектикой, вынужденной логической непоследовательностью самих учений, а как результат - с их уязвимостью для критики.
Представители противоположного - «антиметафизического» лагеря (экспериментальной психологии личности) выступили авторами бихевиоральных, когнитивных, социально-когнитивных, а также факторных теорий. На наш взгляд, именно факторные теории черт личности, где теоретический анализ подменяет математическая процедура, наиболее близки к позитивистскому идеалу научной теории личности.
Сам факт существования факторных теорий личности стоит приветствовать -как самобытный взгляд на личность, пусть и повёрнутый вспять от её внутреннего мира. И всё же стоит помнить, что в основе этого взгляда лежит защитная интеллектуализация. Чрезмерные надежды, возлагаемые на математический аппарат, готовность передать ему ответственность за то или иное представление о личности, всё это составляет неотъемлемую черту факторного подхода теоретиков личности к теоретизации. Между тем, применение к измерению личности самых сложных и современных электронных линеек не становится панацеей от влияния установок теоретика. Действительно, машина факторного анализа беспристрастна в своих вычислениях. Но информацию на вход подаёт человек, который может быть тенденциозен в выборе материала для обработки. К тому же, и сам акт называния факторов (а значит, и их интерпретации) невозможно передать машине, и этот - финальный этап факторного анализа становится очагом теоретического субъективизма, заранее оправданного ссылкой на «объективные измерения». Иллюзия беспристрастности, передачи ответственности высшим силам, а также обладания волшебным средством, способным эффективно познать личность при условии выполнения некоего «магического ритуала» - заставляют нас вспомнить давнее соперничество
теоретико-метафизического и мифолого-магического способов истолкования души.
Экспериментальная и клиническая ориентации в научной психологии по сей день существуют как два лагеря, находящихся в отношениях, близких к антагонизму. Экспериментальная психология придерживается позитивистского мировоззрения, хотя - психическая реальность, как никакая другая, препятствует позитивистским канонам своего рассмотрения. Сильной стороной экспериментальной психологии можно считать её строгую доказательность, тенденцию к установлению объективных истин, неподверженных индивидуальному исследовательскому произволу. Экспериментирование - трудоёмкий путь, в котором на долю научной интуиции и воображения выделяется совсем немного простора. Экспериментаторы движутся черепашьими шагами, не рискуя переходить к широким обобщениям, и выводы из их исследовательских работ порой поражают своей частностью и практической бесплодностью - это притом, что они очень строго эмпирически обоснованы и математически выверены.
Иное положение сложилось в клинически-ориентированной психологии, где можно встретиться с плюрализмом методологий, вплоть до самых экзотических. Клиническая психология дополняет экспериментальную до целостности, как тень - персону. Всё то многогранное наследие метафизической психологии прошлых веков, которое ведомая позитивистской методологической установкой экспериментальная психология отринула, в клинической традиции было сохранено - и применено к исцелению человеческих душ. Слабость клинически-ориентированных форм научной психологии состоит в сложности или невозможности эмпирической проверки основных теоретических положений. Чувствуя себя свободными художниками от психологической науки, клинически ориентированные психологи для концептуализации личного и клинического опыта прибегают к метафорам, придавая им статус научных понятий и ведут себя непочтительно к насаждаемым сциентистами требованиям теоретического аскетизма. Методы, которые реально работают на исцеление личности, также часто оказываются сомнительными с точки зрения их эмпирико-математического обоснования (для которого требуются стандартные условия испытания, удовлетворительная выборка испытуемых и т.п.). Клинически-ориентированным психологам математически выверять работу применяемых методов, как правило, некогда: актуальные жизненные проблемы клиентов не станут ждать.
Обе мета-традиции - экспериментально- и клинически-ориентированная -встретились на общем поле психологии личности. Экспериментальная психология пришла к изучению личности, предварительно во многом исчерпав ресурс изучения более простых психических явлений - психических процессов, состояний, свойств, и лишь на этом базисе позволила себе подняться к обобщениям высшего уровня, охватывающим всю индивидуальную психику. Клиническая традиция интересовалась личностью с самого начала, ведь её представители работали с целостными личностями (а не отдельно с некоторыми аналитически вычлененными психическими явлениями), причём в каждой личности пытались уловить её уникальность (пусть даже предстающая в уникальности её проблем).
