CC BY
17Место Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод в аргументации решений Конституционного Суда РФ: от переезда в Санкт-Петербург до дела Константина Маркина
Кирилл Коротеев
статья рассматривает практику Конституционного суда РФ использования ссылок на Конвенцию о защите прав человека и основных свобод в период с момента его переезда в санкт-петербург до рассмотрения Европейским судом по правам человека дела Константина Маркина. Утверждается, что значительное большинство ссылок на Конвенцию ограничивается кратким упоминанием статьи, более или менее уместным. Исследуется и подробная конвенционная аргументация Конституционного суда. Он упоминает Конвенцию для определения значения и условий применимости норм Конституции РФ и для изменения собственной практики. своими постановлениями Конституционный суд РФ не только участвует в исполнении решений европейского суда, но и сводит более широкие конституционные права граждан до более узких конвенционных. наибольшее беспокойство вызывает практика Конституционного суда РФ, в которой он со ссылками на Конвенцию и решения европейского суда по правам человека пытается обосновать такие ограничения прав человека, которые невозможно так обосновать.
^ Конституционный Суд РФ; Европейский Суд по правам человека;
Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод;
конституционная юстиция; контроль конвенционности
Отношения Конституционного Суда РФ и Европейского Суда по правам человека (далее — Европейский Суд, Страсбургский суд) стали в недавнее время предметом оживленной — и даже ожесточенной — дискуссии. Европейский Суд установил нарушение запрета дискриминации в деле «Константин Маркин против России»1 после того, как Конституционный Суд отклонил жалобу заявителя2. Решение Страсбургского суда привело к заявлениям Председателя Конституционного Суда РФ и тогдашнего Президента РФ о вмешательстве Европейского Суда во внутренние дела страны3. Решение палаты Европейского Суда было подтверждено его Большой палатой4, что напоминает об отсутствии в системе защиты прав человека, созданной Конвенци-
ей о защите прав человека и основных свобод (далее — Конвенция), особого места для конституционных судов.
Определение Конституционного Суда РФ по жалобе Константина Маркина было вынесено уже в Санкт-Петербурге. Между тем еще в тот период, когда Суд находился в Москве5, упоминание Конвенции в конституционном судопроизводстве привело не только к небольшому укреплению конституционной защиты некоторых основных прав и свобод человека, но и к усилению существовавших или созданию новых проблем совместимости российского и конвенционного правопоряд-ков. Среди таких проблем были названы попытка отказа от прямой применимости Конвенции в российском праве, несмотря на по-
ложения части 4 статьи 15 Конвенции, расширение исключений из принципа правовой определенности в отношении сроков давности привлечения к ответственности за налоговые правонарушения, стабильность окончательных судебных решений, возможности ограничения права на формирование политических партий, выходящие за пределы, установленные статьей 11 Конвенции.
Конституционный Суд РФ переехал с московской улицы Ильинка в Здание Сената в Санкт-Петербурге 21 мая 2008 года. Именно основываясь на решениях, вынесенных уже после переезда, исследование практики Конституционного Суда РФ московского периода критиковалось столь различными авторами, какС. А. Голубок6, А. Н. Лаптев и М. А. Филатова7. Такую критику нельзя признать обоснованной не только потому, что она строится на эмпирическом материале, появившемся после окончания периода критикуемого исследования, но и потому, что изучение всего объема решений, вынесенных в первые четыре года пребывания Конституционного Суда РФ в Санкт-Петербурге, а не отдельных, вырванных из общего контекста, постановлений, подтверждает по крайней мере сохранение основных тенденций по использованию Конвенции в российской конституционной судебной практике московского периода.
Действительно, уже в Санкт-Петербурге и благодаря ссылкам на Конвенцию Конституционный Суд РФ усилил защиту прав лиц с психическими расстройствами, сформулировал требование о пересмотре гражданских дел после решений Европейского Суда, в которых установлено нарушение Конвенции, и продлил на неопределенный срок запрет вынесения и исполнения смертных приговоров (см. раздел 111.1 ниже). Но как никогда укрепилась и практика, со ссылкой на Конвенцию обосновывающая не обосновываемое решениями Европейского Суда, или ограничивающая конституционные права тем объемом, который определен Европейской конвенцией. При этом во многих случаях Конвенция предоставляет более узкий объем прав, чем Конституция РФ.
Соответственно, данное исследование будет стремиться к тому, чтобы представить более полную картину практики Конституционного Суда РФ, содержащей упоминания Конвенции, после его переезда в Санкт-Петер-
бург и до решения Большой палатой Европейского Суда дела Константина Маркина. Для этого будут кратко представлены количественные показатели упоминаний Конвенции Конституционным Судом РФ, после чего будут проанализированы методы включения упоминаний Конвенции в тексты решений Конституционного Суда. Наконец, будет исследована совместимость конституционной судебной практики с решениями Европейского Суда по существу.
I. Количественный анализ
Напомним, что после ратификации Россией 5 мая 1998 года Конвенции Конституционный Суд вынес 167 постановлений в Москве, 74 из которых (примерно 44,3 %) содержали как минимум одну ссылку на Конвенцию. Пропорция менялась от года к году: были как «бедные» годы (5 ссылок в 15 постановлениях за 1998 год, 4 ссылки в 15 постановлениях за 2000 год, 5 ссылок в 19 постановлениях за 2004 год), так и исключительно «плодородные» (9 ссылок в 17 постановлениях за 2001 год, 10 ссылок в 14 постановлениях за 2005 год, что остается наиболее высоким уровнем цитирования Конвенции российскими конституционными судьями за один год — 71,4 %).
В Санкт-Петербурге за исследуемый период Конституционный Суд вынес 75 постановлений8, из которых 43 содержат по крайней мере одну ссылку на Конвенцию (57,3 %). В самом «бедном» 2009 году насчитывалось лишь 8 ее упоминаний в 20 постановлениях, однако в 2011 году Конституционный Суд сослался на Конвенцию 21 раз — в 30 постановлениях (самое большое абсолютное количество упоминаний Конвенции за год). Таким образом, только за один год исследуемого периода была вынесена половина постановлений, упоминающих Конвенцию. При этом до 2011 года доля «конвенционных» постановлений не превышала 50 %: с 21 мая 2008 года по 31 декабря 2010 года 48,8 % постановлений Конституционного Суда РФ ссылались на этот международный договор. Поэтому еще рано говорить о принципиально более частом упоминании европейского права прав человека в конституционной судебной практике России: от новых «бедных» лет никто не застрахован и ничто пока не га-
рантирует последовательность «плодородных».
II. Способы использования Конвенции
Конституционным Судом РФ
Если статистика исследуемых лет санкт-петербургского периода в целом достаточно обнадеживающая, ее важно дополнить одним уместным уточнением: из 43 ссылок на Конвенцию в постановлениях Конституционного Суда 31 — всего лишь короткое упоминание конвенционного положения, которое никак не сказывается на аргументации Суда по вопросу конституционности — или конвенционное™ — оспариваемой законодательной нормы. Лишь в 12 постановлениях (16 % от вынесенных за изучаемый период), вынесенных после переезда Суда, можно найти более или менее подробное обсуждение содержания, применимости и (или) соблюдения конвенционных норм и практики европейских контрольных органов либо их значения для российского правопорядка. В настоящей статье будут сначала рассмотрены различные контексты, в которых Конвенция упоминается лишь кратко (1), а потом — цели более подробного обсуждения ее смысла в постановлениях Конституционного Суда РФ (2).
