CC BY
55
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ: ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ВОПРОСЫ ПРАКТИКИ
УДК 316.722
МЕХАНИЗМ «АДРЕСАЦИИ» ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
Н.И. Шестов
СГУ им. Н.Г. Чернышевского кафедра политических наук e-mail: nikshestov@mail.ru
В статье представлен анализ механизма, посредством которого историческая память современных обществ обеспечивает свою структурную и функциональную устойчивость в качестве ресурса политических и неполитических практик. Для характеристики способа действия этого механизма предложено использовать понятия «адресация исторической памяти», «переадресация исторической памяти», «мифологические закладки».
Ключевые слова: историческая память, политика памяти, политический миф.
MECHANISM OF "ADDRESSING" HISTORICAL MEMORY
N.I. Shestov
(Saratov, Russia) e-mail: nikshestov@mail.ru
The article presents an analysis of the mechanism by which the historical memory of modern societies provides its structural and functional stability as a resource of political and non-political practices. To describe the way this mechanism works, it is suggested to use the notions "addressing of historical memory", "redirecting historical memory", "mythological bookmarks".
Keywords: historical memory, politics of memory, political myth.
Историческая память современных обществ заметно различается по объему и содержанию. У одних обществ она масштабна, охватывает все основные периоды их исторического развития. У других она сосредоточена вокруг отдельных (знаковых) событий и явлений прошлого. У одних обществ она в своем естественном, исторически сложившемся состоянии служит им практически неисчерпаемым ресурсом для решения большинства современ-
9
ных политических и неполитических задач, от гражданского воспитания до сохранения этических традиций. У других, чтобы историческая память играла роль такого ресурса, ее приходится дорабатывать при помощи научных и идеологических инструментов. Приходится наполнять ее новым фактическим и смысловым содержанием, иногда даже фантастическим. В последние десятилетия на постсоветском пространстве можно было наблюдать много примеров такого активного конструирования и обществами и их элитами своей исторической памяти под решение конкретных внутриполитических и геополитических задач.
Тем не менее, во всех случаях, когда общество обращается к своей исторической памяти, как ресурсу решения своих практических задач, оно сталкивается с необходимостью решать одну и ту же проблему. Это проблема поддержания исторической памяти в постоянно и эффективно работающем состоянии, когда выгода от использования информации о прошлом в решении какой-либо задачи оправдывает усилия общества по вспоминанию этой истории и поддержанию своих воспоминаний. То есть, в таком оптимальном состоянии согласованности с социальными практиками, при котором носители исторической памяти могут каждый раз оперативно извлекать из общего массива своих воспоминаний о прошлом именно тот материал, который им необходим в данный момент для решения конкретных задач. И, при этом, заведомо избегать излишних временных и интеллектуальных затрат на «перелопачивание» всего массива своих воспоминаний о прошлом.
Даже если общий объем таких воспоминаний относительно невелик, то такое «перелопачивание» больше или меньше, но будет создавать для людей дополнительное препятствие к использованию ими своей исторической памяти в качестве ресурса. Сознание носителя исторической памяти должно иметь возможность не плутать по всем ее закоулкам, а оперативно обращаться именно к тому сегменту этой памяти, который может сослужить практическую службу в решении определенной задачи.
Проблему решает механизм «адресации» исторической памяти. Он подразумевает закрепление за событиями, явлениями и процессами, служащими предметом для воспоминаний, устойчи-
вой (стереотипной) структурной, смысловой и оценочной атрибуции. Атрибуты, составляющие конкретный адрес, образуют своего рода каркас того образа исторического факта, который из поколения в поколение служит общественному сознанию основой для воспроизводства мифа национально-государственной истории. В силу свойств этого каркаса, миф этот у разных современных обществ разный. Даже в том случае, если ментально и культурно эти общества близки.