А как же проявляется установленное сциентистами табу на метафизику? Собственно, мы пришли к тому, что в западной психологии под жёстким запретом осталось только слово «метафизика», сами же метафизические концепты применяются без угрызений, маркируемые принадлежностью к той или иной из современных философских методологий.
Выводы.
1. Основные возражениями против научного статуса метафизических идей в психологии личности охватывают аспекты 1) общей методологии науки, 2) исто-рико-психологический, 3) организационного строения психологии; 4) технической методологии - и являются идеологически мотивированными. Роль же метафизических идей в психологии - гарантия её построений от редукционизма.
2. Мы считаем, специфика метафизического умозрения - умственное трансцен-дирование от явленного пласта реальности к сущностному - вполне адекватна потребностям психологического познания, а отказ психологии от души в качестве предмета - не столько логическая необходимость, сколько дань конкретному моменту её истории. От античности к эпохе Сциентизма отношение к метафизике менялось сообразно историко-психологическим закономерностям.
3. Нами показан тот факт, что клинически-ориентированные направления в западной психологии личности в значительной мере представляют метафизические подходы к изучению психической реальности, что подтверждается ключевой ролью в теоретизации умозрительных концептов.
4. Без сомнения, разыскание метафизических корней в концептах известных западных теорий личности может дать много новых поучительных сведений в области истории психологии, в частности - пролить свет на доселе неосознанные механизмы передачи традиционных для метафизики подходов. Вместе с тем особенно перспективным нам представляется изучение отечественной метафизической традиции в психологии личности, так и не реализованной в аналогичном «клиническом инобытии» - как наиболее проблемной зоне предмета рассмотрения.
Литература
1. Выготский Л.С. Психология развития как феномен культуры. М.: изд «Институт
практической психологии», Воронеж: НПО «МОДЭК», 1996. 512 с.
2. Доброхотов А.Л. Метафизика // Философский энциклопедический словарь. Гл.
редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. М.: Советская
энциклопедия. 1983. С. 361-362.
3. Лапланш Ж., Понталис Ж.Б. Словарь по психоанализу: Пер. с франц. М.: Высш. Шк.,
1996. 623 с.
4. Маноха 1.П. Психолопя потаемного «я». К.: Полираф книга, 2001. 448 с.
5. МережковскийД.С. Акрополь: Избр. лит.-критич. статьи. М.: Кн. палата, 1991. 352 с.
6. Ницше Ф. Сочинения в 2 т: Пер. с нем. Т. 2. М.: Мысль, 1990. 829 с.
7. Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 2:
Средневековье: Пер. с итал. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1995. 368 с.
8. Руткевич А.М. От Фрейда к Хайдеггеру: Критический очерк экзистенциального
психоанализа. М.: Политиздат, 1985. 175 с.
9. Самуэлс Э. Юнг и постъюнгианцы. Курс юнгианского психоанализа: Пер. с англ. М.:
ЧеРо, 1997. 416 с.
10. Хайдеггер М. Бытие и время: Пер. с нем. М.: Ad Marginem, 1997. 451 с.
11. Хайдеггер, М. Слова Ницше «Бог мертв» // Вопросы философии. 1990. № 7. С. 143-176.
12. Хиллман Дж. Миф анализа. Три очерка по архетипической психологии: Пер. с нем. М.:
Когито-Центр., 2005. 352 с.
Аннотации и сведения об авторе
О. А. Бреусенко-Кузнецов Метаф1зична традицт у психологи особистостк шобуття в умовах
перемоги сц1ентистського проекту
Анотац1я. Статтю присвячено пошуку мiсця мeтафiзичноï традицп у си-CTeMi засад cy4acHOï психологи особистостi. Показано, що клшично-opieHTOBaHÏ напрями, якi склалися у захщнш психологи особистостi, яв-ляють мeтафiзичнi пiдходи до вивчення психiчноï рeальностi.
Ключов1 слова: метаф1зика, психологгя особистост1, методолог1я
А. Breusenko-Kuznetsov Metaphysical tradition in psychology of personality: otherness in the conditions of victory of scientistic project
Annotation. The article is devoted to finding a place of metaphysical tradition in the system of foundations of the modern psychology of personality. It is shown that clinically-oriented directions in Western psychology of personality are metaphysical approaches to the study of psychic reality.
Keywords: metaphysics, psychology of personality, methodology
Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич, кандидат психол. наук Бреусенко-Кузнецов Олександр Анатолшович, кандидат психол. наук Breusenko-Kuznetsov Alexander, Candidate of psychol. sciences [email protected]