1. Уместность кратких упоминаний Конвенции
Конституционный Суд РФ не разъясняет от-носимость упоминаний Конвенции, когда такие упоминания сводятся лишь к номеру и названию (иногда также и тексту) конвенционной статьи. Но Конвенция как международный договор, гарантирующий права и свободы физических и юридических лиц, имеет свои пределы применимости: так, органы публичной власти не могут пользоваться конвенционными правами9. Ряд прав имеют существенные ограничения, поскольку договор, обязательный для 47 государств, некоторые из которых являются федерациями, не может отражать нюансов всех правопорядков, в которых он применяется. Однако эти соображения не сказываются на мотивировках российского Конституционного Суда.
Так, Конституционный Суд РФ ссылается на статью 6 Конвенции в контексте процедур, которые относятся к уголовной сфере, но не определяют уголовное обвинение (то есть не
относятся к решению вопроса о виновности или невиновности). Подобная ссылка была сделана Судом в деле о конституционности положений статьи 82 Уголовно-процессуального кодекса РФ (далее — УПК РФ) о хранении вещественных доказательств. Заявитель был собственником вертолета, изъятого в качестве вещественного доказательства по уголовному делу о контрабанде и проданного с торгов до вступления приговора в законную силу в соответствии с пунктами 2 и 4 статьи 82 УПК РФ. Конституционный Суд Постановлением от 16 июля 2008 года10 признал указанные положения неконституционными, поскольку они вводили непропорциональные ограничения права собственности. При этом он сослался, среди прочего, на статью 6 Конвенции, которая вместе со статьей 1 Протокола № 1 к Конвенции выражает «общепризнанный в цивилизованных государствах принцип неприкосновенности собственности» (абз. 3 п. 2 мотивировочной части). Суд не принял во внимание ни тот факт, что анализ дела по статье 6 отличается от анализа по статье 1 Протокола № 1, ни что государство (например, Швейцария) может быть связано первым положением, но не вторым, ни что конвенционные нормы не гарантируют «неприкосновенность» собственности, ни что к процедурам изъятия и хранения доказательств по уголовным делам статья 6 Конвенции неприменима. Она могла бы быть применимой в гражданско-процессуальной части11, но ни заявитель не оспаривал отсутствие, например, независимости и беспристрастности суда, решавшего вопрос о законности продажи с торгов, ни сам Конституционный Суд никоим образом не упомянул проблем, связанных с применимостью статьи 6 в данном деле.
В деле о неприменимости сроков давности к гражданским искам государства о возмещении сумм кредитов, выделенных за счет федерального бюджета, Конституционный Суд РФ сослался на принцип правовой определенности, закрепленный в судебной практике по статье 6 Конвенции12. Затем, однако, в постановлении было упомянуто, что Европейский Суд по правам человека решил в деле «Мей-данис против Греции», что «сама по себе принадлежность [кредитора] к государственным структурам не может во всех случаях оправдать применение государственных привилегий»13. Хотя дело «Мейданис против Гре-
ции» действительно касалось судопроизводства в сфере публичных финансов (процентная ставка, применимая к юридическим лицам публичного права, была меньше ставки, применимой к частным лицам), анализ Европейского Суда касался пропорциональности ограничений, налагавшихся греческой судебной практикой на право собственности, а жалоба по статье 6 Конвенции была признана неприемлемой. Тем не менее Конституционный Суд РФ процитировал один из пунктов анализа пропорциональности ограничения права собственности для подтверждения собственной аргументации по процессуальному вопросу.
Конвенционные нормы упоминались и в постановлениях, принятых по жалобам органов местного самоуправления. Так, администрация города Благовещенска Амурской области оспорила законодательные нормы, обязывавшие ее приватизировать определенную часть имущества, принадлежавшего городу. Конституционный Суд РФ, подтверждая их конституционность, сослался на положения статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции14 как якобы гарантирующие право собственности муниципалитета. Несколькими месяцами позже Суд, рассматривая дело о конституционности выборного законодательства Челябинской области, позволившего заменить мажоритарную систему выборов местных депутатов на пропорциональную в деревне, где жили заявители, сослался на статью 3 Протокола № 1 к Конвенции (право на свободные выборы)15. Кроме того, было упомянуто и решение Европейского Суда по делу «Матье-Моэн и Клерфейт против Бельгии», в котором говорилось, что «любая избирательная система должна оцениваться в свете политического развития страны, и поэтому определенные ее детали, недопустимые в рамках одной системы, могут быть оправданны в другой, по крайней мере при том условии, что действующая система обеспечивает "свободное волеизъявление народа при выборе законодательной власти"»16. Все это было сделано, чтобы обосновать право сельского муниципального образования установить пропорциональную систему выборов сельского совета. Вне зависимости от того, насколько точно постановление Конституционного Суда РФ по данному делу отражает действительный смысл российских конституционных поло-
жений о местном самоуправлении, ясно, что статья 3 Протокола № 1 к Конвенции не применяется к муниципальным выборам: местные советы не являются «парламентами» в смысле ее положений. К тому же Европейский Суд уже имел возможность подтвердить это в отношении местных советов в России17.
Российским конституционным судьям уже приходилось исправлять свою судебную практику о применимости статьи 3 Протокола № 1 к Конвенции к выборам глав субъектов Российской Федерации: замена прямых выборов на парламентское подтверждение полномочий кандидата, представленного Президентом РФ, означала для Конституционного Суда РФ конец применимости статьи 3 Протокола № 1 к таким выборам18 (хотя если Конвенция и применялась к ним, то только в то время, когда главы субъектов Российской Федерации являлись по должности членами Совета Федерации; вообще же губернатор очевидно «парламентом» не является). Если Конституционный Суд РФ цитирует в контексте муниципальных выборов практику Европейского Суда, причем ту, которая позволяет релятивизировать право на участие в выборах на местном уровне, а не укрепить гарантии их честности, остается лишь надеяться, что к исправлению ошибочного применения статьи 3 Протокола № 1 к муниципальным выборам приведет не их полная отмена.
2. Способы использования
детальных ссылок на Конвенцию
Там, где Конституционный Суд РФ цитирует и детально анализирует практику Европейского Суда, он не только провозглашает, что критерии оценки соблюдения Конвенции должны применяться и для оценки соблюдения соответствующих положений Конституции РФ (а), но и использует европейскую судебную практику как повод для изменения конституционной судебной практики (б).
а) Конвенционные критерии, применимые в силу положений Конституции РФ
Правовой анализ, содержащийся в решениях Европейского Суда, всегда разделяется, явно или неявно, на две части: «общие принципы» и «применение общих принципов в конкретном деле». Если содержание первой части
копируется из одного решения в другое, иногда сотни раз, именно во второй части находятся мотивы, по которым Суд заключает, что нарушение Конвенции имело или не имело место. Каждый раз, когда Конституционный Суд РФ цитирует решения Европейского Суда, он не только не изучает относимость цитат к существу рассматриваемого дела, но и обращается только к общим принципам, никогда не ссылаясь на конкретные мотивировки страсбургских судей.