«Адреса», по которым историческая память современных людей обращается к воспоминаниям о прошлом, не являются раз и навсегда кем-то заданными. Они есть продукт постоянной работы самой исторической памяти, она их сама создает и посредством их себя организует. Потому «адреса» эти постоянно адаптируются к организационным задачам исторической памяти и служат инструментом решения этих задач. Тем самым, они являются и инструментом, обеспечивающим исторической памяти свойство ресурса социальных практик. Работа общественного сознания над «адресацией» исторической памяти происходит в сложном режиме, обусловленном общим сложным характером организации жизни современных обществ. В этот процесс вмешиваются идеологический, научный, религиозный факторы, свою роль играют конкурирующие экономические интересы людей. По этой причине смыслы и оценки, составляющие адрес того или иного воспоминания о прошлом, часто становятся актуальным предметом для внутриобщественных и межобщественных дискуссий, и даже конфликтов. Вместе с тем, все это делает «адресацию» исторической памяти естественным и необходимым условием ее нормального функционирования.
Как работает механизм «адресации» и в чем заключается его конструктивный смысл, можно наглядно представить на примере такого значимого для российской исторической памяти факта, каким являются Великие Реформы. Таковых реформ за минувшие два с лишним столетия отечественной истории было несколько, начиная с «Петровских» и заканчивая «Сталинскими». И все они оставили заметный след в исторической памяти последующих поколений. Благодаря совместным усилиями науки, системы образования, а также различных СМК, российские граждане
и сегодня помнят о них именно то, что им полезно для решения разных практических задач. А потому и характер этих воспоминаний заметно различается на уровне «адресаций».
Структурно и логически эти великие преобразования имеют между собой много общего. В сущности, раз за разом на протяжении двух с половиной столетий государственные институты предпринимали ряд стандартных мер для того, чтобы перевести претензии к себе со стороны общества в русло внутри общественного конфликта. Такого масштаба и уровня напряженности, в котором у общества обострилась бы потребность в государственном посредничестве и государственной защите. Государство, тем самым, имело бы возможность выступить третейским судьей во внутрисо-циальном конфликте и тем укрепить свою легитимность.
В частности, каждый раз решению этой основной задачи способствовали новации в основах государственного законодательства, изменение экономического и правового статуса разных групп населения, оптимизация баланса в функционировании институтов государственного управления и общественного самоуправления, упорядочение отношений между государственными и религиозными институтами. Каждый раз, заметим, походили друг на друга и совокупные результаты таких реформаторских усилий государства: на месте прежних проблем и конфликтов возникали новые, не менее опасные для государства и общества.
Тем не менее, за каждой из этих Великих реформ, очень похожих по своей структуре и предназначению, в исторической памяти постсоветского общества сегодня, как и прежде, закреплены очень разные адресообразующие смыслы и оценки. Природа различий, наблюдавшихся в советское время, требует отдельного разговора. А вот нынешние различия являются очевидным результатом активных публичных дискуссий о причинах и последствиях модернизационной политики Российского государства, под знаком которых прошли последнее десятилетие прошлого века и первое десятилетие века нынешнего. В исторической памяти наших современников отношение к «Петровским реформам», как и два столетия назад, определяет пушкинский образ «окна, прорубленного в Европу». Александр II как был, так для потомков и остался «царем-освободителем» и эту печать освобо-
дительства историческая память продолжает ставить на все реформаторские начинания второй половины XIX столетия. При всей фактической неоднозначности практических шагов государства в политике, экономике и праве в этот период истории и неоднозначности реакций общества на эти шаги. За «Столыпинскими реформами» в последние десятилетия, усилиями либеральной науки и публицистики, в исторической памяти постсоветских российских граждан было закреплено значение отчасти запоздалых, но героических мер, направленных на развитие в нашей стране начал гражданской ответственности и предприимчивости ради спасения страны от «смуты» и прочих «потрясений». А к «Сталинским реформам», напротив, в исторической памяти закрепилось отношение, как к «политике репрессий», намеренного провоцирования властью внутрисоциальных и государственно-социальных конфликтов.