Примером отказа от принятия во внимание аргументации Европейского Суда о нарушениях Конвенции в конкретных делах может служить определение Конституционного Суда РФ по жалобе гражданки Республики Молдова Натальи Морарь, журналистки, выдворенной из России на том основании, что она представляла угрозу национальной безопасности, но без уведомления ее о конкретных обстоятельствах, приведших к такому решению. Отклоняя жалобу, Конституционный Суд процитировал общий принцип европейской судебной практики о том, что Конвенция не гарантирует права иностранцев въезжать в любую страну или проживать в ней19. Ссылка была сделана на решение по делу «Лю против России»20, где процитированное утверждение действительно фигурирует среди общих принципов толкования Конвенции. Но именно в деле Лю Европейский Суд признал нарушение статьи 8 Конвенции (право на уважение частной и семейной жизни) в связи с тем, что российские власти выдворили заявителя в Китай, признав его дальнейшее нахождение в России угрозой национальной безопасности, но не сообщили причин такого решения ни ему, ни принимавшему решение судье. Кроме того, они не произвели взвешивание угрозы национальной безопасности против уважения его семейной жизни. Как отметил в особом мнении к определению по жалобе Натальи Морарь судья Анатолий Кононов, именно обращение к конкретным мотивам, приведшим к нарушению статьи 8 Конвенции в деле «Лю против России», а не к общим принципам, должно было бы привести Конституционный Суд РФ к удовлетворению жалобы, а не к определению об отказе в принятии ее к рассмотрению.
Но помимо неотносимых ссылок на общие принципы европейской судебной практики они, тем не менее, принимаются во внимание
российскими конституционными судьями при толковании Конституции РФ. Так, например, в деле, касавшемся оспаривания законодательных норм, разрешавших цензуру корреспонденции обвиняемого со своим адвокатом, Конституционный Суд РФ изложил принципы оценки соблюдения статьи 8 Конвенции, разработанные Европейским Судом, в делах о цензуре переписки. В частности, Страсбург-ским судом признавалось допустимым вскрытие корреспонденции, если она содержала недозволенные вложения, или ее содержание могло бы угрожать безопасности учреждения содержания под стражей или даже национальной безопасности21. Конституционный Суд РФ подтвердил конституционность оспоренных норм при условии, что они не должны применяться автоматически и что обязанность доказать существование обстоятельств, упомянутых в европейской судебной практике, должна лежать на администрации пенитенциарного учреждения. Но Конституционный Суд практически не имеет средств контроля за соблюдением выраженного им толкования Конституции РФ остальными судами, откуда следует, что администрация пенитенциарного учреждения всегда сможет ссылаться на наличие у нее подозрений об угрозе безопасности учреждения содержания под стражей. Даже если она не сможет обосновать наличие этой угрозы конкретными доказательствами и аргументами при оспаривании ее решения в суде общей юрисдикции, и ее решение будет отменено, на момент отмены письмо будет уже вскрыто, а его содержание — известно администрации.
Аналогичные проблемы возникают в сфере регулирования оперативно-розыскной деятельности. Она включает, в частности, прослушивание телефонных разговоров, для чего требуется судебное решение, о котором, очевидно, не сообщается лицам, чьи разговоры прослушиваются. После очень длинной цитаты общих принципов решения Большой палаты Европейского Суда по делу «Быков против России»22, в котором была признана недостаточность гарантий лиц, чьи телефоны прослушиваются при осуществлении оперативно-розыскной деятельности, Конституционный Суд подтвердил конституционность положений, позволяющих специальным службам получать разрешение на прослушивание телефонных разговоров судьи районного су-
да в суде иного субъекта Российской Федерации23. По мнению Конституционного Суда, такое разрешение может быть дано только в исключительных случаях и при угрозе разглашения собранной информации, а также при соблюдении гарантий, сформулированных Европейским Судом в деле «Быков против России», сам Конституционный Суд проконтролировать соблюдение этих требований не способен.
В то же время в деле, касавшемся свободы выражения мнений государственными гражданскими служащими, Конституционный Суд РФ высказал оговорки к конституционности норм, разрешавших увольнение за критику вышестоящих начальников в СМИ24. Конституционный Суд достаточно подробно изложил критерии, которые Европейский Суд принимает во внимание, когда он ищет баланс между свободой выражения мнений государственными служащими, гарантированной статьей 10 Конвенции, и их обязательствами лояльности. Российские конституционные судьи восприняли эти критерии и указали, что нормы, разрешающие увольнение гражданских служащих, должны применяться с учетом содержания заявлений, сделанных в прессе, причиненного этими заявлениями ущерба, предотвращенного ущерба из-за предания гласности незаконных действий исполнительной власти и т. д. Эти оговорки к конституционности оспоренных норм были сформулированы исключительно на основе европейской судебной практики. Как минимум в одном деле судья Северо-Курильского районного суда Сахалинской области последовал мотивировке данного постановления Конституционного Суда РФ и отказал в удовлетворении иска заместителя мэра города Северо-Курильска, поданного против сотрудницы городской администрации, обвинившей его в сексуальных домогательствах25.
б) Европейское право как повод изменить конституционную судебную практику
Конституционный Суд неоднократно использовал практику Европейского Суда по правам человека для того, чтобы изменить толкование Конституции РФ и (или) собственную судебную практику.
Например, с 2004 года Конституционный Суд РФ последовательно считал, что статья 46
Конституции РФ не гарантирует право на обжалование определения суда о возобновлении производства по делу в связи со вновь открывшимися обстоятельствами, поскольку, с его точки зрения, не само определение о возобновлении производства по делу влияет на права граждан и юридических лиц, но новое решение по существу дела, которое может быть обжаловано в апелляционном и (или) кассационном порядке26. Однако после многочисленных случаев установления Европейским Судом нарушений требования стабильности судебных решений, выработанного на основании статьи 6 Конвенции, в отношении злоупотребления отменой окончательных судебных решений для пересмотра дела по вновь открывшимися обстоятельствам27, Конституционный Суд принял к рассмотрению по существу жалобу на соответствующие положения Гражданского процессуального кодекса РФ. После длинных цитат из европейской судебной практики, в том числе относящейся к уголовно-процессуальному положению статьи 4 Протокола № 7 к Конвенции (исключение из запрета судить дважды за одно и то же правонарушение, позволяющее проводить новый процесс, если установлены новые факты или фундаментальные недостатки в уже состоявшемся)28, российские конституционные судьи пришли к выводу о том, что отсутствие права на обжалование определений о возобновлении производства по делу в связи со вновь открывшимися обстоятельствами препятствует наиболее скорому восстановлению прав граждан29. Соответственно, прямой запрет ГПК РФ на обжалование таких определений суда был признан полностью и безоговорочно неконституционным.
В сфере арбитражного процесса Конституционный Суд РФ пришел к выводу о применимости статьи 46 Конституции РФ к процессам перед третейскими судами и обязательности их решений, в том числе и для исполнительной власти. Если в 2001 году судьи посчитали, что заключение договора с арбитражной оговоркой означало отказ сторон от гарантий осуществления прав, гарантированных статьей 46 Конституции РФ, перед государственным судьей30, именно решения Европейского Суда заставили их пересмотреть данный подход. В 2008 году Европейский Суд признал применимость статьи 6 Конвенции к делам о признании и приведении в исполне-
ние решений третейских судов31. Конституционный Суд РФ последовал за Страсбургским судом в 2011 году, признав, что органы исполнительной власти обязаны вносить изменения в реестры прав на недвижимое имущество в результате решений третейских судов, когда последние определяют права на недвижимое имущество32.
В сфере компенсаций за судебную ошибку и незаконное задержание практика Конституционного Суда РФ 2000-х годов могла толковаться таким образом, что Конституция РФ и законодательство предусматривали право на компенсацию вреда, причиненного незаконным осуждением за преступление, незаконным заключением под стражу в рамках уголовного судопроизводства, а также незаконным осуждением за административное правонарушение33. В то же время суды общей юрисдикции отказывали в компенсации вреда за административное задержание, когда производство по делу об административном правонарушении заканчивалось оправданием. В Постановлении от 16 июня 2009 года № 9-П34 Конституционный Суд РФ мотивировал применимость конституционного права на компенсацию вреда, причиненного государством в такой ситуации, именно ссылкой на часть 5 статьи 5 Конвенции и общую цель статьи 5 — предотвращение произвольного лишения свободы.
III. Применение положений Конвенции по существу дел
Практика Конституционного Суда РФ в сферах, за исключением уже упомянутых выше, противоречива: с одной стороны, конституционные судьи стремятся в пределах своей компетенции принимать меры общего характера для предотвращения нарушений Конвенции, установленных Европейским Судом (1), но они используют Конвенцию и для обоснования ограничения конституционных прав граждан (2), причем ограничения могут быть более серьезными, чем это допускает европейский контрольный механизм.
1. Исполнение решений Европейского Суда Конституционным Судом РФ
Органы конституционного контроля, осуществляющие абстрактную проверку соответ-
ствия законодательства конституционным положениям о правах и свободах человека, способны играть заметную роль в имплемента-ции решений Европейского Суда по правам человека на национальном уровне. Причиной тому их полномочия признавать неконституционными и отменять (по крайней мере, ex nunc) законы, ставшие причиной установления нарушения Конвенции Европейским Судом. Еще в Москве Конституционный Суд РФ начал рассматривать дела, постановления по которым могли бы внести вклад в исполнение Россией страсбургских решений. Но, несмотря на многочисленные решения Европейского Суда о нарушении принципа правовой определенности из-за отмены окончательных судебных решений при пересмотре дел в порядке надзора, российские конституционные судьи в целом подтвердили ее конституционность35. Поддержка Конституционного Суда РФ не спасла надзорное производство от реформ: значительная часть положений о нем было изменено или отменено. Однако вклад российской судебной практики в реформу не был столь существен, как вклад европейской. Результатом последней стали попытки российских властей, пока, впрочем, не приведшие к успеху, преобразовать ин-станционность так, чтобы эффективные средства правовой защиты в смысле Конвенции не заканчивались у сторон в суде субъекта Российской Федерации.
После «первого блина» в сфере надзорного производства Конституционный Суд, уже будучи в Санкт-Петербурге, исправил ряд нарушений Конвенции, установленных Европейским Судом в делах против России. Так, в деле «Штукатуров против России»36 было признано нарушение статьи 8 Конвенции в силу признания заявителя полностью недееспособным. Российское право во время первоначального судебного процесса знало только два экстремальных случая: полную дееспособность и полную недееспособность. Даже в случаях не особенно тяжелых психических и умственных расстройств единственно возможным было только полное лишение дееспособности, влекшее формальный запрет даже на самые мелкие повседневные сделки. При этом само лицо, вопрос о лишении которого дееспособности рассматривался судом, не могло участвовать в судебном процессе (это повлекло отдельное нарушение статьи 6
Конвенции). После вступления в силу решения Европейского Суда по делу «Штукатуров против России» сам заявитель обратился в Конституционный Суд РФ, оспаривая положения Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ) о недееспособности. Оспоренные нормы были признаны неконституционными, поскольку нарушали принцип соразмерности ограничений прав человека и гражданина, причем Конституционный Суд РФ указал ряд критериев, которые суды общей юрисдикции должны принимать во внимание при решении подобных дел, пока законодателем не будет принята полноценная реформа норм ГК РФ по вопросам дееспособности37.
По более широкому вопросу о пересмотре гражданских дел после решений Европейского Суда, установившего в них нарушения Конвенции, Конституционный Суд РФ высказался в связи с проверкой конституционности статьи 392 ГПК РФ. В отличие от Уголовно-процессуального и Арбитражного процессуального кодексов РФ, в ГПК РФ (как и в Кодексе РФ об административных правонарушениях) не было положений о пересмотре дел после решений Европейского Суда, а статья 392 ГПК РФ содержала исчерпывающий перечень основания пересмотра судебных решений по гражданским делам. Именно закрытость перечня оснований была в центре аргументации заявителей. Конституционный Суд РФ не признал статью 392 ГПК РФ в целом не соответствующей части 4 статьи 15 Конституции РФ38, но сформулировал ряд оговорок, только при соблюдении которых он допускает ее конституционность39. По мнению Суда, национальные правовые нормы, позволяющие сохранять в силе судебные решения, пусть даже и окончательные, противоречащие международным обязательствам государства, нарушали бы принцип приоритета международных обязательств над федеральным законодательством, закрепленный в российской Конституции. Следовательно, исчерпывающий перечень новых и (или) вновь открывшихся обстоятельств для пересмотра гражданских дел не может считаться препятствием для пересмотра решения, признанного противоречащим международному договору. Создавая новое основание для пересмотра судебного решения, а не признавая неконституционным закрытость перечня оснований для такого пересмотра, постановление Кон-
ституционного Суда не только решает серьезные вопросы, но и ставит новые: если признание неконституционным отсутствия решений Европейского Суда среди оснований пересмотра дел об административных правонарушениях следует из рассматриваемого постановления с достаточной ясностью, то готов ли Конституционный Суд признать, что его собственные решения, нарушающие Конвенцию, должны быть пересмотрены, даже несмотря на полное отсутствие не только оснований, но и вообще понятия о пересмотре решений Конституционного Суда в законе?
Имплементируя практику Европейского Суда о смертной казни в отношении третьих стран40, пусть и не цитируя ее прямо, Конституционный Суд РФ продлил на неопределенный срок ранее ограниченный во времени запрет на вынесение и приведение в исполнение смертных приговоров в России41. В 1999 году Конституционный Суд РФ запретил вынесение и приведение в исполнение смертных приговоров до введения рассмотрения уголовных дел с участием присяжных заседателей на всей территории России42 — тогда они функционировали только в 9 субъектах федерации. Суд счел такое положение нарушением конституционного принципа равенства всех перед законом и судом. При том, что Конституция гарантировала каждому обвиняемому в преступлении, карающемся смертью, право на рассмотрение его дела с участием присяжных, в регионах, где суды присяжных уже действовали, обвиняемые, признанные виновными, могли бы быть приговорены к более тяжелому наказанию, чем такие же обвиняемые в регионах без судов присяжных, которые, соответственно, не могли воспользоваться правом на рассмотрение дела присяжными. В 2006 году суды присяжных были созданы во всех субъектах федерации, кроме Чеченской Республики, где введение их в действие предполагалось с 1 января 2007 года. Хотя оно было отложено на три года, ничего не было сделано для отмены смертной казни на законодательном уровне, Протокол № 6 к Конвенции, запрещающий смертную казнь в мирное время, так и не был ратифицирован Государственной Думой, а Протокол № 13, запрещающий данную меру наказания в любых условиях, до сих пор не подписан российскими властями. В этих условиях в 2009 году Верховный Суд РФ направил в Конституци-
онный Суд запрос, в котором просил прояснить, возможно ли вынесение смертных приговоров и их исполнение после 1 января 2010 года. Полагаясь на факт подписания в 1997 году Российской Федерацией Протокола № 6 и статью 18 Венской конвенции о праве международных договоров, запрещающую государствам принимать меры, несовместимые с объектом и целями подписанного, но еще не ратифицированного международного договора, Конституционный Суд решил, что вынесение смертных приговоров и, a fortiori, их исполнение будут противоречить данным европейским и международным обязательствам России. Даже нератифицирован-ный европейский договор произвел необходимый эффект: приговоры к смерти в России невозможны — по крайней мере, пока подпись под Протоколом № 6 не отозвана.