У каждой Великой Реформы, таким образом, в исторической памяти современного российского общества прописан свой «адрес», включающий в себя более-менее специфическую в каждом случае смысловую и оценочную атрибутику. «Адреса» эти обладают относительной устойчивостью потому, что закладываются в сознание человека в процессе его социализации при помощи механизмов социализации. Над оптимизацией их структуры и содержания постоянно трудятся отечественные наука и публицистика, система образования и СМК. Это формирует у современных людей отношение к таким «адресам», как к чему-то естественному и необходимому, как к культурному наследию предшествующих поколений, их опыту.
Системы образования в современных обществах, надо заметить, играют в этом деле «адресации» исторической памяти первенствующую роль. Люди, учившие отечественную историю по одним учебникам, будь они рядовые граждане или профессиональные исследователи, в ситуации любой публичной или профессиональной дискуссии достаточно точно определяют предмет разговора и свою позицию по отношению к этому предмету. Потому что основана эта позиция на тех «адресах» исторических событий, явлений и процессов, которые были записаны в их память на школьной и вузовской скамье. По традиции, установившейся в
минувшие два века развития гуманитарных наук и гуманитарного образования в современном мире, эти системы работают на запись «адресов» в исторической памяти людей не хаотично. Любой современный учебник истории представляет собой более или менее методически грамотно выполненную «адресную книгу». В ней всему, что должно закрепиться в памяти социализирующегося человека, определено свое место и задан свой рациональный смысл. Чтобы не только самому человеку в дальнейшем было бы удобно работать с ресурсом своей исторической памяти. Но чтобы и его партнерам по социальным практикам, прошедшим социализацию тем же путем по тем же «адресам», точно также был бы понятен порядок и смысл такой работы.
Когда сегодня политика требует от ее участников найти оптимальное для отношений государства и общества объяснение, например, природы цивилизационного «конфликта России и Европы», либо убедительные исторические доказательства естественности евразийских основ российской геополитики, то сознание участников политики обращается, обычно, по четко прописанному в нем «адресу». Фундаментальность проблемы требует и фундаментальной общей точки отсчета для ее обсуждения. На эту роль лучше всего подходят факты, образы и оценки реформ Петра Первого. Воспоминания об этих реформах вот уже два века исправно выполняют роль «точки отсчета» для построения научных и идеологических обоснований европейских, антиевропейских и евразийских смысла и назначения российской истории, настоящего и будущего нашей страны.
Те же предпочтения можно наблюдать в случае, если в повестке современной российской политики фигурирует вопрос об источниках силы бюрократических традиций в российском государстве и, соответственно, причинах слабости гражданских традиций в российском обществе. Как и прежние «западники» и «славянофилы», нынешние спорщики поминают первому Императору Всероссийскому и «прорубленное окно» в Европу, и отрубленные головы московских стрельцов. Если имеет в этих случаях место обращение к опыту последующих за петровскими Великих реформ, то он служит лишь дополнительным свидетельством глубины той «колеи российской истории», в которую страну
направил государь Петр Алексеевич и из которой она до настоящего времени не может выбраться1.
Когда требуется доказать обратное, что при всей силе российского государства у российского общества был и остается сегодня потенциал самостоятельной политической, правовой и экономической субъектности, что бюрократии полезно видеть в гражданском обществе если не сотрудника, то хотя бы хорошо организованный объект управления, то доказательством служат воспоминания об «Александровских» и «Столыпинских» реформах. Особенно часто вспоминают эти реформы тогда, когда надо объяснить причины слабой отзывчивости российских граждан на реформаторские инициативы власти, природу социального консерватизма. Лучше, чем история этих двух великих реформ, ничто не объяснит современному гражданину, что в политике все хотят, как лучше, а получается у них, как всегда2.
Воспоминания о сталинских коллективизации, индустриализации и культурной революции обычно извлекаются из исторической памяти постсоветского человека и становятся частью публичных и научных дискурсов тогда, когда решается другая задача -предостеречь гражданина от ностальгии по «сильной руке» и «порядку» либо, напротив, уверить его в необходимости «порядка»3.