Эти решения Конституционного Суда РФ могли создать впечатление, что после неудачи с исполнением решений Европейского Суда по надзорному производству, российские конституционные судьи провели работу над ошибками и используют поступающие жалобы для исправления уже установленных нарушений Конвенции и предотвращения новых. Однако такая практика оказалась непостоянной: уже после подтверждения Большой палатой Европейского Суда решения Палаты по делу «Константин Маркин против России» Конституционный Суд РФ еще раз предпочел процитировать общие принципы европейской судебной практики вместо конкретных выводов Европейского Суда о конвенционное™ российского законодательства, чтобы воспрепятствовать исполнению страсбург-ского решения. Так произошло в деле об оспаривании конституционности положений, запрещающих выезд за пределы страны лицам, имеющим допуск к государственной тайне43. В деле «Бартик против России» эти нормы уже были признаны непропорциональным вмешательством в право на свободу передвижения, в частности в право покидать страну (п. 2 ст. 2 Протокола № 7 к Конвенции)44. Европейский Суд напомнил очевидное: в современном мире с его средствами коммуникации сохранение или разглашение государственной тайны более не зависит от нахождения осведомленного лица на территории страны. Предпочтя практически безусловную защиту определенных представлений об обороноспо-
собности страны и понимание права покидать страну как исключительной привилегии, доступной избранным, Конституционный Суд пытался представить смысл решения Европейского Суда по делу «Бартик против России» таким образом, что якобы это решение поддерживало выводы санкт-петербургского постановления. Этот подход лишь подтверждает представленный ниже анализ, исследующий использование Конвенции российскими конституционными судьями с целью ограничения прав граждан, гарантированных Конституцией РФ или самой Конвенцией.
2. Ссылки на Конвенцию как обоснование ограничения прав и свобод граждан
Конституционный Суд РФ использует Конвенцию для обоснования ограничений прав и свобод человека и гражданина, гарантированных Конституцией РФ, двумя основными способами: он толкует конституционные права таким образом, что ими не гарантируется больше прав, чем Конвенцией (а), и пытается со ссылкой на Конвенцию обосновать не обосновываемое практикой Европейского Суда (б).
а) сведение конституционных прав к конвенционным
Конституция РФ гарантирует более широкий каталог прав и свобод человека и гражданина, чем Европейская конвенция. Конституционный текст закрепляет не только социально-экономические и культурные права, но и, например, право на альтернативную гражданскую службу45, признание которого до последнего времени отсутствовало в европейской судебной практике. Меньше ограничений и для прав, аналогичных закрепленным Конвенцией. Так, право на эффективные средства защиты и запрет дискриминации, понимаемые как право на судебную защиту и равенство всех перед законом и судом, применяются не только в связи с иными правами, но и самостоятельно. Право на судебную защиту не ограничено только делами о гражданских правах и уголовных обвинениях, но применимо в любом деле, находящемся на рассмотрении суда. Право на компенсацию вреда, причиненного незаконным осуждением, не ограничено случаями, когда новый
факт подтверждает невиновность осужден-ного46, и т. д. Но по крайней мере часть практики Конституционного Суда РФ толкует конституционные права таким образом, что они не гарантируют ничего больше, чем гарантирует Конвенция. Так, выше уже говорилось, что большинство судей Конституционного Суда РФ в определении по жалобе Натальи Мо-рарь пришло к мнению, что право на въезд на территорию Российской Федерации лицу, обладающему видом на жительство в стране, не гарантировано Конституцией РФ, поскольку оно не гарантировано Конвенцией. Но именно в делах о праве на эффективные средства защиты, справедливое судебное разбирательство и защиту по уголовным делам российская конституционная судебная практика оказалась наиболее ограничительной.
В одном из дел ряд компаний оспаривали конституционность полномочий Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ возвращать дела для нового рассмотрения в кассационной инстанции без решения по существу надзорной жалобы, если уже существует устоявшаяся судебная практика по тому или иному вопросу и обжалуемые в порядке надзора судебные акты ей явно противоречат. Хотя подобная деятельность Президиума не основывалась на ясной правовой базе (она была введена постановлением Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ), Конституционный Суд РФ счел, что Конституция РФ не гарантирует право на рассмотрение надзорных жалоб, пусть и обоснованных по существу, и подтвердил конституционность оспоренной практики47. При этом была высказана оговорка, что соответствие Конституции РФ возможно лишь постольку, поскольку соблюдаются требования принципа правовой определенности и возвращение дела на новое рассмотрение необходимо для исправления фундаментальных судебных ошибок нижестоящих судов. Именно со ссылкой на решения Европейского Суда о том, что статья 6 и (или) статья 13 Конвенции не гарантируют право на подобный пересмотр дела48, но надзорное производство в арбитражном процессе все же является эффективным средством правовой защиты в смысле статьи 35 Конвенции, Конституционный Суд РФ отказался от предшествующей последовательной практики, признававшей, что Конституцией РФ гарантируется право на пересмотр дела в порядке над-
зора49. Такая практика была сформулирована именно для того, чтобы поддерживать существование надзорного производства, несмотря на многочисленные нарушения, установленные Европейским Судом из-за отмены уже вступивших в законную силу судебных решений и приговоров.
Наибольший объем ограничений был допущен Конституционным Судом РФ для права на рассмотрение уголовного обвинения судом присяжных. Часть 2 статьи 20 Конституции РФ гарантирует его любому лицу, обвиняемому в преступлениях, караемых смертной казнью (впредь до отмены такого наказания федеральным законодателем). Поскольку вынесение смертных приговоров было бессрочно запрещено Конституционным Судом в декабре 2009 года, а право на рассмотрение дела присяжными не гарантировано Конвенцией, то, по мнению конституционных судей, оно более не гарантировано Конституцией РФ. По этим соображениям Конституционный Суд РФ подтвердил конституционность федеральных законов, не только передавших полномочия по рассмотрению уголовных дел, связанных с терроризмом, от судов присяжных профессиональным судьям50, но и потребовавших передавать дела из суда присяжных профессиональным судьям, даже если хотя бы один из нескольких подсудимых по одному делу обвиняется в совершении террористического преступления51 (последняя норма позволяет обвинению соединять дела разных обвиняемых, чтобы избежать суда присяжных, где доказывать вину сложнее, чем в суде, состоящем из профессиональных судей, а оправдательные приговоры не столь редки52). Даже при том, что смертная казнь еще не отменена федеральным законодателем, как о том говорит статья 20 Конституции РФ, конституционное право на рассмотрение дела судом присяжных фактически уже отменено.
б) Обосновать необосновываемое?
Использование Конституционным Судом РФ ссылок на Европейскую конвенцию принимает наиболее спорные формы, когда он цитирует многочисленные решения страсбург-ских судей с целью обоснования таких ограничений прав и свобод, которые не могли бы быть обоснованы по смыслу Конвенции.
Три совершенно предсказуемых случая установления нарушений Конвенции Европейским Судом из-за решений Конституционного Суда РФ, принятых еще в Москве53, состоялись после переезда российского органа конституционного контроля в Санкт-Петербург. Еще в 1999 году Конституционный Суд РФ подтвердил конституционность различия между «религиозными организациями», способными предоставить доказательства существования в России в течение 15 лет для получения статуса юридического лица, и «религиозными группами», не признававшимися юридическими лицами из-за отсутствия таких доказательств и не способными из-за этого открывать банковские счета, нанимать персонал (и, соответственно, оплачивать труд своих священнослужителей), брать в аренду недвижимое имущество для осуществления богослужений и т. п.54 В решении по делу «Кимля и другие против России»55 Европейский Суд признал такое различие в обращении дискриминационным как не имевшее разумных оснований (мотивы постановления Конституционного Суда РФ не были признаны удовлетворяющими этому критерию).
Постановлением от 14 июля 2005 года № 9-П56 Конституционный Суд РФ признал возможным неприменение положений о сроках давности за налоговые правонарушения. В 2004 году налоговые органы предъявили ОАО «Нефтяная компания "ЮКОС"» крупные претензии по взысканию недоплаченных в 2000—2003 годах налогов и штрафов за их неуплату. Арбитражные суды поддержали исполнительную власть, несмотря на то что трехлетний срок давности в отношении требований за 2000 год истек. При этом штраф за 2000 год был также основой для расчета штрафа за 2001 год. Все пени и штрафы были взысканы с компании в ходе процедуры банкротства в 2005—2006 годах, уже после вынесения постановления Конституционного Суда РФ. Европейский Суд, куда обратилась компания, заключил, что в деле имело место нарушение статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, поскольку Конституционный Суд РФ изменил правила исчисления сроков давности совершенно непредсказуемым образом57.
Наконец, в решении по делу «Республиканская партия России против России»58 Европейским Судом было установлено нарушение статьи 11 Конвенции (свобода собраний
и объединений) из-за принудительного роспуска партии-заявителя. Роспуск был обоснован одним только несоблюдением установленного минимума в 50 000 членов, причем этот минимум был установлен в 2004 году после предыдущего повышения до 10 000 в 2001-м (в 2009 году он был понижен до 45 000, а в 2012-м - до 500 человек). Конституционность обоих повышений минимального количества членов политических партий подтверждалась Конституционным Судом РФ со ссылкой на отсутствие твердой демократической системы в России и текущие социально-политические условия59. Но Европейский Суд занял совершенно иную позицию: он не был убежден, что резкие повышения требований к численности партий были полезны для сокращения фрагментации парламента или ложились тяжким бременем на публичные финансы. Эти цели были уже достигнуты повышением барьера для попадания партий в Думу до 7 % от числа проголосовавших на выборах, а достижение результата в 3 % было среди обязательных условий получения партией финансирования из федерального бюджета. Европейский Суд еще раз указал, что установление минимальной численности партий могло быть правомерным в момент создания демократических институтов в стране, но с течением времени они становятся все менее и менее обоснованными. Все эти соображения отсутствовали в мотивировках постановлений Конституционного Суда РФ, пытавшегося оправдать со ссылкой на Конвенцию и европейскую судебную практику те ограничения, которые с этими нормами несовместимы.
Конфликт между двумя судами состоялся и в отношении практики, сформированной после переезда Конституционного Суда РФ в Санкт-Петербург. В 2010 году была отклонена жалоба военнослужащего, которому было отказано в отпуске по уходу за ребенком из-за его статуса военнослужащего и мужского пола60 (женщинам-военнослужащим и мужчинам вне вооруженных сил такой отпуск предоставлялся). Конституционный Суд РФ настаивал на ущербе, который может причинить предоставление военнослужащим-мужчинам отпуска по уходу за ребенком национальной обороне, особенно если все они попросят предоставление отпуска одновременно. В свою очередь Европейский Суд не нашел такое обоснование убедительным и при-
шел к выводу о нарушении статьи 14 Конвенции (запрет дискриминации), взятой вместе со статьей 8 (право на уважение семейной жизни)61. В отличие от Большой палаты, Палата из семи судей вынуждена была критиковать именно определение Конституционного Суда РФ по данному делу, поскольку Правительство РФ не предоставило страсбургским судьям никаких аргументов об обоснованности различия в обращении между военнослужащими по признаку пола — Палате Суда пришлось искать эти аргументы в иных материалах дела.
Решение Палаты Европейского Суда спровоцировало протесты со стороны Председателя Конституционного Суда РФ и тогдашнего Президента РФ62, а Правительство РФ добилось передачи дела на рассмотрение Большой палаты. Последняя подтвердила решение Палаты, указав, что государства — участники Конвенции не вправе вводить и поддерживать в национальном праве различия в обращении между мужчинами и женщинами, основанные на гендерных стереотипах63. По мнению большинства судей Большой палаты, не существовало и доказательств того, что из-за отпуска одного военнослужащего, радиста по специальности, могла возникнуть угроза национальной обороне и безопасности: его легко могли заменять — и заменяли — другие военнослужащие, в том числе женщины. Решение Большой палаты было принято более спокойно64, в частности, потому что оно содержало куда меньше ссылок на определение Конституционного Суда РФ: Большая палата критиковала уже аргументы Правительства РФ, которые, однако, совпадали с мотивировкой российских конституционных судей.
Таким образом, российская судебная практика была все же признана противоречащей Европейской конвенции. Соответственно, для судов общей юрисдикции и арбитражных судов России возникает вопрос: при конфликте конституционной и европейской судебных практик должны ли они применять закон, признанный Конституционным Судом РФ соответствующим Конституции РФ, или Конвенцию, чтобы избежать установления ее нарушения Европейским Судом. Из положений Конституции РФ следует, что следует предпринимать именно последнее действие. Действительно, в силу статьи 17 Консти-
туции РФ конституционные права должны толковаться в соответствии с нормами международного права. Другое толкование положений об основных правах, пусть даже и установленное Конституционным Судом РФ, противоречило бы статье 17, в силу которой российским судам надлежит следовать практике Европейского Суда.
Еще как минимум два конфликта возможны и уже начали проявляться. В исследуемый период двумя определениями Конституционный Суд РФ подтвердил конституционность жестких ограничений свободы собраний (в частности, практически неограниченное усмотрение местной администрации в указании митингующим места проведения митин-га)65 и закон Рязанской области о запрете так называемой66 «пропаганды гомосексуализма»67. Первое определение уже было объектом анализа Европейского Суда. Хотя на фактах дела нарушение статьи 11 Конвенции найдено не было (в частности, из-за сравнительно низких санкций — штрафов в 500 рублей)68, этот вывод может быть пересмотрен в новых делах, особенно там, где заявители были приговорены к административному аресту. Такие жалобы уже коммуницированы, причем среди них и жалоба заявителя по делу в Конституционном Суде РФ69.