Эти примеры делают понятной природу и назначение механизма «адресации» исторической памяти. Он делает ее полезным и доступным для практического использования культурным ресурсом современных обществ. В определенном смысле, этот механизм позволят заблаговременно просчитывать результаты использования этого ресурса.
1 Оболонский А. Перекрестки российской истории: упущенные шансы // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: http://ecsocman.-hse.ru/data/288/925/1219/8-Aleksandr_OBOLONSKIJ.pdf (дата обращения: 05.04.2018).
2 Пивоваров Ю.С. Традиции русской государственности и современность. Лекции. // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https:// profilib.-net/chtenie/79762/yuriy-pivovarov-traditsii-russkoy-gosudarstvennosti-i-sovremennost-lektsii.php (дата обращения: 06.04.2018).
3 Соловьев В. Поединок. Жириновский - Стариков. О роли Сталина // [Электронный ресурс] - Режим доступа: URL: https://cont.ws/@maevec-/215764 (дата обращения: 06.04.2018).
В такой сложной системе, какой является историческая память современных обществ, живущих сложной политической жизнью, время от времени неизбежна «переадресация». Она случается, когда потребности политической жизни обществ и государств начинают явно конфликтовать с показаниями исторической памяти, с прежними смыслами и оценками исторических событий, явлений, личностей. В постсоветское время она произошла, например, с упомянутыми «Столыпинскими реформами». В советскую эпоху для выпускника советской школы или вуза «адресом» этих реформ были «столыпинский галстук» и «столыпинский вагон». Реформаторские инициативы П.А. Столыпина наделялись в исторической памяти советского общества контрреволюционным смыслом и значением. О них помнили, как о последней безнадежной попытке российского самодержавия отсрочить свой конец.
В постсоветское время, как уже было сказано, адресообра-зующей стала другая идея: все, что делалось этим государственным человеком, делалось ради стабильности российских общества и государства, их политического и экономического прогресса в направлении достатка и свободы, и делалось, в известном смысле, даже вопреки косным интересам самодержавия. За что, собственно, реформатор и поплатился жизнью.
Сегодня такую активную «переадресацию» важных сегментов исторической памяти можно наблюдать по всему цивилизованному миру. Многие специалисты видят в этом симптом кризиса и даже разрушения исторической памяти современных обществ. Такая оценка ситуации представляется излишне категоричной. О разрушении исторической памяти можно было бы говорить тогда, когда у основных ее структур исчезла бы «адресность», либо в самой адресации возник бы хаос. Иначе говоря, когда общество лишилось бы возможности эффективно использовать свою историческую память, как ресурс решения текущих политических и неполитических задач и утратило бы устойчивый интерес к ее сохранению и воспроизводству.
И в мире, и на постсоветском пространстве такой утраты интереса не было прежде и сегодня не наблюдается. Как и хаоса в процедуре «адресации». Последняя сегодня в очередной раз пе-
рестраивается в соответствии с интересами государств-наций, транснациональных политических и экономических структур, новыми политико-культурными и ценностными установками в жизни современных обществ. В соответствии, как любят говорить публицисты, с «трендом глобализации». В России прежде такая «переадресация» случилась при переходе от имперского к советскому времени. Затем, хотя и в меньших масштабах, нечто подобное имело место в период после Великой Отечественной войны. Если брать глобальное измерение процесса «переадресации» исторической памяти, то заметной вехой в нем в середине прошлого века стали подвижки в развитии исторической памяти обществ «третьего мира». Они освобождались во второй половине XX столетия от колониальной зависимости, начинали приспосабливаться относительно самостоятельно решать вопросы легитимности власти и собственности. Соответственно, «адресация» их исторической памяти, некогда сконструированная европейцами, дополнялась другой, национально и суверенно ориентированной.