Запрет гей-прайдов в Москве был крайне жестко осужден Европейским Судом как на основании статьи 11, так и на основании статьи 14 Конвенции в деле «Алексеев против России»70. Это страсбургское решение ставит под сомнение оба определения Конституционного Суда РФ, пусть и неявным образом: запреты были приняты мэрией г. Москвы на основании закона, поддержанного конституционными судьями в первом определении, а причина запретов была той же, что и в безуспешно оспаривавшемся законе Рязанской области (так называемая «пропаганда гомосексуализма»)71, — гомосексуальность не должна выходить за пределы частной сферы, она не должна быть видима в публичном пространстве. Многие российские регионы уже приняли подобные законы, принят и федеральный закон; если они будут применять-ся72, установление нарушений Конвенции Европейским Судом будет практически неизбежно, если только Конституционный Суд РФ в срочном порядке не поменяет свою практику.
Заключение
Изобилие решений Конституционного Суда РФ, содержащих ссылки на Конвенцию, позволяет сделать подборку постановлений и определений, способных, на первый взгляд, подтвердить тот или иной заранее сформулированный тезис. Исследование всего объема решений позволяет выявить и противоречивые тенденции в судебной практике. С одной стороны, Конституционный Суд РФ призывает другие российские суды принимать во внимание решения Европейского Суда и сам способствует их исполнению. С другой стороны, он способен ограничивать более широкие конституционные права до более узких конвенционных и даже пытается обосновать со ссылкой на Конвенцию то, что не может быть обосновано таким образом. Если первая тенденция проявляется в делах, касающихся справедливости судебного разбирательства, то в вопросах, затрагивающих важные общественные проблемы (право на свободу мирных собраний, свободные выборы и статус политических партий, дискриминация по признаку сексуальной ориентации и т. д.), Конституционный Суд РФ практически безоговорочно поддерживает законодательную и исполнительную ветви власти. Даже в деле о запрете применения смертной казни он лишь принял к сведению отсутствие воли законодательной и исполнительной власти содействовать отмене смертной казни, а его определение, продлевающее мораторий на неопределенное время, позволяет другим властям не делать ничего для полной отмены высшей меры наказания. Это уважение Конституционного Суда РФ по отношению к высшим органам других ветвей власти может стоить ему дорого: если так будет продолжаться, функции беспристрастного судебного контроля российских федеральных и региональных законов (при их применении судами общей юрисдикции) будет выполнять другой суд -по правам человека.
Коротеев Кирилл Николаевич - старший юрист ПЦ «Мемориал».
1 Application no. 30078/06, Konstantin Markin v. Russia, Judgment of 7 October 2010.
2 См.: Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 года № 187-О-О по жалобе К. А. Маркина (не опубликовано).
3 См.: Зорькин В. Д. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. 29 октября; Медведев Д. А. Конституционный Суд необходим // Вести.Ру. 2010. 11 декабря (http://www.vesti. ru/doc.html?id=413251).
4 Application no. 30078/06, Konstantin Markin v. Russia [GC], Judgment of 22 March 2012.
5 Подробный анализ этой судебной практики см.: Коротеев К. Н. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации (московский период) // Сравнительное конституционное обозрение. 2009. № 4 (71). С. 92-120.
6 См.: Голубок С.А. Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод в постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации: начало петербургского периода и несколько слов в защиту периода московского // Сравнительное конституционное обозрение. 2010. № 6 (79). С. 150-159.
7 См.: Лаптев А.Н., Филатова М. А. К вопросу о статусе правовых позиций Европейского Суда по правам человека и о роли Конституционного Суда в их определении // Сравнительное конституционное обозрение. 2011. № 1 (80). С. 124-148.
8 Интерес для определения частоты ссылок российских конституционных судей на Конвенцию представляют лишь постановления Конституционного Суда РФ. Его определения чрезвычайно многочисленны и часто касаются лишь несоблюдения формальных требований допустимости конституционных жалоб.
9 Eur. Comm. H.R., Applications nos. 5767/72 et al., 16 Austrian Communes and Some of Their Councillors v. Austria, Decision of 31 May 1974, 17 Yearbook 338-357.
10 Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июля 2008 года № 9-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 30 (Ч. II). Ст. 3695.
11 Application no. 17056/06, Micallef v. Malta [GC], Judgment of 15 October 2009.
12 Постановление Конституционного Суда РФ от 20 июля 2011 года № 20-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 33. Ст. 4948.
13 Application no. 33977/06, Meidanis v. Greece, Judgment of 22 May 2008. Para. 30.
14 Постановление Конституционного Суда РФ от
20 декабря 2010 года № 22-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 1. Ст. 264.
15 Постановление Конституционного Суда РФ от 7 июня 2011 года № 15-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 29. Ст. 4557.
16 Application no. 9267/81, Mathieu-Mohin and Clerfayt v. Belgium, Judgment of 2 March 1987, Series A no. 113, para. 54.
17 Application no. 51501/99, Cherepkov v. Russia, Decision of 25 January 2000, Reports 2000-I.
18 Постановление Конституционного Суда РФ от
21 декабря 2005 года № 13-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2006. № 6. Ст. 336.
19 Определение Конституционного Суда РФ от 19 мая 2009 года № 544-О-О по жалобе Н. Г. Морарь // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2009. № 6.
20 Application no. 42086/05, Liu v. Russia, Judgment of 6 December 2007. Para. 49.
21 Application no. 13590/88, Campbell v. the United Kingdom, Judgment of 25 March 1992, Series A no. 233; Application no. 38321/97, Erdem v. Germany, Judgment of 5 July 2001, Reports 2001 -VII; Application no. 62936/00, Moiseyev v. Russia, Judgment of 9 October 2008.
22 Application no. 4378/02, Bykov v. Russia [GC], Judgment of 10 March 2009, Reports 2009-...
23 Постановление Конституционного Суда РФ от 9 июня 2011 года № 12-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 26. Ст. 3858.
24 Постановление Конституционного Суда РФ от 30 июня 2011 года № 14-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 28. Ст. 4261.
25 Решение Северо-Курильского районного суда Сахалинской области от 3 октября 2011 года по делу № 2-66/201 1 (http://s-kurilskiy.sah.sudrf. ru/modules.php?name=docum_sud&id=386).
26 Определение Конституционного Суда РФ от 19 февраля 2004 года № 121-О по жалобе Г. В. Евдокимова (не опубликовано).
27 См., например: Application no. 69529/01, Pra-vednaya v. Russia, Judgment of 18 November 2004.
28 См., например: Application no. 65582/01, Rad-chikov v. Russia, Judgment of 24 May 2007.
29 Постановление Конституционного Суда РФ от 19 марта 2010 года № 7-П // Собрание законо-
дательства Российской Федерации. 2010. № 14. Ст. 1734.
30 Определение Конституционного Суда РФ от 15 мая 2001 года № 204-0 по жалобе АО «Ал-роса» // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2001. № 1.
31 Application no. 773/03, Regent Company v. Ukraine, Judgment of 3 April 2008. Para. 61.
32 Постановление Конституционного Суда РФ от
26 мая 2011 года № 10-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2011. № 23. Ст. 3356.
33 Определение Конституционного Суда РФ от
4 декабря 2003 года № 440-О по жалобе Т. Н. Аликиной // Собрание законодательства Российской Федерации. 2004. № 7. Ст. 596.
34 Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 27. Ст. 3382.
35 Постановление Конституционного Суда РФ от
5 февраля 2007 года № 2-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 7. Ст. 932.