Сегодня этот процесс «переадресации» исторической памяти воспринимается специалистами как новая и по-своему уникальная проблема. Возможно, по той причине, что он создал серьезные проблемы там, где их трудно было прежде предположить - в пространстве современных обществ с общей имперской и советской историей. В пространстве, в котором единая историческая память многих народов была своеобразной гарантией будущего каждого из них и всех вместе. Сегодня общая историческая память не вписывается в новые политические реалии, а специфическая национально-государственная память находится на этапе конструирования новой «адресности». Возникает ситуация неопределенности результатов этого процесса, а неопределенность рождает нервозность в общественном сознании и пессимистические оценки специалистов.
Поводом для нервозности и пессимизма служат и те агрессивные формы, в которых разворачиваются внутрисоциальные и межсоциальные конфликты носителей одних «адресаций» исторической памяти с носителями других «адресаций». Особенно, когда объектом конфликта становятся места памяти, важные для социальной и государственной политической идентичности.
Идет жесткая конкуренция за то, образно выражаясь, кто, какие и где повесит «адресные таблички» на тех улицах и поворотах, по которым повседневно движется поток гражданской исторической памяти.
В пользу того, что у исторической памяти есть будущее, пусть пока нам не понятное и, возможно, не вполне нас устраивающее по политическим соображениям, свидетельствует энтузиазм, с которым многие постсоветские общества пополняют свою историческую память свежими воспоминаниями. В том числе, воспоминаниями о том, чего в их реальной истории, если исходить из научно установленных фактов, вероятнее всего просто не было и быть не могло.
В сущности, на постсоветском пространств все усилия борцов за «возрождение» и «обновление» национальной исторической памяти сводятся к тому, чтобы написать для этой памяти новый путеводитель с новыми «адресами» исторических событий, явлений и процессов, более совместимыми с новациями текущей национально-государственной политики. Пафос творческой активности многочисленных сегодня на постсоветском пространстве Институтов и Министерств Памяти, а также их агентов в медийном и научном сообществах, заключается в том, что ими движет уверенность в реальной возможности вернуть исторической памяти постсоветских обществ состояние устойчивой «адресности», в котором она пребывала в советскую эпоху и была работоспособным ресурсом. И, одновременно, опасение, что произойти это может не так быстро, как этого требуют жесткие реалии мировой и региональной политики.
В самом механизме «адресации» присутствует определенная технология, позволяющая этому механизму работать в условиях политической стабильности и восстанавливаться после политических кризисов. Это технология «мифологических закладок», которые делает память человека, когда отделяет один сегмент воспоминаний о прошлом, подлежащий «адресации», от другого. Роль закладок играют, чаще всего, исторические факты (события, персоны, оценочные высказывания по их поводу современников и потомков), воспоминания о которых обладают для носителей исторической памяти свойством «истины», не подлежащей кри-
тике, а, тем более, пересмотру, ни при каких обстоятельствах. Это то, что в прошлом было «на самом деле», уверенность либо сомнение в чем выдает в носителях исторической памяти представителей либо одной, либо разных ее «адресаций». А, значит, партнеров либо соперников по социальным практикам.
«Адресация» выстраивается в сознании человека от одной «закладки» к другой. Эта технология обеспечивает структурную общность исторической памяти у тех ее носителей, одни из которых в ее формировании ориентировались на научные исторические знания, а другие на популярные в современных обществах источники «альтернативной истории». Технология «закладок» позволяет всем им чувствовать себя достаточно уверенно в качестве соучастников социальных практик и взаимодействовать в пользовании ресурсом исторической памяти, как общим для них ресурсом, конкурировать за этот ресурс и, одновременно, наращивать его.
Даже если процесс формирования исторической памяти у отдельного человека происходил бессистемно, такого рода «мифологические закладки» придают ей системный вид. По крайней мере, в глазах самого ее носителя. На этом основана его уверенность, что он помнит о прошлом то, что необходимо помнить и даже больше того, что о прошлом говорит «официальная наука». А это побуждает носителей исторической памяти верить в то, что они таковыми были, есть и будут при любых жизненных обстоятельствах.