36 Application no. 44009/05, Shtukaturov v. Russia, Judgment of 4 March 2010.
37 Постановление Конституционного Суда РФ от
27 февраля 2009 года № 4-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 11. Ст. 1367. Развитие этой судебной практики см. в Постановлении Конституционного Суда РФ от 27 июня 2012 года № 15-П (Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. № 29. Ст. 4167), касающемся возможности лиц с психическими расстройствами самостоятельно тратить собственную пенсию.
38 Постановление Конституционного Суда РФ от 26 февраля 2010 года № 4-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. № 11. Ст. 1255. См. также: Султанов А.Р Новая веха в исполнении постановлений Европейского Суда по правам человека: значение и правовые последствия Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 26 февраля 2010 года № 4-П // Сравнительное конституционное обозрение. 2010. № 4. С. 142 — 154.
39 Конституционный Суд РФ, в частности, обратил внимание на то, что УПК РФ и АПК РФ включали решения Европейского Суда по правам человека в соответствующие перечни оснований для пересмотра уголовных дел и дел, рассматриваемых арбитражными судами. Отсутствие аналогичной нормы в ГПК РФ не являлось бы, с точки зрения Суда, совместимым с конституци-
онным принципом равенства всех перед законом и судом.
40 См., например: Application no. 46221/99, Oca-lan v. Turkey [GC], Judgment of 12 May 2005, Reports 2005-IV.
41 Определение Конституционного Суда РФ от 19 декабря 2009 года № 1344-О-Р // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. № 48. Ст. 5867.
42 Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1999 года № 3-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 6. Ст. 867.
43 Постановление Конституционного Суда РФ от 7 июня 2012 года № 14-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2012. № 28. Ст. 3977.
44 Application no. 55565/00, Bartik v. Russia, Judgment of 21 December 2006, Reports 2006-XV.
45 До недавних изменений в судебной практике Европейский Суд не признавал, что Конвенция гарантирует право на отказ от военной службы по убеждениям совести: Application no. 23459/ 03, Bayatyan v. Armenia [GC], Judgment of 7 July 2011, Reports 2011—...
46 Application no. 26601/02, Matveyev v. Russia, Judgment of 3 July 2008.
47 Постановление Конституционного Суда РФ от 21 января 2010 года № 1-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. № 6. Ст. 699.
48 Application no. 52854/99, Ryabykh v. Russia, Judgment of 24 July 2003, Reports 2003-IX, para. 59.
49 В отношении гражданского процесса см.: Постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П. В отношении уголовного процесса см.: Постановление Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 года № 5-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2005. № 22. Ст. 2194; Определение Конституционного Суда РФ от 17 февраля 2008 года № 1091-0-0 по жалобе А. А. Абдрахманова (не опубликовано).
50 Постановление Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2010 года № 8-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2010. № 18. Ст. 2276.
51 Определение Конституционного Суда РФ от 28 июня 2012 года № 1274-О-О по жалобе А. А. Байкулова (не опубликовано).
52 Так, в соответствии с данными судебной статистики Судебного департамента при Верховном
Суде РФ в 2011 году судами присяжных была рассмотрена 0,1 % уголовных дел, но вынесено 2 % оправдательных приговоров. Доля оправдательных приговоров, выносимых судами присяжных, в 20 раз выше, чем у профессиональных судей (у последних учитываются и дела частного обвинения, где оправдания куда менее редки, чем в делах публичного обвинения). См.: Сводные статистические сведения о деятельности федеральных судов общей юрисдикции и мировых судей за 2011 год (http://www.cdep.ru/ index.php?id=79&item=951).
53 См.: Коротеев К.Н. Указ. соч. и процитированные в нем источники.
54 Постановление Конституционного Суда РФ от 23 ноября 1999 года № 16-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 1999. № 51. Ст. 6363.
55 Applications nos. 76836/01, 32782/03, Kimlya and Others v. Russia, Judgment of 1 October 2009.
56 Собрание законодательства Российской Федерации. 2005. № 30 (Ч. II). Ст. 3200.
57 Application no. 14902/04, OAO Neftyanaya kom-paniya YUKOS v. Russia, Judgment of 20 September 2011. Paras. 571-575.
58 Application no. 12976/07, Republican Party of Russia v. Russia, Judgment of 12 April 2011. Paras. 112-120.
59 Постановления Конституционного Суда РФ: от
1 февраля 2005 года № 1-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2005. № 6. Ст. 491) и от 16 июля 2007 года № 11-П // Собрание законодательства Российской Федерации. 2007. № 30. Ст. 3989.
60 Определение Конституционного Суда РФ от 15 января 2009 года № 187-О-О по жалобе К. А. Маркина.
61 Konstantin Markin v. Russia.
62 Зорькин В. Д. Указ. соч.; Медведев Д.А. Указ. соч. См. также: Маврин С.П. Решения Европейского Суда по правам человека и российская правовая система (http://www.pravo.ru/news/ view/42649; С. П. Маврин был судьей-докладчиком по делу Константина Маркина в Конституционном Суде РФ).
63 Konstantin Markin v. Russia [GC].
64 См., например: Тузмухамедов Б.Р. Конфликт судов исчерпан? ЕСПЧ вновь усомнился в правоте Конституционного Суда, но сделал это хитрее // Независимая газета. 2012. 2 апреля.
65 Определение Конституционного Суда РФ от
2 апреля 2009 года № 484-О-П по жалобам
А. В. Лашманкина, Д. П. Шадрина и С. М. Ши-моволоса // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2009. № 6.
66 Употребление термина «гомосексуализм» вместо «гомосексуальность» имеет явные отрицательные коннотации, поскольку первый, в отличие от второго, определяется исключительно как «извращение» (Большая советская энциклопедия / Гл. ред. А. М. Прохоров. 3-е изд. М.: Советская энциклопедия, 1972. Т. 7. С. 56). В данной статье первый термин используется только при цитировании текстов законов и судебных решений.
67 Определение Конституционного Суда РФ от 19 января 2009 года № 151-О-О по жалобе Н. А. Алексеева и других (не опубликовано).
68 Application no. 34202/06, Berladir and Others v. Russia, Judgment of 10 July 2012.
69 Applications nos. 57818/09 et al., Lashmankin and Others v. Russia, communicated on 22 January 2013.
70 Applications nos. 4916/07, 25924/08, 14599/09, Alekseyev v. Russia, Judgment of 21 October 2010.
71 Применение данного закона Рязанской области Комитет ООН по правам человека признал нарушением положений Международного пакта о гражданских и политических правах о свободе выражения мнений и запрете дискриминации (UN HRC, Comm. No. 1932/2010, Fedotova v. Russian Federation, Views of 30 November 2012, UN Doc. CCPR/C/106/D/1932/2010).
72 Верховный Суд РФ признал аналогичный закон Архангельской области соответствующим федеральному законодательству и международным договорам, но в толковании, которое не должно препятствовать ни массовым мероприятиям, ни дебатам о статусе ЛГБТ (см.: Определение Верховного Суда РФ от 15 августа 2012 года по делу № 1-АПГ12-11 (http://supcourt.ru/stor_pdf. php?id=501100)). За этим определением последовал именно отказ мэрии г. Архангельска согласовать пикет ЛГБТ-организации; законность отказа была подтверждена районным судом и Архангельским областным судом (см.: определение от 14 января 2012 года по делу № 3359/2013 (http://www.arhcourt.ru/)).
